– Но если тебе нужен какой-нибудь совет, то ты знаешь, что я весь к твоим услугам.
Феба взглянула на мистрис Соулер, дремавшую у огня.
– Нужды нет, – сказала она. – Я полагаю, что не следует мужчине ввязываться в такие дела между мной и мистрис Фарнеби. Делай что тебе угодно с ее мужем, я об этом не забочусь, он скотина, и я ненавижу его. Я настаиваю лишь на одном, я требую, чтоб мисс Регину не подвергали никаким неприятностям, помни это! Она доброе создание. Вот прочитай письмо, написанное ей ко мне, и суди сам.
Жервей посмотрел на письмо, оно было довольно коротко, и он решился взять на себя труд прочесть его.
«Милая Феба, не унывай. Я всегда останусь твоим, другом и помогу тебе найти другое место. Очень сожалею, что должна сказать тебе, что во всем виновата мистрис Ормонд. Она имела подозрения, подкараулила нас и все рассказала тетке. В этом она созналась мне своими собственными устами. „Я готова на все, моя дорогая, чтоб спасти вас от неудачного замужества“, – сказала она. Я этим очень огорчена, так как не могу более смотреть на нее, как на моего друга. Тетка моя одинакового мнения с мистрис Ормонд. Ты должна снизойти к ее горячему характеру. Вспомни ее доброту ко мне, а ты тайно помогала мне в том, что она всячески желает устранить. Это очень рассердило ее, со временем она обойдется. Чтоб не тратить свои сбережения до получения места, ты уведомь меня. Мой кошелек к твоим услугам.
Твой друг Регина».
– Очень мило, – заметил Жервей, возвращая письмо и зевая, – и очень удобно на случай, когда мы будем иметь нужду в деньгах. А вот и ужин! Теперь, мистрис Соулер, пора проснуться.
Он поднял старуху со стула и посадил ее к столу как маленького ребенка. Вид горячего кушанья и питья возбудил в ней волчий аппетит. Она пожирала мясо не только зубами, но и глазами, пила водку громадными глотками и со вздохом облегчения поставила стакан на стол.
– Еще один, – воскликнула она, – и я согреюсь. Жервей наблюдал за ней, сидя по другую сторону стола рядом с Фебой и, имея свои причины заставить ее говорить, поощрял ее желание еще выпить. Он потребовал второй стакан горячего грога. Феба, жеманно двигая устрицы вилкой, казалась шокированной грубой манерой, с которой мистрис Соулер пила и ела. Она сидела, опустив глаза на свою тарелку и чопорно тянула солодовый напиток. Когда Жервей, окончив свой ужин, зажег сигару, она ласково напомнила ему, что он обязан уважением к леди почтенных лет: «Я люблю, когда курят, милый, но, может быть, мистрис Соулер этого не любит».
Мистрис Соулер разразилась при этих словах громким смехом.
– Похожа ли я на то, чтоб быть чувствительной к табачному запаху? – спросила она с диким презрением к своей собственной бедности, что было одним из опасных элементов ее характера. – Посмотрели бы вы, молодая женщина, где я живу, и тогда бы говорили о табаке!
Это было очень грубо. Феба сняла вилкой последнюю устрицу из раковины и уставила глаза в тарелку. Заметив, что второй стакан грога был почти пуст, Жервей попытался вызвать мистрис Соулер на откровенность.
– Кстати, насчет долга мистера Фарнеби, – начал он. – Давно он вам должен?
Мистрис Соулер была настороже. Другими словами, голова мистрис Соулер разгорячалась от горячего грога только тогда, как она употребляла его в большом количестве. Она отвечала, что долг давнишний и не прибавила ничего более.
– Уже прошел семилетний срок?
Мистрис Соулер опорожнила свой стакан и пристально посмотрела на Жервея через стол.
– У меня плохая память, – сказала она.
Жервей весьма любезно предложил ей третий стакан.
– Нечетное число приносит, говорят, счастье.
Мистрис Соулер приняла предложение в том же духе, в каком оно было сделано, справилась со своей памятью даже прежде появления третьего стакана.
– Семь лет? Спрашиваете вы, даже более чем дважды семь лет. Что вы думаете об этом?
Жервей не терял времени на думы, он поспешно продолжал:
– Уверены ли вы, что человек, которого я указал во время чтения, тот самый, что назывался Морганом и письма которого адресовались в гостиницу?
