Было тихо. Лениво тявкали собаки, скучавшие на подворьях. Легкие дуновения ночного ветерка с едва слышным шелестом перебирали высокие стебли прошлогоднего бурьяна, обильно покрывавшего пространство возле жестяной изгороди, отделявшей огород тети Сони от соседского.
Внезапно эти заросли привлекли внимание Руслана.
В призрачном свете луны рассмотреть детали пейзажа было весьма затруднительно — виднелся лишь нечеткий силуэт сортира, затаившегося среди бурьяна. Разумеется, увидеть что-либо, скрытое в гуще прошлогодней травы, не представлялось возможным… однако Руслана вдруг, как-то с размаху, охватило знакомое чувство опасности — ощущение, которое выработалось за долгие годы оперативной работы, когда жизнь твоя часто зависит именно от умения предугадать следующее действие оппонента, предвосхитить его следующий шаг…
Труднопередаваемое ощущение, от которого дыхание становится прерывистым, начинают непроизвольно потеть ладони и противно сводит от напряжения левую бровь…
В кустах кто-то был — теперь он мог сказать это с твердой определенностью. И этот кто-то внимательно наблюдал за каждым его движением — он ощущал это каждой клеточкой своего тела. Ну и сволочь ты, Бабинов! Что — до завтрашнего вечера не мог подождать?!
Однако нужно было что-то предпринимать — не сидеть же на крыльце без движения до самого утра! К тому же кто его знает, каковы намерения того, кто там скрывается? Или, может, их там двое и так далее? Если за ним просто наблюдают, на всякий случай, это одно, это вполне приемлемо. Наблюдайте себе на здоровье — от этого еще никто не умер. А если не просто наблюдают? В сортир-то он пойдет в любом случае — тут они верно рассчитали…
Руслан еще с минуту размышлял, производя в уме нехитрые расчеты.
Изгородь жестяная — это очень хорошо, сортир тоже жестью обит — правда, проржавевшей, но тем не менее. А бурьян сухой как порох — это вообще прекрасно.
Он встал, потянулся, разминая мышцы. Зашел в сени. Из пачки старых газет, лежавших стопкой на подоконнике, взял несколько штук, скомкал изрядный кокон. В середину запихал большую коробку хозяйственных спичек.
Вышел на улицу. На секунду присел у крыльца, рядом с валявшейся на земле толкушкой для корма поросятам. Аккуратно заправил толкушку сзади, за пояс брюк. Получилось не совсем элегантно, зато спереди не заметно, и, если слегка придерживать рукой, можно вполне сносно перемещаться, Не торопясь, поднялся, направился в сторону туалета. Сердце в груди сильно стучало о ребра — вот-вот выпрыгнет. Он досадливо стиснул зубы: столько лет уже занимается работой, связанной с напряжением и риском, а все никак не может привыкнуть к ощущению опасности. Хорошо операм-практикам — те развлекаются физическими упражнениями в уличных условиях чуть ли не каждый день, отсюда навыки, автоматизм… А когда привыкаешь к тесному пространству камеры и на сто ходов вперед просчитываешь поведение разрабатываемого преступника, который спит рядом и делится с тобой сигаретой, — тут умение бить влет и стрелять навскидку без надобности, в таком деле требуется несколько иное искусство…
Не дойдя до бурьяна шагов пять, Тюленев остановился, вытащил из коробки на ощупь несколько спичинок, чиркнул о боковину, быстро, пока не успели разгореться, сунул их обратно. Судорожно обмял кокон и зашвырнул вспыхнувший сверток в середину кустов.
— Счастливо погреться, мужики! — Он отскочил за ствол тополя и встал с толкушкой на изготовку — милости просим! Даже если гости со стволами, выскочив из пламени в темноту, они будут некоторое время слепы…
Высохший бурьян занялся мгновенно. Через минуту горел весь участок возле изгороди — желтое пламя жадно лизало жестяные бока сортира. Еще через десять секунд из зарослей во двор шагнули две объятые пламенем фигуры. Именно шагнули! Не голосили отчаянно, не метались, как положено заживо горящему человеку. Они не издавали ни единого звука. Горели и молчали. И неотвратимо приближались к стоявшему за деревом Руслану — словно чуяли его.
