Нэш, вообще-то, был довольно нервным, беспокойным писателем, одним из крупнейших памфлетистов времен Елизаветы. Его привлекал гротеск.
– «Во времена Чумы», Томас Нэш, – повторил Бобо. – Спасибо, мисс Триджилл.
– Интересно знать, зачем это понадобилось полиции? – поинтересовалась мисс Триджилл, на что Бобо ответил, что она сможет прочитать об этом в газетах.
11
В понедельник стансы из стихотворения Томаса Нэша были напечатаны на первой странице «Хэмпстедской газеты». Но еще перед этим они появились в «Нью-Йорк тайме» в заметке раздела «Метрополитен» под названием «Коннектикутский потрошитель?» Рядом со статьей были напечатаны фотографии Стоуни Фрайдгуд, Эстер Гудолл и Бобби Фрица.
В длительной беседе, которая состоялась между Гремом и Пэтси Макклауд во вторник вечером, Грем заметил:
– Эти стихи, понимаешь? Это цепь. Он умышленно ссылается на Робертсона Принца Грина. Отец молодого Грина заявлял, что тот развращен поэзией. И в газете была статья о «Поэте-Потрошителе». Пэтси, он хочет, чтобы мы знали.
Он хочет, чтобы мы знали, кто он на самом деле!
Во время всего разговора в ушах у Грема Вильямса не умолкал шум от хлопанья крыльев Дракона: он слышал его, когда Пэтси рассказывала ему о своем замужестве; он слышал его в названии стихотворения Нэша, которое лежало перед ними, напечатанное на первой странице «Газеты»; и особенно отчетливо он слышал его в списке детских имен, который приводился в другой заметке «Газеты».
Ночью в пятницу, тринадцатого числа, когда Роджер Слайк случайно обнаружил тело Бобби Фрица, Ричард Альби позвонил Лауре из Провиденса; он сказал, что столкнулся по работе с большим количеством проблем, чем ожидал, и останется на Род-Айленде еще дня на четыре или пять, а может быть, и на всю следующую неделю. Лаура попросила его не волноваться о ней. С ней все будет в полном порядке, сказала она, ей страшно жаль, что появились такие сложности, но она уверена, что он справится с ними. В Хэмпстеде все спокойно, добавила она.
Лаура не могла рассказать ему о Бобби Фрице, потому что еще сама не слышала о том, что обнаружена третья жертва убийцы. Она узнала об этом на следующее утро, когда Ронни Ригли позвонила ей и сообщила новость. Но она уже могла рассказать Ричарду, хотя и не сделала этого, о том, что еще пять детей последовали примеру Томаса и Мартина О'Хара и утопились. Это произошло в ночь с одиннадцатого, в ту же ночь, когда был изуродован и убит Бобби Фриц, а его тело было сброшено в канаву на Пур-Фокс-роад. Лаура не рассказала Ричарду об этих пятерых детях, потому что он начал бы беспокоиться и волноваться о ней, а ей не хотелось доставлять ему дополнительные неприятности. Первую заметку о пятерых детях Лаура прочла в номере «Газеты» за пятницу; их имена были вновь перечислены и в следующем выпуске, в понедельник, в том самом, который лежал открытым на первой странице перед Гремом Вильямсом и Пэтси Макклауд.
Кроме некоторых известных фактов существовал еще глубинный слой непонятного и неизвестного. Никто из сотрудников «Газеты» не упоминал об этом, но город находился в шоке: кошмар случайных смертей все еще не закончился, и, похоже, предстояли еще более худшие времена. Репортеры «Газеты» не хотели сообщать ничего, кроме фактов, и печатали лишь то, что было известно.
