Хэйли застегнул воротник, затем рванул его обратно. Трясущимися руками расстегнул вторую пуговку на рубашке.
— У меня нет полномочий вам рассказывать.
— Неверно. Есть, и причем самые полные. Я вам разрешаю. Иначе переломаю к чертовой матери руки-ноги, а затем… — Сэвэдж потянулся к лежащему на столе ножу, — …отрежу пальцы, а…
Лицо Хэйли побелело. Он жалостно вскинул руки вверх.
— Хорошо же. Хорошо. Боже мой, Сэвэдж. Успокойтесь. Я знаю, вам многое пришлось пережить. Понимаю, насколько вы расстроены, но…
— Расстроен? Сукин ты сын, да я настолько расстроен, что вполне могу тебя угробить! Говори! Все! Сразу!
— Это был просчет, — грудь Хэйли высоко вздымалась, — простой просчет. Видите ли, все началось в… может быть, вы не помните… В общем, военные работали над так называемыми пилюлями храбрости.
— Над чем?
— Понимаете, проблема в том, что, несмотря на самую лучшую подготовку, солдат в бою не может не трусить. То есть, я хочу сказать, что это — естественно. Если в вас кто-то стреляет, то мозг посылает сигнал тревоги в надпочечник, и вам становится страшно. Вы начинаете дрожать. Вам хочется бежать подальше. Это биологический инстинкт. Разумеется, человек из SEALs, такой, как вы, привыкший к экстремальным условиям, может этот рефлекс подавить. Но обычный солдат в бою всегда пугается. А если он побежит — все, игра будет закончена. Поэтому военные начали соображать: может быть, есть какое-нибудь химическое снадобье, которое солдат примет перед атакой, и препарат уберет сигнал тревоги, который пускает адреналин в кровь. Солдат не почувствует ничего, и спокойненько продолжит себе воевать. И как воевать!
— Вся штука в том, — продолжил Хэйли, — что когда они испробовали наркотик, он сработал отлично. Во время кризисной ситуации. Но зато после!.. Воспоминание о пережитом, страх наваливались на солдата. Он едва не умирал от страха. Переживал посттравматический стресс. И выходил из строя. Становился бесполезным. Его начинали преследовать кошмары.
— Правильно, — сказал Сэвэдж. — Начинали. И какие. Я ведь теперь знаток кошмаров. — И он направил нож Хэйли в руку.
— Я же говорил вам, Сэвэдж. Успокойтесь. Я говорю вам все, что вы хотели узнать.
— Так вперед!
— Итак, военные решили, что пилюли храбрости работают отлично. Проблема была в памяти. Когда они начали думать о посттравматическом психическом расстройстве, то решили, что смогут убить двух зайцев сразу. Вторая проблема: можно было ослабить муки ветеранов Вьетнама, которые не хотели вспоминать, то, через что им пришлось пройти. И в то же время гарантировать, что пилюли храбрости будут работать, если убрать вспоминание о пережитом страхе.
— Психохирургия, — сказал Сэвэдж упавшим голосом.
— Верно, — сказал Хэйли. — Именно так. Военные принялись экспериментировать на вымывании страхов о пережитом. И тут оказалось, что это намного проще, чем они считали. Техника уже существовала. Леча эпилептиков, нейрохирурги иногда внедряли больным в мозг электроды, стимулируя ту или иную зону, и им иногда удавалось отыскать нейроны, влияющие на эпилепсию. Хирурги их прижигали, леча, таким образом, эпилептиков. Но те теряли память. Сделка в пользу пациента. Военные решили применить ту же самую технику: выжечь из памяти солдат вспоминания о битве, которая явилась причиной возникновения посттравматического психического расстройства. Великолепная концепция.
— Еще бы, — сказал Сэвэдж, едва подавив желание всадить нож Хэйли в сердце.
— Но кто-то понял, что у солдат образуется провал в памяти, вакуум. Они приходили в смятение от того, что никак не могли вспомнить, что с ними происходило. Смятение накладывалось слоями и противостояло способности воевать. Тогда почему бы… пока хирурги не сняли маски и не прекратили обработку… не внедрить в память какие-нибудь ложные вспоминания… мирные, успокаивающие. Наркотики в сочетании с фильмами и электродная стимуляция делали эту работу.
