Хозяйки, бренча ведрами, доставали из колодцев воду и грозными окриками вперемешку с незлобивым матом успокаивали нетерпеливую скотину.
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала –
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.
– Не спешите в бой, друзья. Еще успеете напоздравляться, – сказал Бирюков и спросил Егора Захаровича: – В каком месте у таверны стояла вчерашним вечером серая автомашина?
Егор Захарович показал на асфальте темное пятно возле крыльца:
– Вон, кажись, из нее масло накапало.
Антон повернулся к Тимохиной:
– Лена, возьми пробу на химический анализ. Надо идентифицировать с тем маслом, что обнаружили на луговой дороге.
Видимо услышав разговор, из двери таверны выглянула синеглазая миловидная блондинка и, словно испугавшись, тотчас исчезла за дверью.
– Лиза! – окликнул старик.
Девушка появилась вновь:
– Что такое?..
– Вот, по нашему сигналу целый взвод милиции во главе с прокурором нагрянул.
На тревожном лице девушки мелькнуло недоумение:
– А я-то здесь с какого боку?.. Это же вы, дед Егор, панику насчет убийства подняли.
– Дак, ведь и вправду Володьку Гусянова застрелили.
– Кто?!
– Бог его знает. Убийца не оставил свой паспорт.
– Какой ужас! Ну, теперь начнется тарарам… – девушка, будто спохватившись, прикрыла ладонью накрашенные губки.
– У вас найдется что-нибудь перекусить для нашей бригады? – стараясь сменить тему, спросил Бирюков.
– Только «Сникерсы», кофе да фрукты: яблоки, апельсины, бананы.
– Бананы – пища обезьян, – улыбнулся Голубев. – Нам бы чего-то посущественней, наподобие шашлыков.
– Весь шашлычный запас Хачик с утра сегодня перетаскал к тестю на юбилей. Кузнец всю родню собрал, – девушка скосила взгляд в сторону усадьбы Одинеки. – Слышите, какой сабантуй там творится…
– Если часик-полтора обождете, такую утиную похлебку сготовлю – пальчики оближете, – предложил старик Ванин.
– Спасибо, – отказался Бирюков. – Перебьемся «Сникерсами» с кофе да покорившими Россию бананами.
– Смотрите, а то я мигом ужин сварганю.
– Не беспокойтесь, Егор Захарович. Нам не привыкать…
Отделанный под русскую старину просторный зал таверны покорял безупречной чистотой и своеобразным уютом. На двух широких, тоже в старинном стиле, деревянных столах, вытянувшихся параллельно друг другу, стояли вазы с фруктами и высокие фужеры на тонких ножках. В дальнем конце зала располагался бар, где можно было выпить и перекусить у стойки. Обширные полки бара были заставлены фасонистыми бутылками заморских вин, пирамидками баночного пива и прозрачными пластиковыми пузырями с напитками разных мастей. Одну из нижних полок занимали красочные блоки импортных сигарет, другую – низкорослые шеренги водочных четвертинок, на этикетках которых под фирменной надписью «Столичная» гордо красовался двуглавый орел. На стойке возвышались стационарная кофеварка и миксер для приготовления коктейлей.
– У вас, как в приличном ресторанчике, – рассматривая полки, сказал Бирюков.
Взявшаяся варить кофе Лиза смущенно улыбнулась:
– Стараемся.
– Жаль, что выпивки больше, чем закуски.
– Национальная черта. И при советской власти было так. Водки – хоть залейся, а закусить – чем придется.
– Много посетителей бывает?
– Когда как. Иногда густо, а в другой раз, как сегодня, почти пусто. Всего человек десять с трассы завернули, и тех толком покормить было нечем.
– А свои селяне не заходят?
– Свои лишь хлеб свежей выпечки покупают да водку.
– Хлебопекарню имеете?
– Пекарня у бывшего нашего хозяина, Богдана Куделькина. Мы только продаем.
– Почему сменился хозяин?
– Не знаю. Это его проблемы.
– Кто из хозяев лучше: старый или новый?
– Какая нам разница. Деньги платят и ладно.
