В этом гипнотизер убедился, подсев однажды к бригадиру в казино «Бузав», где тот коротал за рулеткой длинные зимние вечера.
Улучив минутку, Пульман приблизил уста к волосатому уху главы Центральной группировки и начал тихо внушать:
— Слушай меня внимательно. Я даю тебе установку (к тому моменту психотерапевт наловчился давать долговременные установки на порядок действий в различных ситуациях, и большинство подопытных успешно выполняли те или иные задания вне его присутствия: допустим, установка давалась такая — через три часа раздеться и попрыгать козлом, громко кудахтая и размахивая гениталиями)…
Даю установку… Даю установку…
Внезапно Вовец отреагировал совсем не так, как предполагалось.
Вместо того чтобы остекленеть взглядом и замереть, он звучно щелкнул пальцами и раздраженно приказал моментально возникшему за его спиной секьюрити из казиношной СБ:
— А ну-ка убери отсюда этого дебила, Борисыч! Он, сволота, мне сосредоточиться мешает…
От такого оборота Пульман слегка опешил, даже не догадался приказать секьюрити, чтобы его не трогали. И тут же был мгновенно вышвырнут из казино двумя сноровистыми ребятишками в бабочках. Вдогон стремительно скатывающемуся по ступенькам телу какой-то амбал с отвратной физиономией конченого дегенерата пропищал:
— Вовцу установка не нужна — пока обходимся пулеметами! Но ты телефончик оставь — мало ли…
— Ладно-ладно, козлята… — незлобиво проворчал Пульман, отряхивая от снега вышвырнутую следом дубленку и шапку — ушибся он не сильно и потому здорово не осерчал. Кроме того, инцидент окончательно подтвердил его теорию об избирательности воздействия на различные типы людей. Это был уже двенадцатый случай аналогичного характера, и закономерность прослеживалась очень легко — внушению не поддавались сильные, волевые натуры, привыкшие сами повелевать себе подобными и не из кабинета, а посредством личного контакта.
«Ничего, разберемся», — сам себе пообещал Адольф Мирзоевич, выходя из такси у своего дома, и, по установившейся в последнее время привычке, вкрадчиво сообщил таксисту:
— Уплачено — по двойному тарифу, — на что последний расплылся в благодарной улыбке и умчался в вечернюю мглу…
Второй раз Пульман подкатил к бригадиру Центрального три недели спустя, когда тот дремал в Шезлонге на бортике бассейна областного дворца спорта.
— Разговор есть, товарищ Анисимов, — заявил Адольф Мирзоевич, устраиваясь в шезлонге по соседству. — Обоюдоинтересный, между прочим.
Разлепив веки, бригадир нехотя скосил глаза на невесть откуда взявшегося чудика и лениво молвил с неожиданной витиеватостью:
— Есть ли необходимость упоминать затасканное изречение насчет тамбовского люпуса?
— Нет-нет, милейший, — поспешил его уверить Пульман. — Не стоит утруждать себя. Эмм… Мне больше нравится другое изречение: люпус энд люпус из фредщип.
Вовец приподнял голову и внимательно рассмотрел соседа.
— Ага. Где-то я тебя видел уже. Угу… И в тот раз, насколько помню, ты мне тоже не понравился.
— Это было в казино «Бузав» три недели назад, — неохотно сообщил Пульман. — Вы тогда… эмм… не очень любезно со мной обошлись, хотя я в принципе…
— А-а-а! — вспомнил Вовец. — Тебя тогда спустили с лестницы. Точно — спустили! Ты, кажется, какую-то установку предлагал, а она мине была без надобности… И сейчас твоя установка мине без надобности. Так что — вали отсюда пока у дворца спорта проблемы не возникли.
— Какие проблемы? — неприятно озаботился Адольф Мирзоевич. — Что за проблемы? Я вроде ничего такого пока… — Что значит «какие проблемы»? Утонешь в бассейне, придется всю воду менять, — пояснил Вовец, позевывая и вращая шеей. — А у них вечером тренировка ватерполистов… А, кстати, как тебя сюда пропустили? Там что — на выходе никого нет? — Бригадир озабоченно приподнялся на локте и обернулся к входной двери.
