– прервал его ходячий труп. – Он вечно крутится у какой-нибудь юбки!
Ты говорил мне, что сейчас ему никто не нужен, кроме жены. Сорок миллионов мужчин успокоились бы, имея такую жену. Но Равель – нет! Он всем должен доказать, что он сверхчеловек!
– Бен, – спокойно сказал Харкнесс, – почему бы тебе не помолчать? Может, стоит подумать, прежде чем отправлять человека в газовую камеру?
Секунду Лютер смотрел на него, потом немного сбавил тон.
– К черту, – сказал он с отвращением. – Меня просто тошнит от этого Равеля.
Раздался вежливый стук в дверь, и в комнату вошел официант. Он начал быстро выгружать полный поднос на стол. Но Харкнесс отослал его и принялся за дело сам.
– Вы знали эту женщину? – спросил я Лютера.
– Барбару? – Он кивнул. – Конечно, знал. Приятная женщина. Потому-то я гак и взбесился: если бы Равель оставил ее в покое, ей бы еще жить и жить.
– У него с ней что-то было?
– Думай о том, что ты говоришь, Бен, – угрюмо сказал Харкнесс. – Это все, что я прошу.
Лютер, язвительно прищурившись, наблюдал, как Харкнесс поливает пшеничные пирожки кленовым сиропом, затем он посмотрел на меня, и глаза его блеснули.
– Я встретил Барбару на пляже, когда мы были у них в доме и обсуждали новую картину, – сказал он. – Меня просто бесит, что ее убил какой-то ревнивый псих! Я уверен, что ее убили из ревности. Равель приставал к ней, а кто-то ее приревновал и ухлопал.
– Это интересная версия, мистер Лютер, – сказал я вежливо. – Вы знаете того, кто ее приревновал?
Он с сожалением покачал головой:
– Нет, но я уверен, что стоит только вам его найти, считайте, что вы поймали убийцу!
– Ну, что ж, спасибо, – сказал я.
– Хочешь кофе, Бен? – промямлил Харкнесс, с полным ртом пирожков и сиропа. – Теперь, когда ты отправил Руди в газовую камеру, не хочешь ли перекусить?
– Кофе! – Лютер даже поперхнулся от ярости. – У меня руки чешутся пойти и набить морду твоему Равелю.
– И испортить такой профиль! – сказал Харкнесс. – Нет, Бен, ты окончательно рехнулся.
Я посмотрел, как он по рассеянности положил себе в кофе три лишних ложки взбитых сливок, и решил, что мне пора уносить ноги, пока мой желудок окончательно не взбунтовался.
Когда я поднялся с кресла, Лютер взглянул на меня.
– Проследите за Равелем, – сказал он, – и вы быстро докопаетесь до сути, лейтенант.
– Бен! – в отчаянии завопил Харкнесс.
– И, – невозмутимо продолжал Лютер, – у меня к вам маленькая просьба, лейтенант. Когда этого никто не будет видеть, отделайте Равеля своей дубинкой в тех местах, которые не будут позировать перед камерой, ладно?
***
"Дневная мечта" – очень приятное местечко. В особенности если ты в состоянии платить несколько сотен долларов ренты в месяц.
Сам дом находился примерно в сотне ярдов от дороги – современное двухэтажное здание, выстроенное в форме подковы вокруг большого плавательного бассейна. Сзади располагались два теннисных корта, сад с лужайками, на которых стояли бильярдные столы. Дорожки, посыпанные гравием, петляли между деревьями.
На дверях конторы висела табличка с надписью "Управляющий". Я вошел без стука, и невысокий мужчина отпрянул от окна, уронив при этом на пол большой бинокль.
– Ох! – Он нервно поежился. – Вы меня испугали.
– Это моя работа, – сказал я ему. – Я ищу мисс Кловис, Камиллу Кловис.
– Да, да, конечно, – торопливо сказал он. – Очаровательная женщина! Ее квартира 5-А, почти в самом центре.
– Спасибо, – сказал я.
– Ну что вы, что вы! – Он потоптался в нерешительности. – Я думаю, – выдавил он из себя в конце концов, – что мисс Кловис сейчас у бассейна. Да, у бассейна, я уверен в этом.
– Спасибо, – повторил я.
Я вышел из конторы и направился к бассейну. Вдоль бортика плыла толстая блондинка в ярко-красном купальнике. Она изо всех сил вытягивала шею, стараясь не замочить сигарету, дымившуюся в длинном мундштуке.