– Много?
– Коммерческая тайна, – на левой щеке Лизы появилась и сразу исчезла кокетливая ямочка. – На жизнь хватает.
– Грабителей с большой дороги не боитесь?
Лиза мгновенно выхватила из-под стойки газовый пистолет:
– Руки вверх!
– Сдаюсь, – шутливо испугался Бирюков и захохотал. Просмеявшись, иронично сказал: – Очень грозное оружие для рэкетиров.
– Настоящие рэкетиры к нам не заглядывают. Не хотят мелочиться. Больше миллиона за день у нас выручки не получается, – словно извиняясь за не совсем удачную шутку, виновато проговорила Лиза и, спрятав пистолет на место, вздохнула: – Но одного заросшего волосатика я этой хлопушкой сбила с копытков. С игрушечным детским автоматом, идиот, на меня буром попер, а я, не будь слабоумной, прямо в ноздри ему пшикнула. Ахнулся об пол так, что сама чуть не до смерти перепугалась. Думала, не очухается. Ничего, отдышался. От стойки до двери на четвереньках полз, а от крыльца драпанул к трассе с такой прытью, аж длинные космы на ветру развевались.
– Вы, оказывается, смелая.
– Как сказать… Инстинкт самосохранения сработал, – потупившись, ответила Лиза и неожиданно предложила: – Хотите, раздобуду для вас по шашлыку?..
– Где их возьмете?
– Хачик оставил в холодильнике полсотни заготовленных шампуров с мясом. На завтрашний день, для своих гостей. Отделю у него немножко.
– Если отделите, не откажемся.
– Сейчас скажу кухарке, чтобы срочно приготовила.
– У вас, кроме Закаряна, кухарка в штате есть?
– У нас, как в Греции, все есть. Не хватает только денег в достаточном количестве.
Лиза улыбнулась и торопливо ушла на кухню. Бирюков присел за стол, где уже расположились остальные участники оперативной группы.
– Шустрая девушка… – сразу сказал Голубев.
– Не зря у нее фамилия Удалая.
– А в синих глазенках – тревога. Заметил?
– Заметил.
– Она, по-моему, вообще не хотела нас кормить, но почему-то вдруг передумала.
– Вероятно, сообразила, что сытые оперативники добрее голодных, – с улыбкой сказал Бирюков и сразу посерьезнел: – Когда поужинаем, я останусь расплачиваться и поговорю с ней с глазу на глаз.
– А нам с Лимакиным чем заняться?
– Попробуйте разыскать Семена Максимовича Гусянова и фермера Куделькина.
Шашлыки из молодой баранины, приготовленные по правилам кавказской кухни, были объемистыми и вкусными. Свежеприготовленный кофе тоже оказался хорош. От «Сникерсов» и фруктов все единогласно отказались. Оставшись один, Бирюков стал расплачиваться за ужин. Лиза, не пересчитывая, сунула деньги в кармашек белого передника и тихо спросила:
– Это правда, что Володьку Гусянова застрелили?
– К сожалению, правда, – ответил Бирюков и попросил девушку присесть.
Чуть отодвинув от стола массивный стул, она села напротив Антона. Потупившись, вздохнула:
– Какой ужас… Не к добру он вчера прямо из кожи лез, веселился. Шампанскими пробками в потолок стрелял – не успевала бутылки подносить. Местных алкашей Упадышева с Замотаевым напоил так, что те, забулдыги, не могли в открытую дверь попасть. Раза три об косяки боками бились.
– Гусянов вместе с ними в таверну пришел?
– Нет, Володька приехал из Кузнецка с другом. Машину оставили у крыльца и сразу – за стол. Взяли по бутылке шампанского. Только наполнили фужеры – Кеша с Гриней нарисовались. Я хотела их вытурить, чтобы не зловонили перегаром, но Володька сказал: «Отстань от мужиков. У меня с ними будет серьезный деловой разговор».
– И о чем же они говорили?
– Не слышала. Я за стойку ушла, да еще Володька попросил включить магнитофон.
– Друг Гусянова участвовал в разговоре?
