— Эти письма...
— Не думай о них, — перебил Фред и закрыл глаза. — Какие у тебя планы на выходные?
— Они меня пугают. В них чувствуется... целеустремленность.
— М-м-м... — Он растрепал мне волосы. — Знаешь, мы подумываем в субботу устроить пикник. За городом. Хочешь с нами?
— Вы всегда и везде ездите вместе?
Он наклонился и поцеловал меня в грудь.
— Кое-что я делаю самостоятельно. Этого мало?
— Да нет. — Мы оба замолчали. — Может, останешься, Фред? На всю ночь? Конечно, если хочешь.
С таким же результатом я могла бы сообщить ему, что под подушкой заложена бомба. Он мгновенно открыл глаза и рывком сел.
— Извини, — забормотал он, — завтра с самого утра мне надо быть у одной старушенции в Уимблдоне. — Он прыгнул в боксеры, натянул холщовые брюки. Вот так скорость! Рубашку на плечи, пуговицы застегнуты одним махом, носки — на ноги, ботинки — туда же, похлопать по карманам, убеждаясь, что ничего не забыто. Последнее движение — сорвать пиджак со спинки стула.
— Часы, — сухо напомнила я.
— Спасибо. Черт, смотри, как поздно! Завтра я позвоню, и мы все решим.
— Хорошо.
— И не волнуйся зря. — Он провел ладонью по моей щеке, чмокнул в шею. — Спокойной ночи, красотка.
— Пока.
* * *
Когда он ушел, я встала и заперла окно в гостиной, несмотря на удушливую жару. Комната казалась мне еще более тесной, чем обычно. Я засмотрелась на Холлоуэй-роуд. Еще несколько часов — и рассветет. Я проверила окно на лестничной площадке, к которому уже подходила несколько раз за вечер, принесла часы из ванной: без четверти два. Жаль, что до утра еще далеко. Я устала, но мне не спалось, а когда страшно, минуты тянутся еле-еле. От пота чесалась кожа, мне вдруг стало зябко. Я подобрала с пола простыню, завернулась в нее и прикурила очередную сигарету. Плохо, что чаю совсем не осталось. Может, найдется хоть виски. Я отправилась на кухню, придвинула к высокому шкафу стул. В шкафу скопились пустые бутылки, которые я все собиралась сдать. Виски не нашлось ни капли. Зато обнаружился мятный ликер, который кто-то из родителей подарил мне на Рождество и к которому я не притрагивалась. Я плеснула ликера в кружку без ручки. От зеленой, вязкой, приторно-сладкой жижи у меня во рту будто застрял горящий шар.
— Уф! — громко выдохнула я и вдруг обратила внимание, что в квартире стало тихо — только иногда по улице проезжал грузовик да под окнами шлепал подошвами запоздалый прохожий. Пятнадцать минут третьего.
Кутаясь в простыню, я побрела в ванную, почистила зубы и долго плескала холодной водой в разгоряченное лицо. Потом улеглась в постель и решила ни о чем не думать. Но не смогла. Мои мысли непрерывно крутились вокруг двух последних писем. Первое я выбросила, но помнила почти дословно. Второе сунула в письменный стол. Полицейские явно не поверили, что их прислал один и тот же человек, а я в этом не сомневалась. Меня вообще не восприняли всерьез: полицейским невдомек, каково быть женщиной, торчать в одиночестве в убогой квартирке на Холлоуэй-роуд и знать, что с тебя не спускают глаз.
Не удержавшись, я сходила за письмом и перечитала его, лежа в постели. Я знала, что его автор следит за мной — следит пристально, не отрываясь. Он замечал то, чего не видела даже я, например, пятно на пальце. Он изучал меня, как нам не удается изучить любовников. Заучивал наизусть, будто готовился к экзамену. Что бы там ни говорили полицейские, я знала, что он бывал у меня дома, смотрел на мои вещи, трогал их. Может, перебирал письма, фотографии, одежду. И даже что-то унес. Он видел меня спящей. Ему хотелось заглянуть в меня — он сам так написал. Не очутиться в моей шкуре, а увидеть, что там внутри. Меня затошнило — скорее всего от мятного ликера, привкус которого остался у меня во рту, и от всего выпитого вечером, и от потного секса, и от усталости, черт бы ее побрал.