Руслан непроизвольно помотал головой, отгоняя волну внезапно охватившей его слабости. Это что ж такое?! Глухонемые? Так мычать должны, черт бы вас побрал! А если толкушкой по башке?!
Прыгнул в сторону — перпендикулярно курсу наступавших. Тщательно рассчитывая силу удара, опустил толстый конец толкушки на голову одного, чуть сместился — хрясть! Аккуратно навернул до затылку второму. Отпрыгнул опять за тополь — посмотреть, не объявится ли подмога.
Подмоги не было — но, как ни странно, воздействие ударным инструментом не оказало должного профилактического эффекта. Агрессоры лишь слегка покачнулись, — постояв некоторое время на месте, они развернулись и пошли к тополю.
Руслан почувствовал, что его охватывает доселе не испытанный суеверный ужас — дико взвыв, он прыгнул навстречу наступавшим и поочередно обрушил на их головы свое неэстетичное орудие, на этот раз вложив в удары всю силу.
Оба нападавших рухнули на землю. Закопошились и начали медленно подниматься. Нет, это уже было слишком… Подскочив к ним, агент принялся исступленно молотить толкушкой, выкрикивая что-то нечленораздельное, отскакивая, бросаясь вновь — его всецело захватила какая-то странная животная ярость…
Придя в себя, он обнаружил, что сидит, привалившись спиной к тополю. Вокруг раздавались какие-то крики — соседи всполошились. Тетя Соня, подслеповато щурясь, голосила на крыльце. Завывала милицейская машина — блики мигалки медленно приближались к ануфриевскому подворью. Догорал бурьян. В свете костра можно было различить две бесформенные кучи. Тяжкий смрад горелого мяса и свежей крови будоражил сознание, придавал происходящему какую-то мистическую окраску. Агент облизнул пересохшие губы и почувствовал солоноватый привкус.
Ощупал себя — он весь был в чем-то липком и остро пахнущем.
— Вот это ты влип, Рустик, — тревожно пробормотал он, глядя на калитку, которая, распахнувшись, впустила во двор несколько фигур в милицейской форме. — Вот это влип…
7
Адольф Мирзоевич медленно расхаживал по кабинету и фальшиво мурлыкал под нос какую-то мелодию. В кожаных креслах восседали двое его подручных — Бабинов и Вовец.
Бригадир Центрального с невозмутимым видом пил сок и наблюдал за телодвижениями шефа. Пульману Вовец всегда нравился: он являл собой наглядный образчик неутомимого бойца, который привык рвать куски у Судьбы из-под носа и выворачиваться ужом из любой, самой безвыходной ситуации. Этот здоровенный, уверенный в себе мужлан воплощал в себе все то, чего так не хватало в жизни ему самому. Богатырская стать, невероятная физическая сила, благосклонность женщин, наконец, просто удачливость… Дела Вовца, как обычно, были в полном ажуре — поводов для волнений не возникало. Хирург же был мрачен — он видел мир сквозь призму приобретенного в запойный период пессимизма и исправляться никоим образом не желал. Любую трудность на пути к поставленной цели Бабинов воспринимал как личное оскорбление и повод для того, чтобы досрочно сойти с дистанции.
"А ведь пропадет без меня, — неожиданно подумал Пульман, наблюдая за хирургом. — Вот не станет меня — или опять запьет, или какую-нибудь варварскую глупость совершит в очередном припадке меланхолии… А какой талант!
Да в Штатах его бы на золотом лимузине возили под охраной батальона спецназа!
Что водка с людьми делает…"
— Такое простое мероприятие завалил, — покаянно пробормотал Бабинов, не выдержав повисшей в кабинете тишины. — Пристрелите меня, шеф, я никуда не годен. Я вам только обуза…
— Глупости болтаешь, коллега, — мягко оборвал помощника Пульман. — Отсутствие результата — тоже результат. Теперь мы по крайней мере в курсе, что этот типчик из себя представляет. Леха, что он из себя представляет?