– Нет, тот молча опустошал фужер за фужером. Иногда что-то буркал, вроде смешил.
– Как он выглядит?
– Здоровый слон. Подстрижен по-крутому. На правой щеке от уха до подбородка заросший шрам, как будто ножом полоснули. Володька называл его Крупа, а он Володьку – Вован. Голос грубый, словно простуженный.
– На гулянке у Одинеки какой-то бас…
Лиза не дала Антону договорить:
– Нет, это сват кузнеца частушки пел. Высокий бритоголовый здоровяк лет под шестьдесят. Приехал из Новосибирска поохотиться на наших лугах. Вчера утром заходил в таверну. На пару с Хачиком распили четушку водки под шашлык.
– А сегодня на утренней зорьке он не охотился?
– Может, и охотился. Сабантуй у Одинеки начался с обеда. Теперь прогудят до полночи.
– Сколько Гусянову было лет?
– Двадцать пять. Володька ровесник моему старшему брату Андрею.
Задавая вопрос за вопросом, Бирюков узнал, что самой Лизе недавно пошел двадцать первый год. После школы она уезжала в Кузнецк. Работала там продавщицей в коммерческой палатке. Выходила замуж, но неудачно. Бросила все и вернулась в Раздольное. Здесь купила небольшой домик рядом с усадьбой родителей и живет в нем одна. В шашлычной работает со дня ее открытия. Пригласил Богдан Куделькин. Пока шашлычная принадлежала Богдану, заработок зависел от выручки. Часто получалось до миллиона в месяц. Теперь, когда стала «таверна», Семен Максимович больше пятисот тысяч не платит, хоть разбейся. В таверну перекрестил шашлычную Володька Гусянов. Название, конечно, как корове седло, но с дурака взятки гладки. Причиной для переименования явилось то, что Володьке нравились песня «В таверне веселились моряки» и мелодия танго «Брызги шампанского». Вот они смешал кислое с пресным. Доволен был этим, как малый ребенок. Нигде, мол, такого названия нет. Главным в таверне считается Хачик. Он ведет учет расходов и доходов. Мясом, продуктами и всем прочим товаром обеспечивает Гусянов-отец, а выручку полностью забирает сын. Вчера Володька не брал из кассы ни рубля, а расплачивался за выпивку новенькими стотысячными купюрами. Он строго соблюдал заведенный им же самим железный порядок: бесплатно в таверне ничего не брать. Даже за пустячную жевательную резинку всегда платил.
– Говорят, Гусянов был неравнодушен к вам, – сказал Бирюков.
Лиза поморщилась:
– Ой, знаете, неравнодушных здесь хватает. Только я обожглась с замужеством в Кузнецке. Теперь не клюю ни на какие посулы. Еще прошлую ошибку не забыла. Как вспомню, так вздрогну. А уж связаться с Володькой Гусяновым – это сверхглупость.
– Почему?
– Потому, что такие беспардонные циники и тунеядцы рождаются раз в сто лет.
– Чем он занимался в Кузнецке?
– Насколько поняла из его трепа, официально числился механиком в какой-то липовой конторе. На самом же деле с бандой таких же трутней, как сам, прикрывал кого-то из крутых бизнесменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
А во дворе большого дома через усадьбу от фермерского хозяйства Богдана Куделькина бушевала в самом разгаре разухабистая гулянка. Под виртуозные переливы гармони и гулкий топот ног звонкоголосая плясунья залихватски сыпала частушку:
Ты пляши да ты пляши,
Ты пляши – ногами ладь!
Овечка топала – пропала,
И тебе не миновать!.. Об-ба-а!..
Частушечную эстафету подхватил басовитый мужской голос:
Меня маменька рожала –
Вся деревня задрожала.
Тятька бегает, орет:
«Какого черта Бог дает?!»
– Ефим Одинека шестидесятилетие справляет. Приглашал меня поиграть на тальянке, но я из опасения, что засижусь на зорьке, отбоярился, – сказал Егор Захарович и прислушался: – На хромке наяривает Андрей Удалой. Отчебучивает припевки сноха Ефимова, а мужчину не могу узнать по голосу. Наверно, из приезжих гостей.
