— Я завел этот разговор. Надо было промолчать.
— Не дури, — перебила я. — Мысль ценная, просто в нее трудно поверить... И что мне теперь делать?
Моррис и Джош переглянулись и пожали плечами.
— Просто будь осторожна, — посоветовал Моррис. — Не теряй бдительности. — Он подмигнул Джошу. — А нам пора.
Я проводила их до двери.
— Что делать? — растерянно повторила я.
— Думай, вспоминай, — предложил Моррис. — Мы тоже подумаем. Может, на что-нибудь наткнемся. И помни, что мы с тобой.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Я заставляла себя думать, ломала голову, пытаясь разобраться, в чем дело. У меня ныло сердце.
* * *
Я здесь, в гуще событий. Невидимый. Стою перед ней, а она улыбается мне, как умеет она одна, — не только губами, но и лицом, морщинками вокруг глаз. Смеется моим шуткам. Кладет руку мне на плечо. Поцеловала в щеку: нежный, сухой поцелуй обжег кожу. Иногда ее глаза наполняются слезами, она их не утирает. Она доверяет немногим, в том числе и мне. Да, мне она доверяет полностью. Когда она рядом, я с трудом удерживаюсь от смеха. Он закипает во мне, угрожая взорваться, как бомба.
Она сильная и упорная: гнется, но не ломается. Она не пала духом. Но и я силен. Я сильнее ее, сильнее всех. И умнее этих болванов, до сих пор ищущих улики. А еще я терпелив. Я могу ждать, сколько понадобится. Наблюдаю, жду и мысленно посмеиваюсь.
Глава 20
— Ты? — удивилась я.
— Я, — ответил Камерон. Мы уставились друг на друга. — Заменяю Линн. Таков приказ.
— А-а. — Я вышла к двери в коротеньком халатике, непричесанная, ожидая увидеть Линн или Бернис. Камерону в таком виде я показываться не хотела. Он перевел взгляд на мою грудь, голые ноги. Я невольно прижала ладонь к груди и увидела, как он усмехнулся. — Пойду оденусь.
Я выбрала простые и надежные джинсы и футболку. Зачесала волосы назад и сделала хвост. Сегодня похолодало, мне уже казалось, что в воздухе пахнет осенней свежестью. Мне очень хотелось дожить до осени: увидеть желтеющую листву, хмурое серое небо и дождь. Груши на ветках в саду, ежевику у кладбища. Мне вспомнилось, как я гуляла в роще за домом родителей, а под ногами шуршали листья. Как сидела у камина в гостях у Дженет и ела тост с маслом. Маленькие радости.
Я слышала, как Камерон по-хозяйски возится в кухне. Вспомнила вчерашние слова Морриса и задумалась. А что? Очень даже может быть. Я думала обо всем, что произошло между мной и Камероном, а он звенел посудой за стеной. Он тыкался лицом мне в грудь, стонал, пригвождал меня к полу, был неистовым, грубым и нежным. Что он видел, когда смотрел на меня голодным взглядом? Что видел теперь? Надо ли бояться его?
Глубоко вздохнув, я вышла в кухню.
— Кофе? — предложил он.
— Спасибо.
Повисла пауза.
— Сегодня я еду к родителям. Они живут неподалеку от Рединга.
— Прекрасно.
— Ты будешь ждать снаружи. Они ничего не должны знать.
— Беспокойные люди?
— Дело не в этом. Я им ничего не сказала.
Да, они всегда были беспокойными. Поэтому я и оберегала их. Каждый раз, звоня родителям, я в первую минуту различала панику в мамином голосе. Она вечно ждала плохих вестей. Узнав мой голос, она допытывалась, все ли со мной хорошо, — ее расплывчатым страхам требовалось обрести форму. За меня она всегда боялась, не знаю почему.
Не верила, что я способна постоять за себя и жить своим умом. Но сегодня я им докажу. Придется.
— Надя, нам надо поговорить... — Он поставил чашку и придвинулся ко мне.
— И я как раз хотела спросить.
— О нас. О нас с тобой.
— Спросить о Зое и Дженни.
— Надя, нам надо все прояснить.
— Нет, не надо, — деловито перебила я, осторожно держа горячую кружку.
— Ты говоришь одно, а думаешь другое.
Я посмотрела на него. Рослый, плотный, как стена, отгораживающая меня от мира. Сильные руки, волосатые пальцы. Эти руки обнимали меня, трогали, нащупывали мои тайны. Глаза смотрели на меня. Раздевали.