— Это не слесарь, — поделился своими соображениями Вовец. — Иван в свое время уходил троих ваших тормозов. Двоих руками убил, одного — пулей. Этот тоже — двоих руками убил. И шашлык из них сделал. Одной породы с Иваном. И вообще — сказали бы мне, я вам привез бы этого шустряка, за полчаса бы узнали, что он за гусь…
Пульман пристально посмотрел на бригадира — тот не выдержал и отвел любопытный взгляд. Вовец не был посвящен в суть проекта «Всеобщее влияние» — о нем знали лишь Пульман и Бабинов. Скандальчик, вылившийся в буйную сцену с двумя обожженными обезображенными трупами и арестом Ануфриева, замять не удалось — уже через полчаса об этом знали все милицейские сержанты, а наутро — и досужие пенсионеры, заседавшие на лавках у подъездов. Адольф Мирзоевич горел желанием наорать на Бабинова и дать ему подзатыльник, но сдерживался — вдруг этот меланхолик и правда пойдет и вскроется! Ценность хирурга в другом…
— Я навел справки, — скучным голосом продолжил Пульман. — Нигде по картотекам этот парень не проходит. Его данными пару лет назад интересовался Интерпол… — Заметив удивленный взгляд Вовца, Адольф Мирзоевич пояснил:
— У меня там знакомых нет, Леха, не удивляйся! Просто есть людишки, которые имеют туда доступ и кое-чем мне обязаны… Гхм… Так вот — пару лет назад его разрабатывали, что называется, но… Но тут небольшая закавыка, ребята… Я почему-то думаю, что он представляет какую-то могущественную спецслужбу, о которой мы ничего не знаем. И знаете, отчего такие выводы? — Пульман сделал небольшую паузу, акцентируя внимание собеседников, затем тихо сообщил:
— Его нет, ребятки.
— То есть как это «нет»? — уточнил Вовец. — Ксива липовая? На вымышленную фамилию?
— Нет, документы у него в порядке, — покачал головой Пульман и печально улыбнулся:
— Он умер, ребятки. Два года назад. И теперь нам предстоит расколоть этот труп…
Отдохнувший за время часового послеобеденного сна, Андрей встал с уверенностью, что сегодня до исхода дня размотает основную часть клубка, который подбросил ему Иван. В принципе этот парень не оперативник, одичал маленько в горах, ему городская жизнь со всеми ее ухищрениями представляется непролазными джунглями, поэтому он не в состоянии объективно оценивать ситуацию. Возможно, на самом деле не так все страшно, как кажется.
Позвонив в агентство, детектив сказал, что прикован к постели судорожными болями в затылке и потому вряд ли сегодня сможет прийти: пока он гулял, звонил шеф и оставил на автоответчике сообщение — просил выйти на полдня, поработать с бумагами. Для вящей убедительности пришлось соврать, что возили на процедуры в поликлинику, и общаться с шефом через силу, вяло и с хрипотцой — Стариков, мужичара старой закваски, весьма болезненно реагировал, когда его люди без уважительных причин отлынивали от работы. В понятии шефа, уважительными причинами могли быть лишь смерть, тяжкое увечье и бесповоротное психическое расстройство.
Наскоро умывшись, Андрей оделся опять же несоответственно погоде — под шляпу, сунул в карман миниатюрный «Кодак», заряженный тридцатишестикадровой пленкой, критически оглядел себя в зеркало и вышел из квартиры. Купив в киоске на углу пачку «Парламента», сыщик с удовольствием закурил и, расхаживая под железной крышей пустынной остановки, начал прикидывать, в какой последовательности лучше претворять в жизнь свой план. Последовательность в принципе годилась любая, поскольку все пункты плана имели относительно самостоятельный характер и друг от друга не зависели. Вот он, план: а) навести справки о жизнедеятельности Бабинова — желательно в подробностях; б) разузнать через свои каналы в городском отделе здравоохранения, каким образом заведующий психклиникой таковым стал, и вообще — собрать в кучу все, что удастся про этого зловредного Пульмана наскрести по сусекам; в) выяснить, опять же через свои каналы, в областной поликлинике, сколько людей за последние полгода получили черепно-мозговые травмы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Внезапно эти заросли привлекли внимание Руслана.
