Эрни Гэддис ушел на пенсию и рыбачил где-то в Дымных горах. Его преемник Руфус Бакли жил в округе Тайлер, и в телефонной книге его номер не значился.
В восемь часов я сел в машину. Булки и кофе безнадежно остыли.
* * *
В часе езды на запад от округа Форд ландшафт радикально менялся, становясь идеально плоским — там начиналась Дельта. Это был регион, изобильный для земледелия и нищий с точки зрения условий жизни, но мне было не до социальных комментариев и созерцания природных красот. Меня слишком беспокоил исход предстоящих тайных слушаний.
Нервировало меня и то, что предстояло собственными глазами увидеть легендарный тюремный ад: Парчмен.
Через два часа езды появился забор с колючей проволокой, тянувшийся вдоль поля, а вскоре — дорожный указатель. Я свернул к главным воротам. Охраннику в армейских ботинках сообщил, что являюсь журналистом и прибыл на слушания.
— Прямо вперед, за вторым зданием налево, — указал он, записывая мою фамилию в книгу регистрации.
Вдоль главной дороги громоздились мрачные серые здания, дальше тянулся ряд белостенных домов, которые не нарушили бы благообразия и тихой Кленовой улицы, существующей в любом миссисипском городе. Я остановился у административного корпуса "А" и поспешил войти, озираясь в поисках какой-нибудь секретарши. Таковая нашлась и послала меня в соседнее здание, на третий этаж. Время приближалось к десяти.
В конце коридора, у одной из дверей слонялось несколько человек. Один из них был тюремным надзирателем, второй — патрульным из дорожной службы штата, третий — просто мужчиной в помятом пиджаке.
— Я прибыл на слушания по условно-досрочному освобождению, — сообщил я.
— Это здесь, — указал на дверь надзиратель.
Я, как положено бесцеремонному репортеру, без стука распахнул дверь и вошел внутрь. Там только что приступили к делу и моего появления, разумеется, не ждали.
Совет состоял из пяти человек. Они сидели за столом, стоявшим на небольшом возвышении, перед каждым была табличка с именем. Вдоль стены имелся еще один стол, оккупированный командой Пэджитов: Дэнни, его отец, мать, дядя и Люсьен Уилбенкс. Напротив них за таким же столом восседали какие-то клерки и должностные лица из штата тюрьмы и совета.
Все уставились на меня. Я встретился глазами с Дэнни, и за какую-то долю секунду мы отчетливо прочли в наших взглядах обоюдную неприязнь.
— Чем могу вам помочь? — прорычал тучный, плохо одетый старикан, сидевший в центре стола. Табличка гласила, что это Баррет Рей Джетер, председатель. Как и остальные четверо членов совета, он получал назначение от губернатора в качестве премии за активное участие в его избирательной кампании.
— Я приехал на слушания по делу Пэджита, — сообщил я.
— Он газетчик! — почти проорал, вставая, Люсьен. На миг мне подумалось: прямо сейчас меня арестуют и поволокут в самое чрево тюрьмы, где и оставят пожизненно.
— Из какой газеты? — протрубил Джетер.
— Из «Форд каунти таймс».
— Ваше имя?
— Уилли Трейнор. — Разговаривая с Джетером, я смотрел на Уилбенкса, который злобно хмурился в ответ.
— Это закрытые слушания, мистер Трейнор, — возразил Джетер.
Из нормативов, с которыми я ознакомился у Гарри Рекса, невозможно было понять, должны ли официально подобные слушания проводиться в открытом или закрытом режиме, однако на практике их обычно старались огласке не предавать.
— И кто же имеет право на них присутствовать? — поинтересовался я.
— Члены совета, лицо, в отношении которого рассматривается вопрос об условно-досрочном освобождении, его ближайшие родственники, свидетели с его стороны, его адвокат и любые свидетели противной стороны.
Под «противной стороной», очевидно, подразумевались родственники жертвы, потому что здесь это прозвучало как «мерзавцы».
— Как насчет шерифа округа?
— Он тоже приглашен, — соврал Джетер.