— Да там они, там, — успокоил его Пульман. — На месте твои аполлоны! Просто я экстрасенс и того — эмм… слегка их загипнотизировал.
— Ха! Ишь ты — экстрасекс! — с сомнением покачал головой бригадир.
— А чего ж меня не загипнотизируешь?
— Не хочу, — покривил душой Адольф Мирзоевич. — Ты мне в здравом уме потребен. И в твердой памяти.
— Ну-ну, — недоверчиво пробурчал бригадир. — Чего хочу?
— Что у вас за идиотская манера! — раздраженно поморщился Пульман.
— «Чего хочу, чего хочу…» Короче, я тебе вот что скажу… — Он вылез из шезлонга, приблизился к бригадирову ложу и торопливо забормотал, боясь, что его в любой момент могут прервать:
— В общем, я помогу тебе… помогу взять обратно под крыло Левопупыревский район. Он будет твой безраздельно — как и четыре года назад. Ферштейн? Взамен предлагаю сотрудничество. Ты будешь выполнять кое-какие мои поручения — ну, не сам, естественно, твое дело командовать… Ага. Чуть позже я с твоей помощью установлю контроль над всей этой вашей… ага — над братвой — вот. Над всей ложбинской братвой. Это будет фе-но-ме-наль-но!!! Это будет просто беспрецедентный случай, можешь мне поверить, ага… Я в общем-то на многое не претендую, просто хочу некоторым образом упорядочить… некоторым образом направить, ага… В общем, хочу быть кем-то типа верховного этого… эмм… — Тут психотерапевт запнулся и защелкал пальцами, пытаясь найти аналог в исторической практике.
Вовец моментально пришел к нему на помощь.
— Как Колчак, да? — невозмутимо подсказал он.
— Ну, это, конечно, сильно… Но, в принципе — да! Типа того, — согласился Пульман. — В общем, ты будешь моей правой рукой, заместителем, так сказать, ага… Гхм… кхм… — Адольф Мирзоевич прокашлялся и несколько сконфузился под пристальным взглядом бригадира. — А потом… Потом мы приберем к рукам все, что есть в этом городе: областную администрацию, правоохранительные органы, а там, глядишь… Что, я непонятно изъясняюсь? — окончательно смутился Пульман, разобравшись наконец в особенности странного взгляда своего собеседника. Вовец все это время смотрел на него не с интересом, как показалось психотерапевту с самого начала, и даже не со скрытым негодованием, чего вполне можно было ожидать… Он смотрел так, как смотрит посторонний врач на обделавшегося тяжелобольного, находящегося в ведомстве коллеги: с некоторым сожалением и презрительным участием, но без душевного надлома — не мое это! Это и не взгляд даже, а безоговорочный диагноз — уж в этом Адольф Мирзоевич знал толк…
— Ты это… Ты кто вообще такой? — тихо спросил бригадир. — Откуда выпал, болезный?
— Я-то?! — удивился Пульман. — Я этот… того… хм… — Тут он вдруг понял, что его параметры бригадиру ни о чем не говорят, и пожалел, что до сих пор не обзавелся титулом, безоговорочно обеспечивающим в нашем прогрессивном обществе уважение уже при одном лишь его упоминании, без каких-либо дополнительных ссылок: типа «вор», «бригадир», «депутат», «киллер», «губернатор» и так далее.
— Ну, психотерапевт я, — тяжело вздохнул Пульман. — А еще я заместитель заведующего клиникой — это вам не просто так! Потом, как уже говорилось, экстрасенс я… Пффф… Но, полагаю, не в титуле дело…
— Ты на себя посмотри, ремба засушенная! — укоризненно покачал головой бригадир. — Начитался Корецкого, да?! Ха! Деятель… А на пику за беспредел не хочешь? — И, перехватив недоумевающий взгляд собеседника, подвел итог:
— Короче, ясно с тобой… Мои дебилы там, в предбаннике, — они что, в натуре под гипнозом?
— Ну да, я же сказал, — подтвердил Пульман. — Я дал им установку… А что?
— Да просто неохота тебя собственноручно выбрасывать отсюда.
Может, от греха подальше сам уберешься, а?