— Ага, — прошипел Сэвэдж. — И какую!
— А затем еще кому-то пришла в голову мысль: что если память, которую мы закладываем, будет не особо умиротворяющей, а наоборот, сподвигнет пациента делать то, что мы захотим, запрограммировать его на…
— Понятно, — сказал Сэвэдж, нежно поводя ножом по руке Хэйли. — Итак, поговорим обо мне. В какой стадии эксперимента в игру вступил я?
— Япония, — произнес Хэйли, съежившись от прикосновения лезвия. — Они надавали нам по заднице в Пирл-Харборе. Но мы их все-таки растоптали. Напичкали атомными бомбами. И семь лет после этого вдалбливали, что по заду больше получать не хотим. Но они снова полезли! Не с помощью военной силы. А с помощью финансов. Они раскупают нашу страну! Засыпают наши рынки своими товарами. Владеют нашими казначейскими билетами. Контролируют торговый дефицит. И несут ответственность за наши национальные долги.
Иссохшее лицо Таро при этом покраснело от ярости. Он выглядел смертельно обиженным, и метал глазами молнии.
— Давайте по существу, — сказал Сэвэдж.
— У нас в Управлении существует спецгруппа, которая не приписана к самому Управлению. В общем, все это чрезвычайно сложно и запутанно. Мы решили откорректировать ситуацию. Нам было известно о Шираи. Какое-то время он пытался подточить статус-кво Японии. Например, прошлогодний скандал с подкупом высокопоставленных политиков корпорацией “Рекрут”. Взятки давались заниженными акциями, которые через определенное время должны были составить состояния… Так вот, за этим стоял Шираи. Это он через посредников контролировал компанию. А газеты, находящиеся в его ведении, “пропустили” информацию. Политиков свалили. Затем полетели партийные боссы. Сначала один премьер-министр, за ним второй. Система балансировала на краю пропасти. А Шираи умудрился встрять в нее и, используя влияние и деньги, взять контроль в свои руки. Но ему нужен был прецедент, столь символичный и всеобъемлющий, чтобы сенсация всколыхнула нацию, и она, под предводительством партии, выполнила все его приказы и добилась осуществления его идей. Не внешних, но внутренних. Япония должна была отвергнуть весь остальной мир. Япония для Японии. И моей группе в Управлении это понравилось.
— И вы решили, — Сэвэдж покрепче сжал нож, — ему помочь.
— А почему бы и нет? Цели Шираи совпадали с нашими. Если бы Япония замкнулась в себе и установила твердый карантин, отказавшись иметь дело с иностранцами, Америку перестала бы душить японская торговля. У нас появился бы шанс исправить торговый дефицит. Мы бы снизили, черт, да, может быть, даже полностью убрали бы национальный долг. Сбалансировали бюджет, черт, да неужели вы не понимаете, какие бы открылись возможности!
— И вы готовы были помочь этому?.. Вы ведь прекрасно понимали, что Шираи двинутый.
Хэйли пожал плечами.
— Для него можно отыскать другое название. Мы лично предпочитали думать о нем, как об идеалисте.
Сэвэдж выругался.
— Управление довольно долго наблюдало за Шираи, — продолжил Хэйли. — Один из его приверженцев состоял у нас на пайке. Он держал нас в курсе дела относительно того, что Шираи делает, а мы передавали через этого человека информацию для Шираи — о скандалах, в которых замешаны чиновники и политики, — который с ее помощью продолжал разрушать японский истэблишмент. Разумеется, Шираи ничего о нашей помощи не знал. А мы сидели и ждали, окупятся ли наши расходы.