В призрачном свете луны рассмотреть детали пейзажа было весьма затруднительно — виднелся лишь нечеткий силуэт сортира, затаившегося среди бурьяна. Разумеется, увидеть что-либо, скрытое в гуще прошлогодней травы, не представлялось возможным… однако Руслана вдруг, как-то с размаху, охватило знакомое чувство опасности — ощущение, которое выработалось за долгие годы оперативной работы, когда жизнь твоя часто зависит именно от умения предугадать следующее действие оппонента, предвосхитить его следующий шаг…
Труднопередаваемое ощущение, от которого дыхание становится прерывистым, начинают непроизвольно потеть ладони и противно сводит от напряжения левую бровь…
В кустах кто-то был — теперь он мог сказать это с твердой определенностью. И этот кто-то внимательно наблюдал за каждым его движением — он ощущал это каждой клеточкой своего тела. Ну и сволочь ты, Бабинов! Что — до завтрашнего вечера не мог подождать?!
Однако нужно было что-то предпринимать — не сидеть же на крыльце без движения до самого утра! К тому же кто его знает, каковы намерения того, кто там скрывается? Или, может, их там двое и так далее? Если за ним просто наблюдают, на всякий случай, это одно, это вполне приемлемо. Наблюдайте себе на здоровье — от этого еще никто не умер. А если не просто наблюдают? В сортир-то он пойдет в любом случае — тут они верно рассчитали…
Руслан еще с минуту размышлял, производя в уме нехитрые расчеты.
Изгородь жестяная — это очень хорошо, сортир тоже жестью обит — правда, проржавевшей, но тем не менее. А бурьян сухой как порох — это вообще прекрасно.
Он встал, потянулся, разминая мышцы. Зашел в сени. Из пачки старых газет, лежавших стопкой на подоконнике, взял несколько штук, скомкал изрядный кокон. В середину запихал большую коробку хозяйственных спичек.
Вышел на улицу. На секунду присел у крыльца, рядом с валявшейся на земле толкушкой для корма поросятам. Аккуратно заправил толкушку сзади, за пояс брюк. Получилось не совсем элегантно, зато спереди не заметно, и, если слегка придерживать рукой, можно вполне сносно перемещаться, Не торопясь, поднялся, направился в сторону туалета. Сердце в груди сильно стучало о ребра — вот-вот выпрыгнет. Он досадливо стиснул зубы: столько лет уже занимается работой, связанной с напряжением и риском, а все никак не может привыкнуть к ощущению опасности. Хорошо операм-практикам — те развлекаются физическими упражнениями в уличных условиях чуть ли не каждый день, отсюда навыки, автоматизм… А когда привыкаешь к тесному пространству камеры и на сто ходов вперед просчитываешь поведение разрабатываемого преступника, который спит рядом и делится с тобой сигаретой, — тут умение бить влет и стрелять навскидку без надобности, в таком деле требуется несколько иное искусство…
Не дойдя до бурьяна шагов пять, Тюленев остановился, вытащил из коробки на ощупь несколько спичинок, чиркнул о боковину, быстро, пока не успели разгореться, сунул их обратно. Судорожно обмял кокон и зашвырнул вспыхнувший сверток в середину кустов.
— Счастливо погреться, мужики! — Он отскочил за ствол тополя и встал с толкушкой на изготовку — милости просим! Даже если гости со стволами, выскочив из пламени в темноту, они будут некоторое время слепы…
Высохший бурьян занялся мгновенно. Через минуту горел весь участок возле изгороди — желтое пламя жадно лизало жестяные бока сортира. Еще через десять секунд из зарослей во двор шагнули две объятые пламенем фигуры. Именно шагнули! Не голосили отчаянно, не метались, как положено заживо горящему человеку. Они не издавали ни единого звука. Горели и молчали. И неотвратимо приближались к стоявшему за деревом Руслану — словно чуяли его.