— Да уйду я, конечно, уйдут, — с невыразимой горечью произнес Адольф Мирзоевич, впадая в отчаяние от того, то все его изыски разбились о твердолобость субъекта воздействия. — Уйду, блин… Но ты подумай — от чего отказываешься!
— Давай-давай, вали отседа! — Вовец выпростался наконец из шезлонга и грозно навис над Пульманом. — А то придется рекорд по подводному плаванию ставить, недоделанный ты мой. Пшел!
— Все, все — ухожу! — торопливо пробормотал Адольф Мирзоевич, опасливо пятясь к выходу. — Только вот телефончик. — Он извлек из кармана визитку и бросил ее на шезлонг, не осмеливаясь сокращать дистанцию. — Ежели тебя того — опять на этот… эмм… на сходняк потащат — позвони. Может, пригожусь! — И гордо удалился, проскользнув мимо застывших у входа здоровенных дегенератов, бросив им на прощание:
— Отомри…
В этом месте, если кино показывают, обычно начинается этакий заводной музон типа: ииииийэхты! Бац-бац-бац!!! — 120 ударов в минуту, на фоне полуэротического истошного вопля. Таким образом киношники дают понять непросвещенному зрителю, что ситуация закручивается в штопор и вот-вот грянет нечто особенно крутое и невероятное. Но это в кино. А в реальности тогда все вышло очень тихо, заурядно и как бы самопроизвольно…
7
Иван заштриховал небо, удалил альбом на расстояние вытянутой руки и внимательно всмотрелся в только что сработанный пейзаж. Получилось вполне сносно. Речная заводь, кусты, песчаный пляж — не хуже, чем у профессиональных малевщиков с изрядным опытом. Правда, прослеживался небольшой казус — кое-где песок был ничем не отличим от облаков и трудно было определить, где же, собственно, заканчивается твердь земная и начинаются небеса обетованные. И хотя с утра над пляжем действительно зависали пухлые облака, грозившие растолстеть в тучи, а простой карандаш не идет ни в какое сравнение с красками — но факт оставался фактом: ляп имел место.
— Глазури бы чуток, — огорченно отметил Иван, переворачивая страницу и разглаживая чистый лист. — Ластика нет… Посмотрел бы я на Васнецова, возьмись он пейзаж карандашом выписывать! Еще разок попробовать, что ли?
В усадьбе Вовца он скучал уже второй день. "Дядя Саша сказал, что первоначально хотел поселить племянника своей даче, но обстановка осложнилась — надо сначала , тщательно прощупать ситуацию, а пока в целях безопасности придется немного пожить у Леши. Чем занимается Леша, он не сказал, но и так было ясно. В усадьбе присутствовали как минимум восемь охранников — все, как и давешние два «шкафчика», дегенераты без малейшего проблеска. Дегенераты были вооружены и неустанно выписывали круги по обширным владениям Леши-бандита, словно надеялись отловить какого-нибудь вражеского диверсанта. Понятное дело — с такой охраной Ивану можно было ничего не опасаться. Вчера он весь день просидел в отведенной ему спальне, где имелся телевизор и санузел, как в гостинице. «Дядя» выдал ему комплект новой спортивной одежды — на первое время (из дома Ивана увезли в стареньких трениках) и сказал, что они за сутки полноценно разведают обстановку, а пока на улицу выходить не стоит — мало ли…
А сегодня Иван, воспользовавшись отсутствием хозяина и попечительства дяди, нарушил запрет и с утра пошел бродить по дому. В гостиной он обнаружил на полке запыленный альбом с детскими каракулями, в котором было мною неиспользованных страниц, нашел огрызок простого карандаша и отправился в дальний угол двора, выходивший на песчаный берег реки. Дегенераты его перемещениям не препятствовали, однако четверо тут же пристроились в хвост и расположились на некотором удалении. Изредка оборачиваясь, Иван мог лицезреть торчавшие в кустах бритые макушки. И хотя никто не говорил ему, что усадьбу нельзя покидать самостоятельно, он почему-то был уверен: если бы ему взбрело вдруг в голову переплыть речку, они обязательно воспрепятствовали бы этому необдуманному деянию. И возможно, с применением силы…
— А ты не из братвы, — раздался над самым ухом звонкий девичий голос. Иван от неожиданности вздрогнул и черканул карандашом жирный штрих по наполовину сработанному пейзажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Улучив минутку, Пульман приблизил уста к волосатому уху главы Центральной группировки и начал тихо внушать:
— Слушай меня внимательно. Я даю тебе установку (к тому моменту психотерапевт наловчился давать долговременные установки на порядок действий в различных ситуациях, и большинство подопытных успешно выполняли те или иные задания вне его присутствия: допустим, установка давалась такая — через три часа раздеться и попрыгать козлом, громко кудахтая и размахивая гениталиями)…
Даю установку… Даю установку…
Внезапно Вовец отреагировал совсем не так, как предполагалось.
