– В любое время, в морге.
– Медицинская экспертиза уже проведена?
– Проведена.
– Так кто же все-таки убил моего сына?
– Пока не знаем.
– Но хоть какая-то надежда на выявление убийцы есть?
– Надежда, говорят, умирает последней, – невесело ответил Бирюков.
От разговора с Гусяновым у Антона осталось смутное чувство. На все вопросы Семен Максимович отвечал вроде бы искренне и убедительно. В то же время в некоторых его ответах проскальзывали едва приметные нотки то ли какой-то нарочитости, то ли умышленной недосказанности. Бирюков посмотрел на молчаливо сидевших Лимакина с Голубевым и спросил:
– О чем задумались, ясны соколы?
– О необъяснимых гримасах жизни, – со вздохом ответил следователь.
Голубев оживился:
– Знаешь, Игнатьич, у Семена Максимовича угнетающий, как у гипнотизера, взгляд.
– Чем он тебя загипнотизировал?
– Гипнозу я вообще не поддаюсь, а вот отрицательную энергию людей с нечистой совестью чувствую на расстоянии.
– Чувствовать, Славочка, мало. Желательно иметь еще и доказательства.
– Само собой! Я к чему, Игнатьич, говорю. Сейчас вот, рассказывая о своей супруге, Семен Максимович уставился на меня свинцовым взглядом. Точно такой взгляд я ощущал на себе, когда стучался в ворота «Белого дома». Могу держать любое пари: это Гусянов тогда наблюдал за мной из-за шторы.
– Не Анна Сергеевна?
– Нет. Она хотя и нахамила мне, но душа у нее чище, чем у Семена Максимовича.
– Слушай, душевед, – с улыбкой сказал Лимакин. – Может, тебе податься в экстрасенсы? Теперь шарлатанство в моде. Шутя разбогатеешь.
– Не подначивай. Сам разве не заметил, что Гусянов под маркой объективности изобразил сынка прямо-таки безобидной овечкой?
– Родителям свойственно ошибаться в оценке своих детей.
– Сознательные ошибки хуже преступления, – Голубев повернулся к Бирюкову. – Как думаешь, Игнатьич?
– Так же.
– Почему ты заинтересовался карабином?
– Нарезные стволы с оптическим прицелом – удобное оружие для киллеров. Можно издалека подстрелить заказанную жертву.
– Считаешь, Вован хотел на лосях набить руку в стрельбе из карабина с оптикой, чтобы потом стать наемным убийцей?
– Не знаю, чего он хотел, но, по-моему, лоси – это ширма. Трудно поверить в то, что человек, никогда не охотившийся даже на безобидных уток, вдруг вознамерился выйти против зверя, который при малейшей оплошке может превратить охотника в кровавое месиво.
– Он же намеревался привлечь в компанию опытного снайпера Егора Захаровича, – сказал Лимакин и, посмотрев на Голубева, спросил: – Старик не рассказывал тебе об этом?
– Ни словом не обмолвился.
– Не возник ли на этой почве между ними конфликт…
– Какой?
– Допустим, Егор Захарович отказался, а привыкший к потаканию Вован затаил на старика обиду.
– Ты, Петя, настойчиво сбиваешь меня на свою версию.
– Хочу поставить все точки над «i», чтобы потом к ней не возвращаться.
– Что предлагаешь?
– Повстречайся еще раз с Егором Захаровичем и выясни этот вопрос до конца.
– Сам хочешь сачкануть?
– Могу и сам, но тебе сподручней. Ты ведь в Раздольном стал почти своим человеком…
Разговор прервала эксперт-криминалист Тимохина, Проведенное ею исследование дроби оказалось сенсационным. Дробинки, взятые у Егора Захаровича, ничего общего не имели с дробью, которой был застрелен Владимир Гусянов. Зато дробь из патронов Куделькина и Кафтанчикова по калибру и химическому составу была идентична смертоносному заряду, оборвавшему жизнь председательского сына.
Недолго думая, Голубев в собственной «иномарке», как он называл свой «Запорожец», тут же вторично отправился в Раздольное.
Глава XIII
Подъезжая к «Брызгам шампанского», Голубев перво-наперво увидел Ромку Удалого, что посчитал хорошей приметой. Мальчишка в новом джинсовом костюмчике, со школьным ранцем за плечами, сидел на крыльце таверны и сосредоточенно раскупоривал плотную упаковку жевательной резинки. Припарковавшись между заезжими «Мерседесом» и «Таврией», Слава подсел к своему старому знакомому. Подмигнув, спросил:
– Как оно, ничего, студент?