А вот что было известно. В ночь с одиннадцатого июня или рано утром двенадцатого произошли следующие события: двенадцатилетний мальчик по имени Дилан Стрейнберг зашел в воду на Саутел-бич, оставив на песке свою одежду и туфли, и плыл до тех пор, пока не устал настолько, что больше плыть вперед уже не мог, – он ушел под воду и утонул. Трое детей: Карл Блокетт, Монти Шербурн (сын директора средней школы Милла) и Аннет Кроули (дочка одного из репортеров «Газеты»), которым было шесть, семь и двенадцать, с точно такой же безумной решимостью утопились на Грейвсенд-бич. Пятилетний мальчик в Редхилле, по имени Хэнк Хауторн (сын владельца страховой компании и внук достойного старого юриста из Милбурна, Нью-Йорк), в середине ночи поднялся с кровати, снял пижаму, бросил ее на постель, затем спустился вниз, открыв незапертую дверь, и утопился в маленьком пруду на лужайке перед домом. Вот все, что знали полиция и журналисты «Газеты». Честно говоря, не было никакой необходимости писать о том, какой эффект произвела эта информация на жителей Хэмпстеда.
Все было достаточно ясно и легко читалось на лицах тех, кто покупал овощной соус к спагетти и римский салат у Гринблата, на лицах тех, кто покупал копирку или просто глазел в огромный телевизионный экран на здании Анхальта на Мэйн-стрит.
Но все-таки неизвестного в этом деле было значительно больше. Эти люди, покупавшие овощи у Гринблата или замершие около Анхальта, прекрасно понимали, что родители погибших детей обезумели от горя и находятся в состоянии эмоционального шока. Хэмпстед был городом, искушенным в житейских делах, и покупатели могли предугадать, что некоторые родители найдут отдушину в психотерапии, а некоторым развод покажется единственным выходом. И поскольку покупатели люди болтливые и любящие посудачить, то они говорили о чувстве вины, которое должны были испытывать родители погибших детей («В конце концов, если у вас дети, то вы должны запереть их в их комнатах на ночь или забрать их в город, где они будут в безопасности!»), припоминали другие случаи массовой детской истерии – а многие объясняли происшедшее именно этим, интересовались фазами Луны и пятнами на Солнце (даже более активно, чем это делала недавно Сара Спрай). Но, наверное, никто, кроме Микки О'Хара (и, возможно, Сары Спрай), не догадывался о том, что в ночь перед самоубийством своих детей миссис Шербурн, миссис Кроули и Венди Хауторн в Редхилле видели один и тот же сон, в котором они укладывали в постель холодных и промокших сыновей и дочек, а потом, крепко обняв замерзшие тела, растирали детям спины и стряхивали песчинки с груди.
12
В разговоре с Лаурой в пятницу ночью Ричарду не нужно было говорить, что источником проблем служит его клиент, поскольку именно от клиента обычно исходят все сложности.
Лаура знала, как успешно справлялся ее муж с теми из них, кто еще не принял окончательного решения или изменил мнение в разгар работы, с теми, кто считал, что сам может сделать эту работу лучше. Ричард не становился другом всех своих клиентов, но со всеми он оставался по меньшей мере в дружеских отношениях. Лаура знала это, но она не встречалась с Моррисом Страйкером. Моррис Страйкер не оправдал ожиданий Ричарда, и в пятницу ночью Ричард начал побаиваться, что этот клиент подведет его.
Они плохо начали и, быть может, это начало легло в основу всех последующих неприятностей. Моррис производил впечатление водителя грузовика, свалившего гору булыжников посреди дороги, по которой ему же самому нужно ехать. Страйкер оказался крупным, обрюзгшим человеком, беспрерывно мусолящим во рту сигару. Он затерроризировал своего секретаря и до того запугал подрядчика, Майка Хагена, что тот соглашался со всем, что Моррис говорил. Что касается Ричарда, то Страйкер считал его просто обманщиком – Страйкер думал, что он англичанин.
Ричард обнаружил это три дня назад, когда в первый раз приехал на место работы. Он приехал в Провидено, остановился в гостинице, вымылся, переоделся и отправился на Колледж-стрит. Страйкер и Майк Хаген уже были там и ждали его, сидя на заднем сиденье страйкеровского «кадиллака». Когда Ричард припарковал машину и перешел через улицу, его взгляд остановился на симпатичном, но полуразрушенном большом особняке, который он собирался реставрировать. Страйкер и Хаген вышли из «кадиллака» ему навстречу. Он безошибочно определил, кто из них подрядчик, а кто – клиент, благодаря тому что Страйкер был одет в светло-голубой костюм, сверкающую белую рубашку, белые туфли, а на шее сверкала золотая цепочка. Подрядчики, по опыту Ричарда, обычно одевались так, что создавалось впечатление, будто они подобрали где-то ненужный хлам и натянули его на себя.