— Я влюбился, — хрипло признался он.
— А жене сказал?
Он вздрогнул:
— Она здесь ни при чем. Это касается только тебя и меня.
— Расскажи про Зою и Дженни, — потребовала я. — Ты никогда про них не говорил. Какие они были? — Он с досадой покачал головой, но я не отступала: — Ты должен!
— Я тебе ничего не должен, — возразил он, но жестом капитуляции вскинул руки и зажмурился. — Зоя... Ее я знал плохо. Просто не успел... Сначала увидел ее огромную фотографию из газеты — она висела в полицейском участке. Зоя совершила подвиг — остановила грабителя, ударив его арбузом. Все мы восхищались ею... ну и подшучивали, конечно.
— Какая она была?
— Я никогда не видел ее.
— А Дженни? Ты же хорошо знал ее. — Я вгляделась в лицо Камерона.
— Дженни? Совсем другая. — Он чуть не усмехнулся, но вовремя сдержался. — Тоже маленькая. Все вы миниатюрные, — задумчиво добавил он. — Но сильная, энергичная, целеустремленная, вспыльчивая. Как натянутая струна. Дженни была умной и нетерпеливой. Иногда сумасшедшей.
— И несчастной?
— Да. — Он положил ладонь мне на колено, и я не сразу убрала ее, хотя меня охватило отвращение. — Но свернула бы шею каждому, кто посмел бы сказать ей это в лицо. Не женщина — дракон.
Я встала, чтобы был повод убрать его руку, налила себе кофе, зачем-то заглянула в шкаф.
— Нам уже пора.
— Надя...
— Не будем опаздывать.
— Вчера я лежал в постели и видел тебя — твое лицо, тело...
— Не трогай.
— Я знаю тебя, как никто.
— И думаешь, что я умру.
Перед уходом я позвонила Линксу и предупредила, что инспектор Стадлер повезет меня к родителям, где мы пробудем до вечера. Я уловила удивленные нотки в голосе Линкса: он не мог уразуметь, зачем я сообщаю ему о своих планах. А мне было все равно. Я повторила то же самое громко и четко — Линкс не мог не услышать. Как и Камерон.
* * *
По дороге мы почти не разговаривали, пока не свернули с шоссе М4. Я коротко давала указания, Камерон вел машину и поглядывал на меня. Я сидела, сложив руки на коленях, и пыталась смотреть в окно. Но мне было неуютно под его взглядом.
— Чем занимаются твои родители? — спросил он, когда мы были уже у цели.
— Отец — учитель географии, он рано вышел на пенсию. Мама где только не работала, но в основном сидела дома и растила нас с братом. Сюда, к перекрестку. Останешься в машине, ясно?
Родители жили в переулке, застроенном одинаковыми домами. Камерон подъехал к крыльцу.
— Подожди минутку, — попросил он, когда я взялась за дверную ручку. — Я должен кое-что тебе сказать.
— Что?
— Пришло еще одно письмо.
Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.
— Господи...
— Ты же взяла с меня обещание рассказывать все.
— Что там было?
— Почти ничего. «Ты смелая, но это тебе не поможет». Что-то вроде этого.
— И все? — Я открыла глаза и повернулась к нему. — Когда его прислали?
— Четыре дня назад.
— Из письма вы что-нибудь узнали?
— Присоединили его к психологическому портрету преступника.
— Значит, ничего, — вздохнула я. — Как всегда. Только убедились, что он не передумал.
— Верно.
— Увидимся через пару часов.
— Надя...
— Ну что?
— Ты и правда смелая. — Я уставилась на него. — Честное слово.
Я смотрела на него.
— Ты хочешь сказать, смелая, как Зоя и Дженни?
Он не ответил.
* * *
Мама приготовила рагу из баранины с рисом — как всегда, переваренным, слипшимся в комки, — и зеленый салат. В детстве я почему-то любила баранину. Как объяснить матери, что со временем вкусы меняются? Мясо получилось жестким, в нем постоянно попадались острые осколки костей. Папа открыл бутылку красного вина, хотя за обедом родители никогда не пили. Они искренне обрадовались мне, захлопотали, словно я была чужой. Я и вправду чувствовала себя чужой этим двум еще не старым людям.
Они вечно осторожничали, всего боялись. Переживали за меня каждый раз, когда я уходила гулять вечером, в холодные ночи клали мне в постель бутылку с горячей водой, кутали в морозы, точили мне карандаши к началу учебного года. Эта забота сводила меня с ума: они вникали во все детали моей жизни. Но теперь, вспоминая об этом, я ощутила приступ ностальгии. Меня потянуло домой.