Руслан непроизвольно помотал головой, отгоняя волну внезапно охватившей его слабости. Это что ж такое?! Глухонемые? Так мычать должны, черт бы вас побрал! А если толкушкой по башке?!
Прыгнул в сторону — перпендикулярно курсу наступавших. Тщательно рассчитывая силу удара, опустил толстый конец толкушки на голову одного, чуть сместился — хрясть! Аккуратно навернул до затылку второму. Отпрыгнул опять за тополь — посмотреть, не объявится ли подмога.
Подмоги не было — но, как ни странно, воздействие ударным инструментом не оказало должного профилактического эффекта. Агрессоры лишь слегка покачнулись, — постояв некоторое время на месте, они развернулись и пошли к тополю.
Руслан почувствовал, что его охватывает доселе не испытанный суеверный ужас — дико взвыв, он прыгнул навстречу наступавшим и поочередно обрушил на их головы свое неэстетичное орудие, на этот раз вложив в удары всю силу.
Оба нападавших рухнули на землю. Закопошились и начали медленно подниматься. Нет, это уже было слишком… Подскочив к ним, агент принялся исступленно молотить толкушкой, выкрикивая что-то нечленораздельное, отскакивая, бросаясь вновь — его всецело захватила какая-то странная животная ярость…
Придя в себя, он обнаружил, что сидит, привалившись спиной к тополю. Вокруг раздавались какие-то крики — соседи всполошились. Тетя Соня, подслеповато щурясь, голосила на крыльце. Завывала милицейская машина — блики мигалки медленно приближались к ануфриевскому подворью. Догорал бурьян. В свете костра можно было различить две бесформенные кучи. Тяжкий смрад горелого мяса и свежей крови будоражил сознание, придавал происходящему какую-то мистическую окраску. Агент облизнул пересохшие губы и почувствовал солоноватый привкус.
Ощупал себя — он весь был в чем-то липком и остро пахнущем.
— Вот это ты влип, Рустик, — тревожно пробормотал он, глядя на калитку, которая, распахнувшись, впустила во двор несколько фигур в милицейской форме. — Вот это влип…
7
Адольф Мирзоевич медленно расхаживал по кабинету и фальшиво мурлыкал под нос какую-то мелодию. В кожаных креслах восседали двое его подручных — Бабинов и Вовец.
Бригадир Центрального с невозмутимым видом пил сок и наблюдал за телодвижениями шефа. Пульману Вовец всегда нравился: он являл собой наглядный образчик неутомимого бойца, который привык рвать куски у Судьбы из-под носа и выворачиваться ужом из любой, самой безвыходной ситуации. Этот здоровенный, уверенный в себе мужлан воплощал в себе все то, чего так не хватало в жизни ему самому. Богатырская стать, невероятная физическая сила, благосклонность женщин, наконец, просто удачливость… Дела Вовца, как обычно, были в полном ажуре — поводов для волнений не возникало. Хирург же был мрачен — он видел мир сквозь призму приобретенного в запойный период пессимизма и исправляться никоим образом не желал. Любую трудность на пути к поставленной цели Бабинов воспринимал как личное оскорбление и повод для того, чтобы досрочно сойти с дистанции.
"А ведь пропадет без меня, — неожиданно подумал Пульман, наблюдая за хирургом. — Вот не станет меня — или опять запьет, или какую-нибудь варварскую глупость совершит в очередном припадке меланхолии… А какой талант!
Да в Штатах его бы на золотом лимузине возили под охраной батальона спецназа!
Что водка с людьми делает…"
— Такое простое мероприятие завалил, — покаянно пробормотал Бабинов, не выдержав повисшей в кабинете тишины. — Пристрелите меня, шеф, я никуда не годен. Я вам только обуза…
— Глупости болтаешь, коллега, — мягко оборвал помощника Пульман. — Отсутствие результата — тоже результат. Теперь мы по крайней мере в курсе, что этот типчик из себя представляет. Леха, что он из себя представляет?