Я закрыла глаза и приложила к ним ладонь, чтобы очутиться в полной темноте. Тысячеглазый Лондон подкрадывался к моим окнам, заглядывал в них. Я услышала, как в окно стукнула капля дождя, потом вторая. Отключиться мне не удавалось, но приостановить круговорот мыслей я могла. Я принялась мысленно перечитывать письмо.
«Как я уже говорил...» Странно. Что это значит? Он хотел бы заглянуть в меня. Как он уже говорил. Но ведь он ничего не говорил мне. Я попыталась восстановить по памяти первое выброшенное письмо. Его я помнила обрывками. Но все-таки помнила. Так что же это значит?
Мысль не давала мне покоя, не позволяла просто взять и отмахнуться от нее. С пересохшим ртом я села на постели, спустила ноги на пол и направилась в гостиную, где вытащила из-под дивана коробку, доверху наполненную письмами. Некоторые я даже не открывала. Чтобы перечитать их все, не хватит и недели. Я вернулась в спальню, облачилась в старый спортивный костюм, плеснула себе еще мерзкого ликера, закурила и взялась за дело.
Еще по почерку на конверте я определяла, что письмо не от него, но все-таки пробегала глазами первые строки. «Уважаемая Зоя...», «мисс Аратюнян...», «Проваливай туда, откуда пришла, сука...», «Вы обрели Иисуса?..», «Вы улыбаетесь, но у вас грустные глаза...», «Вы молодец...», «Если хотите сделать пожертвования нашему фонду...», «По-моему, мы где-то встречались...», «Если вы поклонница садомазохизма...», «Пишу вам из тюрьмы...», «Хочу поделиться с вами мудростью, приобретенной тяжким трудом...»
Вот оно. Сердце вдруг застучало резко и торопливо. Горло перехватило, стало трудно дышать. Тот же наклонный почерк, черные чернила. Конверт не вскрыт. На нем марка, мой адрес, почтовый индекс — все как положено. Яростно глотнув из кружки, я просунула ноготь под клапан конверта и рывком вскрыла его. Письмо оказалось коротким, но деловым.
«Дорогая Зоя, я хочу заглянуть в тебя, а потом убить тебя. И ты меня не остановишь. Впрочем, еще не время. Я напишу еще».
Я таращилась на эти слова, пока они не начали расплываться у меня перед глазами. Дыхание с хрипом вырывалось из горла. В окна колотили тяжелые капли летнего ливня. Я вскочила и принялась толкать диван, пока не придвинула его вплотную к двери. Потом схватила трубку и дрожащими, непослушными пальцами набрала номер Фреда. Длинные гудки казались мне бесконечными.
— Да, — наконец послышался сиплый со сна голос.
— Фред! Фред, это я, Зоя!
— Зоя?.. А который теперь час?
— Что? Не знаю. Фред, еще одно письмо!
— Господи, Зоя, половина четвертого.
— Он пишет, что убьет меня!
— Послушай...
— Ты можешь приехать? Мне так страшно. Больше мне не к кому обратиться!
— Послушай, Зоя, — я услышала, как он чиркнул спичкой, — все в порядке. — Его голос звучал мягко, но настойчиво, словно он успокаивал ребенка, испугавшегося темноты. — Тебе ничто не угрожает. — Пауза. — А если тебе все-таки страшно, вызови полицию.
— Фред, прошу тебя! Умоляю!
— Я уже спал, Зоя. — Голос стал холодным. — И тебе советую уснуть.
Я сдалась:
— Хорошо.
— Я позвоню тебе.
— Ладно.
Я позвонила в полицию. Трубку взял какой-то незнакомый и заторможенный дежурный. Свою фамилию мне пришлось диктовать по буквам дважды: А — арбуз, Р — рыба и так далее. От каждого шороха я замирала, сердце уходило в пятки. Но я уверяла себя, что в квартиру никому не пробраться. Все окна и двери заперты.
— Подождите минутку, мисс.
В ожидании я снова закурила. Рот уже напоминал переполненную пепельницу.
В конце концов дежурный предложил мне утром явиться в полицейский участок. Я думала, полицейские примчатся защищать меня и сразу во всем разберутся, а пришлось довольствоваться туманными обещаниями. Но почему-то монотонный, нудный голос дежурного успокоил меня. Значит, мой случай не единственный.