Я решила, что обо всем расскажу после обеда. Мы перешли в гостиную и неторопливо пили кофе с мятными конфетами. На улице стояла машина, за рулем сидел Камерон. Я прокашлялась.
— Мне надо кое-что сказать вам, — начала я.
— Что? — Мама уже смотрела на меня выжидательно, настороженно.
— Я... есть человек, который... — Я остановилась, заметив, что мама зарумянилась. Она решила, что у меня наконец-то дело идет к свадьбе. Макса она не воспринимала всерьез. У меня вдруг кончились слова. — Нет, все это пустяки.
— Ты говори, говори. Мы хотим послушать — правда, Тони?
— Потом. — Я вскочила. — Сначала пусть папа покажет мке, что творится в саду.
На дереве зрели сливы. Отец выращивал фасоль, латук и картошку. Он показал мне помидоры в парнике и набрал с собой целое ведерко мелких красных шариков.
— Мама закатала для тебя несколько банок клубничного джема, — сообщил он.
Я взяла отца за руку.
— Папа, — начала я, — папа, мы иногда ссорились, — из-за уроков, курения, выпивки, косметики, прогулок допоздна, политики, наркотиков, парней, их отсутствия, работы и так далее, — но ты всегда был хорошим отцом.
Он смущенно поцокал языком и потрепал меня по плечу.
— Наверное, мама уже волнуется.
Мы попрощались в прихожей. Обнять родителей я не смогла: руки были заняты помидорами и джемом. Я прижалась щекой к маминой щеке и вдохнула родной запах ванили, пудры, мыла и нафталина. Запах моего детства.
— До свидания, — сказала я, и они дружно замахали руками. — До свидания.
Всего на миг я позволила себе подумать, что вижу их в последний раз. Нет, вряд ли: твердо зная, что расстаешься навсегда, не выйдешь из дома, не сядешь в машину и не будешь улыбаться как ни в чем не бывало.
* * *
Всю дорогу домой я притворялась спящей. Камерон осмотрел квартиру, и я выпроводила его в машину. Мне хотелось побыть одной. Он попытался возразить, но у него на поясе запищал пейджер, я вытолкала Камерона за дверь и захлопнула ее.
И села на край кровати, опустив руки на колени. Закрыла глаза, потом открыла их. Прислушалась к своему дыханию. Я ждала, время тянулось, а странное чувство не проходило.
Потом зазвенел телефон — как будто у меня в голове. Я протянула руку и взяла трубку.
— Надя! — Голос Морриса звучал торопливо и хрипло.
— Что?
— Это я, Моррис. Молчи и слушай: я кое-что знаю. По телефону нельзя. Надо встретиться.
У меня в животе вновь начал разрастаться страх, гигантская опухоль ужаса.
— В чем дело?
— Приезжай ко мне, только скорее. Ты должна это видеть. Ты одна?
— Да. У дома в машине сидит Стадлер.
Я услышала, как Моррис с присвистом втянул ртом воздух. Потом заговорил снова, очень спокойно и медленно:
— Попробуй удрать от него, Надя. Я жду тебя.
Я положила трубку и поднялась, покачиваясь. Значит, все-таки Камерон. Страх отступил, я стала сильной, пружинистой, мыслила четко и ясно. Вот и все. Ожидание кончилось, а вместе с ним — горе и страх. Я готова, пора действовать.
Глава 21
План сложился мгновенно. Я знала, что делать. Ломать голову не пришлось. Страх отступил и затаился в глубине. Завидев меня на пороге, Камерон вышел из машины, глядя вопросительно и с надеждой.
— Схожу куплю что-нибудь на ужин, — сказала я.
Мы зашагали по улице вместе. Я молчала.
— Прости, — не выдержал он. — За все. Я только хочу, чтобы нам стало легче. Тебе и мне. Нам.
— Ты о чем?
Он не ответил. Мы прошли до конца улицы, свернули за угол и остановились у магазина «Маркс и Спенсер». Только бы Камерон ничего не заподозрил. Затевать спор опасно. Я коснулась ладонью его лба. Контакт, но очень короткий.
— Извини, — произнесла я. — Сейчас я не в состоянии рассуждать здраво. Еще не время.
— Понимаю, — кивнул он.
Я вздохнула и повернулась к магазину:
— Я быстро.
— Не торопись, я подожду.
