Плохие новости – главный враг хорошего пищеварения. А человек с дурным пищеварением – дурной человек. Об этом постоянно твердит королевский лекарь Сапулса. Мудрый старик и дело свое знает. Он двадцать лет верой и правдой прослужил Илгалийскому князю, не раз доказав свою преданность. И был прислан к королевскому двору Тиронги, само собой в счет карточного долга. Так вот Сапулса не рекомендует выслушивать министров непосредственно перед принятием пищи. Но особенно сильно он настроен против маркиза Гизонги. Львиная доля всех желудочных колик, которыми страдал король, произошла как раз после докладов, сделанных главным казначеем.
– Какие-нибудь новости? – спросил Юлейн, стараясь держать себя в руках. Пронеслась безумная мысль: а не уточнить ли у Непестоса, как отнесутся звезды к убийству главного казначея? Или у него даже там, наверху, есть крепкие связи?
– Новостями это не назовешь, – рассудительно заметил маркиз. – Все то же, все о том же. Деньги в казне кончились, ваше величество.
Деньги – это то, что изредка проходит через наши руки по пути в государственную казну.
Король затосковал. Отсутствие денег действительно не являлось новостью, однако же какое свинство – вваливаться в трапезную буквально за минуту до обеда, чтобы снова толочь воду в ступе. Что это изменит? Деньги, что ли, появятся?
– Народ недоволен, – продолжал упрямый маркиз. – Не сегодня завтра могут начаться волнения. Я бы просил ваше величество выслушать главного бурмасингера. У него чрезвычайное сообщение.
– Само собой – неприятное, – язвительно заметил король.
– Само собой, – согласился Гизонга. – В наше время других не бывает.
Обед отодвигался на неопределенное время, и Юлейн чувствовал себя словно рыба, которую вытащили из воды, выпотрошили и бросили на раскаленную сковородку. Он жалобно посмотрел на своего мучителя, но казначей оставался непреклонным. Вот уже десять с лишним лет чуть ли не каждый день король смотрит на него, как осужденный на топор палача. Это сущие пустяки, если сравнивать, скажем, с отцом нынешнего монарха. Нумилий Второй, не зря прозванный Кровавым, никогда и ни на кого не глядел, словно затравленная серна. И сообщать ему об отсутствии наличности в государственной казне было равносильно тому, чтобы зайти в пещеру к дракону, которого замучили блохи. Сожрет и не подавится. Даже не заметит.
А государственная казна – это такое удивительное место, в котором никогда не бывает наличности. Даже если она туда и попадает по чистой случайности, то тут же исчезает с фантастической скоростью. Иногда говорят, что деньги тают, будто снег на ярком солнце. Ерунда. Полнейшая чушь. Процесс таяния снега доступен для наблюдения невооруженным глазом. Любой человек успеет заметить, как сверкающие белоснежные горы, похожие на сахарные головы, превращаются в грязноватые лужицы. Процесс исчезновения денег абсолютно неподконтролен. Что ужасно раздражало Нумилия Второго.
Маркиз Гизонга двадцать два года делал ему неутешительные доклады, но все-таки остался жив и даже здоров. Отточив свое мастерство в непрерывном общении с Кровавым королем, с Благодушным он мог справиться одной левой. Даже как-то неловко было.
Не дожидаясь, пока государь переборет свои страдания настолько, чтобы отдать вразумительный приказ слугам, главный казначей коротко буркнул что-то ожидавшему у двери лакею. Тот распахнул створки и согнулся в поклоне, будто его перерубили пополам.
Графу да Унара – начальнику Королевской Тайной Службы, кланялись только так. Этот стройный, всегда тщательно завитой и надушенный, изысканно одетый человек с приветливым выражением лица вызывал у большинства людей страх до дрожи в коленях и холодного пота. Он вовсе не был чрезмерно жесток или коварен, но ореол абсолютной власти осенял его и делал существом особенным, близким к небожителям. Ведь только боги знают про людей всю их подноготную. Но богам до этой подноготной нет никакого дела. А вот граф да Унара не просто знал все про любого человека в Тиронге и про каждого второго за ее пределами, но в любой момент мог использовать это свое знание.