— Но я пока не вижу, какую роль в этом играли…
— Да, да, — Хэйли стер со щеки каплю пота. — Думаю, вы все прекрасно поняли. Это стало ясно лишь совсем недавно, когда я узнал, что несколько членов нашей группы сформировали свою собственную группу. Мы, конечно, консерваторы, и гордимся этим. Но эти ребята… — Он нервно сглотнул. — Считают Оливера Норта самым лучшим изобретением после микроволновой воздушной кукурузы, и у них появилась идея, которую Норт назвал бы “ясной”. Они решили: а почему бы не пройти весь путь от начала до конца? Почему бы не дать Шираи шанс сотворить настолько сенсационную постановку, чтобы у него могла появиться любая, нужная ему, поддержка? Почему бы не сделать вид, будто Америка настолько перепугана антиамериканскими настроениями Шираи, что решили подослать к нему убийцу? Сотрудника ЦРУ? Попытка покушения провалилась. Оперативника бы убили. Шираи бы обнаружил связь агента с государственной разведкой, и Япония бы всколыхнулась. Уж если десятки тысяч демонстрантов выступили против того, чтобы мы роняли бомбы у их побережья, то сколько сотен тысяч и даже миллионов пошли бы против нас, узнай они насчет неудавшейся попытки убийства, спроектированного в Америке?
— Но ведь это… Ваши ребята психи, ничуть не лучше Шираи. Почему они, черт побери, решили, что Америке поможет то, что Япония от нас отвернется?
— Неужели непонятно? Если Япония от нас отвернется и если связи между нашими странами прервутся, то японский импорт остановится. И мы выиграем экономическую войну.
— Ага… А предположим, что Япония после этого объединится с Китаем или Советами?
— Нет, этого не произойдет. Потому что Япония не уживется ни с русскими, ни с китайцами. Вражда между Японией и Китаем длится уже долгие сотни лет. А с Советами у Японии грызня по поводу Курильских островов, которые до конца Второй мировой принадлежали Японии. Шираи бы повернул антиамериканские настроения во всеобъемлющие антимировые, а мы бы таким образом опять захватили рынки сбыта.
Сэвэдж покачал головой.
— Полный бред.
— Группа в группе организовала передачу информации через доверенного человека — Шираи, и тому идея пришлась по душе. Уверяю, что Шираи и не подозревал, что идея принадлежит американцам и что “вторая” группа верила в то, что Америка в результате этой операции приобретет много больше, чем сам Шираи. И вот, — сказал Хэйли, — здесь-то вы и вышли на смену. Легально или нет, но оперативнику можно приказать кого-нибудь убить. Совсем другое дело — приказать ему отправиться на самоубийство. Никто бы не пошел. Второй группе было необходимо, чтобы оперативник не знал, на что идет, а что еще лучше — не подозревал бы, что работает на Управление.
— И вы были — остаетесь — моим связным?
Пот с лица Хэйли потек ручьями.
— Мы завербовали вас, еще когда вы работали в SEALs. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем. Вы притворились, что взбешены американской высадкой на Гренаде. Чистая политика — ни больше, ни меньше. Вы говорили, что товарищи погибли для того, чтобы президент-киноактер мог поддержать свою репутацию. Пили. Произносили речи в барах. Подрались с лучшим другом.
— С Маком.
— Верно, — кивнул Хэйли. — Он был частью плана. Поклялся в сохранении тайны. Вы подрались прямо в баре, и Мак поклялся, что если снова увидит тебя, то убьет. Тогда вы вышли из рядов SEALs и стали исполнительным защитником.
— Меня натаскивал Грэм.
— Он тоже был частью плана. С такой крышей — человек, несогласный с политикой своей страны и ненавидящий ее, — никто бы не подумал, что на самом деле вы работаете на Управление и что каждый влиятельный клиент на самом деле является мишенью для добычи информации. Защитник, поклявшийся в верности клиенту, мог узнавать кучи грязных тайн. Информация, которую мы от вас получали, помогала нажимать на многих влиятельных людей нашего общества.
Сэвэдж, чувствуя подкатывающую тошноту, повернулся к Рэйчел.
— Ты предполагала подобную возможность. Помнишь? После убийства Мака? Но мне не хотелось этому верить. — Он взглянул на Хэйли. — Так, значит, все эти годы я был… — у него сдавило горло, — шантажистом?
— Послушайте, Сэвэдж, все не так уж мрачно. Не стоит себя винить. Вы спасли огромное количество людских жизней. Вы талантливый защитник.
— Это не изменяет того факта, что я клялся в верности своим клиентам, а затем их предавал, — прорычал Сэвэдж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79