Занимался хакингом около тридцати шести часов без остановки и потом пошел на вечеринку.
— И что? Сделал татуировку на спор?
— Нет. Заснул без нее, а проснулся с ней. Так и не узнал, кто надо мной подшутил.
— С ней ты похож на бывшего моряка.
Хакер огляделся — чтобы удостовериться, что Дженни нет рядом, и подошел к шкафчику, куда она убрала тартинки. Открыл пакет, взял четыре печенья, предложил одно Бишопу.
— Нет, спасибо.
— Ростбиф я тоже съем, — кивнул Джилет на сандвичи, приготовленные Дженни. — Просто я мечтал о печенье в тюрьме. Самая лучшая еда для хакера — полно сахара, можно покупать от случая к случаю, и они не портятся.
Он проглотил сразу два.
— Возможно, в них даже есть витамины. Не знаю. Они составляли мое основное меню, когда я занимался хакингом. Воздушные тартинки, пицца, «Маунтин-вью» и «Джолткола».
Через мгновение Джилет спросил шепотом:
— Твоя жена в порядке? Она упомянула о встрече с доктором...
Хакер заметил, как слегка задрожала рука детектива, когда он поднимал бокал с пивом.
— Ничего серьезного. Пара тестов.
Потом, будто чтобы сменить тему разговора, он сказал:
— Пойду проведаю Брэндона.
Когда детектив вернулся через несколько минут, Джилет держал пустой пакет из-под тартинок.
— Тебе не осталось.
— Ничего страшного, — засмеялся Бишоп и снова сел.
— Как сын?
— Спит. Вы с женой хотели детей?
— Нет, вначале не хотели... то есть, надо сказать, я не хотел. К тому времени, как захотел, все уже кончилось. Мы развелись.
— Значит, ты хочешь детей?
— Ода.
Он пожал плечами, смахнул крошки от печенья в руку и высыпал на салфетку.
— У моего брата двое. Мальчик и девочка. Мы неплохо веселимся вместе.
— У брата? — переспросил Бишоп.
— Рикки, — пояснил Джилет. — Он живет в Монтане. Смотритель парка, хочешь — верь, хочешь — не верь. У них с Каролиной — его женой — огромный дом. Что-то вроде бревенчатой хижины, только очень большой. — Он кивнул на задний двор Бишопа. — Тебе бы понравились их овощные грядки. Каролина — прекрасный садовник.
Бишоп уставился на крышку стола.
— Я читал твое досье.
— Мое досье? — переспросил Джилет.
— Из отдела подростковой преступности. Ты забыл его уничтожить.
Хакер медленно свернул и развернул салфетку. — Мне казалось, оно запечатано.
— Только от публики. Не от полиции.
— Зачем? — холодно спросил Джилет.
— Потому что ты сбежал из ОРКП. Я заказал копию, когда узнал, что ты исчез. Подумал, там будет информация, которая поможет тебя найти.
Детектив продолжил монотонным голосом:
— К нему прилагался отчет социального работника. О твоей семье. Или отсутствии оной... Скажи мне — почему ты всем врешь?
Джилет долгое время ничего не отвечал.
«Почему ты врешь?» — подумал он.
Врешь, потому что можешь.
Врешь, потому что в Голубом Нигде можно придумать все что угодно и никто не узнает, что ты говоришь неправду. Можно залезть на любой чат и рассказать миру, что ты живешь в роскошном доме в Санивейл, или Менло-парке, или Уолнат-Крик. И твой отец — юрист, врач или пилот, а мама — дизайнер или управляет цветочным магазином, а брат Рик — чемпион штата но легкой атлетике. И можно продолжать бесконечно, поведать миру, что вы с отцом соорудили компьютер из конструктора за шесть ночей, когда он пришел с работы домой, и именно тогда ты подсел на машины.
Какой он славный парень...
Можно сказать, что, даже несмотря на трагическую смерть матери от сердечного приступа, ты все еще в отличных отношениях с отцом. Он путешествует по миру, работая нефтяником, но всегда возвращается домой на выходные, проведать тебя и брата. А когда отец в городе, ты каждое воскресенье заходишь в гости на обед к нему и его новой жене, очень приятной женщине. Вы иногда вместе отправляетесь в его берлогу и пишете скрипты или играете в многопользовательские игры.
И представляете? Мир верит вам. Потому что в Голубом Нигде единственное, по чему люди в состоянии судить, — это байты, которые ты выбиваешь немеющими пальцами.
