Я поговорил с шерифом округа Тишоминго. По его мнению, некто охотился за Малкольмом. Происшедшее, конечно же, не было заурядной пьяной разборкой.
— У вас есть предположения, кто мог охотиться за мистером Винсом? — спросил я, отчаянно надеясь, что Малкольм нажил себе врагов за последние два часа жизни.
— Никаких, — ответил шериф. — Этот парень прожил здесь совсем недолго.
Два дня я носил револьвер в кармане, потом, как и в прошлый раз, мне это надоело. Если бы Пэджиты поставили себе цель добраться до меня, или до кого-то из присяжных, или до судьи Лупаса, или до Эрни Гэддиса, или до кого-нибудь еще, кого они сочли виновным в том, что Дэнни осудили, едва ли в моих силах их остановить.
* * *
На следующей неделе большая часть материалов в газете была посвящена мистеру Уилсону Коудлу. Я извлек из архива несколько давних фотографий и раскидал их по первой полосе. Мы напечатали историю его жизни, воспоминания друзей, множество выражений соболезнования (платных). На основе всего этого я скомпилировал самый длинный за всю историю существования газеты некролог.
Пятно его заслужил.
Что делать с Малкольмом Винсом, я, честно говоря, не знал. Этот человек не являлся жителем округа Форд, поэтому официальных оснований печатать его некролог не было. Однако мы стремились гибко применять свои правила. Выдающиеся граждане округа, даже покинув его, сохраняли право на некролог, разумеется, если было что сказать о покойном. Человек, недолго пробывший в округе, не имевший здесь корней или не внесший вклада в его историю, такой чести не удостаивался. Малкольм Винс был как раз из таких.
Если сделать акцент на факте его гибели, Пэджитам это окажется на руку, они продолжат свои акции устрашения, будут и впредь запугивать нас. (Никто из тех, кто знал об убийстве Винса, не сомневался, что это работа Пэджитов.) Если проигнорировать факт убийства, меня сочтут трусом, пренебрегающим профессиональной ответственностью. Бэгги считал, что это тема для первой полосы, но, когда мемориальные материалы о мистере Коудле были сверстаны, оказалось, что на ней не осталось места, и я поместил материал в верхней части третьей страницы под заголовком «СВИДЕТЕЛЬ ПО ДЕЛУ ДЭННИ ПЭДЖИТА УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО». Сначала я думал озаглавить ее «МАЛКОЛЬМ ВИНС УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО», но Бэгги настоял, чтобы в заголовке рядом со словом «убит» упоминалось имя Пэджита. В статье было триста слов.
Я съездил в Коринф на разведку. Гарри Рекс снабдил меня сведениями об адвокате Малкольма, местном деятеле по имени Пад Перримен, которому якобы предстояло представлять интересы Винса в бракоразводном процессе. Его контора находилась на Мейн-стрит, между парикмахерской и китайской белошвейной мастерской. Открыв дверь, я сразу понял, что мистер Перримен — наименее успешный адвокат из всех, с которыми мне доводилось встречаться. В офисе витал дух проигранных дел, недовольных клиентов и неоплаченных счетов. Ковер на полу был засаленный и протертый. Мебель — пятидесятых годов. В воздухе, в опасной близости от моего темени, плавали слоистые облака старого и «свежего» табачного дыма.
В самом облике мистера Перримена тоже не наблюдалось ни малейших признаков процветания: лет сорока пяти, с огромным животом, неопрятный, небритый, с покрасневшими глазами. Последнее похмелье явно еще не выветрилось из его организма. Он сообщил мне, что специализируется на разводах и имущественных спорах, видимо, посчитав, что это должно произвести впечатление. Одно из двух: либо он мало брал за услуги, либо у его клиентов было недостаточно имущества, о котором можно было вести споры.
В последний раз он видел Малкольма больше месяца тому назад, поведал Пад, перерывая залежи бумаг на столе в поисках нужной папки. Дело о разводе так и не было открыто. Его старания прийти к соглашению с адвокатом Лидии ни к чему не привели.