— Тебе что-нибудь взять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Не дури, — перебила я. — Мысль ценная, просто в нее трудно поверить... И что мне теперь делать?
Моррис и Джош переглянулись и пожали плечами.
— Просто будь осторожна, — посоветовал Моррис. — Не теряй бдительности. — Он подмигнул Джошу. — А нам пора.
Я проводила их до двери.
— Что делать? — растерянно повторила я.
— Думай, вспоминай, — предложил Моррис. — Мы тоже подумаем. Может, на что-нибудь наткнемся. И помни, что мы с тобой.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней. Я заставляла себя думать, ломала голову, пытаясь разобраться, в чем дело. У меня ныло сердце.
* * *
Я здесь, в гуще событий. Невидимый. Стою перед ней, а она улыбается мне, как умеет она одна, — не только губами, но и лицом, морщинками вокруг глаз. Смеется моим шуткам. Кладет руку мне на плечо. Поцеловала в щеку: нежный, сухой поцелуй обжег кожу. Иногда ее глаза наполняются слезами, она их не утирает. Она доверяет немногим, в том числе и мне. Да, мне она доверяет полностью. Когда она рядом, я с трудом удерживаюсь от смеха. Он закипает во мне, угрожая взорваться, как бомба.
Она сильная и упорная: гнется, но не ломается. Она не пала духом. Но и я силен. Я сильнее ее, сильнее всех. И умнее этих болванов, до сих пор ищущих улики. А еще я терпелив. Я могу ждать, сколько понадобится. Наблюдаю, жду и мысленно посмеиваюсь.
Глава 20
— Ты? — удивилась я.
— Я, — ответил Камерон. Мы уставились друг на друга. — Заменяю Линн. Таков приказ.
— А-а. — Я вышла к двери в коротеньком халатике, непричесанная, ожидая увидеть Линн или Бернис. Камерону в таком виде я показываться не хотела. Он перевел взгляд на мою грудь, голые ноги. Я невольно прижала ладонь к груди и увидела, как он усмехнулся. — Пойду оденусь.
Я выбрала простые и надежные джинсы и футболку. Зачесала волосы назад и сделала хвост. Сегодня похолодало, мне уже казалось, что в воздухе пахнет осенней свежестью. Мне очень хотелось дожить до осени: увидеть желтеющую листву, хмурое серое небо и дождь. Груши на ветках в саду, ежевику у кладбища. Мне вспомнилось, как я гуляла в роще за домом родителей, а под ногами шуршали листья. Как сидела у камина в гостях у Дженет и ела тост с маслом. Маленькие радости.
Я слышала, как Камерон по-хозяйски возится в кухне. Вспомнила вчерашние слова Морриса и задумалась. А что? Очень даже может быть. Я думала обо всем, что произошло между мной и Камероном, а он звенел посудой за стеной. Он тыкался лицом мне в грудь, стонал, пригвождал меня к полу, был неистовым, грубым и нежным. Что он видел, когда смотрел на меня голодным взглядом? Что видел теперь? Надо ли бояться его?
Глубоко вздохнув, я вышла в кухню.
— Кофе? — предложил он.
— Спасибо.
Повисла пауза.
— Сегодня я еду к родителям. Они живут неподалеку от Рединга.
— Прекрасно.
— Ты будешь ждать снаружи. Они ничего не должны знать.
— Беспокойные люди?
— Дело не в этом. Я им ничего не сказала.
Да, они всегда были беспокойными. Поэтому я и оберегала их. Каждый раз, звоня родителям, я в первую минуту различала панику в мамином голосе. Она вечно ждала плохих вестей. Узнав мой голос, она допытывалась, все ли со мной хорошо, — ее расплывчатым страхам требовалось обрести форму. За меня она всегда боялась, не знаю почему.
Не верила, что я способна постоять за себя и жить своим умом. Но сегодня я им докажу. Придется.
— Надя, нам надо поговорить... — Он поставил чашку и придвинулся ко мне.
— И я как раз хотела спросить.
— О нас. О нас с тобой.
— Спросить о Зое и Дженни.
— Надя, нам надо все прояснить.
— Нет, не надо, — деловито перебила я, осторожно держа горячую кружку.
— Ты говоришь одно, а думаешь другое.
Я посмотрела на него. Рослый, плотный, как стена, отгораживающая меня от мира. Сильные руки, волосатые пальцы. Эти руки обнимали меня, трогали, нащупывали мои тайны. Глаза смотрели на меня. Раздевали.