— Наш шериф не был уведомлен. Я говорил с ним три часа назад. В сущности, никто в округе Форд до одиннадцати часов вечера вчерашнего дня не знал об этих слушаниях.
Наступила заминка, члены совета были явно смущены. Пэджиты сомкнули головы вокруг Люсьена.
Мысленно прикинув все возможности, я пришел к выводу, что могу выступать только в роли свидетеля, если хочу присутствовать, и максимально громко и четко заявил:
— Что ж, поскольку ни один человек из округа Форд не представляет здесь «противную сторону», я готов быть свидетелем.
— Вы не можете быть и свидетелем, и репортером, — возразил Джетер.
— Покажите мне, где именно это записано в кодексе штата Миссисипи, — попросил я, размахивая копиями, которые снял с соответствующих страниц справочников Гарри Рекса.
Джетер кивнул молодому человеку в темном костюме.
— Я адвокат совета по условно-досрочным освобождениям, — вежливо представился тот. — Вы можете выступать свидетелем на этих слушаниях, мистер Трейнор, но не можете освещать их в печати.
Я-то как раз собирался осветить происходящее в мельчайших подробностях, а затем спрятаться за Первую поправку.
— Пусть так, — кивнул я. — Правила устанавливаете вы.
Не прошло и минуты, как зал разделила невидимая линия: по одну ее сторону оказался я, по другую — все остальные.
— Продолжим, — сказал Джетер, а я занял место в зале среди немногочисленных зрителей.
Адвокат совета открыл папку с докладом. Сначала он напомнил содержание приговоров, вынесенных Дэнни Пэджиту, старательно избегая при этом слов «последовательный» или «взаимопоглощающий», после чего сообщил, что, учитывая «примерное» поведение заключенного в период его содержания в тюрьме, он может быть квалифицирован как «отбывший достаточный срок», — расплывчатое определение, принятое только в системе условно-досрочного освобождения, но никак не в законодательстве штата. С учетом времени, которое осужденный провел в тюрьме в период следствия, продолжал адвокат, Дэнни Пэджит в настоящий момент имеет право на условно-досрочное освобождение.
Социальный инспектор по надзору за исполнением наказаний, женщина-куратор Дэнни, пустилась в пространный рассказ о наблюдениях над поведением своего подопечного, из которых сделала ни на чем не основанный вывод, что он «полностью раскаялся», «полностью исправился», «не представляет никакой опасности для общества» и даже «готов стать его полезным членом».
Интересно, сколько стоило все это представление? Я никак не мог избавиться от этого вопроса. Сколько? И как долго Пэджитам пришлось искать «нужные карманы»?
Следующим выступал Люсьен. Поскольку не было никого — ни Гэддиса, ни шерифа Макнэта, ни даже бедняги Хенка Хатена, — кто мог бы ему возразить или чье присутствие хотя бы немного сдерживало его, он пустился по-своему трактовать фактическую сторону дела, особо упирая на «железное» алиби, предоставленное Дэнни Лидией Винс. По его версии, присяжные якобы склонялись к вердикту «невиновен». Мне хотелось запустить в защитника клана чем-нибудь тяжелым и заорать во все горло. Может, хотя бы это заставило его вспомнить о чести.
«Как же он может быть „полностью раскаявшимся“, если он вообще невиновен?» — чуть не выкрикнул я.
Люсьен тем временем продолжать брюзжать по поводу суда, какой он, мол, был несправедливый. Покритиковал себя за то, что не приложил достаточно усилий, чтобы перенести слушание дела в другую часть штата, где публика менее пристрастная и более просвещенная. Когда адвокат наконец заткнулся, двое из членов совета, похоже, мирно дремали.
Далее показания давала миссис Пэджит. Она рассказывала о письмах, которыми они с сыном обменивались на протяжении этих долгих восьми лет. Судя по его посланиям, Дэнни стал гораздо более зрелым человеком, укрепился в вере и с нетерпением ждал освобождения, чтобы послужить обществу.