— Она выпорхнула из курятника.
— Прошу прощения?
— Смылась. Сложила вещички после вашего суда и — поминай как звали. Прихватила мальца и исчезла.
Мне, в сущности, было все равно, что случилось с Лидией. Гораздо больше меня занимало, кто убил Малкольма. Пад выдвинул несколько вялых предположений, но все они рассыпались после нескольких уточняющих вопросов. Пад напоминал мне Бэгги — торговец местными сплетнями, который, не услышав ни одной в течение часа, начинает сам что-нибудь сочинять.
У Лидии не было ни дружков, ни братьев — никого, кто мог бы стрелять в Малкольма в пылу бракоразводной свары. Тем более что свара даже и не началась.
Мистер Перримен производил впечатление человека, предпочитающего с утра до вечера судачить и распространять враки вместо того, чтобы заниматься адвокатской практикой. Пробыв в его конторе почти час, я с облегчением вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха.
Потом я проехал тридцать миль до Юки, административного центра Тишоминго, где нашел шерифа Спиннера как раз в тот момент, когда тот собирался на обед, коим мне пришлось его угостить. В переполненном кафе, расправляясь с жареным цыпленком, он сообщил мне последние новости по делу об убийстве. Выстрел был произведен точно в цель человеком, который хорошо знал местность. Они ничего не нашли — ни следов, ни гильз, ничего. Стреляли из «магнума» сорок четвертого калибра, две пули практически снесли Малкольму голову. Для большего эффекта шериф важно достал из кобуры свой пистолет и передал его мне.
— Вот сорок четвертый калибр, — сказал он. Пистолет был вдвое тяжелее моего скромного оружия. Мой и до того скудный аппетит при виде этой пушки пропал начисто.
Следователи поговорили со всеми знакомыми Винса, каких сумели обнаружить. В здешних краях Малкольм прожил всего пять месяцев. У него не было никаких неприятностей с законом: он никогда не подвергался аресту, не участвовал в драках, волнениях или пьяных разборках, не был азартным игроком. Раз в неделю посещал кабачок, где пил только пиво, перекидывался в картишки — ставки были маленькие — и никогда даже голоса не повышал. У него не нашли ни долговых расписок, ни счетов, просроченных более чем на два месяца. Винс не был замечен в незаконных связях, так что ревнивые мужья за ним не гонялись.
— Не могу обнаружить мотива, — признался шериф. — Какое-то бессмысленное убийство.
Я поведал ему об участии Малкольма в суде над Дэнни Пэджитом и о том, как Дэнни угрожал присяжным. Спиннер внимательно выслушал меня и ничего не сказал. У меня сложилось отчетливое ощущение, что он предпочитает оставаться в границах округа Тишоминго и не иметь ничего общего с Пэджитами.
— Вот вам и мотив, — закончил я.
— Месть?
— Конечно. Это грязные люди.
— О, я о них наслышан. Нам повезло, что мы не участвовали в том жюри, не так ли?
Всю обратную дорогу до Клэнтона я не мог забыть выражение лица, с которым шериф это произнес. От напыщенности грозного стража закона в нем не осталось и следа. Спиннер неподдельно радовался тому, что от Клэнтона его отделяют два округа и что Пэджиты не имеют к нему никакого касательства.
Расследование зашло в тупик. Дело в конце концов было закрыто.
Глава 23
Единственным евреем в Клэнтоне был мистер Харви Кон, шустрый человечек, уже несколько десятилетий продававший обувь и сумки местным дамам. Его магазин располагался на площади, по соседству с адвокатской конторой Салливана, в ряду зданий, которые он прикупил в эпоху Великой депрессии. Кон был вдовцом, дети, окончив школу, разлетелись из родного гнезда. Раз в месяц он ездил в Тьюпело помолиться: там находилась ближайшая синагога.