Мир никогда не узнает, что ты просто лжешь.
Мир никогда не узнает, что ты единственный ребенок разведенной матери, работающей три или четыре ночи подряд и гуляющей с «друзьями» — всегда мужчинами — в остальное время. И убил ее не сердечный приступ, а печень и темперамент, сдавшие почти одновременно, когда тебе исполнилось восемнадцать.
Мир никогда не узнает, что твой отец, мужчина без определенного рода деятельности, совершил единственный поступок, в чем, вероятно, и состояло его предназначение, — бросил вас с матерью, когда ты пошел в третий класс.
И домом тебе служил ряд сменяющих друг друга бунгало и трейлеров в беднейших районах Кремниевой долины, а единственным твоим сокровищем был дешевый компьютер, и вовремя оплачивался только один-единственный счет — за телефон, потому что ты сам его погашал на деньги, полученные за разное почты. Только чтобы оставаться на связи с тем, что не давало сойти с ума от одиночества и боли: Голубым Нигде.
Ладно, Бишоп, ты меня поймал. Ни отца, ни братьев. Эгоистка и наркоманка мать. И я — Уайетт Эдвард Джилет, один в комнате со своими друзьями — «Трэш-80», «Эппл», «Кайпро», «PC», «Тошиба», «Сан-спарк стейшн»...
Наконец он поднял голову и сделал то, чего не делал никогда — даже наедине с женой: рассказал всю свою историю другому человеческому существу. Фрэнк Бишоп не двигался, только всматривался в мрачное, изможденное лицо Джилета. Когда хакер закончил, Бишоп заметил:
— Ты тренировался в социальном инжиниринге все детство.
— Да.
— Мне было восемь, когда он ушел, — продолжил Джилет, сжимая банку с колой, мозолистые пальцы отбивали дробь по холодному металлу, будто нажимая клавиши. М-н-е б-ы-л-о в-о-с-е-м-ь...
— Мой отец служил в воздушных войсках. Его распределили в Трэвис, и, уволившись, он там и остался. То есть время от времени стал там останавливаться. Большей частью он пропадал с друзьями по службе или... можешь догадаться где, когда не приходил домой по ночам. В день, когда отец бросил нас, мы в первый раз поговорили серьезно. Мать где-то гуляла, он зашел в мою комнату и сказал, что ему надо пройтись по магазинам и почему бы мне не присоединиться. Я очень удивился, потому что мы никогда ничего не делали вместе.
Джилет глубоко вздохнул, попытался успокоиться. Пальцы яростно и бесшумно стучали по банке.
М-ы-с-л-и... м-ы-с-л-и...
— Мы жили в Барлингейме, рядом с аэропортом, сели с отцом в машину и поехали в торговый центр. Он купил пару вещей в аптеке, потом повел меня обедать рядом с железнодорожной станцией. Принесли еду, но я слишком нервничал, чтобы есть. Он даже не заметил. Внезапно отец отложил вилку, посмотрел на меня и рассказал, как он несчастлив с моей матерью и как ему необходимо уйти. Я помню точные слова. Он сказал, что все его мысли перепутались и ему придется уехать, чтобы продолжить свой личностный рост.
М-ы-с-л-и...
Бишоп покачал головой.
— Он говорил с тобой как с приятелем в баре. Не как с маленьким мальчиком, не с сыном. Плохо.
— Он жаловался, что решение уйти далось ему непросто, но так будет лучше всего. Потом спросил, рад ли я за него.
— Он так и спросил?
Джилет кивнул.
— Я не помню, что ответил. Потом мы ушли из ресторана, прогулялись по улице. Он, наверное, заметил, что я огорчен, увидел тот магазин и предложил: «Слушай, сынок, давай зайдем и купим все, что захочешь».
— Утешительный приз.
Джилет засмеялся и кивнул:
— Кажется, действительно так. Магазином оказалась «Радиорубка». Я просто вошел и стал там, оглядываясь. Я ничего не видел, так было больно и обидно, я пытался не заплакать. И показал на первую попавшуюся вещь. «Трэш-80».
— Что?
— Один из первых персональных компьютеров.
В-с-е ч-т-о з-а-х-о-ч-е-ш-ь...
— Я принес его домой и начал играть той же ночью. Потом услышал, как пришла домой мать, они с отцом устроили грандиозный скандал, и он ушел, вот и все.
Г-о-л-у-б-о-е н-и-г...
Джилет слегка улыбнулся, пальцы продолжали печатать.