Чем, интересно, послужить: создать более забористую смесь травок или более совершенную технологию очистки самогона?
Поскольку слезы в этом месте были желательны, публика пролила некоторое их количество: часть спектакля, который, похоже, для совета никакого значения не имел. Как я догадался, глядя на лица его членов, решение было принято задолго до заседания.
Дэнни вышел на свидетельское место последним и прекрасно исполнил свою роль, балансируя на грани между отрицанием вины и демонстрацией раскаяния.
— Я осознал свои ошибки и извлек из них урок, — заявил он, словно изнасилование и убийство были всего лишь опрометчивым поступком, никому не нанесшим существенного вреда. — Я повзрослел и поумнел, — заверил он.
Далее из речи следовало, что в тюрьме он был сущим ураганом позитивной энергии: добровольно работал в библиотеке, пел в хоре заключенных, помогал клеймить скот на парчменской животноводческой ферме, а также организовывал бригады заключенных, которые разъезжали по школам с профилактическими лекциями о пагубности противоправных действий.
Два члена совета слушали, один продолжал дремать, остальные двое пребывали в полугипнотическом состоянии, их мозги были явно отключены.
Дэнни слез не проливал, но завершил свою речь страстной мольбой об освобождении.
— Сколько свидетелей противной стороны присутствует в зале? — вопросил Джетер.
Я встал, осмотрелся, убедился, что никого из представителей округа Форд по-прежнему нет, и сказал:
— Насколько можно понять, только я.
— Вам слово, мистер Трейнор.
Я понятия не имел, что говорить, а равным образом не знал, что допустимо, а что нет на подобном форуме. Но, основываясь на том, чему только что был свидетелем, решил, что могу говорить все, что мне, черт возьми, заблагорассудится. Толстяк Джетер, несомненно, призовет меня к порядку, едва я преступлю границу запретной территории.
Я посмотрел на членов совета, стараясь не обращать внимания на волками уставившихся на меня Пэджитов, и приступил к подробному описанию изнасилования и убийства. Я выложил все, что помнил, особо подчеркнув факт присутствия малолетних детей при всех или части чудовищных событий.
Я ожидал, что Люсьен попытается меня перебить, но в лагере противника царила мертвая тишина. Еще недавно пребывавшие в коматозном состоянии члены совета внезапно очнулись и не сводили с меня глаз, впитывая ужасающие подробности моего рассказа. Я описал раны, нарисовал душераздирающую сцену кончины Роды на руках мистера Диси и напомнил ее дважды повторенные последние слова: «Это был Дэнни Пэджит».
Я назвал Люсьена лжецом и вдоволь поиздевался над его слабой памятью, до неузнаваемости исказившей картину суда: ведь присяжным понадобилось меньше часа, чтобы единогласно вынести обвинительный вердикт.
И с точностью, удивившей меня самого, воспроизвел тогдашнее недостойное поведение Дэнни: как он громоздил одну ложь на другую, ни в чем не проявив ни толики искренности.
— Его следовало бы осудить еще и за лжесвидетельство, — сказал я, обращаясь к совету. — А закончив дачу показаний и возвращаясь на место, он подошел к ложе присяжных, погрозил им пальцем и крикнул: «Только осудите меня — всех вас достану, мерзавцы!»
Член совета мистер Хорас Адлер, встрепенувшись, обернулся к Пэджитам и спросил:
— Это правда?
— Это есть в стенограмме суда, — поспешил напомнить я, чтобы не дать Люсьену времени придумать еще какую-нибудь ложь. Адвокат уже медленно поднимался со своего места.
— Это правда, мистер Уилбенкс? — повторил вопрос Адлер.
— Он угрожал присяжным? — переспросил другой член совета.
— У меня есть распечатка стенограммы, — заверил я. — С удовольствием пришлю ее вам.
— Это правда? — в третий раз спросил Адлер.
— В зале присутствовало три сотни человек, — продолжал я, взглядом предупреждая Люсьена: «Не делайте этого! Не смейте лгать!»
— Заткнитесь, мистер Трейнор! — рявкнул кто-то из членов совета.
