Заключенный единственный из четверки уважительно кивнул пожилой женщине. Этти кивнула в ответ. Они сели в такси.
Водитель-пакистанец вопросительно посмотрел на Пеллэма, задавая немой вопрос относительно конечной точки поездки.
— В Адскую кухню, — бросил Пеллэм.
Водитель непонимающе заморгал.
Пеллэм повторил, но водитель лишь покачал головой.
— Угол Тридцать четвертой улицы и Девятой авеню, — объяснил Пеллэм.
Задержав на нем на мгновение взгляд глубоко посаженных глаз, водитель сбросил счетчик, и такси, рванув с места, влилось в поток машин, запрудивших улицы.
29
Вечером следующего дня Пеллэм и Луис Бейли стояли в свежевыкрашенной конторе адвоката.
Стояли перед открытым окном в совершенно одинаковых позах. Облокотившись на подоконник, прищурившись.
— Губернатор штата, — предположил Бейли.
— Нет, не думаю, — возразил Пеллэм.
На самом деле прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как Пеллэм не жил в «Имперском штате»[83], поэтому он имел весьма смутное представление о том, как выглядит губернатор, бывший или нынешний.
— Точно вам говорю.
— Ставлю десять долларов, — предложил Пеллэм.
У него не было никакой убежденности в собственной правоте, однако он успел уяснить, что уверенная напористость решает все.
— Гм. Пять.
Они разняли руки.
В противоположном конце квартала очередной лимузин высадил еще одну важную персону на красную ковровую дорожку, расстеленную к главному входу в Башню Маккенны. Господин в смокинге в сопровождении нескольких телохранителей вошел в здание.
— Посмотрите на номер, — заметил Бейли. — На нем написано «NY-1».
— Ну и что. Быть может, это питчер бейсбольной команды «Нью-Йорк метрополитен».
— Тогда у машины, черт побери, точно была бы на номере не единица, — печально возразил Бейли.
Длинный черный «Линкольн» скрылся за углом. Бейли закрыл окно.
Происходящее напротив было, вероятно, единственной церемонией завершения строительства небоскреба, которая отмечалась на уровне земли. Поскольку крыша Башни Маккенны не смогла вместить все шесть тысяч приглашенных, торжественную церемонию было решено провести в собственном театре небоскреба, просторном зале, предназначенном для постановок бродвейских мюзиклов и пьес. В эту ночь зал был наполнен грохотом музыки канала Эм-ти-ви, лазерами, огромными видеомониторами, объемным звуком по системе «Долби» и компьютерной графикой.
Наполнив маленький стаканчик вином из бутылки, Пеллэм снова настроился на то, что рассказывал Луис Бейли. Переполненный восторгом, адвокат никак не мог остановиться и продолжал говорить о деле Этти. Тем временем в полутемном углу его свежеотремонтированной квартиры Исмаил, в неизменной трехцветной ветровке, листал старый, замусоленный журнал с комиксами. На ногах у него были новые кроссовки, подарок Рамиреса.
— Мне нужно встретиться с одним человеком, окликнул мальчишку Пеллэм. — А тебе пора возвращаться в подростковый центр.
— Слушай, приятель, обожди минутку.
Не так давно позвонил один из личных секретарей Роджера Маккенны и справился, не желает ли Пеллэм присутствовать на торжественной церемонии. Тот отказался, но согласился заглянуть в девять часов вечера; судя по всему, у Маккенны был для него памятный подарок, который, как полагал подрядчик, должен был ему очень понравиться. Пеллэм предположил, это будет какой-нибудь сувенир из исторического прошлого Адской кухни, возможно, обнаруженный во время раскопок при рытье котлована под фундамент небоскреба. Пеллэм, закоренелый сторонник проживания в автофургоне «Уиннебаго», не имел ни малейшего желания обременять себя всевозможными коллекциями. Впрочем, существовала также вероятность, что Маккенна собирался преподнести ему чек на кругленькую сумму — за предупреждение насчет подружки Коркорана или за потрясающие съемки в нелегальном детском саду.
Пеллэм встал.
— Исмаил, пошли.
Мальчишка зевнул.
— Я совсем не устал.
— Пора уходить.
Потянувшись, Исмаил подошел к Бейли и хлопнул его по руке.
