Я мог найти его домовладельца, друзей или какие-то иные следы пребывания в Лос-Анджелесе.
— Джон — превосходный источник информации, но в «Замке» работают и другие иллюзионисты, которые знали Карфура. Джон при встрече скажет вам, кто именно.
— Очень хорошо.
— Кроме того, и сам Джон являет собой некоторую проблему.
— Что вы хотите этим сказать?
— Дело в том… — Он рассмеялся. — Дело в том, что Джону так и не удалось до конца выбраться из девятнадцатого века. Этот старикан орёт в трубку так, словно имеет дело с новомодным изобретением. Вы узнаете гораздо больше, если сядете с ним рядом. В личной беседе он… более открыт.
— Хм…
— Мы, иллюзионисты, лучше открываемся при личном общении. — Он помолчал немного и закончил: — Странная фраза получилась, если подумать.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — машинально ответил я, слушая его вполуха, поскольку уже выстукивал на клавиатуре запрос о ближайшем авиарейсе до Лос-Анджелеса.
— Личное общение! Встреча лицом к лицу с публикой! — провозгласил Карл голосом эстрадного конферансье. — Что может быть лучше этого, Алекс?
Глава 41
«Магический замок» стоял на холмах над Голливудом, и Джон Деланд органично вписывался в этот довольно ветхий особняк в викторианском стиле. У старого фокусника были длинные, тонкие, словно паутина, седые волосы и светло-голубые проницательные глаза. За самый кончик его острого длинного носа цеплялись очки с узкими серповидными стёклами. Старик был облачён в старомодную тройку из блестящей ткани, а его жилет украшала свисающая из кармашка серебряная цепочка очень тонкой работы. Из стиля выпадали лишь модерновые синие кварцевые часы на левом запястье.
Он встретил меня внизу и провёл по винтовой лестнице в свой офис.
— У меня есть примерно час, — сказал он, — хотя завтра мы могли бы продолжить разговор. Если я к тому времени вообще смогу говорить. Я иду на приём к пародонтологу. Парень обещал привести в порядок мои десны.
Он склонился к небольшой бронзовой решётке рядом с дверью и произнёс:
— Гарри Гудини.
Дверь, хоть и со скрипом, открылась автоматически.
Казалось, что кабинет был перенесён в наши дни прямо из времён Диккенса. Похожее на пещеру помещение было уставлено антикварной викторианской мебелью с характерными для неё тяжеловесными формами, причудливой резьбой по дереву и изрядно потёртым бархатом. В кабинете буквально негде было повернуться. Кругом лежали книги, колоды карт, стопки документов и брошюры. Повсюду стояли глобусы, шкатулки, черепа, хрустальные шары, статуэтки, комнатные растения и какие-то приборы. Стены были сплошь покрыты старинными афишами, волшебными жезлами и усыпанными «драгоценными камнями» скипетрами. На подоконниках я заметил несколько кошек.
Деланд жестом пригласил меня сесть в резное деревянное кресло.
— Не очень комфортабельное, — извинился он, — но кошачьему племени оно не нравится, и вы не рискуете получить украшения из кошачьей шерсти.
Сам Деланд уселся за чёрный письменный стол со столешницей, едва видимой под двухдюймовым слоем разных бумаг. Прежде чем сесть, ему пришлось поднять со стула чёрную длинношёрстную кошку.
Держа кошку на руках и нежно почёсывая её за ушком, он сказал:
— Итак, вас интересует Карфур. И, по словам Карла, ваш интерес к этому человеку связан с убийством.
— С серией убийств, — уточнил я.
— О Боже. И вы полагаете, что Карфур каким-то образом в них замешан?
— Да.
Деланд откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на меня своими бледно-голубыми глазами.
— Ужасно, ужасно. А кого… представляете вы? Вы — полицейский детектив? Я спрашиваю только потому, что мы, маги, являем собой… некое братство. И, помогая вашим поискам, я хотел бы знать, чем все это в конечном итоге может закончиться. Каким образом ваше расследование привело вас в «Магический замок»? — Он как-то отрешённо улыбнулся и погладил кошку, на что та громко замурлыкала.