— Помнишь мою статью? «Голубое Нигде»?
— Да, — ответил Бишоп. — Киберпространство.
— И еще кое-что, — медленно добавил Джилет.
Н-И-Г-Д-Е...
— Что?
— Мой отец служил в воздушных силах, как я уже сказал. И когда я был совсем маленьким, он приводил домой своих армейских товарищей, они напивались и орали военную песню: «То дикое голубое». Ну и после его ухода у меня в голове все крутилась эта песня, снова и снова, только я сменил «то» на «нигде», «Дикое Голубое Нигде», потому что он исчез. Канул в никуда. — Джилет тяжело сглотнул. Поднял голову. — Глупо, правда?
Но Фрэнк Бишоп, казалось, вовсе не видел тут ничего глупого. С искренним сочувствием он спросил:
— И ты больше не видел его? И не знаешь, что с ним случилось?
— Нет. Не имею ни малейшего представления, — засмеялся Джилет. — Время от времени мне кажется, что надо бы поискать его.
— В сети ты сможешь найти кого угодно.
Джилет кивнул.
— Но не думаю, что возьмусь.
Пальцы яростно мельтешат. Кончики настолько онемели от мозолей, что он не чувствует прохлады от банки, по которой барабанит.
И м-ы у-х-о-д-и-м в...
— Все даже обернулось к лучшему. Я изучил «Бейсик», язык программирования, когда мне исполнилось девять или десять, и часами сидел за написанием программ. Самые первые заставляли компьютер разговаривать со мной. Я набирал: «Привет», и машина отвечала: «Привет, Уайетт. Как дела?». Я писал: «Хорошо», и она спрашивала: «Что вы сегодня делали в школе?». Я пытался придумать для компьютера такие фразы, какие бы подходили настоящему отцу.
В-с-е ч-т-о з-а-х-о-ч-е-ш-ь...
— Все электронные письма предположительно от моего отца к судье и факсы от брата с приглашениями пожить с ним в Монтане, отчеты психологов о моей замечательной семье, о лучшем в мире отце? Я сам их написал.
— Извини, — проговорил Бишоп.
Джилет пожал плечами.
— Эй, я же выжил. Ничего не случилось.
— Может, и случилось, — мягко возразил Бишоп.
Они сидели молча несколько минут. Потом детектив встал и принялся мыть тарелки. Джилет присоединился к нему, началась ничего не значащая беседа — о саде Бишопа, о жизни в Сан-Хо. Когда закончили вытирать посуду, Бишоп допил пиво и смущенно посмотрел на хакера:
— Почему бы тебе не позвонить ей?
— Позвонить? Кому?
— Жене.
— Слишком поздно, — запротестовал Джилет.
— Так разбуди ее. Она не станет ругаться. В любом случае, мне кажется, вам двоим уже нечего терять.
Бишоп подтолкнул телефон к хакеру.
— Что я скажу?
Он неуверенно поднял трубку.
— Придумаешь.
— Но я...
Коп спросил:
— Ты знаешь номер?
Джилет набрал по памяти — быстро, боясь передумать.
Что, если ответит ее брат? Или мать? Или...
— Алло.
У него перехватило горло.
— Алло? — повторила Элана.
— Это я.
Пауза, она явно смотрела на часы. Никаких замечаний о позднем часе, однако, не последовало.
Почему Элана ничего не говорит?
Почему молчит он?
— Просто захотелось позвонить. Ты нашла модем? Я оставил его в почтовом ящике.
Она пару минут молчала. Потом сказала:
— Я в постели.
Мгновенная мысль: одна в постели? Или рядом с ней Эд?
В родительском доме? Но Джилет отбросил ревность и мягко спросил:
— Я разбудил тебя?
— Что тебе нужно, Уайетт?
Он взглянул на Бишопа, но коп только смотрел на него, подняв бровь, в нетерпении.
— Я...
Элана перебила его:
— Я собираюсь спать.
— Можно мне позвонить завтра?
— Лучше тебе не звонить мне домой. Кристиан видел тебя прошлой ночью, и ему это вовсе не понравилось.
Ее двадцатидвухлетний брат, студент с экономического факультета — отличник с темпераментом греческого рыбака, на самом деле на суде пригрозил Джилету расправой.
— Тогда позвони мне сама, когда останешься одна. Я буду по тому номеру, который оставил тебе вчера.
Молчание.
— Ты нашла его? — спросил он. — Номер?
— Нашла, — затем: — Спокойной ночи.