– Все так же, – важно ответил Ромка. – Сегодня первый раз сходил в шестой класс.
– Какие новые знания почерпнул?
– Никаких. Пройденное повторяли, щас вот сеструха жвачку подарила. – Ромка один пластик протянул Голубеву. – Пожуй, она мятная.
– Спасибо, – разворачивая обертку, сказал Слава. – Мирно теперь с сестрой живешь?
– Нормально. Когда в гражданской одежке хожу, Лизка не сердится. Она теперь у нас живет. Боится, что в своем доме пристрелят.
– Кто?
– Урки.
– Какие?
– Блатные, наверно, или фиг их знает. А ты зачем опять приехал?
– За новостями.
– Нашел, где новости искать… Про то, как Кеша Упадышев Грине Замотаеву кувалдой съездил, слыхал?
– Слышал.
– Ну, а больше со вчерашнего дня ничего интересного не было.
– Об убийстве Гусянова что говорят?
– Туда, мол, ему и дорога.
– Ты тоже так считаешь?
– Не-е, я маленько жалею Володьку. Мне он особо плохого не делал. Один раз даже давал из своего снайперского карабина пальнуть.
– Серьезно?! – будто удивился Голубев.
Ромка с усмешкой посмотрел на него:
– Чо я, врун, что ли?..
– Во что стрелял?
– В пустую бутылку. Со ста метров вдребезги разнес пулей.
– Ого!
– Чо «ого»?.. Снайперка, знаешь, как здоровски приближает цель? Лучше, чем бинокль.
Слово за словом Голубев узнал, что в начале лета дед Егор Ванин и Володька Гусянов с карабином пошли из деревни к лесу. Ромка на велике увязался за ними. Дорогой дед Егор рассказывал Володьке, как надо стрелять из снайперского оружия. Чтобы не мазать, главное, мол, правильно определить расстояние и точно по нему установить оптический прицел. За околицей деревни Гусянов, увидев сидевшую на вершине березы ворону, спросил старика: «Сколько метров до той вон птицы? Сто пятьдесят пли двести?» – «Пожалуй, все триста будут», – прищурившись, ответил дед Егор. «Можешь ее сшибить?» – «Попробую». Старик вложил в карабин взятый у Володьки патрон, покрутил чего-то на карабине и прицелился. Не больше, чем через три секунды, бабахнул выстрел, и ворона, кувыркаясь между ветвей, шмякнулась с вершины. Володька, не поверив своим глазам, сказал Ромке: «Ну-ка, Шустряк, сгоняй по-быстрому к березке. Если найдешь пташку, тащи ее сюда». Ромка на велике мигом скатался за вороной. Та, пробитая пулей насквозь, даже не трепыхалась. «Ну, ты мастак, дед Егор! – удивился Володька, разглядывая мертвую птицу. – Если бы я умел так стрелять, стал бы большим авторитетом». После этого достал из кармана поллитровку пива, махом выпил ее из горлышка и попросил Ромку поставить пустую бутылку на пень, до которого, по определению деда Егора, было сто метров. Когда Ромка вернулся, Гусянов загнал в карабин пять патронов, лег на траву и раз за разом стал палить мимо бутылки. «Мазила!» – засмеялся Ромка. «Не мыркай, Шустряк! – огрызнулся Володька. – Попробуй, сам попади с такой дали». – «Давай, попаду!» – «А если не попадешь, я тебе щелбанами на лбу шишку набью. Идет?» – «Идет!» – заявил Ромка и по подсказке деда Егора, как целиться и как нажимать спусковой крючок, с первого выстрела расхлестал бутылку на кусочки.
– Что после было? – спросил Голубев.
– Ничего. От зависти Володька по макушке мне щелбан врезал и все.
– Больше не стреляли?
– Не-а. Дед Егор посоветовал Володьке перед стрельбой не выпивать. Я подобрал пустые патроны для забавы и покатил на велике домой.
– Можешь мне из тех патронов хоть один подарить?
– Могу. Ты где будешь?
– Или в таверне, или у деда Егора Ванина.
– Ладно, я к деду Егору принесу…
Пока Голубев разговаривал с Ромкой, хозяева «Мерседеса» и «Таврии» отправились продолжать свой путь. Воспользовавшись отсутствием в таверне посетителей, Слава решил переговорить с Лизой и познакомиться с шашлычником Закаряном.