— Я не работаю в полиции, и мой интерес носит сугубо личный характер. — И я коротко поведал ему свою историю.
Отрешённая улыбка на лице Деланда сменилась сочувствием.
— Ужасно, ужасно… — произнёс он дрожащим голосом. — Я вам очень сочувствую и помогу всем, что в моих силах. — Он поднял трубку чёрного телефона. — Начнём расследование с нашей бухгалтерии и бухгалтерии Сообщества американских магов. Карфур, естественно, входил в САМ и был членом нашего клуба. Он платил взносы, и мы высылали ему разного рода литературу. Значит, у нас должны сохраниться его координаты.
Прокричав в телефон нужные распоряжения, Деланд вернул трубку на место и погладил кошку.
— Итак, что вы хотели бы от меня услышать?
— Почему бы вам просто не рассказать мне о Карфуре? Поделитесь тем, что осталось в вашей памяти.
— Я не помню точно, как он появился, — начал Деланд. — Возможно, это знает кто-то другой. Не исключено, что к этому времени он был достаточно известен и его ангажировали на одно-два выступления. Впрочем, вполне вероятно, что впервые он появился у нас в качестве зрителя и всё началось после этого.
— Боюсь, я вас не совсем понял.
— Иллюзионисты появляются в «Замке» постоянно. Они либо приезжают специально, либо каким-то образом оказываются в городе. «Замок» для людей нашей профессии является местом паломничества. Наш клуб насчитывает около пяти тысяч членов.
— Неужели?
— О да. И когда кто-то из иллюзионистов приезжает в Лос-Анджелес, он считает своим долгом посетить наше шоу. Маг хочет взглянуть на своих конкурентов, позаимствовать у них какие-то эффектные детали или просто хорошо провести время с женой или подружкой. Перед началом шоу в баре, после ужина или в антракте между представлениями некоторые гости демонстрируют окружающим своё искусство. Показывают свои достижения. У нас часто можно увидеть парня, который у стойки бара работает с картами или монетами. Некоторым порой удаются весьма сложные трюки.
— Нечто вроде общественного просмотра?
— В некотором роде. Это — один из способов поставить ногу на порог. А затем… какое-то выступление срывается из-за болезни артиста или закулисного конфликта, открывая для гостей-иллюзионистов определённые возможности. И кто знает, как повернутся дела дальше?
— Выходит, Карфур начал работать регулярно?
— Да. И вполне заслуженно. Карфур был чрезвычайно одарённым и блестящим исполнителем. Всё, что он делал, вызывало изумление. Вначале он выступал в нашей традиционной манере.
— Что это означает?
— Как вы понимаете, мы не располагаем техническими возможностями для постановки грандиозных иллюзионных шоу. Какими, например, славится Вегас. Там для многих представлений строятся специальные подмостки, что позволяет использовать разного рода приборы и приспособления: сложной конструкции люки, туннели под полом, так называемое чёрное освещение, не говоря уж о тросах и скрытых платформах, позволяющих создать иллюзию левитации. Наши же сцены… просто сцены. Мы здесь лишь в минимальной степени используем средства внешнего отвлечения, световые эффекты, зеркала и различные приборы. И дело не только в скромных возможностях. Мы считаем наш стиль своим достоинством, гордимся тем, что работаем в классическом духе. Карфур в этом ничем не отличался от остальных исполнителей. По крайней мере вначале.
— А затем?
— Со временем Мэтр Карфур внёс изменение в свою программу. Он обратился в прошлое и стал исполнять трюки старых времён и в индийских традициях. Удивительное искусство, потрясающий эффект, но… — Он перестал гладить кошку и неопределённо помахал рукой.
— И?..
— Вкусы изменились. Его новая манера не пользовалась большим успехом.
— Что вы хотите этим сказать? Какие вкусы? В чём изменились?