— Пока, приятель!
— Холмс[84]? — переспросил озадаченный адвокат. — Что ж, всего хорошего, Ватсон.
Нахмурившись, Исмаил сказал:
— Увидимся позже.
— Ну хорошо. До встречи, молодой человек.
Пеллэм и Исмаил вышли в темноту Тридцать шестой улицы. К этому времени все гости уже были в башне, и повсюду стояли припаркованные лимузины. В воздухе висело сильное ощущение опустошения. Здание, в котором размещалась контора Бейли, осталось на улице единственным жилым между Девятой и Десятой авеню. Дворец, выстроенный Маккенной, не вернул району в одночасье волшебным образом жителей.
С противоположной стороны улицы строительная площадка была не видна, скрытая рекламными щитами и перетяжками, трепетавшими на жарком вечернем ветерке. Огороженная, она была погружена в темноту. Единственными звуками были слабые отголоски музыки, доносящиеся из театра.
— Пустынно, да? — заметил Пеллэм.
— Что ты сказал, приятель?
— Я говорю про улицу. Она пустынна.
— Ни души, — согласился мальчишка, снова зевнув.
Они прошли мимо большого бульдозера, оставленного на том месте, где когда-то стоял дом, в котором жила Этти.
— Что теперь станется с кварталом? — задумчиво промолвил Пеллэм.
Исмаил пожал плечами.
— Не знаю. А кому какое дело?
Они направились к театру, где их должен был встретить сам Маккенна или один из его помощников. Здание не являлось частью небоскреба, а было построено отдельно. Оно поднималось вверх на восемьдесят футов над блестящим, застекленным подъездом, отделанным мрамором и гранитом. Мотивы в духе Древнего Египта: цветовая гамма песчаная, коричневая, зеленая. В вестибюле никого не было; торжества уже были в самом разгаре.
Проходя мимо строительной площадки, окружавшей театр, Пеллэм смотрел по сторонам. Пока что газоны не были засеяны травой, но на этот вечер вытоптанную землю застелили искусственным покрытием, прижатым кое-где кадками с пальмами. Пеллэм остановился.
— Пеллэм, в чем дело?
— Исмаил, отправляйся в подростковый центр. Мне нужно встретиться с одним человеком.
— Нет, — проскулил мальчишка. — Я остаюсь с тобой, приятель.
— И не надейся. Тебе пора спать.
— Пошел ты к черту, Пеллэм!
— Исмаил, следи за своим языком. А теперь уходи.
Круглое лицо Исмаила скривилось в недовольной гримасе.
— Ну хорошо. До встречи, дружище.
Они хлопнули друг друга по ладоням, и мальчишка медленно побрел на восток. Не по размеру большие баскетбольные кроссовки громко хлопали. Исмаил неохотно шел в направлении центра. Обернувшись, он помахал рукой.
Пропихнувшись в дыру в ограждении, Пеллэм пошел по похожей на губку искусственной траве.
А это что такое?
Пеллэм присмотрелся внимательнее к тому, на что обратил внимание еще с тротуара: рабочие прочно прикрепили деревья в кадках к ручкам дверей черного входа, привязав их крепкой веревкой. Он предположил, это было сделано для того, чтобы пальмы не растащили местные жители.
Но при этом оказались перекрыты двери пожарного выхода.
И перекрыты наглухо, черт побери, — многочисленными витками прочной веревки. Из двадцати дверей пожарных выходов не перекрытой оставалась только одна. Она была чуть приоткрыта. Из нее доносились приглушенные звуки рукоплесканий и смеха и громкое буханье басов музыки. Подойдя к двери, Пеллэм заглянул внутрь.
Дверь вела не в сам театр, а на пожарную лестницу, которая, как предположил Пеллэм, сообщалась с балконами и ложами зрительного зала. В коридоре царила полная темнота, лишь кое-где разрываемая причудливым светом ламп пожарного освещения. Внутренние двери были распахнуты настежь, и Пеллэм различил красный бархат сидений и каштаново-коричневый ковролин на полу.