— Я влюбился, — хрипло признался он.
— А жене сказал?
Он вздрогнул:
— Она здесь ни при чем. Это касается только тебя и меня.
— Расскажи про Зою и Дженни, — потребовала я. — Ты никогда про них не говорил. Какие они были? — Он с досадой покачал головой, но я не отступала: — Ты должен!
— Я тебе ничего не должен, — возразил он, но жестом капитуляции вскинул руки и зажмурился. — Зоя... Ее я знал плохо. Просто не успел... Сначала увидел ее огромную фотографию из газеты — она висела в полицейском участке. Зоя совершила подвиг — остановила грабителя, ударив его арбузом. Все мы восхищались ею... ну и подшучивали, конечно.
— Какая она была?
— Я никогда не видел ее.
— А Дженни? Ты же хорошо знал ее. — Я вгляделась в лицо Камерона.
— Дженни? Совсем другая. — Он чуть не усмехнулся, но вовремя сдержался. — Тоже маленькая. Все вы миниатюрные, — задумчиво добавил он. — Но сильная, энергичная, целеустремленная, вспыльчивая. Как натянутая струна. Дженни была умной и нетерпеливой. Иногда сумасшедшей.
— И несчастной?
— Да. — Он положил ладонь мне на колено, и я не сразу убрала ее, хотя меня охватило отвращение. — Но свернула бы шею каждому, кто посмел бы сказать ей это в лицо. Не женщина — дракон.
Я встала, чтобы был повод убрать его руку, налила себе кофе, зачем-то заглянула в шкаф.
— Нам уже пора.
— Надя...
— Не будем опаздывать.
— Вчера я лежал в постели и видел тебя — твое лицо, тело...
— Не трогай.
— Я знаю тебя, как никто.
— И думаешь, что я умру.
Перед уходом я позвонила Линксу и предупредила, что инспектор Стадлер повезет меня к родителям, где мы пробудем до вечера. Я уловила удивленные нотки в голосе Линкса: он не мог уразуметь, зачем я сообщаю ему о своих планах. А мне было все равно. Я повторила то же самое громко и четко — Линкс не мог не услышать. Как и Камерон.
* * *
По дороге мы почти не разговаривали, пока не свернули с шоссе М4. Я коротко давала указания, Камерон вел машину и поглядывал на меня. Я сидела, сложив руки на коленях, и пыталась смотреть в окно. Но мне было неуютно под его взглядом.
— Чем занимаются твои родители? — спросил он, когда мы были уже у цели.
— Отец — учитель географии, он рано вышел на пенсию. Мама где только не работала, но в основном сидела дома и растила нас с братом. Сюда, к перекрестку. Останешься в машине, ясно?
Родители жили в переулке, застроенном одинаковыми домами. Камерон подъехал к крыльцу.
— Подожди минутку, — попросил он, когда я взялась за дверную ручку. — Я должен кое-что тебе сказать.
— Что?
— Пришло еще одно письмо.
Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.
— Господи...
— Ты же взяла с меня обещание рассказывать все.
— Что там было?
— Почти ничего. «Ты смелая, но это тебе не поможет». Что-то вроде этого.
— И все? — Я открыла глаза и повернулась к нему. — Когда его прислали?
— Четыре дня назад.
— Из письма вы что-нибудь узнали?
— Присоединили его к психологическому портрету преступника.
— Значит, ничего, — вздохнула я. — Как всегда. Только убедились, что он не передумал.
— Верно.
— Увидимся через пару часов.
— Надя...
— Ну что?
— Ты и правда смелая. — Я уставилась на него. — Честное слово.
Я смотрела на него.
— Ты хочешь сказать, смелая, как Зоя и Дженни?
Он не ответил.
* * *
Мама приготовила рагу из баранины с рисом — как всегда, переваренным, слипшимся в комки, — и зеленый салат. В детстве я почему-то любила баранину. Как объяснить матери, что со временем вкусы меняются? Мясо получилось жестким, в нем постоянно попадались острые осколки костей. Папа открыл бутылку красного вина, хотя за обедом родители никогда не пили. Они искренне обрадовались мне, захлопотали, словно я была чужой. Я и вправду чувствовала себя чужой этим двум еще не старым людям.
Они вечно осторожничали, всего боялись. Переживали за меня каждый раз, когда я уходила гулять вечером, в холодные ночи клали мне в постель бутылку с горячей водой, кутали в морозы, точили мне карандаши к началу учебного года. Эта забота сводила меня с ума: они вникали во все детали моей жизни. Но теперь, вспоминая об этом, я ощутила приступ ностальгии. Меня потянуло домой.
