Он медленно, с трудом встал на ноги, помотал очумелой головой и прислонился к стене. Немного придя в себя, он оглядел свою камеру. Снаряд попал в здание, это было ясно, и что-то в нем, слава Богу, изменилось.
Он посмотрел на противоположную стену. Безусловно, в ней не было вот той выпуклости. Он подошел ближе и увидел зигзаг широкой трещины. Он толкнул стену рукой, затем навалился на нее плечом. Но она стояла.
Он сделал шаг назад и оглядел камеру в поисках какого-нибудь орудия. Стул не годится – с ним можно было атаковать человека, но не стену. Оставалась кровать. Она представляла собой металлический каркас с сеткой. Спинки кровати были составлены из небольших частей. Болты, которыми они скреплялись между собой, проржавели, и после получасовой работы ему удалось вытащить их и изготовить набор необходимых ему инструментов: два примитивных лома, несколько сделанных из пружин скребков и предмет, названия которому не существовало, но которому он, несомненно, мог найти применение.
Чувствуя себя Эдмоном Дантесом, он опустился перед стеной на колени и стал скребком выковыривать из трещины каменную крошку и цемент. Цемент, видимо, столетней давности был исключительно тверд, но взрыв все-таки сделал свое дело, и постепенно Уайетт проковырял в стене дыру, достаточную для того, чтобы вставить в нее конец одного из своих ломов. Он налег на него всей своей тяжестью и с удовлетворением заметил, что кусок каменной стены слегка подался.
Он отступил назад, чтобы прикинуть, как действовать дальше, и осознал, что интенсивная стрельба по площади прекратилась. Снаряд, который попал в полицейский участок, был, должно быть, одним из последних в этом направлении, и сейчас он слышал лишь отдаленный шум сражения, доносившийся с северной части города.
Он перестал думать о стрельбе и задумчиво посмотрел на свой самодельный лом. Лом – это рычаг, стал рассуждать он, точнее часть рычага. Другая его часть – опора, а ее-то у него и не было. Он посмотрел на раму кровати и решил, что она была бы хорошей опорой, если бы подходила к отверстию, которое он сделал. Пришлось начинать сначала и выскребать новую дыру.
Вновь это отняло у него много времени. Под конец руки его покрылись царапинами и ссадинами, кончики пальцев кровоточили и болели, словно по ним прошлись наждаком. Он устал и страдал от жажды. Воды в графине, стоявшем в камере, давно не было, и никто с момента последнего взрыва его не навестил. Само по себе это было неплохим знаком.
Он вставил свой лом в новую дыру и повернул его. Опять кладка чуть-чуть подалась. Он пододвинул ближе кроватную раму и, используя ее как опору, налег изо всех сил на сооруженный им рычаг. Что-то должно было поломаться – лом, кровать, стена, а может, сам Уайетт. Он надеялся, что это будет стена.
Он почувствовал, что металлическая труба от кровати сгибается, но продолжал давить. Внезапно послышался скрежет, что-то подалось, и Уайетт очутился на полу. Он поднял голову, закашлялся и замахал рукой, чтобы отогнать клуб пыли, клубившейся над ним и освещенной ярким лучом солнца, шедшим из отверстия, которое он только что проделал.
Он отдохнул несколько минут и подошел посмотреть на дыру. Он предполагал, что может оказаться просто в соседней камере, но надеялся на то, что она окажется не запертой. К своему удивлению, заглянув в дыру, он увидел часть площади и кусок какой-то стены.
Снаряд, поразивший полицейский участок, совершенно разрушил соседнюю камеру, и только благодаря тому, что строители в старину строили добротно и на века, он не отправился к праотцам.
Дыра в стене была невелика, но, к счастью, Уайетт, будучи сухощавого телосложения, смог пролезть сквозь нее, отделавшись несколькими дополнительными царапинами. По другую сторону он с трудом нашел, куда поставить ногу, так как пол камеры почти целиком рухнул, и под ним был первый этаж, находившийся прямо под открытым небом. Снизу на него смотрели чьи-то удивленные коричневые глаза, но их обладатель лежал с проломленной куском стены грудью и был мертв.