Вдруг его внимание привлекло что-то на стене коридора. Присмотревшись, Пеллэм разглядел, что это был скомканный лист бумаги — план западной части Манхэттена. Он показался ему знакомым, и через мгновение Пеллэм понял, почему. Такой же план был обнаружен на месте пожара в конторе Бейли. План, на котором Сынок отмечал свои поджоги.
Но только на этом плане целью был обозначен не конференц-зал Джевитса, а Башня Маккенны.
Внезапно у Пеллэма защипало глаза, и он почувствовал сильный запах едких паров. Похожий на запах моющего средства, который несколько дней назад Пеллэм ощутил в конторе Бейли. Пеллэм вспомнил, что обратил внимание на этот запах за мгновение перед тем, как взорвалась лампочка.
Но, разумеется, это было никакое не моющее средство. Это был самодельный напалм. И источник его находился здесь, прямо перед Пеллэмом: четыре бочки адской смеси. Выставленных в ряд вдоль стены. Со снятыми крышками.
Сзади послышался какой-то шорох.
Пеллэм стремительно обернулся.
У него за спиной стоял, склонив голову набок, светловолосый парень. На лице у парня витала безумная усмешка, а в глазах плясали отсветы огней небоскреба.
— Джо Бак, — прошептал парень. — Пеллэм, Пеллэм. Я Сынок. Очень приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу.
«Кольт» уже выскочил из-за пояса, курок был наполовину взведен, но тут Сынок взмахнул тяжелым гаечным ключом, с силой обрушив его Пеллэму на руку. Громко хрустнула сломанная кость; удар был настолько сильный, что на запястье образовалась большая рваная рана. Хлынула кровь. Закатив глаза, Пеллэм вскрикнул и рухнул назад, ударившись затылком о бочку. Та глухо загудела, словно колокол в сырую погоду.
Отложив гаечный ключ, Сынок подобрал револьвер Пеллэма и сунул его за пояс. Затем достал из кармана наручники.
И зажигалку.
30
Первой мыслью Пеллэма было: "Почему нет боли? Почему я ничего не чувствую?
Он ее сломал. Он сломал мне руку…"
Из рассеченного запястья хлестала кровь.
Сынок, поставив Пеллэму на лбу его собственной кровью кастовую отметку, нагнулся и стал рыться в своих карманах. В конце концов он достал маленький серебристый ключик от наручников. У него тряслись руки. Длинные, волнистые волосы стекали с головы струями воды.
«Почему я не чувствую боли?» — думал Пеллэм, уставившись на свою изуродованную руку.
— Если ты хочешь узнать, кто это был в конторе адвоката, — равнодушным голосом произнес сумасшедший парень, — я тебе скажу: это был твой дружок Алекс. Долбанный стукач. Я прикатил его туда из своей квартиры в пустой бочке — пришлось сложить ублюдка пополам. Не сомневаюсь, это путешествие ему совсем не понравилось. И я оставил Алекса под лампочкой для загара. Мне нужно было стряхнуть со своей спины всех вас педерастов-ковбоев.
Сынок отпер один браслет наручников и кивнул в сторону зрительного зала.
— Это будет последний пожар. Пошли, предлагаю занять место в первом ряду. — Грубо схватив Пеллэма за шиворот, Сынок рывком поднял его на ноги. — Мы отправимся все вместе, Джо Бак, долбанный антихрист, твою мать… Ты, я и еще тысяч пять хороших и порядочных людей.
Ударом ноги он опрокинул бочку, и пенистая жидкость разлилась по коридору, затекая в зрительный зал. За первой бочкой последовала вторая.
— Это мой «сироп», — небрежным тоном объяснил Сынок. — Мое собственное изобретение. Видишь ли, одного только бензина недостаточно. Бензин — дерьмовая штука. Низкая точка воспламенения, большая вспышка, относительно холодное пламя — и все кончено. Я в свое время знавал одного поджигателя…
Сынок принялся отпирать второй браслет наручников. У него страшно тряслись руки. Остановившись, он сделал глубокий вдох. Хотя Пеллэма тошнило от запаха горючей жидкости, Сынка он, похоже, наоборот успокоил. Снова занявшись наручниками, он продолжал:
— Так вот, этот тип пользовался соляркой. Считал себя таки-им крутым! И вот однажды ему надо было поработать на третьем этаже старого жилого дома. Он поднимает наверх две пятигаллонных канистры, обливает все вокруг и разбивает колбу лампочки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Водитель-пакистанец вопросительно посмотрел на Пеллэма, задавая немой вопрос относительно конечной точки поездки.