Слава Голубев улыбнулся:
– Вот и верь после этого, что от непродуманной реформы крестьяне стали плохо жить.
– Мы никогда хорошо не жили, но гулять всегда гуляли на полную катушку, – тоже с улыбкой ответил старик. – Так что, никакие причуды реформаторов нам не страшны. Любые напасти перепляшем.
– Ты, дед Егор, в самое яблочко попал! – бодро проговорил Кеша Упадышев. – Нам – была бы водка, а реформы всякие для нас – трын-трава. – И весело подмигнул мрачному Замотаеву. – Не хмурься, Гриня. Щас мы с тобой зайдем к Одинеке. Проздравим Ефима Иваныча с юбилеем. Глядишь, и на душе полегчает, словно сам боженька по ней босиком пробежится.
– Пинком под зад тебя проздравить бы, чтоб ты, проглот, кубарем пробежался, – сердито протянул Замотаев, но взгляд его заметно повеселел.
– Не спешите в бой, друзья. Еще успеете напоздравляться, – сказал Бирюков и спросил Егора Захаровича: – В каком месте у таверны стояла вчерашним вечером серая автомашина?
Егор Захарович показал на асфальте темное пятно возле крыльца:
– Вон, кажись, из нее масло накапало.
Антон повернулся к Тимохиной:
– Лена, возьми пробу на химический анализ. Надо идентифицировать с тем маслом, что обнаружили на луговой дороге.
Видимо услышав разговор, из двери таверны выглянула синеглазая миловидная блондинка и, словно испугавшись, тотчас исчезла за дверью.
– Лиза! – окликнул старик.
Девушка появилась вновь:
– Что такое?..
– Вот, по нашему сигналу целый взвод милиции во главе с прокурором нагрянул.
На тревожном лице девушки мелькнуло недоумение:
– А я-то здесь с какого боку?.. Это же вы, дед Егор, панику насчет убийства подняли.
– Дак, ведь и вправду Володьку Гусянова застрелили.
– Кто?!
– Бог его знает. Убийца не оставил свой паспорт.
– Какой ужас! Ну, теперь начнется тарарам… – девушка, будто спохватившись, прикрыла ладонью накрашенные губки.
– У вас найдется что-нибудь перекусить для нашей бригады? – стараясь сменить тему, спросил Бирюков.
– Только «Сникерсы», кофе да фрукты: яблоки, апельсины, бананы.
– Бананы – пища обезьян, – улыбнулся Голубев. – Нам бы чего-то посущественней, наподобие шашлыков.
– Весь шашлычный запас Хачик с утра сегодня перетаскал к тестю на юбилей. Кузнец всю родню собрал, – девушка скосила взгляд в сторону усадьбы Одинеки. – Слышите, какой сабантуй там творится…
– Если часик-полтора обождете, такую утиную похлебку сготовлю – пальчики оближете, – предложил старик Ванин.
– Спасибо, – отказался Бирюков. – Перебьемся «Сникерсами» с кофе да покорившими Россию бананами.
– Смотрите, а то я мигом ужин сварганю.
– Не беспокойтесь, Егор Захарович. Нам не привыкать…
Отделанный под русскую старину просторный зал таверны покорял безупречной чистотой и своеобразным уютом. На двух широких, тоже в старинном стиле, деревянных столах, вытянувшихся параллельно друг другу, стояли вазы с фруктами и высокие фужеры на тонких ножках. В дальнем конце зала располагался бар, где можно было выпить и перекусить у стойки. Обширные полки бара были заставлены фасонистыми бутылками заморских вин, пирамидками баночного пива и прозрачными пластиковыми пузырями с напитками разных мастей. Одну из нижних полок занимали красочные блоки импортных сигарет, другую – низкорослые шеренги водочных четвертинок, на этикетках которых под фирменной надписью «Столичная» гордо красовался двуглавый орел. На стойке возвышались стационарная кофеварка и миксер для приготовления коктейлей.