— Это не слесарь, — поделился своими соображениями Вовец. — Иван в свое время уходил троих ваших тормозов. Двоих руками убил, одного — пулей. Этот тоже — двоих руками убил. И шашлык из них сделал. Одной породы с Иваном. И вообще — сказали бы мне, я вам привез бы этого шустряка, за полчаса бы узнали, что он за гусь…
Пульман пристально посмотрел на бригадира — тот не выдержал и отвел любопытный взгляд. Вовец не был посвящен в суть проекта «Всеобщее влияние» — о нем знали лишь Пульман и Бабинов. Скандальчик, вылившийся в буйную сцену с двумя обожженными обезображенными трупами и арестом Ануфриева, замять не удалось — уже через полчаса об этом знали все милицейские сержанты, а наутро — и досужие пенсионеры, заседавшие на лавках у подъездов. Адольф Мирзоевич горел желанием наорать на Бабинова и дать ему подзатыльник, но сдерживался — вдруг этот меланхолик и правда пойдет и вскроется! Ценность хирурга в другом…
— Я навел справки, — скучным голосом продолжил Пульман. — Нигде по картотекам этот парень не проходит. Его данными пару лет назад интересовался Интерпол… — Заметив удивленный взгляд Вовца, Адольф Мирзоевич пояснил:
— У меня там знакомых нет, Леха, не удивляйся! Просто есть людишки, которые имеют туда доступ и кое-чем мне обязаны… Гхм… Так вот — пару лет назад его разрабатывали, что называется, но… Но тут небольшая закавыка, ребята… Я почему-то думаю, что он представляет какую-то могущественную спецслужбу, о которой мы ничего не знаем. И знаете, отчего такие выводы? — Пульман сделал небольшую паузу, акцентируя внимание собеседников, затем тихо сообщил:
— Его нет, ребятки.
— То есть как это «нет»? — уточнил Вовец. — Ксива липовая? На вымышленную фамилию?
— Нет, документы у него в порядке, — покачал головой Пульман и печально улыбнулся:
— Он умер, ребятки. Два года назад. И теперь нам предстоит расколоть этот труп…
Отдохнувший за время часового послеобеденного сна, Андрей встал с уверенностью, что сегодня до исхода дня размотает основную часть клубка, который подбросил ему Иван. В принципе этот парень не оперативник, одичал маленько в горах, ему городская жизнь со всеми ее ухищрениями представляется непролазными джунглями, поэтому он не в состоянии объективно оценивать ситуацию. Возможно, на самом деле не так все страшно, как кажется.
Позвонив в агентство, детектив сказал, что прикован к постели судорожными болями в затылке и потому вряд ли сегодня сможет прийти: пока он гулял, звонил шеф и оставил на автоответчике сообщение — просил выйти на полдня, поработать с бумагами. Для вящей убедительности пришлось соврать, что возили на процедуры в поликлинику, и общаться с шефом через силу, вяло и с хрипотцой — Стариков, мужичара старой закваски, весьма болезненно реагировал, когда его люди без уважительных причин отлынивали от работы. В понятии шефа, уважительными причинами могли быть лишь смерть, тяжкое увечье и бесповоротное психическое расстройство.
Наскоро умывшись, Андрей оделся опять же несоответственно погоде — под шляпу, сунул в карман миниатюрный «Кодак», заряженный тридцатишестикадровой пленкой, критически оглядел себя в зеркало и вышел из квартиры. Купив в киоске на углу пачку «Парламента», сыщик с удовольствием закурил и, расхаживая под железной крышей пустынной остановки, начал прикидывать, в какой последовательности лучше претворять в жизнь свой план. Последовательность в принципе годилась любая, поскольку все пункты плана имели относительно самостоятельный характер и друг от друга не зависели. Вот он, план: а) навести справки о жизнедеятельности Бабинова — желательно в подробностях; б) разузнать через свои каналы в городском отделе здравоохранения, каким образом заведующий психклиникой таковым стал, и вообще — собрать в кучу все, что удастся про этого зловредного Пульмана наскрести по сусекам; в) выяснить, опять же через свои каналы, в областной поликлинике, сколько людей за последние полгода получили черепно-мозговые травмы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72