Бедняжке приходилось с удвоенным усердием загребать руками и ногами, чтобы удержать себя и сигарету на поверхности, и я решил, что это такое специальное упражнение – толстуха явно стремилась похудеть. Огонек сигареты отражался в тонированных стеклах солнцезащитных очков. Их оправа, как я заподозрил, была инкрустирована бриллиантами.
Чуть дальше на краю бассейна какая-то брюнетка лежала лицом вниз, положив голову на согнутые руки.
У нее были длинные ноги, переходящие от полных бедер к нежным лодыжкам и красивым ступням. Разрисованное черным и желтым с серебряной ниткой бикини – что я с удовольствием отметил – было настолько мало, что служило не более чем символом. Лифчик на спине был развязан.
Я молча стоял, оценивая девушку взглядом.
– Убирайся отсюда, ты, грязный карлик! – раздался внезапно приглушенный голос. – Не думай, что отблеск твоего бинокля нельзя заметить! Я позову полицию и скажу, что ты пытался меня изнасиловать!
– Это не правда! – сказал я с воодушевлением. – Стоит мне подойти к вам, я уже ничего не вижу – у меня запотевают очки!
Ее спина напряглась.
– Что случилось с твоим голосом? Он внезапно стал напоминать мужской?
– Я съел коробку этих пилюль, – сказал я гордо. – Целую коробку за раз. Я сейчас на такое способен, о-о-о!
– Кто бы вы ни были, вы явно не тот слизняк управляющий, – сказала она. – Ведь стоит ему поговорить со мной три минуты, и у него уже мокрые штаны!
– Я не управляющий, это верно, – согласился я. – Я тот самый полицейский, которого вы хотели позвать, если бы я был тем самым управляющим и не убрался бы подобру-поздорову.
Она нашарила под собой завязки лифчика и высвободила концы.
– Завяжите, – коротко сказала она.
– С удовольствием, – сказал я совершенно искренне и, взяв обе тесемки в руки, затянул их, может быть, несколько туго.
– Вы решили меня удавить? – вскрикнула она.
Я несколько ослабил свой захват и крепко перевязал тесемки узлом.
– Сейчас все более или менее прилично, – заверил я ее. – Можете переворачиваться.
– Если вы действительно так считаете, то я немедленно сниму бикини и так пойду, пока не подыщу что-нибудь поудачнее, – сказала она, переворачиваясь с живота на спину и спокойно на меня глядя.
Лифчик, как и бикини, был символом, то есть его практически не было. Грудь у нее была небольшая, но крепкая и высокая, как у девушки-подростка.
– Бьюсь об заклад, что, если бы вы были в очках, они бы у вас сейчас запотели, – с торжеством сказала она.
– А вы не позовете полицейского? – сказал я. – Другого полицейского, не такого впечатлительного, как я?
Ее брови приподнялись, подчеркивая злой блеск карих живых глаз. У нее был приятный вздернутый носик, полные чувственные губы, в чертах лица читались благородство и жестокость одновременно.
Секунду я размышлял, не солнечный ли свет придает ее лицу такое выражение.
Она поднялась на ноги одним скользящим движением и, положив руки на бедра, принялась меня рассматривать.
– Увы, – сказал я, – лейтенант Уилер из управления шерифа. – А вы Камилла Кловис. Правда, я никогда не поверю, что это ваше настоящее имя. Вы, должно быть. Золушка?
– Чем я могу быть вам полезна? – промурлыкала она. – Кроме того, разумеется, чем я полезна быть вам не могу?
– Всего несколько вопросов, – сказал я. – О вас самой и о некоем сверкающем всеми добродетелями субъекте по имени Руди Равель.
– Руди? – Ее глаза на секунду посерьезнели. – С ним ничего не случилось?
– Пока нет, – сказал я с сожалением. – Это случилось с его секретаршей.
– Вы хотите сказать.., что Руди изменял мне со своей секретаршей? – спросила она в шоке.
– Этого я не знаю, – сказал я, – может быть. Я хочу сказать, что ее вчера ночью убили.
– О Господи! – Она с облегчением вздохнула. – Я уж было подумала, что случилось что-то серьезное!
Глава 5
Ее обиталище ничуть не отличалось от других квартир в этом доме. Сам дом был летним, построенным на калифорнийский лад, зимой же отдыхающие отправлялись по своим теплым жилищам наслаждаться комфортом парового отопления.