— Не забудь позвонить адвокату насчет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— И что? Сделал татуировку на спор?
— Нет. Заснул без нее, а проснулся с ней. Так и не узнал, кто надо мной подшутил.
— С ней ты похож на бывшего моряка.
Хакер огляделся — чтобы удостовериться, что Дженни нет рядом, и подошел к шкафчику, куда она убрала тартинки. Открыл пакет, взял четыре печенья, предложил одно Бишопу.
— Нет, спасибо.
— Ростбиф я тоже съем, — кивнул Джилет на сандвичи, приготовленные Дженни. — Просто я мечтал о печенье в тюрьме. Самая лучшая еда для хакера — полно сахара, можно покупать от случая к случаю, и они не портятся.
Он проглотил сразу два.
— Возможно, в них даже есть витамины. Не знаю. Они составляли мое основное меню, когда я занимался хакингом. Воздушные тартинки, пицца, «Маунтин-вью» и «Джолткола».
Через мгновение Джилет спросил шепотом:
— Твоя жена в порядке? Она упомянула о встрече с доктором...
Хакер заметил, как слегка задрожала рука детектива, когда он поднимал бокал с пивом.
— Ничего серьезного. Пара тестов.
Потом, будто чтобы сменить тему разговора, он сказал:
— Пойду проведаю Брэндона.
Когда детектив вернулся через несколько минут, Джилет держал пустой пакет из-под тартинок.
— Тебе не осталось.
— Ничего страшного, — засмеялся Бишоп и снова сел.
— Как сын?
— Спит. Вы с женой хотели детей?
— Нет, вначале не хотели... то есть, надо сказать, я не хотел. К тому времени, как захотел, все уже кончилось. Мы развелись.
— Значит, ты хочешь детей?
— Ода.
Он пожал плечами, смахнул крошки от печенья в руку и высыпал на салфетку.
— У моего брата двое. Мальчик и девочка. Мы неплохо веселимся вместе.
— У брата? — переспросил Бишоп.
— Рикки, — пояснил Джилет. — Он живет в Монтане. Смотритель парка, хочешь — верь, хочешь — не верь. У них с Каролиной — его женой — огромный дом. Что-то вроде бревенчатой хижины, только очень большой. — Он кивнул на задний двор Бишопа. — Тебе бы понравились их овощные грядки. Каролина — прекрасный садовник.
Бишоп уставился на крышку стола.
— Я читал твое досье.
— Мое досье? — переспросил Джилет.
— Из отдела подростковой преступности. Ты забыл его уничтожить.
Хакер медленно свернул и развернул салфетку. — Мне казалось, оно запечатано.
— Только от публики. Не от полиции.
— Зачем? — холодно спросил Джилет.
— Потому что ты сбежал из ОРКП. Я заказал копию, когда узнал, что ты исчез. Подумал, там будет информация, которая поможет тебя найти.
Детектив продолжил монотонным голосом:
— К нему прилагался отчет социального работника. О твоей семье. Или отсутствии оной... Скажи мне — почему ты всем врешь?
Джилет долгое время ничего не отвечал.
«Почему ты врешь?» — подумал он.
Врешь, потому что можешь.
Врешь, потому что в Голубом Нигде можно придумать все что угодно и никто не узнает, что ты говоришь неправду. Можно залезть на любой чат и рассказать миру, что ты живешь в роскошном доме в Санивейл, или Менло-парке, или Уолнат-Крик. И твой отец — юрист, врач или пилот, а мама — дизайнер или управляет цветочным магазином, а брат Рик — чемпион штата но легкой атлетике. И можно продолжать бесконечно, поведать миру, что вы с отцом соорудили компьютер из конструктора за шесть ночей, когда он пришел с работы домой, и именно тогда ты подсел на машины.
Какой он славный парень...
Можно сказать, что, даже несмотря на трагическую смерть матери от сердечного приступа, ты все еще в отличных отношениях с отцом. Он путешествует по миру, работая нефтяником, но всегда возвращается домой на выходные, проведать тебя и брата. А когда отец в городе, ты каждое воскресенье заходишь в гости на обед к нему и его новой жене, очень приятной женщине. Вы иногда вместе отправляетесь в его берлогу и пишете скрипты или играете в многопользовательские игры.
И представляете? Мир верит вам. Потому что в Голубом Нигде единственное, по чему люди в состоянии судить, — это байты, которые ты выбиваешь немеющими пальцами.
Мир никогда не узнает, что ты просто лжешь.
