— Что?! — изумился Джек.
— Абсолютно стандартная процедура, мистер Таггарт. Мы должны иметь отпечатки пальцев всех, кто находится в этом доме, чтобы позже их исключить. Затем мы возьмём отпечатки у тех, кто здесь побывал: уборщицы, няньки, водопроводчика. По той же причине. — Коп закончил разъяснение и взглянул на часы.
— Но почему это нельзя сделать завтра? — спросил Джек, обнимая Лиз за плечи. — Моя дочь совсем обессилела.
— Знаю, — печально покачал головой Шоффлер. — Час действительно поздний. Но не сомневаюсь, что вы нас поймёте правильно: если здесь остались следы, способные пролить свет на печальное событие, то нам хотелось бы обнаружить их как можно раньше, чтобы немедленно приступить к действию. Но и это ещё не все. Чем больше мы будем ждать, тем более место действия окажется, простите меня, «загрязнённым». Кроме того, команда уже ждёт за дверью и готова приступить…
— Они уже у дома? — услышал я собственный голос.
Я не понимал, почему это сообщение меня встревожило, но дело обстояло именно так.
— Вы не возражаете, если мы приступим? — спросил Шоффлер и ещё раз взглянул на часы.
Глава 10
Некоторое время мы сидели в неловком молчании, не зная, что сказать. В конце концов, Джек схватил пульт дистанционного управления и включил телевизор.
Какая программа подходила для нас в нашем положении? Все мелькающее на экране не выдерживало никакой критики. Недовольно скривившись, Джек переключился с бейсбола на криминальное шоу, с криминального шоу на комедию положений, а с неё на документальную программу о моде.
— Папа… — позвала Лиз.
Джек вырубил телевизор. Но когда экран потемнел, а электронный гвалт стих, мы услышали, что происходит в доме. Копы обыскивали гостиную. Мне казалось, что полицейские разносят помещение вдрызг. До нас доносились обрывки разговора, скрип выдвигаемых ящиков и стук дверей. Звуковое сопровождение обыска меня безмерно раздражало. Хотя я сам настаивал на проведении осмотра, он всё же казался мне вторжением в мою личную жизнь.
В этот момент слово «вторжение», неуместное в контексте личной жизни со своим военным отзвуком, выглядело вполне подходящим. Чужие люди рылись в наших пожитках, словно мы подверглись нападению и территориальная целостность моей семьи была нарушена. Я всем сердцем ненавидел топот их ног, приглушённые голоса и спорадические взрывы смеха. Эти звуки так меня достали, что я взял со стола пульт дистанционного управления и нажал на кнопку.
Это оказалось ошибкой. Я попал на самый конец десятичасовых новостей. Все присутствующие издали короткий вздох, когда на экране возникла фотография наших мальчишек, а ведущий сказал:
— Никаких новостей в связи с исчезновением близнецов Каллахан…
— Боже! — всхлипнула Лиз, и я выключил телевизор.
Когда в комнате появилось некое создание с всклокоченными огненными волосами, отвратительной кожей и зелёными ногтями, чтобы снять отпечатки пальцев, мы почувствовали, стыдно сказать, облегчение.
Нам всем пришлось испытать на себе скверный характер этой дамы, приглашавшей нас поочерёдно занять место рядом с ней. Используя кофейный столик в качестве опоры, она прижимала наши пальцы к чернильной подушке, а затем прокатывала на специальной карточке. Когда, прокатав мой левый мизинец, она отняла его от листка, весь этот процесс показался мне отвратительным, хотя карта содержала лишь минимальные сведения, позволявшие установить мою личность, да овальные отпечатки со сложным рисунком линий.
Рыжеволосая дама вручила мне влажную салфетку, чтобы я стёр чернила с кончиков пальцев, и моё место заняла мама. Не знаю, по какой причине, но мама не позволила манипулировать своими пальцами. Возможно, на неё подействовали те полдюжины чашек кофе, которые она выпила после прибытия. Впрочем, не исключено, что кончило действовать успокоительное. Одним словом, она решила провести процедуру самостоятельно. Мама извинялась, а дама, отправляя испорченную в очередной раз карту в корзину для бумаг, демонстративно вздыхала.