Квартира Камиллы состояла из гостиной, спальни, кухни и ванны. Полы были из настоящих деревянных досок. Вместо ковров на них лежали вязаные половики.
Мебель была старой, и я могу побиться об заклад, что кофейные чашки были без ручек.
Камилла Кловис открыла стеклянный шкафчик, дверца которого выскочила из стены, как будто за ней прятался частный детектив, специализирующийся по бракоразводным процессам, и принялась смешивать коктейли.
– Моя специальность, – объявила она, – "Поцелуй Дьявола".
– Мне, пожалуйста, шотландское виски и немного содовой, – сказал я поспешно.
– Вы много потеряете, если не попробуете "Поцелуй Дьявола", – сказала она уверенно. – Это мое собственное изобретение.
– Послушайте, – взмолился я, – я старый человек и уважаю старое, хорошее виски. Конечно, многие девушки считают, что…
– Дочерних чувств я не испытываю, – самодовольно сказала она. – Чем старше, тем лучше, лейтенант.
Я люблю людей постарше, их тело и сильные мускулы, и их умение держать язык за зубами.
– Я знаю, – сказал я. – Вот Руди, если бы ему предложили взять на себя футбольную женскую команду, он бы ее взял – всю и без всяких разговоров.
Ее губы беспомощно приоткрылись на секунду, затем она неуверенно хохотнула.
– Ладно, – сказал она. – Ваша взяла, шотландское виски и немного содовой.
Она протянула мне рюмку, и я уселся на кушетку.
Камилла опустилась рядом. В ее стакане плескалась какая-то отвратительного цвета жидкость.
– Это и есть "Поцелуй Дьявола"? – спросил я изумленно.
– Конечно, – сказала она с гордостью. – Водка, ямайский ром, молоко.
– Молоко?!
– Ну конечно, – сказала она. – Это же витамины.
Я быстро отхлебнул виски, посмотрел на нее и встретил полный невинности взгляд больших карих глаз.
– Так что там насчет Руди? – спросила она наконец.
– Когда вы его в последний раз видели?
– Вчера вечером.
– В котором часу он пришел?
– Около одиннадцати, – сказала она, – а в чем дело?
– Когда он ушел?
– Примерно в половине первого.
– Вы уверены в этом?
– Конечно, уверена, – весело сказала она.
– Руди звонил вам, чтобы быть уверенным, что вы уверены?
– С чего вы взяли, лейтенант? – невинно спросила она.
– Я уже девять лет как полицейский, – сообщил я ей. – У меня были свои разочарования.
– Вы думаете, ее убил Руди? – Она покачала головой. – Зачем? Даже если что-нибудь было бы не в порядке, он мог ее в любой момент уволить.
– Тоже верно, – сказал я. – Хорошо было в Париже?
– В Париже?
– Может быть, это был Париж. Или Кентукки? – терпеливо продолжал я. – Или Иллинойс?
– В Париже было хорошо, – сказала она, – пока там был Руди.
– Вы так им увлечены? – спросил я. – Вы его любите?
– Он будит во мне материнский инстинкт. – Она кокетливо улыбнулась, отнюдь не материнской улыбкой. – Он просто взрослое дитя.
Она поднялась с кушетки и потянулась, закинув руки за голову. Бикини подозрительно затрещали.
– Вы тоже будите во мне инстинкты, лейтенант, – сказала она. – Вы какой-то такой земной.
– В моем роду масса потомственных крестьян, – заявил я.
– Можете этого не доказывать, лейтенант, – сказала она. – Верю вам на слово.
Она лениво отвернулась, предоставляя любоваться своей спиной.
– Развяжите, пожалуйста, этот морской узел на моем лифчике, крестьянин, – сказала она. – Я пойду приму душ.
– Черт! – сказал я, развязывая ей лифчик. – Никогда раньше не думал, что я настолько земной!
Она уронила лифчик на кушетку, затем одним легким движением выскользнула из бикини.
– Можете выпить, пока меня не будет, – сказала она совершенно спокойно, поворачиваясь ко мне спиной. – Кстати, вас еще как-нибудь зовут, лейтенант, кроме как Крестьянин?
– Эл, – признался я. – Эл Крестьянин. Хочешь, я буду называть тебя Золушкой?
– Но Камилла – это мое настоящее имя, – сказала она почти умоляюще.
– Придется поверить, – вздохнул я, – что это голая правда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17