Справедливости ради нужно заметить, что он был чужд эмоций и никаких личных симпатий или антипатий не имел. Что бы ни делал начальник Тайной Службы, он делал это исключительно в интересах государства. Но при этом выходило, что граф ценил людей не более чем фигурки на шахматной доске и с легкостью расставался даже с самой значимой, если это сулило выигрыш. Ему прекрасно было известно, что его сравнивают со смертельно ядовитой змеей, которая редко, но всегда безошибочно выбирает себе жертву. Да Унара считал эти слова высшей похвалой.
Господин Фафут, главный бурмасингер Булли-Толли, протиснулся в двери боком, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Он был простым человеком, во дворце чувствовал себя неуютно, не в своей тарелке и абсолютно не видел смысла в своем присутствии при разговоре графа с королем.
Если его начальник напоминал змею, то главный бурмасингер более всего походил на невыспавшегося медведя, которого заставили ходить на задних лапах. Он топтался за спиной графа, но если и хотел там спрятаться, то из этой затеи ровным счетом ничего не вышло.
Король подумал, что его обложили со всех сторон, загнали и сейчас начнут мучить длинными серьезными разговорами. Этикет в таких случаях предписывал принимать величественный и грозный вид, изображать благосклонное внимание и не забывать об осанке. Ибо именно осанка отличает монарха от подданных.
– Давайте без церемоний, господа, – предложил Юлейн, выпрямляясь в кресле. – Будем экономить время и силы, раз уж мы не умеем экономить деньги.
Экономия – искусство тратить деньги, не получая от этого никакого удовольствия.
Арман Салакру
Сие легкомысленное «мы» задело и главного казначея, и графа да Унара. Не то чтобы они совсем не были причастны к стремительному таянию снегов… простите, государственных средств. Но все же до обожаемого повелителя им было ох как далеко. Только бурмасингер Фафут нисколько не чувствовал себя обиженным. О том, что он совершенно не умеет экономить деньги, ему каждый божий день твердили и жена, и теща, и сестра – тощая, перезрелая девица, которую никак не удавалось выдать замуж.
– Что ж, ваше величество, – легко согласился граф, – будем экономить время. И в целях этой экономии я не стану приводить многочисленные факты, зачитывать вам доносы преданных ваших слуг и сообщения, полученные мною из-за рубежа. Скажу коротко – в стране назрела смута. Не зреет, мой повелитель, а уже назрела и вот-вот прорвется восстанием, которое сметет все на своем пути.
– Вы хотите сказать, что моя армия и весь тайный сыск, на который уходит уму непостижимая сумма, ничего не могут сделать? – возмутился король.
– Может, – мягко ответил да Унара. – Но я поставлю вопрос иначе. Вам действительно нужен бунт? Вам нужны обезумевшие толпы народа, громящего Тиронгу? Вам нужны орды захватчиков, которые на сей раз не упустят выгодный момент и обязательно примут участие в дележе такого лакомого пирога, каким является ваша страна? И вам хочется потом, спустя годы, заново отстраивать государство на пепелище?
Благодушный подергал воротник дрожащей рукой. Кружевная ткань не поддавалась, и ему пригрезилось, что это смерть душит его костлявыми пальцами. Вот сейчас надавит посильнее – и конец, «король умер, да здравствует король!».
– Неужели все так серьезно? – выдохнул он почти шепотом. – И никакого выхода?
– Выход всегда есть, государь, – вкрадчиво улыбнулся граф. – Только по этой причине мы с маркизом и решились обеспокоить ваше величество. Не в нашей компетенции принимать столь серьезные и важные решения, ведь дело касается, как-никак, вашего ближайшего родственника. Принца крови, сколь сие ни прискорбно.
Тщательнее всего следует выбирать врагов.
Оскар Уайльд
– Это вы о ком? – встревожился король.