– Вполне уверена. Готова принять присягу, что это его глаза.
– И вы никогда не требовали с него долга?
– Как могла я требовать, когда я не знала, как его зовут до той минуты, как вы мне сказали это?
– Сколько он вам должен?
Имела ли мистрис Соулер четвертый стакан грога в виду или думала, что пора приняться за расспросы, нужные ей самой, трудно решить, но каковы бы ни были побуждения, только теперь она покачала головой и сказала:
– Деньги – мое дело. Вы только скажите мне, где он живет, и я заставлю его заплатить.
Жервей был готов на всякий случай.
– Вам не нужно делать ничего подобного.
Мистрис Соулер недоверчиво засмеялась.
– Так вы думаете, мой умница?
– Я не думаю, я уверен в том. Во-первых, Фарнеби может не признать долга по истечении семилетнего срока, во-вторых, взгляните на себя в зеркало. Вы полагаете, прислуга пустит вас к нему в дом, когда вы постучитесь в двери? Вам нужен ловкий помощник или вы никогда ничего не получите.
Мистрис Соулер была доступна голосу рассудка, несмотря на три стакана грога. Она прямо спросила:
– А сколько вы возьмете за это?
– Ничего, – отвечал он, – я вовсе не желаю, чтоб вы платили за комиссию.
Мистрис Соулер с минуту подумала и поняла его.
– Повторите это при молодой женщине, чтоб она была свидетельницей ваших слов.
Жервей толкнул под столом молодую женщину, предостерегая ее, чтобы она не сделала какого-нибудь возражения и предоставила бы все ему. Объявив во второй раз, что не возьмет ни фартинга с мистрис Соулер, он продолжал свои расспросы.
– Я действую в ваших интересах, мистрис Соулер, – сказал он, – и потеряете вы сами, если не будете терпеливо отвечать на мои вопросы и не скажете мне правды. Я опять возвращаюсь к долгу. Откуда взялся он?
– За содержание ребенка в продолжение шести недель должен он мне по десяти шиллингов в неделю.
Феба подняла глаза от тарелки.
– Чьего ребенка? – спросил Жервей, заметив движение Фебы.
– Ребенка Моргана, того самого, что вы называете Фарнеби.
– А вы знаете, кто была его мать?
– Желала бы знать. Давно получила бы я деньги от нее.
Жервей украдкой взглянул на Фебу, она была бледна и прислушивалась к разговору, не спуская глаз с мистрис Соулер.
– Давно ли это было? – продолжал Жервей.
– Шестнадцать лет тому назад.
– Фарнеби сам отдал вам ребенка?
– Своими собственными руками, через садовую решетку дома в Рамсгэте. Он сам и посадил меня на поезд, отправившийся в Лондон. При этом он дал мне десять тысяч фунтов стерлингов и больше ничего. Он обещал увидеться со мной в течение месяца и дать мне денег. Я никогда не видела его до сегодня, когда встретила у кассы, платившим за билеты.
Жервей снова взглянул на Фебу. Она не подозревала, что за ней наблюдают. Все внимание ее было поглощено ответами мистрис Соулер. Обсудив все слышанное, Жервей оставил речь о долге и начал расспрашивать о ребенке.
– Я уже обещал вам, что не возьму с вас ни одного фартинга, – прибавил он. – Скольких лет был ребенок, когда вам отдал его Фарнеби?
– Скольких лет? Ему не было и недели!
– Не было и недели, – повторил Жервей, устремив пытливый взор на Фебу. – Боже мой, да это был новорожденный младенец?
Волнение девушки достигло до высшей степени. Она наклонилась над столом, чтоб не проронить ни одного слова.
– А долго ли этот бедный ребенок оставался на ваших руках? – продолжал Жервей.
– Как могу я сказать с точностью после такого долгого отрезка времени? Несколько месяцев, должно быть. Знаю только, наверное, что сверх полученных мной десяти фунтов, он прожил еще не менее шести недель, а потом… – Она остановилась и посмотрела на Фебу.
– А потом вы от него освободились?
Мистрис Соулер почувствовала, что Жервей многозначительно толкает ее ногой под столом.