— В том, что люди хотят видеть на сцене. Они больше не желают ужасаться. Они требуют, чтобы их изумляли, ставили в тупик и приводили в восторг. Им не нравится, когда их пугают до полусмерти. И перемена вкусов в первую очередь отразилась на Карфуре. Его номера становились всё более и более… как бы это выразиться… кровавыми. Это отвечало старым традициям, но…
— Вы полагаете, что публика не любит крови? Боюсь, что Голливуд с вами в этом не согласен.
— В какой-то степени я разделяю вашу точку зрения. Кишки на земле. Лужи крови. Несчётное число изуродованных тел. Стоит лишь вспомнить фильм «Бойня в Техасе», где цепной пилой прикончили массу людей. Все это демонстрируется с ужасающим реализмом, но… кино есть кино. Каким бы реалистичным оно ни было, публика знает, что все эти ужасы сняты несколько месяцев назад и позже смонтированы из разных кусков. Прежде чем фильм вышел на экран, его анонсируют и крутят рекламные ролики. Звезды разъезжают по стране, рекламируя свой продукт. А затем мы смотрим этот продукт на экране в двухмерном измерении.
— Верно, но и на театральной сцене мы иногда… встречаемся с насилием.
— Вы правы, но согласитесь, совсем иное дело видеть реальную кровь в реальном времени и очень близко. Кроме того, в театре всё же слегка стилизуют сцены насилия. На сцене даже обыкновенную драку трудно изобразить достаточно натуралистично. И большинство зрителей не хотят видеть подлинное насилие. Недавно, будучи в Амстердаме, я видел, как актёр на сцене уничтожает растение — режет и рвёт его на куски. Это, насколько мне помнится, был филодендрон в горшке. Вы не поверите, но часть публики в знак протеста покинула зал.
— Хм…
— Проведите вечер в «Замке» и посетите одно из наших представлений. Вы увидите, что наши залы невелики. Самый большой из них вмещает от силы сто человек. Иллюзионисты находятся рядом с публикой, как и должно быть на приличных магических шоу. Однако на выступлениях Карфура зрители первых рядов рисковали быть залитыми кровью. Словно рядом с боксёрским рингом, когда у одного из бойцов из разбитой брови или губы брызжет кровь. Одним словом, среди дам его представления не пользовались успехом, такими жестокими они были.
— Но ему тем не менее позволяли продолжать выступления?
— До того, как Карфур перекроил программу, он пользовался огромной популярностью. Во время его шоу в зале яблоку негде было упасть, и ему с ходу предоставили нашу самую большую сцену. Поэтому ещё какое-то время ему по инерции позволяли выступать. Карфур был потрясающим шоуменом. Хотя публика не одобряла его новые номера, он пользовался большой поддержкой со стороны собратьев по цеху — членов нашего клуба.
— Вот как?
— Его номера являлись жемчужинами магического искусства. Иногда очень древними. Это были настоящие музейные трюки и притом прекрасно исполненные. Один из, если так можно выразиться, raison d'etre нашего «Замка» состоит в том, чтобы хранить историю магии в её художественном воплощении. Поэтому мы радовались возрождению старинных фокусов, хотя бы как исторических курьёзов. Это продолжалось до тех пор, пока мы не осознали, насколько кардинально изменились вкусы публики. Лет сто тому назад публика была страшно кровожадной; никто из зрителей и глазом не моргнул бы, наблюдая за выступлениями Карфура.
— Неужели вкусы так сильно изменились?
— О да. Настало время забыть даже о тех невинных трюках иллюзионистов, когда они только делают вид, что льют чью-то кровь. Сто лет назад схватки медведей, собачьи и петушиные бои пользовались огромной популярностью. О публичных казнях я даже не говорю. И о судах Линча тоже. Люди сбегались толпами. Льётся настоящая кровь? Чем больше — тем лучше!
— А теперь, выходит, она отпугивает людей? — сказал я, вспомнив слова Карла Кавано о трансформации зрительских вкусов.
— Именно. Хотя публика знает, что это всего лишь иллюзия. Когда этот юный иллюзионист Дэйвид Блейн вырвал во время телевизионного шоу своё сердце — запустил руку под рубашку и извлёк из-под неё трепещущую окровавленную массу, постановщик хотел вырезать этот кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Джон — превосходный источник информации, но в «Замке» работают и другие иллюзионисты, которые знали Карфура. Джон при встрече скажет вам, кто именно.