– У вас, как в приличном ресторанчике, – рассматривая полки, сказал Бирюков.
Взявшаяся варить кофе Лиза смущенно улыбнулась:
– Стараемся.
– Жаль, что выпивки больше, чем закуски.
– Национальная черта. И при советской власти было так. Водки – хоть залейся, а закусить – чем придется.
– Много посетителей бывает?
– Когда как. Иногда густо, а в другой раз, как сегодня, почти пусто. Всего человек десять с трассы завернули, и тех толком покормить было нечем.
– А свои селяне не заходят?
– Свои лишь хлеб свежей выпечки покупают да водку.
– Хлебопекарню имеете?
– Пекарня у бывшего нашего хозяина, Богдана Куделькина. Мы только продаем.
– Почему сменился хозяин?
– Не знаю. Это его проблемы.
– Кто из хозяев лучше: старый или новый?
– Какая нам разница. Деньги платят и ладно.
– Много?
– Коммерческая тайна, – на левой щеке Лизы появилась и сразу исчезла кокетливая ямочка. – На жизнь хватает.
– Грабителей с большой дороги не боитесь?
Лиза мгновенно выхватила из-под стойки газовый пистолет:
– Руки вверх!
– Сдаюсь, – шутливо испугался Бирюков и захохотал. Просмеявшись, иронично сказал: – Очень грозное оружие для рэкетиров.
– Настоящие рэкетиры к нам не заглядывают. Не хотят мелочиться. Больше миллиона за день у нас выручки не получается, – словно извиняясь за не совсем удачную шутку, виновато проговорила Лиза и, спрятав пистолет на место, вздохнула: – Но одного заросшего волосатика я этой хлопушкой сбила с копытков. С игрушечным детским автоматом, идиот, на меня буром попер, а я, не будь слабоумной, прямо в ноздри ему пшикнула. Ахнулся об пол так, что сама чуть не до смерти перепугалась. Думала, не очухается. Ничего, отдышался. От стойки до двери на четвереньках полз, а от крыльца драпанул к трассе с такой прытью, аж длинные космы на ветру развевались.
– Вы, оказывается, смелая.
– Как сказать… Инстинкт самосохранения сработал, – потупившись, ответила Лиза и неожиданно предложила: – Хотите, раздобуду для вас по шашлыку?..
– Где их возьмете?
– Хачик оставил в холодильнике полсотни заготовленных шампуров с мясом. На завтрашний день, для своих гостей. Отделю у него немножко.
– Если отделите, не откажемся.
– Сейчас скажу кухарке, чтобы срочно приготовила.
– У вас, кроме Закаряна, кухарка в штате есть?
– У нас, как в Греции, все есть. Не хватает только денег в достаточном количестве.
Лиза улыбнулась и торопливо ушла на кухню. Бирюков присел за стол, где уже расположились остальные участники оперативной группы.
– Шустрая девушка… – сразу сказал Голубев.
– Не зря у нее фамилия Удалая.
– А в синих глазенках – тревога. Заметил?
– Заметил.
– Она, по-моему, вообще не хотела нас кормить, но почему-то вдруг передумала.
– Вероятно, сообразила, что сытые оперативники добрее голодных, – с улыбкой сказал Бирюков и сразу посерьезнел: – Когда поужинаем, я останусь расплачиваться и поговорю с ней с глазу на глаз.
– А нам с Лимакиным чем заняться?
– Попробуйте разыскать Семена Максимовича Гусянова и фермера Куделькина.
Шашлыки из молодой баранины, приготовленные по правилам кавказской кухни, были объемистыми и вкусными. Свежеприготовленный кофе тоже оказался хорош. От «Сникерсов» и фруктов все единогласно отказались. Оставшись один, Бирюков стал расплачиваться за ужин. Лиза, не пересчитывая, сунула деньги в кармашек белого передника и тихо спросила:
– Это правда, что Володьку Гусянова застрелили?
– К сожалению, правда, – ответил Бирюков и попросил девушку присесть.