Ассортимент его магазина тяготел к верхнему уровню рыночного спектра, что было несколько нелепо в таком маленьком городе. Немногие богатые клэнтонские дамы предпочитали делать покупки в Мемфисе, где можно было приобрести такой же товар подороже, чтобы иметь возможность дома хвастать выложенной суммой. Чтобы сделать свою обувь более привлекательной для покупательниц, мистер Кон писал на ценниках баснословные цифры, после чего объявлял невиданные скидки. Таким образом, местные дамы, демонстрируя последние приобретения, могли называть любую цену, какая взбредет им в голову.
Мистер Кон управлялся в магазине сам: рано открывал, поздно закрывал. В помощь себе он обычно лишь на несколько часов в день нанимал какого-нибудь школьника из старших классов. За два года до моего приезда в Клэнтон у него подрабатывал шестнадцатилетний черный парнишка Сэм Раффин: распаковывал товар, вынимал колодки, убирал помещение, отвечал на телефонные звонки. Сэм зарекомендовал себя как сообразительный и трудолюбивый работник, был вежлив, воспитан, всегда аккуратно одет, и вскоре мистер Кон стал оставлять его вместо себя, ровно в одиннадцать сорок пять отправляясь домой перекусить и хорошенько вздремнуть.
Айрис Дюран заглянула в магазин около полудня, когда Сэм был там один. У сорокаоднолетней Айрис было два сына-подростка, учившиеся с Сэмом в одном классе. В меру привлекательная, дама любила флирт, носила мини-юбки и обычно покупала самые экзотические модели из коллекции мистера Кона. В тот раз она перемерила пар двенадцать, ничего не приобрела, но провела в магазине немало времени. Сэм отлично ориентировался в ассортименте и надевал туфли на ногу миссис Дюран с большой деликатностью.
На следующий день она явилась снова, в то же самое время, надев еще более короткую юбку и еще обильнее накрасившись. Скинув туфли, она соблазнила Сэма на столе мистера Кона в его маленьком кабинете позади кассы. Так началась их пылкая связь, которой суждено было изменить судьбы обоих.
Несколько раз в неделю Айрис отправлялась покупать обувь. Сэм нашел для свиданий более подходящую комнату с диваном на втором этаже. Он запирал магазин на пятнадцать минут, выключал свет и стремглав бросался наверх.
Муж Айрис служил сержантом дорожного патруля, который обслуживал главное шоссе штата. Невероятное количество новых туфель в женином шкафу насторожило его. Подозрительность не была излишней, когда речь шла об Айрис.
Он нанял Гарри Рекса последить за женой. Этих любовников мог без труда вычислить и скаут младшей группы. Три дня подряд она входила в магазин Кона в одно и то же время; три дня подряд Сэм тут же запирал входную дверь, пугливо взглянув по сторонам; три дня подряд он выключал свет и так далее. На четвертый Гарри Рекс с Рейфом проникли в магазин через черный ход и услышали шум наверху. Рейф осторожно поднялся по лестнице, заглянул в комнату и пять секунд спустя получил достаточно улик, чтобы парочке осталось лишь собрать вещички.
Уже через час мистер Кон уволил Сэма. Сержант Дюран в тот же день подал на развод. Айрис позднее доставили в больницу со ссадинами, синяками и сломанным носом. Муж метелил неверную кулаками, пока та не потеряла сознание. А после наступления темноты трое мужчин в форме полиции штата постучали в дверь дома Раффинов в Нижнем городе. Они объяснили родителям Сэма, что парня велено доставить в участок в связи с делом о растрате в магазине Кона. Если его признают виновным, ему грозит двадцать лет тюрьмы. Неофициально же мистеру и миссис Раффин сообщили, что их сына застукали с замужней дамой и что за его голову обещана кругленькая сумма: пять тысяч долларов.
Айрис, опозоренная, разведенная, лишенная родительских прав, покинула город, в который с тех пор боялась вернуться.
Я слышал разные версии этой истории. В те времена, когда я появился в Клэнтоне, это было уже далекое, однако все еще не забытое прошлое, поэтому история часто всплывала в разговорах. На Юге не считается предосудительным для белого мужчины иметь черную любовницу, но случай с Сэмом был первым в истории Клэнтона официально зафиксированным фактом, когда расовую границу преступила белая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— У вас есть предположения, кто мог охотиться за мистером Винсом? — спросил я, отчаянно надеясь, что Малкольм нажил себе врагов за последние два часа жизни.