Мир никогда не узнает, что ты единственный ребенок разведенной матери, работающей три или четыре ночи подряд и гуляющей с «друзьями» — всегда мужчинами — в остальное время. И убил ее не сердечный приступ, а печень и темперамент, сдавшие почти одновременно, когда тебе исполнилось восемнадцать.
Мир никогда не узнает, что твой отец, мужчина без определенного рода деятельности, совершил единственный поступок, в чем, вероятно, и состояло его предназначение, — бросил вас с матерью, когда ты пошел в третий класс.
И домом тебе служил ряд сменяющих друг друга бунгало и трейлеров в беднейших районах Кремниевой долины, а единственным твоим сокровищем был дешевый компьютер, и вовремя оплачивался только один-единственный счет — за телефон, потому что ты сам его погашал на деньги, полученные за разное почты. Только чтобы оставаться на связи с тем, что не давало сойти с ума от одиночества и боли: Голубым Нигде.
Ладно, Бишоп, ты меня поймал. Ни отца, ни братьев. Эгоистка и наркоманка мать. И я — Уайетт Эдвард Джилет, один в комнате со своими друзьями — «Трэш-80», «Эппл», «Кайпро», «PC», «Тошиба», «Сан-спарк стейшн»...
Наконец он поднял голову и сделал то, чего не делал никогда — даже наедине с женой: рассказал всю свою историю другому человеческому существу. Фрэнк Бишоп не двигался, только всматривался в мрачное, изможденное лицо Джилета. Когда хакер закончил, Бишоп заметил:
— Ты тренировался в социальном инжиниринге все детство.
— Да.
— Мне было восемь, когда он ушел, — продолжил Джилет, сжимая банку с колой, мозолистые пальцы отбивали дробь по холодному металлу, будто нажимая клавиши. М-н-е б-ы-л-о в-о-с-е-м-ь...
— Мой отец служил в воздушных войсках. Его распределили в Трэвис, и, уволившись, он там и остался. То есть время от времени стал там останавливаться. Большей частью он пропадал с друзьями по службе или... можешь догадаться где, когда не приходил домой по ночам. В день, когда отец бросил нас, мы в первый раз поговорили серьезно. Мать где-то гуляла, он зашел в мою комнату и сказал, что ему надо пройтись по магазинам и почему бы мне не присоединиться. Я очень удивился, потому что мы никогда ничего не делали вместе.
Джилет глубоко вздохнул, попытался успокоиться. Пальцы яростно и бесшумно стучали по банке.
М-ы-с-л-и... м-ы-с-л-и...
— Мы жили в Барлингейме, рядом с аэропортом, сели с отцом в машину и поехали в торговый центр. Он купил пару вещей в аптеке, потом повел меня обедать рядом с железнодорожной станцией. Принесли еду, но я слишком нервничал, чтобы есть. Он даже не заметил. Внезапно отец отложил вилку, посмотрел на меня и рассказал, как он несчастлив с моей матерью и как ему необходимо уйти. Я помню точные слова. Он сказал, что все его мысли перепутались и ему придется уехать, чтобы продолжить свой личностный рост.
М-ы-с-л-и...
Бишоп покачал головой.
— Он говорил с тобой как с приятелем в баре. Не как с маленьким мальчиком, не с сыном. Плохо.
— Он жаловался, что решение уйти далось ему непросто, но так будет лучше всего. Потом спросил, рад ли я за него.
— Он так и спросил?
Джилет кивнул.
— Я не помню, что ответил. Потом мы ушли из ресторана, прогулялись по улице. Он, наверное, заметил, что я огорчен, увидел тот магазин и предложил: «Слушай, сынок, давай зайдем и купим все, что захочешь».
— Утешительный приз.
Джилет засмеялся и кивнул:
— Кажется, действительно так. Магазином оказалась «Радиорубка». Я просто вошел и стал там, оглядываясь. Я ничего не видел, так было больно и обидно, я пытался не заплакать. И показал на первую попавшуюся вещь. «Трэш-80».
— Что?
— Один из первых персональных компьютеров.
В-с-е ч-т-о з-а-х-о-ч-е-ш-ь...
— Я принес его домой и начал играть той же ночью. Потом услышал, как пришла домой мать, они с отцом устроили грандиозный скандал, и он ушел, вот и все.
Г-о-л-у-б-о-е н-и-г...
Джилет слегка улыбнулся, пальцы продолжали печатать.
— Помнишь мою статью? «Голубое Нигде»?