– Альби? – произнес огромный Страйкер. – Мистер Альби?
– Да, рад познакомиться с вами, мистер Страйкер, – ответил Ричард, – Отличный дом в стиле короля Георга, хотя над ним нужно поработать.
– Я хочу, чтобы он выглядел самым дорогим домом в этом квартале, – заявил Страйкер и немного странно взглянул на него. – Это Майк Хаген, он займется выполнением работы. Майк и я учились вместе в одной школе, прямо здесь, в Провиденсе.
– Привет, – сказал Хаген. Он стоял позади Страйкера, руки в карманах.
– Что ж, мистер Страйкер, – произнес Ричард, – это должен быть очень интересный проект. Я вижу массу возможностей для использования современной техники, например при окраске.
Ричард раздумывал, какие красители нужно будет использовать, чтобы подчеркнуть четкие, ясные линии архитектуры восемнадцатого века.
– Эй, да вы не англичанин, – неожиданно сказал Страйкер, – а мы предполагали…
– Я родился в Коннектикуте, – пояснил Ричард. – Мы прожили с женой в Лондоне примерно двенадцать лет, и именно там я начал заниматься реставрационными работами. Вот почему вы, видимо, и решили, что я англичанин.
– Тоби, – проорал Страйкер, оборачиваясь к «кадиллаку», – Тоби, мы немедленно уезжаем отсюда.
Бесцветный блондин появился около передней пассажирской двери автомобиля и в напряжении замер около машины.
– Он не англичанин, Тоби, – повторил Страйкер немного тише.
– Нет? – переспросил Тоби. – Я думал, что англичанин.
Я имею в виду.., он ведь из Лондона?
– Мистер Альби просто работал там, Тоби. Он из Коннектикута, ты должен был узнать это, как тебе кажется, Тоби?
– Да, сэр, – сказал Тоби.
Майк Хаген стоял, спрятав руки в карманы, не глядя ни на кого и ни на что. У него был длительный опыт общения с Моррисом Страйкером.
Страйкер покачал головой, потом выкинул сигару:
– Но вы работали в Англии, а? – спросил он Ричарда.
– До сих пор вся моя работа проходила в Англии.
Страйкер вновь покачал головой.
– Что ж, нам лучше пройти внутрь, – он взглянул на Ричарда. – Я думал, понимаете, что вы англичанин, а вы просто переехали из Коннектикута, чтобы поработать в Англии.
Я хотел кого-нибудь именно из этой страны.
– Мы можем сделать дом настолько английским, насколько вы захотите, – сказал Ричард, и тут он допустил ошибку.
13
Была суббота, четырнадцатое июня, прошла неделя с попытки кражи в доме Ван Хорна. Табби Смитфилд проснулся посреди ночи и почувствовал замешательство и странное ощущение, что время уходит от него. Он должен спешить, он должен бежать, но не знает куда. Задыхаясь, Таби вскочил с кровати и бросился одеваться. Он опоздал в школу.., опоздал на встречу с дедушкой. Табби натянул джинсы и через голову надел рубашку. В темноте он нащупал кроссовки. Он знал, что не должен шуметь, – его отец находится в комнате внизу с Беркли Вудхауз и будет невероятно зол, если Табби помешает ему.
Беркли Вудхауз была женщиной, которую Табби видел с отцом как раз перед тем, как у него возникла серия видений в библиотеке. Кларк пригласил ее в «Четыре Очага» на обед, и она поцеловала Табби, оставив на его щеке яркий след губной помады. Кларк и Беркли вернулись домой навеселе, а во время ужина опьянели еще больше. Она рассказывала о разводе с мужем, а он говорил о Шерри. Беркли привстала и наклонилась через стол, чтобы пожать руку Кларку. Сразу после ужина Кларк включил телевизор, и они с Беркли поднялись наверх. Указания были ясны.
Но сейчас Табби должен уйти, у него свой путь. Его ждет дедушка, и Дики Норман, и Гарри Старбек тоже.
Табби осторожно отворил дверь спальни, понимая, что что-то в его мыслях неладно, но он очень спешил и его все еще слишком окутывал туман сна, чтобы понять, в чем дело.