— Никаких, — ответил шериф. — Этот парень прожил здесь совсем недолго.
Два дня я носил револьвер в кармане, потом, как и в прошлый раз, мне это надоело. Если бы Пэджиты поставили себе цель добраться до меня, или до кого-то из присяжных, или до судьи Лупаса, или до Эрни Гэддиса, или до кого-нибудь еще, кого они сочли виновным в том, что Дэнни осудили, едва ли в моих силах их остановить.
* * *
На следующей неделе большая часть материалов в газете была посвящена мистеру Уилсону Коудлу. Я извлек из архива несколько давних фотографий и раскидал их по первой полосе. Мы напечатали историю его жизни, воспоминания друзей, множество выражений соболезнования (платных). На основе всего этого я скомпилировал самый длинный за всю историю существования газеты некролог.
Пятно его заслужил.
Что делать с Малкольмом Винсом, я, честно говоря, не знал. Этот человек не являлся жителем округа Форд, поэтому официальных оснований печатать его некролог не было. Однако мы стремились гибко применять свои правила. Выдающиеся граждане округа, даже покинув его, сохраняли право на некролог, разумеется, если было что сказать о покойном. Человек, недолго пробывший в округе, не имевший здесь корней или не внесший вклада в его историю, такой чести не удостаивался. Малкольм Винс был как раз из таких.
Если сделать акцент на факте его гибели, Пэджитам это окажется на руку, они продолжат свои акции устрашения, будут и впредь запугивать нас. (Никто из тех, кто знал об убийстве Винса, не сомневался, что это работа Пэджитов.) Если проигнорировать факт убийства, меня сочтут трусом, пренебрегающим профессиональной ответственностью. Бэгги считал, что это тема для первой полосы, но, когда мемориальные материалы о мистере Коудле были сверстаны, оказалось, что на ней не осталось места, и я поместил материал в верхней части третьей страницы под заголовком «СВИДЕТЕЛЬ ПО ДЕЛУ ДЭННИ ПЭДЖИТА УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО». Сначала я думал озаглавить ее «МАЛКОЛЬМ ВИНС УБИТ В ОКРУГЕ ТИШОМИНГО», но Бэгги настоял, чтобы в заголовке рядом со словом «убит» упоминалось имя Пэджита. В статье было триста слов.
Я съездил в Коринф на разведку. Гарри Рекс снабдил меня сведениями об адвокате Малкольма, местном деятеле по имени Пад Перримен, которому якобы предстояло представлять интересы Винса в бракоразводном процессе. Его контора находилась на Мейн-стрит, между парикмахерской и китайской белошвейной мастерской. Открыв дверь, я сразу понял, что мистер Перримен — наименее успешный адвокат из всех, с которыми мне доводилось встречаться. В офисе витал дух проигранных дел, недовольных клиентов и неоплаченных счетов. Ковер на полу был засаленный и протертый. Мебель — пятидесятых годов. В воздухе, в опасной близости от моего темени, плавали слоистые облака старого и «свежего» табачного дыма.
В самом облике мистера Перримена тоже не наблюдалось ни малейших признаков процветания: лет сорока пяти, с огромным животом, неопрятный, небритый, с покрасневшими глазами. Последнее похмелье явно еще не выветрилось из его организма. Он сообщил мне, что специализируется на разводах и имущественных спорах, видимо, посчитав, что это должно произвести впечатление. Одно из двух: либо он мало брал за услуги, либо у его клиентов было недостаточно имущества, о котором можно было вести споры.
В последний раз он видел Малкольма больше месяца тому назад, поведал Пад, перерывая залежи бумаг на столе в поисках нужной папки. Дело о разводе так и не было открыто. Его старания прийти к соглашению с адвокатом Лидии ни к чему не привели.
— Она выпорхнула из курятника.
— Прошу прощения?