— Очень хорошо.
— Кроме того, и сам Джон являет собой некоторую проблему.
— Что вы хотите этим сказать?
— Дело в том… — Он рассмеялся. — Дело в том, что Джону так и не удалось до конца выбраться из девятнадцатого века. Этот старикан орёт в трубку так, словно имеет дело с новомодным изобретением. Вы узнаете гораздо больше, если сядете с ним рядом. В личной беседе он… более открыт.
— Хм…
— Мы, иллюзионисты, лучше открываемся при личном общении. — Он помолчал немного и закончил: — Странная фраза получилась, если подумать.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — машинально ответил я, слушая его вполуха, поскольку уже выстукивал на клавиатуре запрос о ближайшем авиарейсе до Лос-Анджелеса.
— Личное общение! Встреча лицом к лицу с публикой! — провозгласил Карл голосом эстрадного конферансье. — Что может быть лучше этого, Алекс?
Глава 41
«Магический замок» стоял на холмах над Голливудом, и Джон Деланд органично вписывался в этот довольно ветхий особняк в викторианском стиле. У старого фокусника были длинные, тонкие, словно паутина, седые волосы и светло-голубые проницательные глаза. За самый кончик его острого длинного носа цеплялись очки с узкими серповидными стёклами. Старик был облачён в старомодную тройку из блестящей ткани, а его жилет украшала свисающая из кармашка серебряная цепочка очень тонкой работы. Из стиля выпадали лишь модерновые синие кварцевые часы на левом запястье.
Он встретил меня внизу и провёл по винтовой лестнице в свой офис.
— У меня есть примерно час, — сказал он, — хотя завтра мы могли бы продолжить разговор. Если я к тому времени вообще смогу говорить. Я иду на приём к пародонтологу. Парень обещал привести в порядок мои десны.
Он склонился к небольшой бронзовой решётке рядом с дверью и произнёс:
— Гарри Гудини.
Дверь, хоть и со скрипом, открылась автоматически.
Казалось, что кабинет был перенесён в наши дни прямо из времён Диккенса. Похожее на пещеру помещение было уставлено антикварной викторианской мебелью с характерными для неё тяжеловесными формами, причудливой резьбой по дереву и изрядно потёртым бархатом. В кабинете буквально негде было повернуться. Кругом лежали книги, колоды карт, стопки документов и брошюры. Повсюду стояли глобусы, шкатулки, черепа, хрустальные шары, статуэтки, комнатные растения и какие-то приборы. Стены были сплошь покрыты старинными афишами, волшебными жезлами и усыпанными «драгоценными камнями» скипетрами. На подоконниках я заметил несколько кошек.
Деланд жестом пригласил меня сесть в резное деревянное кресло.
— Не очень комфортабельное, — извинился он, — но кошачьему племени оно не нравится, и вы не рискуете получить украшения из кошачьей шерсти.
Сам Деланд уселся за чёрный письменный стол со столешницей, едва видимой под двухдюймовым слоем разных бумаг. Прежде чем сесть, ему пришлось поднять со стула чёрную длинношёрстную кошку.
Держа кошку на руках и нежно почёсывая её за ушком, он сказал:
— Итак, вас интересует Карфур. И, по словам Карла, ваш интерес к этому человеку связан с убийством.
— С серией убийств, — уточнил я.
— О Боже. И вы полагаете, что Карфур каким-то образом в них замешан?
— Да.
Деланд откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на меня своими бледно-голубыми глазами.
— Ужасно, ужасно. А кого… представляете вы? Вы — полицейский детектив? Я спрашиваю только потому, что мы, маги, являем собой… некое братство. И, помогая вашим поискам, я хотел бы знать, чем все это в конечном итоге может закончиться. Каким образом ваше расследование привело вас в «Магический замок»? — Он как-то отрешённо улыбнулся и погладил кошку, на что та громко замурлыкала.