— Расслабьтесь, — повторила она в десятый раз, — и позвольте мне заняться вашими пальцами. Когда вы прикладываете палец к карте, вы смазываете оттиск. — В её голосе звучали одновременно осуждение и высокомерная снисходительность. — Прикладывайте ровнее, не двигайте… Позвольте мне.
— Я не двигаю, — возражала мама.
— Нет, двигаете.
— Перестаньте её терзать, — вмешался я, — ведь процедура, насколько я понимаю, добровольная.
Мама подняла на меня полный благодарности взгляд, и я увидел, что она вот-вот начнёт хлюпать носом.
— Давайте попробуем ещё разок, — не унималась полицейская сучка, заполняя очередную карту и издавая очередной театральный вздох.
На этот раз примерно пару минут всё шло, как положено, но затем мама, видимо, дёрнула пальцем или произвела иное недопустимое действие.
— Вы опять за своё?!
Мама не выдержала и заплакала.
— Оставьте её в покое, — произнёс отец, поднимаясь на ноги.
— Извините, — сказала рыжая стерва, вылезая из-за стола и направляясь к двери. — Мне слишком мало платят, чтобы я терпела подобные издевательства.
— Прости, мамочка, — понуро произнёс я.
— Может, принести тебе воды, Гленна? — обеспокоенно спросил отец. — Алекс, как ты думаешь, мы можем раздобыть воды?
— Не вопрос. — Я поднялся с софы и поговорил с дежурившим в коридоре копом. Я вдруг понял (и сразу почувствовал себя виноватым), что родители меня уже достали и мне хочется, чтобы они уехали домой. Так же, впрочем, как и Джек.
Я знал, что они приехали, потому что должны были приехать, чтобы поддержать нас и оказать посильную помощь. Думаю, что, если бы они не появились, я был бы сильно обижен. Однако получилось, что Лиз и я вынуждены были постоянно за ними ухаживать.
После того как полицейский принёс маме воду, в гостиной появился Шоффлер. Он остановился на пороге и, опершись руками о дверной косяк, спросил:
— Не мог бы я перекинуться с вами парой слов, Алекс? И с вашей женой?
В его лице я увидел нечто такое, что у меня оборвалось сердце. Перчатки из латекса, которые были у него на руках (а также на руках всех других копов), придавали ему зловещий вид патологоанатома. Я вскочил на ноги так резко, словно ко мне был привязан канат и кто-то его сильно рванул.
— В чём дело?
— Вы можете смело говорить при всех, — вставил отец. — Мы — одна семья.
Шоффлер поднял руку, обратив ладонь в сторону папы жестом регулировщика уличного движения.
— Только родители, — произнёс детектив с кривой, похожей на оскал улыбкой.
Лицо Лиз стало серым. Мы прошли вслед за Шоффлером в мой кабинет, где на углу письменного стола восседал полицейский в форме и, естественно, в перчатках из латекса. Полицейский держал в руках блокнот.
— Этого офицера зовут Дэвид Эбеннджер, — представил своего коллегу Шоффлер. — Он занимается вещественными доказательствами.
Мы не совсем поняли, и ему пришлось пояснить, что по существующим правилам все манипуляции с вещдоками проводит один человек. Он вешает на них бирки, кладёт в пластиковые мешки, помещает на склад, достаёт оттуда и даже представляет в суде.
— Нам надо соблюдать законы на тот случай, если дело дойдёт до суда.
Мы кивнули. Мы все поняли.
Затем Шоффлер закрыл дверь и сказал:
— Мы кое-что нашли.
Я утратил дар речи.
На моём письменном столе стоял картонный ящик, размером примерно с коробку для обуви. К нему был прикреплён белый ярлычок с какой-то надписью. Шоффлер кивнул Эбеннджеру и при помощи карандаша извлёк из коробки мятый и очень грязный предмет одежды, оказавшийся жёлтой футболкой. Пятна на ней имели красновато-бурый цвет, и я догадался, что это — кровь.
Лиз застонала, я обнял её за плечи, и она уткнулась лицом мне в грудь. У неё не было сил смотреть на майку, а я, напротив, не мог оторвать от неё глаз. Шоффлер стал легонько потряхивать висящую на карандаше футболку. Коп хотел, чтобы ткань расправилась, но поскольку кровь высыхала на мятой одежде, он не очень преуспел в своём начинании. Почему-то я считал, что должен следить за всеми действиями детектива. Я с ужасом ждал, когда окровавленная футболка соскользнёт с карандаша и упадёт на мой стол. Допустить этого я не мог. В конце концов слипшаяся ткань расклеилась и развернулась. Словно разжавшийся кулак. Я увидел всего лишь несколько квадратных дюймов ткани, но мне вполне хватило и этого. Вглядываться не было никакой нужды.