— Смылась. Сложила вещички после вашего суда и — поминай как звали. Прихватила мальца и исчезла.
Мне, в сущности, было все равно, что случилось с Лидией. Гораздо больше меня занимало, кто убил Малкольма. Пад выдвинул несколько вялых предположений, но все они рассыпались после нескольких уточняющих вопросов. Пад напоминал мне Бэгги — торговец местными сплетнями, который, не услышав ни одной в течение часа, начинает сам что-нибудь сочинять.
У Лидии не было ни дружков, ни братьев — никого, кто мог бы стрелять в Малкольма в пылу бракоразводной свары. Тем более что свара даже и не началась.
Мистер Перримен производил впечатление человека, предпочитающего с утра до вечера судачить и распространять враки вместо того, чтобы заниматься адвокатской практикой. Пробыв в его конторе почти час, я с облегчением вышел на улицу и вдохнул свежего воздуха.
Потом я проехал тридцать миль до Юки, административного центра Тишоминго, где нашел шерифа Спиннера как раз в тот момент, когда тот собирался на обед, коим мне пришлось его угостить. В переполненном кафе, расправляясь с жареным цыпленком, он сообщил мне последние новости по делу об убийстве. Выстрел был произведен точно в цель человеком, который хорошо знал местность. Они ничего не нашли — ни следов, ни гильз, ничего. Стреляли из «магнума» сорок четвертого калибра, две пули практически снесли Малкольму голову. Для большего эффекта шериф важно достал из кобуры свой пистолет и передал его мне.
— Вот сорок четвертый калибр, — сказал он. Пистолет был вдвое тяжелее моего скромного оружия. Мой и до того скудный аппетит при виде этой пушки пропал начисто.
Следователи поговорили со всеми знакомыми Винса, каких сумели обнаружить. В здешних краях Малкольм прожил всего пять месяцев. У него не было никаких неприятностей с законом: он никогда не подвергался аресту, не участвовал в драках, волнениях или пьяных разборках, не был азартным игроком. Раз в неделю посещал кабачок, где пил только пиво, перекидывался в картишки — ставки были маленькие — и никогда даже голоса не повышал. У него не нашли ни долговых расписок, ни счетов, просроченных более чем на два месяца. Винс не был замечен в незаконных связях, так что ревнивые мужья за ним не гонялись.
— Не могу обнаружить мотива, — признался шериф. — Какое-то бессмысленное убийство.
Я поведал ему об участии Малкольма в суде над Дэнни Пэджитом и о том, как Дэнни угрожал присяжным. Спиннер внимательно выслушал меня и ничего не сказал. У меня сложилось отчетливое ощущение, что он предпочитает оставаться в границах округа Тишоминго и не иметь ничего общего с Пэджитами.
— Вот вам и мотив, — закончил я.
— Месть?
— Конечно. Это грязные люди.
— О, я о них наслышан. Нам повезло, что мы не участвовали в том жюри, не так ли?
Всю обратную дорогу до Клэнтона я не мог забыть выражение лица, с которым шериф это произнес. От напыщенности грозного стража закона в нем не осталось и следа. Спиннер неподдельно радовался тому, что от Клэнтона его отделяют два округа и что Пэджиты не имеют к нему никакого касательства.
Расследование зашло в тупик. Дело в конце концов было закрыто.
Глава 23
Единственным евреем в Клэнтоне был мистер Харви Кон, шустрый человечек, уже несколько десятилетий продававший обувь и сумки местным дамам. Его магазин располагался на площади, по соседству с адвокатской конторой Салливана, в ряду зданий, которые он прикупил в эпоху Великой депрессии. Кон был вдовцом, дети, окончив школу, разлетелись из родного гнезда. Раз в месяц он ездил в Тьюпело помолиться: там находилась ближайшая синагога.