— В Адскую кухню, — бросил Пеллэм.
Водитель непонимающе заморгал.
Пеллэм повторил, но водитель лишь покачал головой.
— Угол Тридцать четвертой улицы и Девятой авеню, — объяснил Пеллэм.
Задержав на нем на мгновение взгляд глубоко посаженных глаз, водитель сбросил счетчик, и такси, рванув с места, влилось в поток машин, запрудивших улицы.
29
Вечером следующего дня Пеллэм и Луис Бейли стояли в свежевыкрашенной конторе адвоката.
Стояли перед открытым окном в совершенно одинаковых позах. Облокотившись на подоконник, прищурившись.
— Губернатор штата, — предположил Бейли.
— Нет, не думаю, — возразил Пеллэм.
На самом деле прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как Пеллэм не жил в «Имперском штате»[83], поэтому он имел весьма смутное представление о том, как выглядит губернатор, бывший или нынешний.
— Точно вам говорю.
— Ставлю десять долларов, — предложил Пеллэм.
У него не было никакой убежденности в собственной правоте, однако он успел уяснить, что уверенная напористость решает все.
— Гм. Пять.
Они разняли руки.
В противоположном конце квартала очередной лимузин высадил еще одну важную персону на красную ковровую дорожку, расстеленную к главному входу в Башню Маккенны. Господин в смокинге в сопровождении нескольких телохранителей вошел в здание.
— Посмотрите на номер, — заметил Бейли. — На нем написано «NY-1».
— Ну и что. Быть может, это питчер бейсбольной команды «Нью-Йорк метрополитен».
— Тогда у машины, черт побери, точно была бы на номере не единица, — печально возразил Бейли.
Длинный черный «Линкольн» скрылся за углом. Бейли закрыл окно.
Происходящее напротив было, вероятно, единственной церемонией завершения строительства небоскреба, которая отмечалась на уровне земли. Поскольку крыша Башни Маккенны не смогла вместить все шесть тысяч приглашенных, торжественную церемонию было решено провести в собственном театре небоскреба, просторном зале, предназначенном для постановок бродвейских мюзиклов и пьес. В эту ночь зал был наполнен грохотом музыки канала Эм-ти-ви, лазерами, огромными видеомониторами, объемным звуком по системе «Долби» и компьютерной графикой.
Наполнив маленький стаканчик вином из бутылки, Пеллэм снова настроился на то, что рассказывал Луис Бейли. Переполненный восторгом, адвокат никак не мог остановиться и продолжал говорить о деле Этти. Тем временем в полутемном углу его свежеотремонтированной квартиры Исмаил, в неизменной трехцветной ветровке, листал старый, замусоленный журнал с комиксами. На ногах у него были новые кроссовки, подарок Рамиреса.
— Мне нужно встретиться с одним человеком, окликнул мальчишку Пеллэм. — А тебе пора возвращаться в подростковый центр.
— Слушай, приятель, обожди минутку.
Не так давно позвонил один из личных секретарей Роджера Маккенны и справился, не желает ли Пеллэм присутствовать на торжественной церемонии. Тот отказался, но согласился заглянуть в девять часов вечера; судя по всему, у Маккенны был для него памятный подарок, который, как полагал подрядчик, должен был ему очень понравиться. Пеллэм предположил, это будет какой-нибудь сувенир из исторического прошлого Адской кухни, возможно, обнаруженный во время раскопок при рытье котлована под фундамент небоскреба. Пеллэм, закоренелый сторонник проживания в автофургоне «Уиннебаго», не имел ни малейшего желания обременять себя всевозможными коллекциями. Впрочем, существовала также вероятность, что Маккенна собирался преподнести ему чек на кругленькую сумму — за предупреждение насчет подружки Коркорана или за потрясающие съемки в нелегальном детском саду.
Пеллэм встал.
— Исмаил, пошли.
Мальчишка зевнул.
— Я совсем не устал.
— Пора уходить.
Потянувшись, Исмаил подошел к Бейли и хлопнул его по руке.
— Пока, приятель!