Вместо того чтобы остекленеть взглядом и замереть, он звучно щелкнул пальцами и раздраженно приказал моментально возникшему за его спиной секьюрити из казиношной СБ:
— А ну-ка убери отсюда этого дебила, Борисыч! Он, сволота, мне сосредоточиться мешает…
От такого оборота Пульман слегка опешил, даже не догадался приказать секьюрити, чтобы его не трогали. И тут же был мгновенно вышвырнут из казино двумя сноровистыми ребятишками в бабочках. Вдогон стремительно скатывающемуся по ступенькам телу какой-то амбал с отвратной физиономией конченого дегенерата пропищал:
— Вовцу установка не нужна — пока обходимся пулеметами! Но ты телефончик оставь — мало ли…
— Ладно-ладно, козлята… — незлобиво проворчал Пульман, отряхивая от снега вышвырнутую следом дубленку и шапку — ушибся он не сильно и потому здорово не осерчал. Кроме того, инцидент окончательно подтвердил его теорию об избирательности воздействия на различные типы людей. Это был уже двенадцатый случай аналогичного характера, и закономерность прослеживалась очень легко — внушению не поддавались сильные, волевые натуры, привыкшие сами повелевать себе подобными и не из кабинета, а посредством личного контакта.
«Ничего, разберемся», — сам себе пообещал Адольф Мирзоевич, выходя из такси у своего дома, и, по установившейся в последнее время привычке, вкрадчиво сообщил таксисту:
— Уплачено — по двойному тарифу, — на что последний расплылся в благодарной улыбке и умчался в вечернюю мглу…
Второй раз Пульман подкатил к бригадиру Центрального три недели спустя, когда тот дремал в Шезлонге на бортике бассейна областного дворца спорта.
— Разговор есть, товарищ Анисимов, — заявил Адольф Мирзоевич, устраиваясь в шезлонге по соседству. — Обоюдоинтересный, между прочим.
Разлепив веки, бригадир нехотя скосил глаза на невесть откуда взявшегося чудика и лениво молвил с неожиданной витиеватостью:
— Есть ли необходимость упоминать затасканное изречение насчет тамбовского люпуса?
— Нет-нет, милейший, — поспешил его уверить Пульман. — Не стоит утруждать себя. Эмм… Мне больше нравится другое изречение: люпус энд люпус из фредщип.
Вовец приподнял голову и внимательно рассмотрел соседа.
— Ага. Где-то я тебя видел уже. Угу… И в тот раз, насколько помню, ты мне тоже не понравился.
— Это было в казино «Бузав» три недели назад, — неохотно сообщил Пульман. — Вы тогда… эмм… не очень любезно со мной обошлись, хотя я в принципе…
— А-а-а! — вспомнил Вовец. — Тебя тогда спустили с лестницы. Точно — спустили! Ты, кажется, какую-то установку предлагал, а она мине была без надобности… И сейчас твоя установка мине без надобности. Так что — вали отсюда пока у дворца спорта проблемы не возникли.
— Какие проблемы? — неприятно озаботился Адольф Мирзоевич. — Что за проблемы? Я вроде ничего такого пока… — Что значит «какие проблемы»? Утонешь в бассейне, придется всю воду менять, — пояснил Вовец, позевывая и вращая шеей. — А у них вечером тренировка ватерполистов… А, кстати, как тебя сюда пропустили? Там что — на выходе никого нет? — Бригадир озабоченно приподнялся на локте и обернулся к входной двери.
— Да там они, там, — успокоил его Пульман. — На месте твои аполлоны! Просто я экстрасенс и того — эмм… слегка их загипнотизировал.