Ассортимент его магазина тяготел к верхнему уровню рыночного спектра, что было несколько нелепо в таком маленьком городе. Немногие богатые клэнтонские дамы предпочитали делать покупки в Мемфисе, где можно было приобрести такой же товар подороже, чтобы иметь возможность дома хвастать выложенной суммой. Чтобы сделать свою обувь более привлекательной для покупательниц, мистер Кон писал на ценниках баснословные цифры, после чего объявлял невиданные скидки. Таким образом, местные дамы, демонстрируя последние приобретения, могли называть любую цену, какая взбредет им в голову.
Мистер Кон управлялся в магазине сам: рано открывал, поздно закрывал. В помощь себе он обычно лишь на несколько часов в день нанимал какого-нибудь школьника из старших классов. За два года до моего приезда в Клэнтон у него подрабатывал шестнадцатилетний черный парнишка Сэм Раффин: распаковывал товар, вынимал колодки, убирал помещение, отвечал на телефонные звонки. Сэм зарекомендовал себя как сообразительный и трудолюбивый работник, был вежлив, воспитан, всегда аккуратно одет, и вскоре мистер Кон стал оставлять его вместо себя, ровно в одиннадцать сорок пять отправляясь домой перекусить и хорошенько вздремнуть.
Айрис Дюран заглянула в магазин около полудня, когда Сэм был там один. У сорокаоднолетней Айрис было два сына-подростка, учившиеся с Сэмом в одном классе. В меру привлекательная, дама любила флирт, носила мини-юбки и обычно покупала самые экзотические модели из коллекции мистера Кона. В тот раз она перемерила пар двенадцать, ничего не приобрела, но провела в магазине немало времени. Сэм отлично ориентировался в ассортименте и надевал туфли на ногу миссис Дюран с большой деликатностью.
На следующий день она явилась снова, в то же самое время, надев еще более короткую юбку и еще обильнее накрасившись. Скинув туфли, она соблазнила Сэма на столе мистера Кона в его маленьком кабинете позади кассы. Так началась их пылкая связь, которой суждено было изменить судьбы обоих.
Несколько раз в неделю Айрис отправлялась покупать обувь. Сэм нашел для свиданий более подходящую комнату с диваном на втором этаже. Он запирал магазин на пятнадцать минут, выключал свет и стремглав бросался наверх.
Муж Айрис служил сержантом дорожного патруля, который обслуживал главное шоссе штата. Невероятное количество новых туфель в женином шкафу насторожило его. Подозрительность не была излишней, когда речь шла об Айрис.
Он нанял Гарри Рекса последить за женой. Этих любовников мог без труда вычислить и скаут младшей группы. Три дня подряд она входила в магазин Кона в одно и то же время; три дня подряд Сэм тут же запирал входную дверь, пугливо взглянув по сторонам; три дня подряд он выключал свет и так далее. На четвертый Гарри Рекс с Рейфом проникли в магазин через черный ход и услышали шум наверху. Рейф осторожно поднялся по лестнице, заглянул в комнату и пять секунд спустя получил достаточно улик, чтобы парочке осталось лишь собрать вещички.
Уже через час мистер Кон уволил Сэма. Сержант Дюран в тот же день подал на развод. Айрис позднее доставили в больницу со ссадинами, синяками и сломанным носом. Муж метелил неверную кулаками, пока та не потеряла сознание. А после наступления темноты трое мужчин в форме полиции штата постучали в дверь дома Раффинов в Нижнем городе. Они объяснили родителям Сэма, что парня велено доставить в участок в связи с делом о растрате в магазине Кона. Если его признают виновным, ему грозит двадцать лет тюрьмы. Неофициально же мистеру и миссис Раффин сообщили, что их сына застукали с замужней дамой и что за его голову обещана кругленькая сумма: пять тысяч долларов.
Айрис, опозоренная, разведенная, лишенная родительских прав, покинула город, в который с тех пор боялась вернуться.
Я слышал разные версии этой истории. В те времена, когда я появился в Клэнтоне, это было уже далекое, однако все еще не забытое прошлое, поэтому история часто всплывала в разговорах. На Юге не считается предосудительным для белого мужчины иметь черную любовницу, но случай с Сэмом был первым в истории Клэнтона официально зафиксированным фактом, когда расовую границу преступила белая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61