— Я не работаю в полиции, и мой интерес носит сугубо личный характер. — И я коротко поведал ему свою историю.
Отрешённая улыбка на лице Деланда сменилась сочувствием.
— Ужасно, ужасно… — произнёс он дрожащим голосом. — Я вам очень сочувствую и помогу всем, что в моих силах. — Он поднял трубку чёрного телефона. — Начнём расследование с нашей бухгалтерии и бухгалтерии Сообщества американских магов. Карфур, естественно, входил в САМ и был членом нашего клуба. Он платил взносы, и мы высылали ему разного рода литературу. Значит, у нас должны сохраниться его координаты.
Прокричав в телефон нужные распоряжения, Деланд вернул трубку на место и погладил кошку.
— Итак, что вы хотели бы от меня услышать?
— Почему бы вам просто не рассказать мне о Карфуре? Поделитесь тем, что осталось в вашей памяти.
— Я не помню точно, как он появился, — начал Деланд. — Возможно, это знает кто-то другой. Не исключено, что к этому времени он был достаточно известен и его ангажировали на одно-два выступления. Впрочем, вполне вероятно, что впервые он появился у нас в качестве зрителя и всё началось после этого.
— Боюсь, я вас не совсем понял.
— Иллюзионисты появляются в «Замке» постоянно. Они либо приезжают специально, либо каким-то образом оказываются в городе. «Замок» для людей нашей профессии является местом паломничества. Наш клуб насчитывает около пяти тысяч членов.
— Неужели?
— О да. И когда кто-то из иллюзионистов приезжает в Лос-Анджелес, он считает своим долгом посетить наше шоу. Маг хочет взглянуть на своих конкурентов, позаимствовать у них какие-то эффектные детали или просто хорошо провести время с женой или подружкой. Перед началом шоу в баре, после ужина или в антракте между представлениями некоторые гости демонстрируют окружающим своё искусство. Показывают свои достижения. У нас часто можно увидеть парня, который у стойки бара работает с картами или монетами. Некоторым порой удаются весьма сложные трюки.
— Нечто вроде общественного просмотра?
— В некотором роде. Это — один из способов поставить ногу на порог. А затем… какое-то выступление срывается из-за болезни артиста или закулисного конфликта, открывая для гостей-иллюзионистов определённые возможности. И кто знает, как повернутся дела дальше?
— Выходит, Карфур начал работать регулярно?
— Да. И вполне заслуженно. Карфур был чрезвычайно одарённым и блестящим исполнителем. Всё, что он делал, вызывало изумление. Вначале он выступал в нашей традиционной манере.
— Что это означает?
— Как вы понимаете, мы не располагаем техническими возможностями для постановки грандиозных иллюзионных шоу. Какими, например, славится Вегас. Там для многих представлений строятся специальные подмостки, что позволяет использовать разного рода приборы и приспособления: сложной конструкции люки, туннели под полом, так называемое чёрное освещение, не говоря уж о тросах и скрытых платформах, позволяющих создать иллюзию левитации. Наши же сцены… просто сцены. Мы здесь лишь в минимальной степени используем средства внешнего отвлечения, световые эффекты, зеркала и различные приборы. И дело не только в скромных возможностях. Мы считаем наш стиль своим достоинством, гордимся тем, что работаем в классическом духе. Карфур в этом ничем не отличался от остальных исполнителей. По крайней мере вначале.
— А затем?
— Со временем Мэтр Карфур внёс изменение в свою программу. Он обратился в прошлое и стал исполнять трюки старых времён и в индийских традициях. Удивительное искусство, потрясающий эффект, но… — Он перестал гладить кошку и неопределённо помахал рукой.
— И?..
— Вкусы изменились. Его новая манера не пользовалась большим успехом.
— Что вы хотите этим сказать? Какие вкусы? В чём изменились?
