Рядом со мной лежала та же безжизненная мумия — плотно запеленатая бинтами, опутанная проводами и трубками, неподвижная. Змеились синусоиды на голубых экранах приборов, медленно поднимался и опускался ребристый белый поршень. Казалось, что жизнь ушла из этого туго забинтованного человека и переместилась во все окружающие его приборы, которые похитили его душу и теперь живут вместо него своей собственной загадочной, жутковатой жизнью… Неужели так теперь будет всегда?
Я вспомнила замечательный испанский фильм, который мы с Романом видели незадолго до случившейся с ним трагедии на просмотре в Доме кино.
В этом фильме герои, двое мужчин, познакомились в больнице, где они ухаживали за находящимися в коме женщинами — одна из них была тореадором, и ее покалечил бык, вторая была балериной и попала, как и Роман, в аварию. Так вот, один из этих мужчин сказал другому:
«Поговори с ней, ей это нужно».
Когда мы смотрели этот фильм, мне показалось, что это как-то надуманно — что может услышать находящийся без сознания человек? Но теперь, когда я оказалась в таком же положении, как герои фильма, я поняла, что в этом есть смысл, а самое главное — мне хотелось хоть что-то делать, хоть как-то помочь Роману… и, кроме того, мне самой хотелось поговорить с ним, пусть даже не получая ответа.
— Все будет хорошо, — проговорила я сначала негромко, неуверенно — мне было неловко, казалось, что я разговариваю с собой, как ненормальная, но потом я преодолела неловкость и заговорила громче: — Ты выздоровеешь, Сергей Михайлович — очень хороший доктор, все говорят, и он сделал все, что было в его силах… Ты выздоровеешь, и у нас все будет хорошо, просто замечательно. Гораздо лучше, чем раньше, потому что мы будем больше ценить жизнь…
Я говорила спокойно и уверенно. Когда Роман был здоров, мне редко удавалось так поговорить с ним — все время отвлекали какие-нибудь повседневные дела, да он и не слушал меня обычно, не придавал значения моим словам. А теперь… мне казалось, что он внимательно слушает меня, по крайней мере, перебить меня он никак не мог.
— Мы поедем с тобой на теплое море, будем лежать на разогретом песке и смотреть на проплывающие облака или нырять в зеленоватую воду, разглядывать ярких тропических рыб…
Созданная моим воображением картина так увлекла меня саму, что я не сразу заметила движение его руки.
То есть не сразу поняла, что произошло.
Белая рука мумии едва заметно поднялась и опустилась.
Когда это дошло до моего сознания, я замерла, как от удара.
В палате воцарилась тишина, в которой пугающе громко прозвучал тягучий хлюпающий звук — это опустился белый ребристый поршень.
Я изумленно уставилась на правую руку мумии.
И эта рука снова зашевелилась, причем если первый раз ее движение можно было посчитать случайным, судорожным, то теперь в этом движении была четко видна закономерность.
Забинтованная рука три раза поднялась и опустилась, затем последовала пауза, потом — снова три движения, но теперь — более сильных, опять пауза, и снова три легких удара.
Я не могла поверить своим глазам. Я следила за рукой мумии как зачарованная, а она снова начала двигаться.
Три легких удара, три сильных и снова три легких.
Не может быть. Эти удары явно осмысленны, значит, Роман слышит меня, значит, он в сознании!
Снова три легких удара, пауза, три сильных, пауза, три легких.
Он не только слышит меня. Он пытается что-то мне сообщить.
Три слабых удара, три сильных, три слабых.
Это что-то мне напомнило. Какие-то детские приключенческие книжки… там было что-то похожее…
Белая рука снова пришла в движение. Три удара, пауза, три удара, пауза, три удара.
И тогда я вспомнила! Три точки, три тире, три точки. Азбука Морзе. SOS. Спасите наши души. Сигнал о помощи!
— SOS? — проговорила я неуверенно.
И белая рука снова задвигалась, передавая серии коротких и длинных сигналов.
Я застонала от бессилия: кроме призыва о помощи, кроме сигнала SOS, я, естественно, не знала ничего из азбуки Морзе!