— Ха! Ишь ты — экстрасекс! — с сомнением покачал головой бригадир.
— А чего ж меня не загипнотизируешь?
— Не хочу, — покривил душой Адольф Мирзоевич. — Ты мне в здравом уме потребен. И в твердой памяти.
— Ну-ну, — недоверчиво пробурчал бригадир. — Чего хочу?
— Что у вас за идиотская манера! — раздраженно поморщился Пульман.
— «Чего хочу, чего хочу…» Короче, я тебе вот что скажу… — Он вылез из шезлонга, приблизился к бригадирову ложу и торопливо забормотал, боясь, что его в любой момент могут прервать:
— В общем, я помогу тебе… помогу взять обратно под крыло Левопупыревский район. Он будет твой безраздельно — как и четыре года назад. Ферштейн? Взамен предлагаю сотрудничество. Ты будешь выполнять кое-какие мои поручения — ну, не сам, естественно, твое дело командовать… Ага. Чуть позже я с твоей помощью установлю контроль над всей этой вашей… ага — над братвой — вот. Над всей ложбинской братвой. Это будет фе-но-ме-наль-но!!! Это будет просто беспрецедентный случай, можешь мне поверить, ага… Я в общем-то на многое не претендую, просто хочу некоторым образом упорядочить… некоторым образом направить, ага… В общем, хочу быть кем-то типа верховного этого… эмм… — Тут психотерапевт запнулся и защелкал пальцами, пытаясь найти аналог в исторической практике.
Вовец моментально пришел к нему на помощь.
— Как Колчак, да? — невозмутимо подсказал он.
— Ну, это, конечно, сильно… Но, в принципе — да! Типа того, — согласился Пульман. — В общем, ты будешь моей правой рукой, заместителем, так сказать, ага… Гхм… кхм… — Адольф Мирзоевич прокашлялся и несколько сконфузился под пристальным взглядом бригадира. — А потом… Потом мы приберем к рукам все, что есть в этом городе: областную администрацию, правоохранительные органы, а там, глядишь… Что, я непонятно изъясняюсь? — окончательно смутился Пульман, разобравшись наконец в особенности странного взгляда своего собеседника. Вовец все это время смотрел на него не с интересом, как показалось психотерапевту с самого начала, и даже не со скрытым негодованием, чего вполне можно было ожидать… Он смотрел так, как смотрит посторонний врач на обделавшегося тяжелобольного, находящегося в ведомстве коллеги: с некоторым сожалением и презрительным участием, но без душевного надлома — не мое это! Это и не взгляд даже, а безоговорочный диагноз — уж в этом Адольф Мирзоевич знал толк…
— Ты это… Ты кто вообще такой? — тихо спросил бригадир. — Откуда выпал, болезный?
— Я-то?! — удивился Пульман. — Я этот… того… хм… — Тут он вдруг понял, что его параметры бригадиру ни о чем не говорят, и пожалел, что до сих пор не обзавелся титулом, безоговорочно обеспечивающим в нашем прогрессивном обществе уважение уже при одном лишь его упоминании, без каких-либо дополнительных ссылок: типа «вор», «бригадир», «депутат», «киллер», «губернатор» и так далее.
— Ну, психотерапевт я, — тяжело вздохнул Пульман. — А еще я заместитель заведующего клиникой — это вам не просто так! Потом, как уже говорилось, экстрасенс я… Пффф… Но, полагаю, не в титуле дело…
— Ты на себя посмотри, ремба засушенная! — укоризненно покачал головой бригадир. — Начитался Корецкого, да?! Ха! Деятель… А на пику за беспредел не хочешь? — И, перехватив недоумевающий взгляд собеседника, подвел итог:
— Короче, ясно с тобой… Мои дебилы там, в предбаннике, — они что, в натуре под гипнозом?
— Ну да, я же сказал, — подтвердил Пульман. — Я дал им установку… А что?
— Да просто неохота тебя собственноручно выбрасывать отсюда.
Может, от греха подальше сам уберешься, а?
— Да уйду я, конечно, уйдут, — с невыразимой горечью произнес Адольф Мирзоевич, впадая в отчаяние от того, то все его изыски разбились о твердолобость субъекта воздействия. — Уйду, блин… Но ты подумай — от чего отказываешься!