Я заметил карикатурное изображение рыбьего хвоста. Я знал, что этот хвост принадлежит киту, по телу которого идёт надпись: «НАНТУКЕТ».
— Это одежда Кевина, — с усилием вымолвил я. — Шон носил зелёную.
Я не мог оторвать глаз от рубашки, пытаясь сосредоточить все своё внимание на ткани и отгоняя от себя образ Кевина, облачённого в эту жёлтую майку. Во рту я ощущал отвратительный металлический привкус. Лиз дрожала в моих объятиях.
— Где вы её нашли? — повисли в тишине мои слова.
— Вы можете подтвердить это, миссис Каллахан? Я имею в виду принадлежность футболки.
Лиз напряглась, подняла голову, повернулась, посмотрела и издала ужасный тонкий звук. Прикрыв рот ладонью, она несколько раз коротко кивнула.
Но Шоффлер не унимался:
— Итак, вы говорите, что этот предмет одежды принадлежит вашему сыну Кевину?
— Да.
— Где вы её нашли? — снова спросил я, но Шоффлер опять не ответил. Он осторожно вернул футболку в коробку и закрыл крышку при помощи того же карандаша.
Эбеннджер аккуратно запечатал коробку клейкой лентой.
— Имеется ещё кое-что, — сказал Шоффлер. — Не могли бы вы пройти со мной?
Шоффлер шёл первым, а Эбеннджер тащился за нами. Я изо всех сил старался не думать о том, какой очередной кошмар намерен продемонстрировать нам детектив. Все своё внимание я сосредоточил на затылке Лиз, на небольшом тёмном «конском хвостике», слегка подрагивающем в такт её шагов. Когда мы вошли в комнату мальчиков, я едва дышал.
— Мы пока решили оставить это in situ . — Шоффлер с помощью своего карандаша открыл дверцу стенного шкафа и спросил, показывая все тем же карандашом на верхнюю полку: — Вы можете это объяснить?
Детектив шагнул в сторону, чтобы мы могли заглянуть в шкаф. Там, рядом с коробкой игрушек, стоял стеклянный миксер, наполненный какой-то прозрачной жидкостью. Сосуд находился на самом краю полки, и казалось, он вот-вот упадёт.
— Что это? — спросила Лиз. — Вода?
— Пока мы этого не знаем, но вы нам очень поможете, если поясните, что сие означает.
Лиз вопросительно смотрела на меня, но я лишь пожал плечами. Я понятия не имел, как оказался и что делает заполненный жидкостью сосуд на верхней полке стенного шкафа в комнате мальчиков.
— Может, у них были животные? — спросил Шоффлер. — Лягушка, жук… или рыбки? В таком случае это обретает смысл.
— Не думаю, — ответил я.
— Хм… — буркнул Шоффлер, — значит, не думаете… А что думает миссис Каллахан? — повернулся он к Лиз.
Лиз отрицательно покачала головой, помрачнела и как-то странно на меня посмотрела.
— Мы сдадим жидкость на анализ и снимем отпечатки с сосуда. Да, кстати, он принадлежит вам? — спросил детектив, переводя взгляд с меня на Лиз и обратно.
— Не знаю, — ответил я. — Вполне возможно.
— Я эту вещь не помню, — сказала Лиз.
— Хм… — в который раз протянул Шоффлер. — Ну что же, Дейв займётся это штуковиной, — кивнул он в сторону шкафа, — а моя команда перебазируется в общую комнату. Остальные помещения переходят в ваше распоряжение, — закончил полицейский, стягивая с рук перчатки.
— Детектив… — заговорил я.
— Это не займёт много времени, — отмахнулся Шоффлер. — И мы оставим вас в покое. Думаю, что все вы очень устали, особенно старики.
— Эта рубашка… — вмешалась Лиз. — Означает ли это…
— Прошу прощения, — оборвал её Шоффлер, возвращаясь к официальному тону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71