Он быстро спустился вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– «Во времена Чумы», Томас Нэш, – повторил Бобо. – Спасибо, мисс Триджилл.
– Интересно знать, зачем это понадобилось полиции? – поинтересовалась мисс Триджилл, на что Бобо ответил, что она сможет прочитать об этом в газетах.
11
В понедельник стансы из стихотворения Томаса Нэша были напечатаны на первой странице «Хэмпстедской газеты». Но еще перед этим они появились в «Нью-Йорк тайме» в заметке раздела «Метрополитен» под названием «Коннектикутский потрошитель?» Рядом со статьей были напечатаны фотографии Стоуни Фрайдгуд, Эстер Гудолл и Бобби Фрица.
В длительной беседе, которая состоялась между Гремом и Пэтси Макклауд во вторник вечером, Грем заметил:
– Эти стихи, понимаешь? Это цепь. Он умышленно ссылается на Робертсона Принца Грина. Отец молодого Грина заявлял, что тот развращен поэзией. И в газете была статья о «Поэте-Потрошителе». Пэтси, он хочет, чтобы мы знали.
Он хочет, чтобы мы знали, кто он на самом деле!
Во время всего разговора в ушах у Грема Вильямса не умолкал шум от хлопанья крыльев Дракона: он слышал его, когда Пэтси рассказывала ему о своем замужестве; он слышал его в названии стихотворения Нэша, которое лежало перед ними, напечатанное на первой странице «Газеты»; и особенно отчетливо он слышал его в списке детских имен, который приводился в другой заметке «Газеты».
Ночью в пятницу, тринадцатого числа, когда Роджер Слайк случайно обнаружил тело Бобби Фрица, Ричард Альби позвонил Лауре из Провиденса; он сказал, что столкнулся по работе с большим количеством проблем, чем ожидал, и останется на Род-Айленде еще дня на четыре или пять, а может быть, и на всю следующую неделю. Лаура попросила его не волноваться о ней. С ней все будет в полном порядке, сказала она, ей страшно жаль, что появились такие сложности, но она уверена, что он справится с ними. В Хэмпстеде все спокойно, добавила она.
Лаура не могла рассказать ему о Бобби Фрице, потому что еще сама не слышала о том, что обнаружена третья жертва убийцы. Она узнала об этом на следующее утро, когда Ронни Ригли позвонила ей и сообщила новость. Но она уже могла рассказать Ричарду, хотя и не сделала этого, о том, что еще пять детей последовали примеру Томаса и Мартина О'Хара и утопились. Это произошло в ночь с одиннадцатого, в ту же ночь, когда был изуродован и убит Бобби Фриц, а его тело было сброшено в канаву на Пур-Фокс-роад. Лаура не рассказала Ричарду об этих пятерых детях, потому что он начал бы беспокоиться и волноваться о ней, а ей не хотелось доставлять ему дополнительные неприятности. Первую заметку о пятерых детях Лаура прочла в номере «Газеты» за пятницу; их имена были вновь перечислены и в следующем выпуске, в понедельник, в том самом, который лежал открытым на первой странице перед Гремом Вильямсом и Пэтси Макклауд.
Кроме некоторых известных фактов существовал еще глубинный слой непонятного и неизвестного. Никто из сотрудников «Газеты» не упоминал об этом, но город находился в шоке: кошмар случайных смертей все еще не закончился, и, похоже, предстояли еще более худшие времена. Репортеры «Газеты» не хотели сообщать ничего, кроме фактов, и печатали лишь то, что было известно.
А вот что было известно. В ночь с одиннадцатого июня или рано утром двенадцатого произошли следующие события: двенадцатилетний мальчик по имени Дилан Стрейнберг зашел в воду на Саутел-бич, оставив на песке свою одежду и туфли, и плыл до тех пор, пока не устал настолько, что больше плыть вперед уже не мог, – он ушел под воду и утонул. Трое детей: Карл Блокетт, Монти Шербурн (сын директора средней школы Милла) и Аннет Кроули (дочка одного из репортеров «Газеты»), которым было шесть, семь и двенадцать, с точно такой же безумной решимостью утопились на Грейвсенд-бич. Пятилетний мальчик в Редхилле, по имени Хэнк Хауторн (сын владельца страховой компании и внук достойного старого юриста из Милбурна, Нью-Йорк), в середине ночи поднялся с кровати, снял пижаму, бросил ее на постель, затем спустился вниз, открыв незапертую дверь, и утопился в маленьком пруду на лужайке перед домом. Вот все, что знали полиция и журналисты «Газеты». Честно говоря, не было никакой необходимости писать о том, какой эффект произвела эта информация на жителей Хэмпстеда.