– Я не сделала ничего такого, чего бы должна была стыдиться, – сердито обратилась она к Фебе. – Будучи слишком бедна, чтоб содержать малютку на свой счет, я отдала ее одной доброй леди, которая ее усыновила.
Феба не могла более сдерживаться. Прежде чем Жервей успел открыть рот, она обратилась к мистрис Соулер с вопросом:
– А знаете вы, где теперь находится эта леди?
– Нет, не знаю.
– Вы знаете, где найти ребенка?
Мистрис Соулер взялась за, грог.
– Я знаю об этом не больше вашего. Намерены вы задавать еще вопросы, мисс?
Сильное возбуждение до того ослепляло Фебу, что она не заметила очевидной перемены к худшему в расположении духа старой женщины. Она опрометчиво продолжала:
– Никогда не видали вы леди с тех пор, как отдали ей девочку?
Мистрис Соулер опустила вдруг свой стакан в ту мину, ту, как подносила его к губам?.. Жервей остановился пораженный и не зажег второй сигары.
– Девочку? – медленно повторила старуха, устремив подозрительный и удивленный взор на Фебу. – Ее? – Она обратилась к Жервею. – Разве я сказала, что это была девочка? Разве вы меня спрашивали о том?
– И не думал, – отвечал Жервей.
– Неужели я сказала это, не будучи о том спрошена?
Жервей оставил Фебу на произвол старой, неумолимой женщины, перед которой она себя выдала. Этим единственным путем мог он выпытать что-либо от девушки.
– Нет, вы не говорили этого, – отвечал он.
Мистрис Соулер снова обратилась к Фебе.
– Откуда же вы знаете, что это была девочка?
Феба дрожала и ничего не говорила. Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях.
– Могу я спросить вас, – продолжала Соулер с необычайной вежливостью, – сколько вам лет, мисс? Вы настолько молоды и красивы, что для вас не может быть неудобств отвечать на подобный вопрос.
Опытность Жервея изменила ему. Он не успел предостеречь Фебу от расставленной ей западни.
– Двадцать четыре, – отвечала она.
– А ребенок был мне отдан шестнадцать лет тому назад, – сказала мистрис Соулер. – Вычтя шестнадцать из двадцати четырех получишь восемь. Я еще более прежнего удивлена тем, что вам известно, мисс, что это была девочка. Это не может быть ваш ребенок.
Феба вскочила в припадке сильнейшего гнева.
– Слышишь ты это? – обратилась она к Жервею. – Как осмелился ты привести меня сюда, чтобы слушать оскорбления от старой пьяной негодяйки?
Мистрис Соулер тоже быстро поднялась. Старуха схватила свой пустой стакан, чтобы бросить им в Фебу. В тот же момент Жервей удержал ее за руку, вывел из комнаты и затворил за ней дверь.
На площадке стояла скамья. Одной рукой он усадил на нее старуху, другой вынул из кармана кошелек, данный ему Фебой.
– Вот вам фунт в уплату вашего долга, – сказал он. – Ступайте мирно домой, а завтра вечером подождите меня у дверей этого дома.
Мистрис Соулер раскрыла было рот для протеста, но быстро закрыла его опять при виде золота. Она схватила деньги и сделалась податливой и любезной.
– Сведите меня вниз, мой дорогой, и посадите в кеб, – сказала она. – Я боюсь ночного воздуха.
– Еще одно слово прежде, чем я посажу вас в кеб. Что сделали вы с ребенком?
Мистрис Соулер отвратительно оскалила зубы и прошептала:
– Продала его Маль-Давису за несколько пенсов.
– Кто был, этот Давис?
– Разносчик.
– И вы действительно ничего не знаете ни о нем, ни о ребенке?
– Разве я тогда нуждалась бы в вашей помощи? – спросила она. Они, может быть, оба давно исчезли с лица земли, я ничего о том не знаю.
Жервей усадил ее немедленно в кеб. «Теперь примемся за другую», – сказал он про себя, и поспешил в отдельную комнату.
Глава XX
Иному показалось бы нелегкой задачей успокоить Фебу при настоящих обстоятельствах. Но Жервей имел громадное преимущество: в нем не было ни малейшего чувства к девушке, и в его распоряжении находился большой запас самоуверенности и лести. Менее чем в пять минут слезы Фебы были осушены и возлюбленный сидел подле нее, обвив своей рукой ее талию, как человек которого любят и простили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Феба взглянула на мистрис Соулер, дремавшую у огня.