— Да, — ответил Бишоп. — Киберпространство.
— И еще кое-что, — медленно добавил Джилет.
Н-И-Г-Д-Е...
— Что?
— Мой отец служил в воздушных силах, как я уже сказал. И когда я был совсем маленьким, он приводил домой своих армейских товарищей, они напивались и орали военную песню: «То дикое голубое». Ну и после его ухода у меня в голове все крутилась эта песня, снова и снова, только я сменил «то» на «нигде», «Дикое Голубое Нигде», потому что он исчез. Канул в никуда. — Джилет тяжело сглотнул. Поднял голову. — Глупо, правда?
Но Фрэнк Бишоп, казалось, вовсе не видел тут ничего глупого. С искренним сочувствием он спросил:
— И ты больше не видел его? И не знаешь, что с ним случилось?
— Нет. Не имею ни малейшего представления, — засмеялся Джилет. — Время от времени мне кажется, что надо бы поискать его.
— В сети ты сможешь найти кого угодно.
Джилет кивнул.
— Но не думаю, что возьмусь.
Пальцы яростно мельтешат. Кончики настолько онемели от мозолей, что он не чувствует прохлады от банки, по которой барабанит.
И м-ы у-х-о-д-и-м в...
— Все даже обернулось к лучшему. Я изучил «Бейсик», язык программирования, когда мне исполнилось девять или десять, и часами сидел за написанием программ. Самые первые заставляли компьютер разговаривать со мной. Я набирал: «Привет», и машина отвечала: «Привет, Уайетт. Как дела?». Я писал: «Хорошо», и она спрашивала: «Что вы сегодня делали в школе?». Я пытался придумать для компьютера такие фразы, какие бы подходили настоящему отцу.
В-с-е ч-т-о з-а-х-о-ч-е-ш-ь...
— Все электронные письма предположительно от моего отца к судье и факсы от брата с приглашениями пожить с ним в Монтане, отчеты психологов о моей замечательной семье, о лучшем в мире отце? Я сам их написал.
— Извини, — проговорил Бишоп.
Джилет пожал плечами.
— Эй, я же выжил. Ничего не случилось.
— Может, и случилось, — мягко возразил Бишоп.
Они сидели молча несколько минут. Потом детектив встал и принялся мыть тарелки. Джилет присоединился к нему, началась ничего не значащая беседа — о саде Бишопа, о жизни в Сан-Хо. Когда закончили вытирать посуду, Бишоп допил пиво и смущенно посмотрел на хакера:
— Почему бы тебе не позвонить ей?
— Позвонить? Кому?
— Жене.
— Слишком поздно, — запротестовал Джилет.
— Так разбуди ее. Она не станет ругаться. В любом случае, мне кажется, вам двоим уже нечего терять.
Бишоп подтолкнул телефон к хакеру.
— Что я скажу?
Он неуверенно поднял трубку.
— Придумаешь.
— Но я...
Коп спросил:
— Ты знаешь номер?
Джилет набрал по памяти — быстро, боясь передумать.
Что, если ответит ее брат? Или мать? Или...
— Алло.
У него перехватило горло.
— Алло? — повторила Элана.
— Это я.
Пауза, она явно смотрела на часы. Никаких замечаний о позднем часе, однако, не последовало.
Почему Элана ничего не говорит?
Почему молчит он?
— Просто захотелось позвонить. Ты нашла модем? Я оставил его в почтовом ящике.
Она пару минут молчала. Потом сказала:
— Я в постели.
Мгновенная мысль: одна в постели? Или рядом с ней Эд?
В родительском доме? Но Джилет отбросил ревность и мягко спросил:
— Я разбудил тебя?
— Что тебе нужно, Уайетт?
Он взглянул на Бишопа, но коп только смотрел на него, подняв бровь, в нетерпении.
— Я...
Элана перебила его:
— Я собираюсь спать.
— Можно мне позвонить завтра?
— Лучше тебе не звонить мне домой. Кристиан видел тебя прошлой ночью, и ему это вовсе не понравилось.
Ее двадцатидвухлетний брат, студент с экономического факультета — отличник с темпераментом греческого рыбака, на самом деле на суде пригрозил Джилету расправой.
— Тогда позвони мне сама, когда останешься одна. Я буду по тому номеру, который оставил тебе вчера.
Молчание.
— Ты нашла его? — спросил он. — Номер?
— Нашла, — затем: — Спокойной ночи.
— Не забудь позвонить адвокату насчет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58