— Холмс[84]? — переспросил озадаченный адвокат. — Что ж, всего хорошего, Ватсон.
Нахмурившись, Исмаил сказал:
— Увидимся позже.
— Ну хорошо. До встречи, молодой человек.
Пеллэм и Исмаил вышли в темноту Тридцать шестой улицы. К этому времени все гости уже были в башне, и повсюду стояли припаркованные лимузины. В воздухе висело сильное ощущение опустошения. Здание, в котором размещалась контора Бейли, осталось на улице единственным жилым между Девятой и Десятой авеню. Дворец, выстроенный Маккенной, не вернул району в одночасье волшебным образом жителей.
С противоположной стороны улицы строительная площадка была не видна, скрытая рекламными щитами и перетяжками, трепетавшими на жарком вечернем ветерке. Огороженная, она была погружена в темноту. Единственными звуками были слабые отголоски музыки, доносящиеся из театра.
— Пустынно, да? — заметил Пеллэм.
— Что ты сказал, приятель?
— Я говорю про улицу. Она пустынна.
— Ни души, — согласился мальчишка, снова зевнув.
Они прошли мимо большого бульдозера, оставленного на том месте, где когда-то стоял дом, в котором жила Этти.
— Что теперь станется с кварталом? — задумчиво промолвил Пеллэм.
Исмаил пожал плечами.
— Не знаю. А кому какое дело?
Они направились к театру, где их должен был встретить сам Маккенна или один из его помощников. Здание не являлось частью небоскреба, а было построено отдельно. Оно поднималось вверх на восемьдесят футов над блестящим, застекленным подъездом, отделанным мрамором и гранитом. Мотивы в духе Древнего Египта: цветовая гамма песчаная, коричневая, зеленая. В вестибюле никого не было; торжества уже были в самом разгаре.
Проходя мимо строительной площадки, окружавшей театр, Пеллэм смотрел по сторонам. Пока что газоны не были засеяны травой, но на этот вечер вытоптанную землю застелили искусственным покрытием, прижатым кое-где кадками с пальмами. Пеллэм остановился.
— Пеллэм, в чем дело?
— Исмаил, отправляйся в подростковый центр. Мне нужно встретиться с одним человеком.
— Нет, — проскулил мальчишка. — Я остаюсь с тобой, приятель.
— И не надейся. Тебе пора спать.
— Пошел ты к черту, Пеллэм!
— Исмаил, следи за своим языком. А теперь уходи.
Круглое лицо Исмаила скривилось в недовольной гримасе.
— Ну хорошо. До встречи, дружище.
Они хлопнули друг друга по ладоням, и мальчишка медленно побрел на восток. Не по размеру большие баскетбольные кроссовки громко хлопали. Исмаил неохотно шел в направлении центра. Обернувшись, он помахал рукой.
Пропихнувшись в дыру в ограждении, Пеллэм пошел по похожей на губку искусственной траве.
А это что такое?
Пеллэм присмотрелся внимательнее к тому, на что обратил внимание еще с тротуара: рабочие прочно прикрепили деревья в кадках к ручкам дверей черного входа, привязав их крепкой веревкой. Он предположил, это было сделано для того, чтобы пальмы не растащили местные жители.
Но при этом оказались перекрыты двери пожарного выхода.
И перекрыты наглухо, черт побери, — многочисленными витками прочной веревки. Из двадцати дверей пожарных выходов не перекрытой оставалась только одна. Она была чуть приоткрыта. Из нее доносились приглушенные звуки рукоплесканий и смеха и громкое буханье басов музыки. Подойдя к двери, Пеллэм заглянул внутрь.
Дверь вела не в сам театр, а на пожарную лестницу, которая, как предположил Пеллэм, сообщалась с балконами и ложами зрительного зала. В коридоре царила полная темнота, лишь кое-где разрываемая причудливым светом ламп пожарного освещения. Внутренние двери были распахнуты настежь, и Пеллэм различил красный бархат сидений и каштаново-коричневый ковролин на полу.
Вдруг его внимание привлекло что-то на стене коридора. Присмотревшись, Пеллэм разглядел, что это был скомканный лист бумаги — план западной части Манхэттена. Он показался ему знакомым, и через мгновение Пеллэм понял, почему. Такой же план был обнаружен на месте пожара в конторе Бейли. План, на котором Сынок отмечал свои поджоги.