Лиза встретила улыбчиво, но синие глаза на ее миловидном лице выдавали внутреннюю настороженность. Заказав чашку кофе, Слава пристроился у стойки и завел банальный разговор о пустяках. Поболтав о том о сем, ненавязчиво переключился на убийство Гусянова. И тут Лиза почти огорошила его.
– Вы знаете, кажется, я видела Володькиного друга в Кузнецке, когда жила там, – неуверенно сказала она.
– При каких обстоятельствах? – стараясь не выказать повышенного интереса, спросил Слава.
– По-моему, он был телохранителем у моего мужа.
– У Валерия Падунского?
– Естественно.
– Почему раньше этого не вспомнили?
– Потому, что и сейчас сомневаюсь. У того парня, на которого похож Володькин друг, не было шрама на щеке.
– Как звали «того парня»?
Лиза пожала плечами:
– Вокруг мужа тусовалась большая свора охранников, но ни с кем из них Падунский меня не знакомил.
– Вас они разве не охраняли?
– Я только с мужем на люди выходила. И то не очень часто. Лишь на презентации да иногда за женскими вещами в магазин.
– А пистолет у Падунского не видели?
– Был какой-то с коричневой ручкой и желтенькими патронами. Он ни на минуту с ним не расставался. Даже, когда ложился спать, под подушку прятал.
Кроме этих двух «эпизодов», ничего нового Голубев от Лизы не узнал. Шашлычник Закарян оказался типичным армянином, прижившимся в Сибири. Невысокого роста, большеносый и смуглый, он только удивленно выкатывал черные глаза, сокрушенно качал головой и часто приговаривал: «Жалко, понимаешь, Володьку, очень жалко». Занятый организацией юбилея тестя, Хачатур не видел Гусянова в последний его приезд, и о том, с какой целью на сей раз тот заявился в Раздольное, шашлычнику было неизвестно.
Неожиданно в таверну вошел жизнерадостный здоровяк Кафтанчиков. Закарян тотчас угодливо обратился к нему:
– За шашлычком, Василич?..
– Шашлыками ты вчера меня до икоты накормил, – басовито ответил бритоголовый богатырь. – Сегодня сватья пообещала приготовить к обеду добытых мною крякв. Утка, говорят, посуху не ходит. Стало быть, к ней необходима «Столичная» примочка, чтобы обеспечить качественное пищеварение, – Василий Васильевич хитро посмотрел на Голубева. – Для настоящего охотника обед без стопки, что свадьба без музыки.
– Это точно! – подхватил иронию Слава. – Как говорил один хохол: «Год не пей, два не пей, но перед борщом обязательно выпей». А борщ у него на столе – каждый день.
Кафтанчиков громко захохотал.
– Хорошо ли сегодняшнюю зорьку провели? – спросил Слава.
– Посредственно. Вчерашним вечером шашлыков объелся, да и патроны у меня, прямо сказать, больше для зайцев подходят, чем для уток.
– Надо было перед сезоном утиными запастись.
– Теоретически – да, а практически приходится брать то, что в охотничьих магазинах продают. Объехал все новосибирские точки. Кругом одно и то же. Пришлось отовариться в ближайшем от своего дома фирменном магазине.
– Это где?
– Возле цирка.
Заведя разговор о патронах, Кафтанчиков ничуть не стушевался. Голубеву даже подумалось, что Василий Васильевич сделал это умышленно, чтобы отвести от себя подозрение. Дескать, попробуй доказать мою причастность к убийству, если во всех охотничьих магазинах продаются одинаковые патроны. Расплатившись с Лизой, Кафтанчиков сунул в карманы пиджака две четвертинки «Столичной» и как ни в чем не бывало обратился к Голубеву:
– Что интересного откопал в отношении гибели председательского сына?
– Пока остаюсь при своем интересе, – с улыбкой увильнул от конкретного ответа Слава.
– Если убийство заказное, не трать зря силы. Ничего не раскопаешь, – авторитетно пробасил Василий Васильевич. – В Москве, гляди, сколько известных людей загубили, но ни заказчиков, ни исполнителей до этих дней не нашли.
– У нас – не Москва. Здесь проще.
– Как сказать. До выхода на пенсию я работал коммерческим директором в фирме «Светоч» и имел неосторожность ввязаться в борьбу с незаконными акционерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28