* * *
Я не заметила, как уснула, а когда проснулась, время уже близилось к семи. Я выглянула в окно. Ливень шел всю ночь, потоки дождевой воды смыли пыль с тротуаров. Листья платанов уже не казались выцветшими и сморщенными, а небо поголубело. Я и забыла, что оно бывает голубым.
Глава 7
На этот раз меня принял полицейский чином повыше — явный прогресс. Если полицейские, которые прибыли по вызову, походили на регбистов из школьной команды, то детектив, с которым я беседовала в полиции, — на учителя географии. Разве что одет он был элегантнее — в темно-синий костюм и строгий галстук. Детектив оказался крупным и плотным. Почти толстым. Темные волосы, короткая аккуратная стрижка. Ее обладатель представился сержантом Олдемом.
В отдельный кабинет меня так и не провели. Олдем принял меня возле стола дежурного, потом открыл кодовый замок и пригласил в общую комнату. Набирая код, он сначала ошибся и был вынужден снова тыкать пальцем в кнопки, вполголоса чертыхаясь. В комнате он провел меня к своему столу и усадил сбоку от него, а я почувствовала себя отстающей ученицей, оставленной после уроков. Точнее, вызванной перед уроками. Мне пришлось позвонить Полин и предупредить, что я задержусь, и она осталась недовольна. По ее мнению, я опаздывала в самый неподходящий день.
Олдем медленно и вдумчиво прочел оба письма, сосредоточенно хмурясь. Добрых пять минут я ерзала на стуле и разглядывала полицейских, занимающих места за соседними столами и разговаривающих по телефону. Двое офицеров в дальнем углу чему-то громко рассмеялись. Олдем поднял голову:
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо.
— А я выпью.
— Тогда можно и мне?
— Печенья?
— Нет, спасибо.
— А я съем.
— Еще слишком рано.
Прошло немало времени, прежде чем он неуклюжей походкой вернулся, с трудом удерживая горячие пластиковые стаканы с чаем. Сухое печенье он обмакивал в чай и аккуратно обкусывал намокший краешек.
— Так что вы об этом думаете?
— Я? Но... разве это не ваша работа?
— Пока не знаю. А что было в третьем письме?
— Я так перепугалась, что выбросила его. Какая-то чушь насчет моего питания. И о том, как страшно умирать. Мне сразу показалось, что это письмо от человека, который следит за мной.
— Или от вашего знакомого?
— Знакомого?
— Возможно, это розыгрыш. Среди ваших друзей нет любителей таких шуток?
От растерянности я на секунду онемела.
— Меня угрожают убить! Не вижу в этом ничего смешного.
Олдем неловко поерзал на стуле.
— Представления о юморе у каждого свои, — заметил он и умолк. Я лихорадочно размышляла: а если я паникую зря? Может, для беспокойства нет причин? — Подождите минутку, — наконец попросил он. — Мне надо кое с кем поговорить.
Он вынул из стола папку и вложил в нее оба письма, взял папку и свой чай, прошел через всю комнату и скрылся за дверью. Я взглянула на часы. Сколько еще мне здесь торчать? Может, достать свои бумаги и пристроиться с ними на уголке сержантова стола? Нет, работать я была не в состоянии. Наконец Олдем вернулся и привел с собой еще одного мужчину в костюме — ниже ростом, стройнее, почти седого, но явно занимающего более высокое положение в служебной пирамиде. Он назвался инспектором Карти.
— Я прочел ваши письма, мисс... э-э... — Он предпринял смелую, но неудачную попытку выговорить мою фамилию. — Письма я прочел, а сержант Олдем изложил детали вашего дела. Неприятная ситуация. — Он огляделся и придвинул к столу свободный стул. — Вопрос в следующем: что происходит?
— Что происходит? Кто-то угрожает мне и уже вломился ко мне в квартиру. — Карти поморщился. — Меня систематически запугивают. Это преступление?
— В известных обстоятельствах — да. Мы искренне сочувствуем вам, — добавил он, — но как будут развиваться события — неизвестно.
— Вы считаете, что опасаться этого человека незачем?
— Может, да, а может, и нет. Послушайте, мисс, насколько я понимаю, вы часто получаете письма...
Мне опять пришлось отчитаться о своих пятнадцати минутах славы, и детективы с улыбками переглянулись.
— Арбуз? — переспросил Карти. — Вот это да! У нас где-то висел ваш снимок из газеты. Здесь все считают вас героиней. Надо бы представить вас остальным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44