Уайетт закрепился на небольшом, шириной с его ступню, выступе, уцепившись руками за стену, и посмотрел в сторону площади. Она была пустынна и усеяна сотнями трупов в светло-голубой форме правительственных войск. Все было неподвижно, если не считать плывущего вверх дыма от десятка сожженных грузовиков, стоявших вокруг каменного постамента, на котором раньше высилась статуя Серрюрье. Теперь она была снесена железным шквалом.
Он глянул вниз. «Спуститься туда и очутиться на свободе будет не трудно», – подумал он. Посмотрев вправо, он увидел болтавшуюся на одной петле дверь соседней камеры и вспомнил о Доусоне. Поколебавшись немного, он принял решение найти его.
Он осторожно прошел по выступу до соседней стены и перешел на более широкий карниз. Теперь добраться до двери было минутным делом, и вскоре он очутился в коридоре тюремной части здания. Здесь все было цело. Если не считать толстого слоя пыли на полу, никаких признаков того, что здание разрушено.
Идя по коридору, он несколько раз звал Доусона, но ему отвечали какие-то чужие голоса из камер.
– Заткнитесь! – крикнул он, и те смолкли.
Он опять позвал Доусона, и на этот раз тот ответил ему слабым голосом, шедшим из комнаты рядом с кабинетом Розо. Он осмотрел дверь. К счастью, это была не камера, и проникнуть внутрь было не трудно. Он подобрал стоявший неподалеку тяжелый огнетушитель и, используя его как таран, разбил дверную панель в щепки, выбил замок и вломился в комнату.
Доусон лежал на кровати. Руки и голова его были перевязаны. Вокруг глаз были кровоподтеки, несколько зубов, кажется, были выбиты.
– Господи Боже мой! – воскликнул Уайетт. – Что они с вами сделали?
Доусон открыл глаза, посмотрел на Уайетта и заставил себя улыбнуться.
– А себя-то вы видели? – сказал он, с трудом шевеля распухшими губами.
– Вставайте, – сказал Уайетт. – Надо уходить отсюда.
– Я не могу, – сказал Доусон в бессильной ярости. – Они, по-моему, привязали меня к кровати.
Действительно, две широкие ленты шли поперек тела Доусона, а узлы были под кроватью, так что добраться до них он не мог. Уайетт нырнул под кровать и начал их развязывать.
– Что произошло после того, как они избили вас? – спросил он.
– Чертовски странная вещь, – сказал Доусон. – Я проснулся здесь и обнаружил себя в таком виде. На кой черт им это понадобилось?
– Я попытался запугать Розо, – сказал Уайетт. – Кажется, это удалось.
– Они, видимо, не хотели выпускать меня из своих рук, – предположил Доусон, – поэтому привязали меня. Я тут испытал муки ада, глядя в потолок и ожидая, что сквозь него на меня свалится снаряд. Мне показалось, что это случилось дважды.
– Дважды? По-моему, было только одно попадание.
Доусон встал с кровати.
– Нет, я полагаю, два. – Он кивнул на стул. – Помогите мне надеть брюки. Я сейчас своими руками не смогу этого сделать. О, как бы мне хотелось еще разок повидаться с этой скотиной Розо.
– Как ваши ноги? – спросил Уайетт, помогая Доусону одеться.
– Ничего.
– Придется спускаться вниз. Совсем немного – один этаж. Надеюсь, вы сможете. Пошли.
Они вышли в коридор.
– Там есть камера, которая сейчас отлично вентилируется, – сказал Уайетт. – Нам туда.
Грянул выстрел, прокатившийся по коридору громким эхом, и пуля ударила в стену недалеко от головы Уайетта, осыпав его каменной крошкой. Он стремительно пригнулся и, повернув голову, увидел, как по коридору, спотыкаясь, за ними бежит Розо. Вид его был ужасен. Мундир превратился в тряпки, правая рука болталась и была, по-видимому, сломана. Он держал револьвер в левой и не смог толком прицелиться. Вторая пуля тоже прошла мимо.
– Туда, – показал рукой Уайетт и сильно толкнул Доусона.
Тот пробежал несколько футов до двери, рванулся в нее и замер от неожиданности, еле удержавшись от падения вниз.