Все было достаточно ясно и легко читалось на лицах тех, кто покупал овощной соус к спагетти и римский салат у Гринблата, на лицах тех, кто покупал копирку или просто глазел в огромный телевизионный экран на здании Анхальта на Мэйн-стрит.
Но все-таки неизвестного в этом деле было значительно больше. Эти люди, покупавшие овощи у Гринблата или замершие около Анхальта, прекрасно понимали, что родители погибших детей обезумели от горя и находятся в состоянии эмоционального шока. Хэмпстед был городом, искушенным в житейских делах, и покупатели могли предугадать, что некоторые родители найдут отдушину в психотерапии, а некоторым развод покажется единственным выходом. И поскольку покупатели люди болтливые и любящие посудачить, то они говорили о чувстве вины, которое должны были испытывать родители погибших детей («В конце концов, если у вас дети, то вы должны запереть их в их комнатах на ночь или забрать их в город, где они будут в безопасности!»), припоминали другие случаи массовой детской истерии – а многие объясняли происшедшее именно этим, интересовались фазами Луны и пятнами на Солнце (даже более активно, чем это делала недавно Сара Спрай). Но, наверное, никто, кроме Микки О'Хара (и, возможно, Сары Спрай), не догадывался о том, что в ночь перед самоубийством своих детей миссис Шербурн, миссис Кроули и Венди Хауторн в Редхилле видели один и тот же сон, в котором они укладывали в постель холодных и промокших сыновей и дочек, а потом, крепко обняв замерзшие тела, растирали детям спины и стряхивали песчинки с груди.
12
В разговоре с Лаурой в пятницу ночью Ричарду не нужно было говорить, что источником проблем служит его клиент, поскольку именно от клиента обычно исходят все сложности.
Лаура знала, как успешно справлялся ее муж с теми из них, кто еще не принял окончательного решения или изменил мнение в разгар работы, с теми, кто считал, что сам может сделать эту работу лучше. Ричард не становился другом всех своих клиентов, но со всеми он оставался по меньшей мере в дружеских отношениях. Лаура знала это, но она не встречалась с Моррисом Страйкером. Моррис Страйкер не оправдал ожиданий Ричарда, и в пятницу ночью Ричард начал побаиваться, что этот клиент подведет его.
Они плохо начали и, быть может, это начало легло в основу всех последующих неприятностей. Моррис производил впечатление водителя грузовика, свалившего гору булыжников посреди дороги, по которой ему же самому нужно ехать. Страйкер оказался крупным, обрюзгшим человеком, беспрерывно мусолящим во рту сигару. Он затерроризировал своего секретаря и до того запугал подрядчика, Майка Хагена, что тот соглашался со всем, что Моррис говорил. Что касается Ричарда, то Страйкер считал его просто обманщиком – Страйкер думал, что он англичанин.
Ричард обнаружил это три дня назад, когда в первый раз приехал на место работы. Он приехал в Провидено, остановился в гостинице, вымылся, переоделся и отправился на Колледж-стрит. Страйкер и Майк Хаген уже были там и ждали его, сидя на заднем сиденье страйкеровского «кадиллака». Когда Ричард припарковал машину и перешел через улицу, его взгляд остановился на симпатичном, но полуразрушенном большом особняке, который он собирался реставрировать. Страйкер и Хаген вышли из «кадиллака» ему навстречу. Он безошибочно определил, кто из них подрядчик, а кто – клиент, благодаря тому что Страйкер был одет в светло-голубой костюм, сверкающую белую рубашку, белые туфли, а на шее сверкала золотая цепочка. Подрядчики, по опыту Ричарда, обычно одевались так, что создавалось впечатление, будто они подобрали где-то ненужный хлам и натянули его на себя.