— Давай-давай, вали отседа! — Вовец выпростался наконец из шезлонга и грозно навис над Пульманом. — А то придется рекорд по подводному плаванию ставить, недоделанный ты мой. Пшел!
— Все, все — ухожу! — торопливо пробормотал Адольф Мирзоевич, опасливо пятясь к выходу. — Только вот телефончик. — Он извлек из кармана визитку и бросил ее на шезлонг, не осмеливаясь сокращать дистанцию. — Ежели тебя того — опять на этот… эмм… на сходняк потащат — позвони. Может, пригожусь! — И гордо удалился, проскользнув мимо застывших у входа здоровенных дегенератов, бросив им на прощание:
— Отомри…
В этом месте, если кино показывают, обычно начинается этакий заводной музон типа: ииииийэхты! Бац-бац-бац!!! — 120 ударов в минуту, на фоне полуэротического истошного вопля. Таким образом киношники дают понять непросвещенному зрителю, что ситуация закручивается в штопор и вот-вот грянет нечто особенно крутое и невероятное. Но это в кино. А в реальности тогда все вышло очень тихо, заурядно и как бы самопроизвольно…
7
Иван заштриховал небо, удалил альбом на расстояние вытянутой руки и внимательно всмотрелся в только что сработанный пейзаж. Получилось вполне сносно. Речная заводь, кусты, песчаный пляж — не хуже, чем у профессиональных малевщиков с изрядным опытом. Правда, прослеживался небольшой казус — кое-где песок был ничем не отличим от облаков и трудно было определить, где же, собственно, заканчивается твердь земная и начинаются небеса обетованные. И хотя с утра над пляжем действительно зависали пухлые облака, грозившие растолстеть в тучи, а простой карандаш не идет ни в какое сравнение с красками — но факт оставался фактом: ляп имел место.
— Глазури бы чуток, — огорченно отметил Иван, переворачивая страницу и разглаживая чистый лист. — Ластика нет… Посмотрел бы я на Васнецова, возьмись он пейзаж карандашом выписывать! Еще разок попробовать, что ли?
В усадьбе Вовца он скучал уже второй день. "Дядя Саша сказал, что первоначально хотел поселить племянника своей даче, но обстановка осложнилась — надо сначала , тщательно прощупать ситуацию, а пока в целях безопасности придется немного пожить у Леши. Чем занимается Леша, он не сказал, но и так было ясно. В усадьбе присутствовали как минимум восемь охранников — все, как и давешние два «шкафчика», дегенераты без малейшего проблеска. Дегенераты были вооружены и неустанно выписывали круги по обширным владениям Леши-бандита, словно надеялись отловить какого-нибудь вражеского диверсанта. Понятное дело — с такой охраной Ивану можно было ничего не опасаться. Вчера он весь день просидел в отведенной ему спальне, где имелся телевизор и санузел, как в гостинице. «Дядя» выдал ему комплект новой спортивной одежды — на первое время (из дома Ивана увезли в стареньких трениках) и сказал, что они за сутки полноценно разведают обстановку, а пока на улицу выходить не стоит — мало ли…
А сегодня Иван, воспользовавшись отсутствием хозяина и попечительства дяди, нарушил запрет и с утра пошел бродить по дому. В гостиной он обнаружил на полке запыленный альбом с детскими каракулями, в котором было мною неиспользованных страниц, нашел огрызок простого карандаша и отправился в дальний угол двора, выходивший на песчаный берег реки. Дегенераты его перемещениям не препятствовали, однако четверо тут же пристроились в хвост и расположились на некотором удалении. Изредка оборачиваясь, Иван мог лицезреть торчавшие в кустах бритые макушки. И хотя никто не говорил ему, что усадьбу нельзя покидать самостоятельно, он почему-то был уверен: если бы ему взбрело вдруг в голову переплыть речку, они обязательно воспрепятствовали бы этому необдуманному деянию. И возможно, с применением силы…
— А ты не из братвы, — раздался над самым ухом звонкий девичий голос. Иван от неожиданности вздрогнул и черканул карандашом жирный штрих по наполовину сработанному пейзажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72