Он подумал: а вдруг боги услышали его мольбы, и сейчас министры предложат убить князя Люфгорна и его мерзкую сестрицу заодно. Зачем бы убивать князя для решения накопившихся проблем, Юлейн даже представить себе не мог, но уж очень хотелось.
– Речь идет о мессире Зелге Галеасе Окиралла, герцоге да Кассар, – ответил почему-то главный бурмасингер.
И его величество в который раз удивился, насколько этот человек похож на огромного медведя. Вот и голос такой же. Не голос – настоящий рык…
Он понял также, что теперь пообедать со вкусом наверняка не удастся, а о вдумчивом чтении «Королевского паникера» даже речи быть не может. И, уже капитулировав перед обстоятельствами, спросил без всякой надежды на ответ, а так, по инерции:
– Результаты позавчерашней паялпы никто не знает?
Министры обменялись короткими, но весьма красноречивыми взглядами – у них паялпа давно сидела в печенках, ибо постоянно проигрывающий Юлейн делал тем не менее воистину королевские ставки.
Лакей, дежуривший у двери и подслушивавший в пользу графа да Унара даже тогда, когда граф сам присутствовал при разговоре, вытянул шею, явно небескорыстно интересуясь исходом поединка. Неожиданно и с непередаваемой грустью в голосе ответил господин Фафут:
– Я знаю. Из виантийца сделали отбивную котлету, и ведь кто?! Не чемпион Гару, а никому не известный минотавр из каких-то Малых Пегасиков. – И, уж совершенно не сообразуясь с обстоятельствами и лицами, принимающими участие в беседе, пожаловался: – Я такую прорву денег просадил из-за этого минотавра, что теперь хоть домой не возвращайся.
По крайней мере еще один человек среди присутствующих полностью разделял отчаяние бедного бурмасингера.
* * *
Таинственный господин Думгар дважды сказал чистую правду: и про то, что троглодитусы любят хмельной сидр, и про то, что пьяницы из них никудышные.
Дайте мне точку опоры, и я произнесу тост.
Алекс. Ратнер
Спустя час после трагического происшествия у дверей герцогского дома, минут через сорок после того, как назвавшийся троглодитусом субъект призывал на голову старосты Иоффы все небесные кары и тридцать три несчастья в придачу, через полчаса после того, как его, упирающегося и пыхтящего, староста силком дотащил до харчевни «На посошок», они уже были не разлей вода друзьями. Ящероподобное существо по имени Карлюза неоднократно успело выпить с Иоффой на брудершафт, просветить относительно самых модных в Сэнгерае тостов и застольных речей и начало посвящать нового товарища во все свои сердечные тайны, а также мечты и планы на будущее.
Вышколенный господином Думгаром, Иоффа не пропускал мимо ушей ни одного слова, все мотал на ус и пытался привести в систему кучу разрозненных сведений, коими так и сыпал подвыпивший троглодитус.
– Так откуда ты явился, чучел? – ласково спрашивал он, подливая Карлюзе сидра.
– Из подземелий Сэнгерая. Подземелья у нас – ууу-уу! – И троглодит повел лапкой в сторону окна, изображая неохватность подземных просторов. Если, конечно, о подземельях так вообще можно говорить.
– И что, у вас там все такие – в беретках и хвостатые?
– Почему все? – изумился Карлюза. – Я представлен единственный в своем роде. Гордость семьи и надежда королевства У меня способности. Врожденные. Не веришь? – И он истово стукнул себя лапкой в грудь.
– Верю-верю. Ты пей, пей, не стесняйся. – И староста незаметно махнул трактирщику, призывая его нести новый кувшин.
К слову: никто в харчевне «На посошок» – а была там целая толпа пьющего народа – не удивился появлению Карлюзы и не бросил в его сторону ни одного косого взгляда. Словно заезжие троглодитусы только и знали, что смаковать сидр и беседовать по душам с подданными герцога да Кассар.
– Ты сумочку мою куда дел? – подозрительно спросил Карлюза. – Ты у меня ее отобрал, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59