Но только на этом плане целью был обозначен не конференц-зал Джевитса, а Башня Маккенны.
Внезапно у Пеллэма защипало глаза, и он почувствовал сильный запах едких паров. Похожий на запах моющего средства, который несколько дней назад Пеллэм ощутил в конторе Бейли. Пеллэм вспомнил, что обратил внимание на этот запах за мгновение перед тем, как взорвалась лампочка.
Но, разумеется, это было никакое не моющее средство. Это был самодельный напалм. И источник его находился здесь, прямо перед Пеллэмом: четыре бочки адской смеси. Выставленных в ряд вдоль стены. Со снятыми крышками.
Сзади послышался какой-то шорох.
Пеллэм стремительно обернулся.
У него за спиной стоял, склонив голову набок, светловолосый парень. На лице у парня витала безумная усмешка, а в глазах плясали отсветы огней небоскреба.
— Джо Бак, — прошептал парень. — Пеллэм, Пеллэм. Я Сынок. Очень приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу.
«Кольт» уже выскочил из-за пояса, курок был наполовину взведен, но тут Сынок взмахнул тяжелым гаечным ключом, с силой обрушив его Пеллэму на руку. Громко хрустнула сломанная кость; удар был настолько сильный, что на запястье образовалась большая рваная рана. Хлынула кровь. Закатив глаза, Пеллэм вскрикнул и рухнул назад, ударившись затылком о бочку. Та глухо загудела, словно колокол в сырую погоду.
Отложив гаечный ключ, Сынок подобрал револьвер Пеллэма и сунул его за пояс. Затем достал из кармана наручники.
И зажигалку.
30
Первой мыслью Пеллэма было: "Почему нет боли? Почему я ничего не чувствую?
Он ее сломал. Он сломал мне руку…"
Из рассеченного запястья хлестала кровь.
Сынок, поставив Пеллэму на лбу его собственной кровью кастовую отметку, нагнулся и стал рыться в своих карманах. В конце концов он достал маленький серебристый ключик от наручников. У него тряслись руки. Длинные, волнистые волосы стекали с головы струями воды.
«Почему я не чувствую боли?» — думал Пеллэм, уставившись на свою изуродованную руку.
— Если ты хочешь узнать, кто это был в конторе адвоката, — равнодушным голосом произнес сумасшедший парень, — я тебе скажу: это был твой дружок Алекс. Долбанный стукач. Я прикатил его туда из своей квартиры в пустой бочке — пришлось сложить ублюдка пополам. Не сомневаюсь, это путешествие ему совсем не понравилось. И я оставил Алекса под лампочкой для загара. Мне нужно было стряхнуть со своей спины всех вас педерастов-ковбоев.
Сынок отпер один браслет наручников и кивнул в сторону зрительного зала.
— Это будет последний пожар. Пошли, предлагаю занять место в первом ряду. — Грубо схватив Пеллэма за шиворот, Сынок рывком поднял его на ноги. — Мы отправимся все вместе, Джо Бак, долбанный антихрист, твою мать… Ты, я и еще тысяч пять хороших и порядочных людей.
Ударом ноги он опрокинул бочку, и пенистая жидкость разлилась по коридору, затекая в зрительный зал. За первой бочкой последовала вторая.
— Это мой «сироп», — небрежным тоном объяснил Сынок. — Мое собственное изобретение. Видишь ли, одного только бензина недостаточно. Бензин — дерьмовая штука. Низкая точка воспламенения, большая вспышка, относительно холодное пламя — и все кончено. Я в свое время знавал одного поджигателя…
Сынок принялся отпирать второй браслет наручников. У него страшно тряслись руки. Остановившись, он сделал глубокий вдох. Хотя Пеллэма тошнило от запаха горючей жидкости, Сынка он, похоже, наоборот успокоил. Снова занявшись наручниками, он продолжал:
— Так вот, этот тип пользовался соляркой. Считал себя таки-им крутым! И вот однажды ему надо было поработать на третьем этаже старого жилого дома. Он поднимает наверх две пятигаллонных канистры, обливает все вокруг и разбивает колбу лампочки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49