Уайетт отступал медленно, не спуская глаз с Розо, двигавшегося зигзагами и с остановками. Тыльной стороной руки, в которой был револьвер, Розо стер кровь с переносицы и, глядя на Уайетта фанатически горящими глазами, стал целиться в него. Револьвер в его руке ходил ходуном, челюсть конвульсивно двигалась. Уайетт нырнул в дверь камеры, раздался выстрел, и пуля, отчетливо щелкнув, вошла в дверной косяк.
– Давайте сюда! – завопил Доусон, и Уайетт, переступив порог, вышел на карниз и присоединился к нему. – Если этот сумасшедший сунется сюда, нам придется прыгать.
– Что ж, ногу можно сломать с равным успехом и здесь, и в другом месте, – заметил Уайетт. Его пальцы в этот момент нащупали в стене непрочный камень, и в его руке оказался кусок камня величиной с кулак.
– Вот он! – сказал Доусон.
Розо появился в дверном проеме, явно не замечая провала под ним. Он сделал шаг вперед, пристально глядя на Уайетта, и носки его ботинок оказались вровень с обрывом. Дрожащей рукой он поднял револьвер.
И тут Уайетт бросил камень, угодивший Розо в голову. Он покачнулся, успел нажать на спусковой крючок и лицом вниз полетел с карниза. Он упал рядом с уже лежавшим там мертвецом, и его рука легла тому на шею, словно он приветствовал старого друга. Потревоженная пыль улеглась и покрыла открытые, удивленно смотревшие на мир глаза Розо.
Доусон перевел дух.
– Господи! Что за настырный сукин сын. Спасибо, Уайетт.
Уайетта била крупная дрожь. Он стоял, прислонившись к стене, ожидая, когда дрожь утихнет. Доусон посмотрел вниз на тело Розо.
– Он хотел, чтобы я оклеветал вас. Я этого не сделал, Уайетт. Я не сказал ему ничего.
– Я так и думал, – тихо сказал Уайетт. – Давайте спускаться вниз. Пока здесь все спокойно, но это может измениться каждую минуту.
Когда они выбрались на улицу, Доусон спросил:
– Что же нам делать дальше?
– Я собираюсь вернуться в «Империал», – сказал Уайетт. – Я должен отыскать Джули, по крайней мере, выяснить, где она.
– Куда нам идти?
– Туда, через площадь.
Они пересекали площадь Черной Свободы. На каждом шагу им попадались тела убитых. Их было так много, что вскоре они перестали их обходить, а просто перешагивали через них. Доусон с ужасом смотрел на это зрелище. Внезапно он отвернулся, и его вырвало.
Уайетт споткнулся обо что-то тяжелое, издавшее металлический звук. Он наклонился и увидел, что это была голова человека. Она смотрела на него пустыми глазницами. В левом виске зияла дыра.
Это была бронзовая голова от статуи Серрюрье.

Глава 5
I
Костон шагал навстречу звукам пушечных выстрелов. Он обливался потом под палящими лучами солнца, но ни о какой передышке не могло быть и речи. Резкие крики сержанта постоянно подстегивали их отряд. «Как же выбраться из этой передряги?» – лихорадочно думал Костон. Если бы ему удалось вырваться из строя на несколько минут, он сорвал бы с себя гимнастерку, бросил винтовку и все, он снова превратился бы в гражданского человека. Но десантники с автоматами зорко следили за дезертирами, а офицер то и дело носился на джипе взад и вперед вдоль колонны.
Человек, шедший рядом с ним, спросил его о чем-то на местном языке. Костон изобразил из себя немого. Он сделал несколько сложных движений пальцами, надеясь, что его сосед не распознает его уловку. Тот громко расхохотался и ткнул шедшего перед ним солдата, привлекая его внимание к Костону. Ему явно показалось забавным то, что среди них оказался немой. Несколько пар глаз с любопытством уставились на Костона, и он в душе молил Бога о том, чтобы струйки пота не смыли его самодельный грим.
Впереди послышалась стрельба, очереди из автомата, беспорядочные хлопки винтовок, гораздо ближе, чем он ожидал. Значит, Фавель уже довел линию огня до окраин Сен-Пьера и, судя по звукам, расходует боеприпасы с фантастической щедростью. Костон вздрогнул, когда неподалеку разорвался снаряд, разнесший в щепки какой-то сарай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41