– Нужды нет, – сказала она. – Я полагаю, что не следует мужчине ввязываться в такие дела между мной и мистрис Фарнеби. Делай что тебе угодно с ее мужем, я об этом не забочусь, он скотина, и я ненавижу его. Я настаиваю лишь на одном, я требую, чтоб мисс Регину не подвергали никаким неприятностям, помни это! Она доброе создание. Вот прочитай письмо, написанное ей ко мне, и суди сам.
Жервей посмотрел на письмо, оно было довольно коротко, и он решился взять на себя труд прочесть его.
«Милая Феба, не унывай. Я всегда останусь твоим, другом и помогу тебе найти другое место. Очень сожалею, что должна сказать тебе, что во всем виновата мистрис Ормонд. Она имела подозрения, подкараулила нас и все рассказала тетке. В этом она созналась мне своими собственными устами. „Я готова на все, моя дорогая, чтоб спасти вас от неудачного замужества“, – сказала она. Я этим очень огорчена, так как не могу более смотреть на нее, как на моего друга. Тетка моя одинакового мнения с мистрис Ормонд. Ты должна снизойти к ее горячему характеру. Вспомни ее доброту ко мне, а ты тайно помогала мне в том, что она всячески желает устранить. Это очень рассердило ее, со временем она обойдется. Чтоб не тратить свои сбережения до получения места, ты уведомь меня. Мой кошелек к твоим услугам.
Твой друг Регина».
– Очень мило, – заметил Жервей, возвращая письмо и зевая, – и очень удобно на случай, когда мы будем иметь нужду в деньгах. А вот и ужин! Теперь, мистрис Соулер, пора проснуться.
Он поднял старуху со стула и посадил ее к столу как маленького ребенка. Вид горячего кушанья и питья возбудил в ней волчий аппетит. Она пожирала мясо не только зубами, но и глазами, пила водку громадными глотками и со вздохом облегчения поставила стакан на стол.
– Еще один, – воскликнула она, – и я согреюсь. Жервей наблюдал за ней, сидя по другую сторону стола рядом с Фебой и, имея свои причины заставить ее говорить, поощрял ее желание еще выпить. Он потребовал второй стакан горячего грога. Феба, жеманно двигая устрицы вилкой, казалась шокированной грубой манерой, с которой мистрис Соулер пила и ела. Она сидела, опустив глаза на свою тарелку и чопорно тянула солодовый напиток. Когда Жервей, окончив свой ужин, зажег сигару, она ласково напомнила ему, что он обязан уважением к леди почтенных лет: «Я люблю, когда курят, милый, но, может быть, мистрис Соулер этого не любит».
Мистрис Соулер разразилась при этих словах громким смехом.
– Похожа ли я на то, чтоб быть чувствительной к табачному запаху? – спросила она с диким презрением к своей собственной бедности, что было одним из опасных элементов ее характера. – Посмотрели бы вы, молодая женщина, где я живу, и тогда бы говорили о табаке!
Это было очень грубо. Феба сняла вилкой последнюю устрицу из раковины и уставила глаза в тарелку. Заметив, что второй стакан грога был почти пуст, Жервей попытался вызвать мистрис Соулер на откровенность.
– Кстати, насчет долга мистера Фарнеби, – начал он. – Давно он вам должен?
Мистрис Соулер была настороже. Другими словами, голова мистрис Соулер разгорячалась от горячего грога только тогда, как она употребляла его в большом количестве. Она отвечала, что долг давнишний и не прибавила ничего более.
– Уже прошел семилетний срок?
Мистрис Соулер опорожнила свой стакан и пристально посмотрела на Жервея через стол.
– У меня плохая память, – сказала она.
Жервей весьма любезно предложил ей третий стакан.
– Нечетное число приносит, говорят, счастье.
Мистрис Соулер приняла предложение в том же духе, в каком оно было сделано, справилась со своей памятью даже прежде появления третьего стакана.
– Семь лет? Спрашиваете вы, даже более чем дважды семь лет. Что вы думаете об этом?
Жервей не терял времени на думы, он поспешно продолжал:
– Уверены ли вы, что человек, которого я указал во время чтения, тот самый, что назывался Морганом и письма которого адресовались в гостиницу?