— В том, что люди хотят видеть на сцене. Они больше не желают ужасаться. Они требуют, чтобы их изумляли, ставили в тупик и приводили в восторг. Им не нравится, когда их пугают до полусмерти. И перемена вкусов в первую очередь отразилась на Карфуре. Его номера становились всё более и более… как бы это выразиться… кровавыми. Это отвечало старым традициям, но…
— Вы полагаете, что публика не любит крови? Боюсь, что Голливуд с вами в этом не согласен.
— В какой-то степени я разделяю вашу точку зрения. Кишки на земле. Лужи крови. Несчётное число изуродованных тел. Стоит лишь вспомнить фильм «Бойня в Техасе», где цепной пилой прикончили массу людей. Все это демонстрируется с ужасающим реализмом, но… кино есть кино. Каким бы реалистичным оно ни было, публика знает, что все эти ужасы сняты несколько месяцев назад и позже смонтированы из разных кусков. Прежде чем фильм вышел на экран, его анонсируют и крутят рекламные ролики. Звезды разъезжают по стране, рекламируя свой продукт. А затем мы смотрим этот продукт на экране в двухмерном измерении.
— Верно, но и на театральной сцене мы иногда… встречаемся с насилием.
— Вы правы, но согласитесь, совсем иное дело видеть реальную кровь в реальном времени и очень близко. Кроме того, в театре всё же слегка стилизуют сцены насилия. На сцене даже обыкновенную драку трудно изобразить достаточно натуралистично. И большинство зрителей не хотят видеть подлинное насилие. Недавно, будучи в Амстердаме, я видел, как актёр на сцене уничтожает растение — режет и рвёт его на куски. Это, насколько мне помнится, был филодендрон в горшке. Вы не поверите, но часть публики в знак протеста покинула зал.
— Хм…
— Проведите вечер в «Замке» и посетите одно из наших представлений. Вы увидите, что наши залы невелики. Самый большой из них вмещает от силы сто человек. Иллюзионисты находятся рядом с публикой, как и должно быть на приличных магических шоу. Однако на выступлениях Карфура зрители первых рядов рисковали быть залитыми кровью. Словно рядом с боксёрским рингом, когда у одного из бойцов из разбитой брови или губы брызжет кровь. Одним словом, среди дам его представления не пользовались успехом, такими жестокими они были.
— Но ему тем не менее позволяли продолжать выступления?
— До того, как Карфур перекроил программу, он пользовался огромной популярностью. Во время его шоу в зале яблоку негде было упасть, и ему с ходу предоставили нашу самую большую сцену. Поэтому ещё какое-то время ему по инерции позволяли выступать. Карфур был потрясающим шоуменом. Хотя публика не одобряла его новые номера, он пользовался большой поддержкой со стороны собратьев по цеху — членов нашего клуба.
— Вот как?
— Его номера являлись жемчужинами магического искусства. Иногда очень древними. Это были настоящие музейные трюки и притом прекрасно исполненные. Один из, если так можно выразиться, raison d'etre нашего «Замка» состоит в том, чтобы хранить историю магии в её художественном воплощении. Поэтому мы радовались возрождению старинных фокусов, хотя бы как исторических курьёзов. Это продолжалось до тех пор, пока мы не осознали, насколько кардинально изменились вкусы публики. Лет сто тому назад публика была страшно кровожадной; никто из зрителей и глазом не моргнул бы, наблюдая за выступлениями Карфура.
— Неужели вкусы так сильно изменились?
— О да. Настало время забыть даже о тех невинных трюках иллюзионистов, когда они только делают вид, что льют чью-то кровь. Сто лет назад схватки медведей, собачьи и петушиные бои пользовались огромной популярностью. О публичных казнях я даже не говорю. И о судах Линча тоже. Люди сбегались толпами. Льётся настоящая кровь? Чем больше — тем лучше!
— А теперь, выходит, она отпугивает людей? — сказал я, вспомнив слова Карла Кавано о трансформации зрительских вкусов.
— Именно. Хотя публика знает, что это всего лишь иллюзия. Когда этот юный иллюзионист Дэйвид Блейн вырвал во время телевизионного шоу своё сердце — запустил руку под рубашку и извлёк из-под неё трепещущую окровавленную массу, постановщик хотел вырезать этот кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71