Я решила, что обо всем расскажу после обеда. Мы перешли в гостиную и неторопливо пили кофе с мятными конфетами. На улице стояла машина, за рулем сидел Камерон. Я прокашлялась.
— Мне надо кое-что сказать вам, — начала я.
— Что? — Мама уже смотрела на меня выжидательно, настороженно.
— Я... есть человек, который... — Я остановилась, заметив, что мама зарумянилась. Она решила, что у меня наконец-то дело идет к свадьбе. Макса она не воспринимала всерьез. У меня вдруг кончились слова. — Нет, все это пустяки.
— Ты говори, говори. Мы хотим послушать — правда, Тони?
— Потом. — Я вскочила. — Сначала пусть папа покажет мке, что творится в саду.
На дереве зрели сливы. Отец выращивал фасоль, латук и картошку. Он показал мне помидоры в парнике и набрал с собой целое ведерко мелких красных шариков.
— Мама закатала для тебя несколько банок клубничного джема, — сообщил он.
Я взяла отца за руку.
— Папа, — начала я, — папа, мы иногда ссорились, — из-за уроков, курения, выпивки, косметики, прогулок допоздна, политики, наркотиков, парней, их отсутствия, работы и так далее, — но ты всегда был хорошим отцом.
Он смущенно поцокал языком и потрепал меня по плечу.
— Наверное, мама уже волнуется.
Мы попрощались в прихожей. Обнять родителей я не смогла: руки были заняты помидорами и джемом. Я прижалась щекой к маминой щеке и вдохнула родной запах ванили, пудры, мыла и нафталина. Запах моего детства.
— До свидания, — сказала я, и они дружно замахали руками. — До свидания.
Всего на миг я позволила себе подумать, что вижу их в последний раз. Нет, вряд ли: твердо зная, что расстаешься навсегда, не выйдешь из дома, не сядешь в машину и не будешь улыбаться как ни в чем не бывало.
* * *
Всю дорогу домой я притворялась спящей. Камерон осмотрел квартиру, и я выпроводила его в машину. Мне хотелось побыть одной. Он попытался возразить, но у него на поясе запищал пейджер, я вытолкала Камерона за дверь и захлопнула ее.
И села на край кровати, опустив руки на колени. Закрыла глаза, потом открыла их. Прислушалась к своему дыханию. Я ждала, время тянулось, а странное чувство не проходило.
Потом зазвенел телефон — как будто у меня в голове. Я протянула руку и взяла трубку.
— Надя! — Голос Морриса звучал торопливо и хрипло.
— Что?
— Это я, Моррис. Молчи и слушай: я кое-что знаю. По телефону нельзя. Надо встретиться.
У меня в животе вновь начал разрастаться страх, гигантская опухоль ужаса.
— В чем дело?
— Приезжай ко мне, только скорее. Ты должна это видеть. Ты одна?
— Да. У дома в машине сидит Стадлер.
Я услышала, как Моррис с присвистом втянул ртом воздух. Потом заговорил снова, очень спокойно и медленно:
— Попробуй удрать от него, Надя. Я жду тебя.
Я положила трубку и поднялась, покачиваясь. Значит, все-таки Камерон. Страх отступил, я стала сильной, пружинистой, мыслила четко и ясно. Вот и все. Ожидание кончилось, а вместе с ним — горе и страх. Я готова, пора действовать.
Глава 21
План сложился мгновенно. Я знала, что делать. Ломать голову не пришлось. Страх отступил и затаился в глубине. Завидев меня на пороге, Камерон вышел из машины, глядя вопросительно и с надеждой.
— Схожу куплю что-нибудь на ужин, — сказала я.
Мы зашагали по улице вместе. Я молчала.
— Прости, — не выдержал он. — За все. Я только хочу, чтобы нам стало легче. Тебе и мне. Нам.
— Ты о чем?
Он не ответил. Мы прошли до конца улицы, свернули за угол и остановились у магазина «Маркс и Спенсер». Только бы Камерон ничего не заподозрил. Затевать спор опасно. Я коснулась ладонью его лба. Контакт, но очень короткий.
— Извини, — произнесла я. — Сейчас я не в состоянии рассуждать здраво. Еще не время.
— Понимаю, — кивнул он.
Я вздохнула и повернулась к магазину:
— Я быстро.
— Не торопись, я подожду.
— Тебе что-нибудь взять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44