— Это официально зафиксировано в стенограмме, — тем не менее еще раз повторил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
В восемь часов я сел в машину. Булки и кофе безнадежно остыли.
* * *
В часе езды на запад от округа Форд ландшафт радикально менялся, становясь идеально плоским — там начиналась Дельта. Это был регион, изобильный для земледелия и нищий с точки зрения условий жизни, но мне было не до социальных комментариев и созерцания природных красот. Меня слишком беспокоил исход предстоящих тайных слушаний.
Нервировало меня и то, что предстояло собственными глазами увидеть легендарный тюремный ад: Парчмен.
Через два часа езды появился забор с колючей проволокой, тянувшийся вдоль поля, а вскоре — дорожный указатель. Я свернул к главным воротам. Охраннику в армейских ботинках сообщил, что являюсь журналистом и прибыл на слушания.
— Прямо вперед, за вторым зданием налево, — указал он, записывая мою фамилию в книгу регистрации.
Вдоль главной дороги громоздились мрачные серые здания, дальше тянулся ряд белостенных домов, которые не нарушили бы благообразия и тихой Кленовой улицы, существующей в любом миссисипском городе. Я остановился у административного корпуса "А" и поспешил войти, озираясь в поисках какой-нибудь секретарши. Таковая нашлась и послала меня в соседнее здание, на третий этаж. Время приближалось к десяти.
В конце коридора, у одной из дверей слонялось несколько человек. Один из них был тюремным надзирателем, второй — патрульным из дорожной службы штата, третий — просто мужчиной в помятом пиджаке.
— Я прибыл на слушания по условно-досрочному освобождению, — сообщил я.
— Это здесь, — указал на дверь надзиратель.
Я, как положено бесцеремонному репортеру, без стука распахнул дверь и вошел внутрь. Там только что приступили к делу и моего появления, разумеется, не ждали.
Совет состоял из пяти человек. Они сидели за столом, стоявшим на небольшом возвышении, перед каждым была табличка с именем. Вдоль стены имелся еще один стол, оккупированный командой Пэджитов: Дэнни, его отец, мать, дядя и Люсьен Уилбенкс. Напротив них за таким же столом восседали какие-то клерки и должностные лица из штата тюрьмы и совета.
Все уставились на меня. Я встретился глазами с Дэнни, и за какую-то долю секунду мы отчетливо прочли в наших взглядах обоюдную неприязнь.
— Чем могу вам помочь? — прорычал тучный, плохо одетый старикан, сидевший в центре стола. Табличка гласила, что это Баррет Рей Джетер, председатель. Как и остальные четверо членов совета, он получал назначение от губернатора в качестве премии за активное участие в его избирательной кампании.
— Я приехал на слушания по делу Пэджита, — сообщил я.
— Он газетчик! — почти проорал, вставая, Люсьен. На миг мне подумалось: прямо сейчас меня арестуют и поволокут в самое чрево тюрьмы, где и оставят пожизненно.
— Из какой газеты? — протрубил Джетер.
— Из «Форд каунти таймс».
— Ваше имя?
— Уилли Трейнор. — Разговаривая с Джетером, я смотрел на Уилбенкса, который злобно хмурился в ответ.
— Это закрытые слушания, мистер Трейнор, — возразил Джетер.
Из нормативов, с которыми я ознакомился у Гарри Рекса, невозможно было понять, должны ли официально подобные слушания проводиться в открытом или закрытом режиме, однако на практике их обычно старались огласке не предавать.
— И кто же имеет право на них присутствовать? — поинтересовался я.
— Члены совета, лицо, в отношении которого рассматривается вопрос об условно-досрочном освобождении, его ближайшие родственники, свидетели с его стороны, его адвокат и любые свидетели противной стороны.
Под «противной стороной», очевидно, подразумевались родственники жертвы, потому что здесь это прозвучало как «мерзавцы».
— Как насчет шерифа округа?
— Он тоже приглашен, — соврал Джетер.