– Альби? – произнес огромный Страйкер. – Мистер Альби?
– Да, рад познакомиться с вами, мистер Страйкер, – ответил Ричард, – Отличный дом в стиле короля Георга, хотя над ним нужно поработать.
– Я хочу, чтобы он выглядел самым дорогим домом в этом квартале, – заявил Страйкер и немного странно взглянул на него. – Это Майк Хаген, он займется выполнением работы. Майк и я учились вместе в одной школе, прямо здесь, в Провиденсе.
– Привет, – сказал Хаген. Он стоял позади Страйкера, руки в карманах.
– Что ж, мистер Страйкер, – произнес Ричард, – это должен быть очень интересный проект. Я вижу массу возможностей для использования современной техники, например при окраске.
Ричард раздумывал, какие красители нужно будет использовать, чтобы подчеркнуть четкие, ясные линии архитектуры восемнадцатого века.
– Эй, да вы не англичанин, – неожиданно сказал Страйкер, – а мы предполагали…
– Я родился в Коннектикуте, – пояснил Ричард. – Мы прожили с женой в Лондоне примерно двенадцать лет, и именно там я начал заниматься реставрационными работами. Вот почему вы, видимо, и решили, что я англичанин.
– Тоби, – проорал Страйкер, оборачиваясь к «кадиллаку», – Тоби, мы немедленно уезжаем отсюда.
Бесцветный блондин появился около передней пассажирской двери автомобиля и в напряжении замер около машины.
– Он не англичанин, Тоби, – повторил Страйкер немного тише.
– Нет? – переспросил Тоби. – Я думал, что англичанин.
Я имею в виду.., он ведь из Лондона?
– Мистер Альби просто работал там, Тоби. Он из Коннектикута, ты должен был узнать это, как тебе кажется, Тоби?
– Да, сэр, – сказал Тоби.
Майк Хаген стоял, спрятав руки в карманы, не глядя ни на кого и ни на что. У него был длительный опыт общения с Моррисом Страйкером.
Страйкер покачал головой, потом выкинул сигару:
– Но вы работали в Англии, а? – спросил он Ричарда.
– До сих пор вся моя работа проходила в Англии.
Страйкер вновь покачал головой.
– Что ж, нам лучше пройти внутрь, – он взглянул на Ричарда. – Я думал, понимаете, что вы англичанин, а вы просто переехали из Коннектикута, чтобы поработать в Англии.
Я хотел кого-нибудь именно из этой страны.
– Мы можем сделать дом настолько английским, насколько вы захотите, – сказал Ричард, и тут он допустил ошибку.
13
Была суббота, четырнадцатое июня, прошла неделя с попытки кражи в доме Ван Хорна. Табби Смитфилд проснулся посреди ночи и почувствовал замешательство и странное ощущение, что время уходит от него. Он должен спешить, он должен бежать, но не знает куда. Задыхаясь, Таби вскочил с кровати и бросился одеваться. Он опоздал в школу.., опоздал на встречу с дедушкой. Табби натянул джинсы и через голову надел рубашку. В темноте он нащупал кроссовки. Он знал, что не должен шуметь, – его отец находится в комнате внизу с Беркли Вудхауз и будет невероятно зол, если Табби помешает ему.
Беркли Вудхауз была женщиной, которую Табби видел с отцом как раз перед тем, как у него возникла серия видений в библиотеке. Кларк пригласил ее в «Четыре Очага» на обед, и она поцеловала Табби, оставив на его щеке яркий след губной помады. Кларк и Беркли вернулись домой навеселе, а во время ужина опьянели еще больше. Она рассказывала о разводе с мужем, а он говорил о Шерри. Беркли привстала и наклонилась через стол, чтобы пожать руку Кларку. Сразу после ужина Кларк включил телевизор, и они с Беркли поднялись наверх. Указания были ясны.
Но сейчас Табби должен уйти, у него свой путь. Его ждет дедушка, и Дики Норман, и Гарри Старбек тоже.
Табби осторожно отворил дверь спальни, понимая, что что-то в его мыслях неладно, но он очень спешил и его все еще слишком окутывал туман сна, чтобы понять, в чем дело.
Он быстро спустился вниз по лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61