В это время за спиной у меня едва слышно скрипнула дверь.
Я обернулась. На пороге палаты стояла сестричка Оля.
— Тебе пора идти! — проговорила она вполголоса. — Скоро дежурный врач придет, мне устроят жуткий нагоняй, если застанут тебя в палате! Это же все-таки реанимация!
Я хотела было рассказать ей о том, что Роман пришел в сознание и пытается что-то мне сообщить, но бросила взгляд на его туго забинтованную руку и увидела, что она замерла и не подает никаких признаков жизни. Слова замерли у меня на губах. Да, может быть, мне все померещилось? Привиделось от волнения, от переживаний?
Во всяком случае, говорить об этом сестре мне явно расхотелось. И почему он так взволнованно, безостановочно передавал мне просьбу о помощи? Только потому, что он страдает, невыносимо мучается — или здесь что-то другое? Во всяком случае, как только в палате появился посторонний человек, он замер и не подает больше никаких признаков жизни…
Медленно поднялся и опустился белый ребристый поршень аппарата жизнеобеспечения. На экранах приборов змеились голубые синусоиды. Все было по-прежнему.
Я встала и покинула палату, ничего не сказав сестре.
Сон никак не шел. Едва я закрывала глаза, передо мной возникала белая забинтованная рука, судорожно отбивающая просьбу о помощи.
Почему он замер, едва в палате появилась сестра? Почему он не хотел, чтобы кто-то, кроме меня, знал, что он пришел в сознание? А то, что он пришел в сознание, что он вполне осознанно пытался отстучать мне какое-то сообщение, не вызывало сомнений.
И почему, почему, почему он так просил меня о помощи?
Я вскочила с кровати.
Роман просит меня о помощи — а я ничего не делаю. Он лежит там в палате совершенно один, наедине со своей болью, со своим страхом…
Первое, что я должна сделать, — это понять его сообщение.
Для этого мне нужно расшифровать его.
Сигнал SOS он передавал мне знаками азбуки Морзе, наверняка и остальные знаки были такими же… Правда, я не подозревала прежде, что Роман знает эту азбуку, но, возможно, я еще очень многого о нем не знала.
Во всяком случае, я точно знала, где найти азбуку Морзе.
У моего брата в квартире было немного книг, он никогда особенно не увлекался чтением, но одна книга была совершенно замечательная, которую я помнила с самого раннего детства — довоенная толстая книга под названием «Курс молодого бойца».
Чего только не было в этой книге! В разделе, посвященном кавалерии, подробно рассказывалось о лошадях — какой они бывают масти, как их объезжают, как ухаживают, так что я узнала, чем соловые лошади отличаются от каурых и каких лошадей подковывают на все четыре ноги, а каких — только на две. Сведения, конечно, совершенно бесполезные, но в детстве мне читать об этом было очень интересно.
Вот в этой-то книге и можно было найти азбуку Морзе.
К счастью, мне не пришлось долго искать нужную книгу.
Она была именно в моей комнате — то есть в комнате племянника, куда меня поселили. Я заметила ее еще накануне, когда и в голову не могло прийти, что мне может понадобиться «Курс молодого бойца».
Как я уже говорила, у Лешки в комнате царил совершенно неописуемый беспорядок, и я не собиралась этот беспорядок нарушать, то есть мне было просто некогда. Книги, компакт-диски и компьютерные дискеты были разбросаны по всей комнате, так что здесь вполне можно было снимать документальный фильм о последствиях урагана с каким-нибудь приятным женским именем. А пресловутый «Курс молодого бойца», как книга совершенно бесполезная, был засунут под ножку книжного шкафа, чтобы тот не шатался.
Я уперлась в шкаф плечом, поднажала и вытащила из-под него нужную мне книгу. А на ее место засунула яркий глянцевый том с непонятной английской надписью на обложке «Photoshop 6.0». Поскольку этот том валялся на полу, я предположила, что он Лешке не слишком нужен.