— Наш шериф не был уведомлен. Я говорил с ним три часа назад. В сущности, никто в округе Форд до одиннадцати часов вечера вчерашнего дня не знал об этих слушаниях.
Наступила заминка, члены совета были явно смущены. Пэджиты сомкнули головы вокруг Люсьена.
Мысленно прикинув все возможности, я пришел к выводу, что могу выступать только в роли свидетеля, если хочу присутствовать, и максимально громко и четко заявил:
— Что ж, поскольку ни один человек из округа Форд не представляет здесь «противную сторону», я готов быть свидетелем.
— Вы не можете быть и свидетелем, и репортером, — возразил Джетер.
— Покажите мне, где именно это записано в кодексе штата Миссисипи, — попросил я, размахивая копиями, которые снял с соответствующих страниц справочников Гарри Рекса.
Джетер кивнул молодому человеку в темном костюме.
— Я адвокат совета по условно-досрочным освобождениям, — вежливо представился тот. — Вы можете выступать свидетелем на этих слушаниях, мистер Трейнор, но не можете освещать их в печати.
Я-то как раз собирался осветить происходящее в мельчайших подробностях, а затем спрятаться за Первую поправку.
— Пусть так, — кивнул я. — Правила устанавливаете вы.
Не прошло и минуты, как зал разделила невидимая линия: по одну ее сторону оказался я, по другую — все остальные.
— Продолжим, — сказал Джетер, а я занял место в зале среди немногочисленных зрителей.
Адвокат совета открыл папку с докладом. Сначала он напомнил содержание приговоров, вынесенных Дэнни Пэджиту, старательно избегая при этом слов «последовательный» или «взаимопоглощающий», после чего сообщил, что, учитывая «примерное» поведение заключенного в период его содержания в тюрьме, он может быть квалифицирован как «отбывший достаточный срок», — расплывчатое определение, принятое только в системе условно-досрочного освобождения, но никак не в законодательстве штата. С учетом времени, которое осужденный провел в тюрьме в период следствия, продолжал адвокат, Дэнни Пэджит в настоящий момент имеет право на условно-досрочное освобождение.
Социальный инспектор по надзору за исполнением наказаний, женщина-куратор Дэнни, пустилась в пространный рассказ о наблюдениях над поведением своего подопечного, из которых сделала ни на чем не основанный вывод, что он «полностью раскаялся», «полностью исправился», «не представляет никакой опасности для общества» и даже «готов стать его полезным членом».
Интересно, сколько стоило все это представление? Я никак не мог избавиться от этого вопроса. Сколько? И как долго Пэджитам пришлось искать «нужные карманы»?
Следующим выступал Люсьен. Поскольку не было никого — ни Гэддиса, ни шерифа Макнэта, ни даже бедняги Хенка Хатена, — кто мог бы ему возразить или чье присутствие хотя бы немного сдерживало его, он пустился по-своему трактовать фактическую сторону дела, особо упирая на «железное» алиби, предоставленное Дэнни Лидией Винс. По его версии, присяжные якобы склонялись к вердикту «невиновен». Мне хотелось запустить в защитника клана чем-нибудь тяжелым и заорать во все горло. Может, хотя бы это заставило его вспомнить о чести.
«Как же он может быть „полностью раскаявшимся“, если он вообще невиновен?» — чуть не выкрикнул я.
Люсьен тем временем продолжать брюзжать по поводу суда, какой он, мол, был несправедливый. Покритиковал себя за то, что не приложил достаточно усилий, чтобы перенести слушание дела в другую часть штата, где публика менее пристрастная и более просвещенная. Когда адвокат наконец заткнулся, двое из членов совета, похоже, мирно дремали.
Далее показания давала миссис Пэджит. Она рассказывала о письмах, которыми они с сыном обменивались на протяжении этих долгих восьми лет. Судя по его посланиям, Дэнни стал гораздо более зрелым человеком, укрепился в вере и с нетерпением ждал освобождения, чтобы послужить обществу.
Чем, интересно, послужить: создать более забористую смесь травок или более совершенную технологию очистки самогона?