– Вполне уверена. Готова принять присягу, что это его глаза.
– И вы никогда не требовали с него долга?
– Как могла я требовать, когда я не знала, как его зовут до той минуты, как вы мне сказали это?
– Сколько он вам должен?
Имела ли мистрис Соулер четвертый стакан грога в виду или думала, что пора приняться за расспросы, нужные ей самой, трудно решить, но каковы бы ни были побуждения, только теперь она покачала головой и сказала:
– Деньги – мое дело. Вы только скажите мне, где он живет, и я заставлю его заплатить.
Жервей был готов на всякий случай.
– Вам не нужно делать ничего подобного.
Мистрис Соулер недоверчиво засмеялась.
– Так вы думаете, мой умница?
– Я не думаю, я уверен в том. Во-первых, Фарнеби может не признать долга по истечении семилетнего срока, во-вторых, взгляните на себя в зеркало. Вы полагаете, прислуга пустит вас к нему в дом, когда вы постучитесь в двери? Вам нужен ловкий помощник или вы никогда ничего не получите.
Мистрис Соулер была доступна голосу рассудка, несмотря на три стакана грога. Она прямо спросила:
– А сколько вы возьмете за это?
– Ничего, – отвечал он, – я вовсе не желаю, чтоб вы платили за комиссию.
Мистрис Соулер с минуту подумала и поняла его.
– Повторите это при молодой женщине, чтоб она была свидетельницей ваших слов.
Жервей толкнул под столом молодую женщину, предостерегая ее, чтобы она не сделала какого-нибудь возражения и предоставила бы все ему. Объявив во второй раз, что не возьмет ни фартинга с мистрис Соулер, он продолжал свои расспросы.
– Я действую в ваших интересах, мистрис Соулер, – сказал он, – и потеряете вы сами, если не будете терпеливо отвечать на мои вопросы и не скажете мне правды. Я опять возвращаюсь к долгу. Откуда взялся он?
– За содержание ребенка в продолжение шести недель должен он мне по десяти шиллингов в неделю.
Феба подняла глаза от тарелки.
– Чьего ребенка? – спросил Жервей, заметив движение Фебы.
– Ребенка Моргана, того самого, что вы называете Фарнеби.
– А вы знаете, кто была его мать?
– Желала бы знать. Давно получила бы я деньги от нее.
Жервей украдкой взглянул на Фебу, она была бледна и прислушивалась к разговору, не спуская глаз с мистрис Соулер.
– Давно ли это было? – продолжал Жервей.
– Шестнадцать лет тому назад.
– Фарнеби сам отдал вам ребенка?
– Своими собственными руками, через садовую решетку дома в Рамсгэте. Он сам и посадил меня на поезд, отправившийся в Лондон. При этом он дал мне десять тысяч фунтов стерлингов и больше ничего. Он обещал увидеться со мной в течение месяца и дать мне денег. Я никогда не видела его до сегодня, когда встретила у кассы, платившим за билеты.
Жервей снова взглянул на Фебу. Она не подозревала, что за ней наблюдают. Все внимание ее было поглощено ответами мистрис Соулер. Обсудив все слышанное, Жервей оставил речь о долге и начал расспрашивать о ребенке.
– Я уже обещал вам, что не возьму с вас ни одного фартинга, – прибавил он. – Скольких лет был ребенок, когда вам отдал его Фарнеби?
– Скольких лет? Ему не было и недели!
– Не было и недели, – повторил Жервей, устремив пытливый взор на Фебу. – Боже мой, да это был новорожденный младенец?
Волнение девушки достигло до высшей степени. Она наклонилась над столом, чтоб не проронить ни одного слова.
– А долго ли этот бедный ребенок оставался на ваших руках? – продолжал Жервей.
– Как могу я сказать с точностью после такого долгого отрезка времени? Несколько месяцев, должно быть. Знаю только, наверное, что сверх полученных мной десяти фунтов, он прожил еще не менее шести недель, а потом… – Она остановилась и посмотрела на Фебу.
– А потом вы от него освободились?
Мистрис Соулер почувствовала, что Жервей многозначительно толкает ее ногой под столом.
– Я не сделала ничего такого, чего бы должна была стыдиться, – сердито обратилась она к Фебе. – Будучи слишком бедна, чтоб содержать малютку на свой счет, я отдала ее одной доброй леди, которая ее усыновила.