Чуть отодвинув от стола массивный стул, она села напротив Антона. Потупившись, вздохнула:
– Какой ужас… Не к добру он вчера прямо из кожи лез, веселился. Шампанскими пробками в потолок стрелял – не успевала бутылки подносить. Местных алкашей Упадышева с Замотаевым напоил так, что те, забулдыги, не могли в открытую дверь попасть. Раза три об косяки боками бились.
– Гусянов вместе с ними в таверну пришел?
– Нет, Володька приехал из Кузнецка с другом. Машину оставили у крыльца и сразу – за стол. Взяли по бутылке шампанского. Только наполнили фужеры – Кеша с Гриней нарисовались. Я хотела их вытурить, чтобы не зловонили перегаром, но Володька сказал: «Отстань от мужиков. У меня с ними будет серьезный деловой разговор».
– И о чем же они говорили?
– Не слышала. Я за стойку ушла, да еще Володька попросил включить магнитофон.
– Друг Гусянова участвовал в разговоре?
– Нет, тот молча опустошал фужер за фужером. Иногда что-то буркал, вроде смешил.
– Как он выглядит?
– Здоровый слон. Подстрижен по-крутому. На правой щеке от уха до подбородка заросший шрам, как будто ножом полоснули. Володька называл его Крупа, а он Володьку – Вован. Голос грубый, словно простуженный.
– На гулянке у Одинеки какой-то бас…
Лиза не дала Антону договорить:
– Нет, это сват кузнеца частушки пел. Высокий бритоголовый здоровяк лет под шестьдесят. Приехал из Новосибирска поохотиться на наших лугах. Вчера утром заходил в таверну. На пару с Хачиком распили четушку водки под шашлык.
– А сегодня на утренней зорьке он не охотился?
– Может, и охотился. Сабантуй у Одинеки начался с обеда. Теперь прогудят до полночи.
– Сколько Гусянову было лет?
– Двадцать пять. Володька ровесник моему старшему брату Андрею.
Задавая вопрос за вопросом, Бирюков узнал, что самой Лизе недавно пошел двадцать первый год. После школы она уезжала в Кузнецк. Работала там продавщицей в коммерческой палатке. Выходила замуж, но неудачно. Бросила все и вернулась в Раздольное. Здесь купила небольшой домик рядом с усадьбой родителей и живет в нем одна. В шашлычной работает со дня ее открытия. Пригласил Богдан Куделькин. Пока шашлычная принадлежала Богдану, заработок зависел от выручки. Часто получалось до миллиона в месяц. Теперь, когда стала «таверна», Семен Максимович больше пятисот тысяч не платит, хоть разбейся. В таверну перекрестил шашлычную Володька Гусянов. Название, конечно, как корове седло, но с дурака взятки гладки. Причиной для переименования явилось то, что Володьке нравились песня «В таверне веселились моряки» и мелодия танго «Брызги шампанского». Вот они смешал кислое с пресным. Доволен был этим, как малый ребенок. Нигде, мол, такого названия нет. Главным в таверне считается Хачик. Он ведет учет расходов и доходов. Мясом, продуктами и всем прочим товаром обеспечивает Гусянов-отец, а выручку полностью забирает сын. Вчера Володька не брал из кассы ни рубля, а расплачивался за выпивку новенькими стотысячными купюрами. Он строго соблюдал заведенный им же самим железный порядок: бесплатно в таверне ничего не брать. Даже за пустячную жевательную резинку всегда платил.
– Говорят, Гусянов был неравнодушен к вам, – сказал Бирюков.
Лиза поморщилась:
– Ой, знаете, неравнодушных здесь хватает. Только я обожглась с замужеством в Кузнецке. Теперь не клюю ни на какие посулы. Еще прошлую ошибку не забыла. Как вспомню, так вздрогну. А уж связаться с Володькой Гусяновым – это сверхглупость.
– Почему?
– Потому, что такие беспардонные циники и тунеядцы рождаются раз в сто лет.
– Чем он занимался в Кузнецке?
– Насколько поняла из его трепа, официально числился механиком в какой-то липовой конторе. На самом же деле с бандой таких же трутней, как сам, прикрывал кого-то из крутых бизнесменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28