Поскольку слезы в этом месте были желательны, публика пролила некоторое их количество: часть спектакля, который, похоже, для совета никакого значения не имел. Как я догадался, глядя на лица его членов, решение было принято задолго до заседания.
Дэнни вышел на свидетельское место последним и прекрасно исполнил свою роль, балансируя на грани между отрицанием вины и демонстрацией раскаяния.
— Я осознал свои ошибки и извлек из них урок, — заявил он, словно изнасилование и убийство были всего лишь опрометчивым поступком, никому не нанесшим существенного вреда. — Я повзрослел и поумнел, — заверил он.
Далее из речи следовало, что в тюрьме он был сущим ураганом позитивной энергии: добровольно работал в библиотеке, пел в хоре заключенных, помогал клеймить скот на парчменской животноводческой ферме, а также организовывал бригады заключенных, которые разъезжали по школам с профилактическими лекциями о пагубности противоправных действий.
Два члена совета слушали, один продолжал дремать, остальные двое пребывали в полугипнотическом состоянии, их мозги были явно отключены.
Дэнни слез не проливал, но завершил свою речь страстной мольбой об освобождении.
— Сколько свидетелей противной стороны присутствует в зале? — вопросил Джетер.
Я встал, осмотрелся, убедился, что никого из представителей округа Форд по-прежнему нет, и сказал:
— Насколько можно понять, только я.
— Вам слово, мистер Трейнор.
Я понятия не имел, что говорить, а равным образом не знал, что допустимо, а что нет на подобном форуме. Но, основываясь на том, чему только что был свидетелем, решил, что могу говорить все, что мне, черт возьми, заблагорассудится. Толстяк Джетер, несомненно, призовет меня к порядку, едва я преступлю границу запретной территории.
Я посмотрел на членов совета, стараясь не обращать внимания на волками уставившихся на меня Пэджитов, и приступил к подробному описанию изнасилования и убийства. Я выложил все, что помнил, особо подчеркнув факт присутствия малолетних детей при всех или части чудовищных событий.
Я ожидал, что Люсьен попытается меня перебить, но в лагере противника царила мертвая тишина. Еще недавно пребывавшие в коматозном состоянии члены совета внезапно очнулись и не сводили с меня глаз, впитывая ужасающие подробности моего рассказа. Я описал раны, нарисовал душераздирающую сцену кончины Роды на руках мистера Диси и напомнил ее дважды повторенные последние слова: «Это был Дэнни Пэджит».
Я назвал Люсьена лжецом и вдоволь поиздевался над его слабой памятью, до неузнаваемости исказившей картину суда: ведь присяжным понадобилось меньше часа, чтобы единогласно вынести обвинительный вердикт.
И с точностью, удивившей меня самого, воспроизвел тогдашнее недостойное поведение Дэнни: как он громоздил одну ложь на другую, ни в чем не проявив ни толики искренности.
— Его следовало бы осудить еще и за лжесвидетельство, — сказал я, обращаясь к совету. — А закончив дачу показаний и возвращаясь на место, он подошел к ложе присяжных, погрозил им пальцем и крикнул: «Только осудите меня — всех вас достану, мерзавцы!»
Член совета мистер Хорас Адлер, встрепенувшись, обернулся к Пэджитам и спросил:
— Это правда?
— Это есть в стенограмме суда, — поспешил напомнить я, чтобы не дать Люсьену времени придумать еще какую-нибудь ложь. Адвокат уже медленно поднимался со своего места.
— Это правда, мистер Уилбенкс? — повторил вопрос Адлер.
— Он угрожал присяжным? — переспросил другой член совета.
— У меня есть распечатка стенограммы, — заверил я. — С удовольствием пришлю ее вам.
— Это правда? — в третий раз спросил Адлер.
— В зале присутствовало три сотни человек, — продолжал я, взглядом предупреждая Люсьена: «Не делайте этого! Не смейте лгать!»
— Заткнитесь, мистер Трейнор! — рявкнул кто-то из членов совета.
— Это официально зафиксировано в стенограмме, — тем не менее еще раз повторил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61