Феба не могла более сдерживаться. Прежде чем Жервей успел открыть рот, она обратилась к мистрис Соулер с вопросом:
– А знаете вы, где теперь находится эта леди?
– Нет, не знаю.
– Вы знаете, где найти ребенка?
Мистрис Соулер взялась за, грог.
– Я знаю об этом не больше вашего. Намерены вы задавать еще вопросы, мисс?
Сильное возбуждение до того ослепляло Фебу, что она не заметила очевидной перемены к худшему в расположении духа старой женщины. Она опрометчиво продолжала:
– Никогда не видали вы леди с тех пор, как отдали ей девочку?
Мистрис Соулер опустила вдруг свой стакан в ту мину, ту, как подносила его к губам?.. Жервей остановился пораженный и не зажег второй сигары.
– Девочку? – медленно повторила старуха, устремив подозрительный и удивленный взор на Фебу. – Ее? – Она обратилась к Жервею. – Разве я сказала, что это была девочка? Разве вы меня спрашивали о том?
– И не думал, – отвечал Жервей.
– Неужели я сказала это, не будучи о том спрошена?
Жервей оставил Фебу на произвол старой, неумолимой женщины, перед которой она себя выдала. Этим единственным путем мог он выпытать что-либо от девушки.
– Нет, вы не говорили этого, – отвечал он.
Мистрис Соулер снова обратилась к Фебе.
– Откуда же вы знаете, что это была девочка?
Феба дрожала и ничего не говорила. Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях.
– Могу я спросить вас, – продолжала Соулер с необычайной вежливостью, – сколько вам лет, мисс? Вы настолько молоды и красивы, что для вас не может быть неудобств отвечать на подобный вопрос.
Опытность Жервея изменила ему. Он не успел предостеречь Фебу от расставленной ей западни.
– Двадцать четыре, – отвечала она.
– А ребенок был мне отдан шестнадцать лет тому назад, – сказала мистрис Соулер. – Вычтя шестнадцать из двадцати четырех получишь восемь. Я еще более прежнего удивлена тем, что вам известно, мисс, что это была девочка. Это не может быть ваш ребенок.
Феба вскочила в припадке сильнейшего гнева.
– Слышишь ты это? – обратилась она к Жервею. – Как осмелился ты привести меня сюда, чтобы слушать оскорбления от старой пьяной негодяйки?
Мистрис Соулер тоже быстро поднялась. Старуха схватила свой пустой стакан, чтобы бросить им в Фебу. В тот же момент Жервей удержал ее за руку, вывел из комнаты и затворил за ней дверь.
На площадке стояла скамья. Одной рукой он усадил на нее старуху, другой вынул из кармана кошелек, данный ему Фебой.
– Вот вам фунт в уплату вашего долга, – сказал он. – Ступайте мирно домой, а завтра вечером подождите меня у дверей этого дома.
Мистрис Соулер раскрыла было рот для протеста, но быстро закрыла его опять при виде золота. Она схватила деньги и сделалась податливой и любезной.
– Сведите меня вниз, мой дорогой, и посадите в кеб, – сказала она. – Я боюсь ночного воздуха.
– Еще одно слово прежде, чем я посажу вас в кеб. Что сделали вы с ребенком?
Мистрис Соулер отвратительно оскалила зубы и прошептала:
– Продала его Маль-Давису за несколько пенсов.
– Кто был, этот Давис?
– Разносчик.
– И вы действительно ничего не знаете ни о нем, ни о ребенке?
– Разве я тогда нуждалась бы в вашей помощи? – спросила она. Они, может быть, оба давно исчезли с лица земли, я ничего о том не знаю.
Жервей усадил ее немедленно в кеб. «Теперь примемся за другую», – сказал он про себя, и поспешил в отдельную комнату.
Глава XX
Иному показалось бы нелегкой задачей успокоить Фебу при настоящих обстоятельствах. Но Жервей имел громадное преимущество: в нем не было ни малейшего чувства к девушке, и в его распоряжении находился большой запас самоуверенности и лести. Менее чем в пять минут слезы Фебы были осушены и возлюбленный сидел подле нее, обвив своей рукой ее талию, как человек которого любят и простили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55