Торопливо открыв справочник, я перелистала его и довольно быстро нашла нужную мне страницу с кодами азбуки Морзе. Переписала коды на листочек — не тащить же с собой весь этот том, тем более что старую пыльную книгу вообще нельзя вносить в стерильную палату реанимации.
Сна не было ни в одном глазу, кроме того, я не могла забыть, как рука Романа судорожно выстукивала мольбу о помощи… Я решила немедленно вернуться в больницу.
Крадучись, стараясь никого не разбудить, я пробралась к двери.
Вдруг в коридоре появилась призрачная фигура. Я замерла, но глаза привыкли к темноте, и я разглядела сонного Лешку, который брел по направлению к туалету.
Увидев меня, племянник тоже застыл, потом потряс головой и пробормотал:
— А, это ты… ты вообще, что ли, не спишь… а я подумал, у меня глюки… Хорошо быть взрослым — можно совсем не ложиться, а меня черепа в кровать в такую рань загоняют, чуть не в час…
Лешка проследовал своим курсом, а я выскользнула на улицу.
В последние дни почти все деньги у меня уходили на машины — ночные «бомбисты» дерут немыслимую цену, но уже через двадцать минут я снова была возле больницы.
Возле приемного покоя, как всегда, суетились какие-то люди. Я проскользнула мимо клюющей носом нянечки и знакомыми коридорами направилась в сторону реанимации.
В этом крыле больницы было тихо и пусто, горел только мертвенный дежурный свет, который делал безрадостные больничные помещения еще более тоскливыми и неуютными.
Сворачивая в очередной коридор, я заметила впереди женский силуэт. Высокая, довольно стройная женщина шла впереди меня. На ней был белый халат, но каким-то внутренним чутьем я поняла, что она не из больничных сотрудников — во-первых, она слишком спешила, во-вторых, в ее походке была осторожность и неуверенность, она шла крадучись и явно не хотела, чтобы ее заметили.
Это показалось мне странным, но, с другой стороны, я тоже не должна сейчас быть в больнице. И если меня увидит дежурный врач… Но все же, повинуясь неосознанному побуждению, я спряталась в темную нишу возле дверей одной из палат.
Тут же женщина оглянулась, словно почувствовав мой взгляд, и, если бы не моя предосторожность, она заметила бы меня.
Она прибавила шаг и скрылась за следующим поворотом коридора.
Мне нужно было идти в том же направлении, но, когда я подошла к повороту, странной женщины уже не было видно — должно быть, она шла очень быстро и уже скрылась или свернула в какую-то палату.
Дойдя до нужной мне двери, я огляделась.
Никого из персонала поблизости не было, но дверь палаты была прикрыта неплотно, и мне почудилось за ней какое-то движение. Я осторожно толкнула дверь и заглянула в палату.
Как и прежде, мерцали голубоватые экраны приборов, медленно поднимался и опускался белый ребристый поршень, только безжизненная белая мумия была не одинока.
Возле стойки с капельницей суетился какой-то человек.
Вглядевшись, я узнала ту самую женщину, которая шла впереди меня по коридору. Она склонилась к резервуару капельницы и набирала в шприц бесцветную жидкость из пузырька.
Сердце у меня чудовищно забилось, я влетела в палату.
При этом я не издала ни звука — то ли так подействовала на меня ночная тишина, то ли от волнения мне перехватило горло!
Женщина оглянулась, увидела меня и беззвучно скользнула в сторону. В углу палаты была вторая дверь, и.незнакомка в мгновение ока скрылась за ней. Я кинулась следом, дернула дверь — но та оказалась заперта.
Вернувшись к кровати Романа, я с трудом перевела дыхание и огляделась.
На полу валялся стеклянный пузырек — тот самый, который только что держала в руках таинственная женщина. Я подняла пузырек с пола и убрала его к себе в карман.
Потом я посмотрела на Романа — точнее, на его мумию.
Его рука, та самая, которой он несколько часов назад выстукивал свое послание, мелко дрожала.
Понятно — он почувствовал присутствие незнакомого человека и испугался… ведь он совершенно беспомощен, никак не может себя защитить…
Но от кого ему защищать себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40