Она прошла через всю комнату к ванной, слегка покачивая на ходу крепкими бедрами.
Я поднялся с кушетки и налил себе еще виски. Я не очень далеко продвинулся в своем расследовании, но как однажды сказала близняшка мужу своей сестры: "Нельзя же иметь все сразу".
Я отпил немного виски и напомнил себе, что именно в такие минуты я больше всего люблю копаться в себе. Когда секс поднимает свою маленькую головку, я сразу же забываю о том, что я полицейский. Вся беда в том, сказал я себе строго, что мне не хватает образования.
Я вспомнил Билла Брэди, с которым работал в полиции три года тому назад. Билл был образованным полицейским. Однажды ночью он обнаружил, что в одном из складов скрываются братья Манчини, укравшие неделю назад из армии ручной лазер, которым они не преминули бы при случае воспользоваться.
Сначала, как всякий нормальный полицейский, он вернулся к своей машине и вызвал к себе ребят по радио. Но затем, вместо того чтобы дождаться подкрепления, как сделал бы всякий нормальный полицейский, он решил взять братьев Манчини на испуг и, ворвавшись на склад, приказал им выходить по одному с поднятыми руками.
Ему устроили торжественные похороны, а на надгробной плите выгравировали: "Образованный полицейский".
Поэтому каждый раз, когда я думаю о своей неучености, я вспоминаю Билла Брэди, и мне сразу же становится легче. Для всякого полицейского существует предел, до которого он может дойти, – разумеется, по службе.
Я допил виски и, чтобы не чувствовать себя так одиноко, налил еще. Звук льющейся воды внезапно прекратился, и минутой позже из ванной появилась Камилла.
С нее текло: на естественном деревянном полу оставались естественные мокрые следы. Она швырнула в меня полотенцем, и я не очень ловко его поймал.
– Вытри меня, Эл, – сказала она. – Тебе очень холодно, да?
– Холодно? – прошептал я.
– Ты все еще одет, – сказала она нетерпеливо. На секунду она вдруг замерла с выражением ужаса на лице. – Ты, случайно, не импотент? – спросила она с подозрением. – Или, может быть, ты из тех, что кончают, глядя в бинокль? Или тебя стихи возбуждают?
– Вот только еще одной Прекрасной бессердечной дамы мне и не хватало, – пробормотал я.
– Что-то вроде
И перед тем как полюбить,
Она дрожала, как листок.
Нравится, Эл?
– Нравится, – кивнул я. – Руди рассказал тебе о письмах?
– О каких письмах? – спросила она с раздражением. – И оставь Руди в покое.
Она направилась ко мне твердыми шагами.
– Ты очень обидишься, если я промочу твой костюм?
Я принял обычные меры предосторожности, чтобы не замочить костюм: я его снял. Затем я завернул ее в полотенце и мягко опустил на кушетку.
Она крепко обняла меня руками и потянула к себе.
В какую-то секунду она была сухая, как штат Техас.
– Эл, – счастливо пробормотала она, перестав теребить мое ухо. – Ты изумителен, земной Эл Крестьянин!
– Не называй меня так, Золушка, – прошептал я, – или я тебя укушу, вот так!
***
Я опять вошел в контору без стука, но на сей раз бинокля в поле зрения не было.
Он глядел на меня сверкающими мрачными глазами, и взгляд этот сам по себе был достаточно грозный.
– Вы нашли мисс Кловис? – сказал он с бешенством в голосе, и, пока говорил, его очки успели запотеть.
Я уселся на край стола и закурил сигарету.
– Вы мне не нравитесь, – сказал я ему откровенно. – Вы паршивый карлик с биноклем!
– Как вы смеете! – Он возмущенно вскочил на ноги, но ворвавшийся на визг голос испортил весь эффект.
– На вас поступила жалоба, – сказал я холодным тоном, каким должен говорить каждый непреклонный полицейский.
– Жалоба? – Голос поднялся на октаву выше, почти перестав быть слышным для уха человека.
– Управление шерифа, – сказал я и кинул перед ним на стол свое удостоверение. – Подсматривать – беда невелика, огласка – вот что страшно.
– Подсматривать? – Он сглотнул.
– Газеты подхватят такой материал, – сказал я. – Женщины ненавидят грязных недоносков, готовых прятаться за каждым кустом, лишь бы подсмотреть, как они раздеваются на ночь.
– Лейтенант! – Он изо всех сил дернул за мочку уха. – Лейтенант. Вы ошибаетесь!
– Я не ошибаюсь, – сказал я презрительно. – Вы думаете, я не узнаю подонка, глядя на него? И этот бинокль…
– Пожалуйста, – сказал он в отчаянии. – Я никому не хотел плохого.., просто вы не понимаете… Я так одинок! – Он разрыдался.
– Оправдываться будете перед судом, – сказал я решительно. – Для меня вы просто ничтожество.
Он изо всех сил дергал себя за ухо, но это наказание он счел недостаточным и, вытащив из ящика стола перьевую ручку, стал тыкать острым концом в тыльную сторону ладони.
– Лейтенант, – его голос задрожал, – простите меня!
Я буду счастлив.., счастлив.., помочь… – В горле у него заклокотало, он выхватил носовой платок и оглушительно высморкался.
– Вы пытаетесь меня подкупить? – спросил я медленно.
Его голова внезапно дернулась.
– Нет, нет, нет, лейтенант!
– Негодяй! – сказал я, с трудом сдерживая смех, делая вид, что обдумываю его предложение. – Хотя…
Перо замерло на полдороге к перепачканной чернилами руке.
– Хотя.., лейтенант, хотя, – с болью в голосе сказал он.
– Мы можем заключить договор, – сказал я. – Вы ответите мне на кое-какие вопросы, а я забуду о том, что вы подсматривали.
– Да! Да! – Его голова замоталась сверху вниз. – Все, все, что угодно.
– Эта Кловис, – сказал я. – Вы подглядывали за ней с самого первого дня?
– Нет, – простонал он, – не правда…
– Заткнитесь! – сказал я холодно. – Еще одна ложь, и я забуду о том, что мы договорились. Вы за ней подглядывали, и я хочу знать, что вы видели.
Его рот приоткрылся.
– Отвечайте на вопросы, – рявкнул я, – и считайте, что вы счастливо отделались. Но если посмеете мне хоть раз солгать, тогда пеняйте на себя, ясно?
– Да, сэр, – сказал он быстро, – я все понял, понял…
– Давно она здесь живет?
– Девять недель, лейтенант. В моей книге есть точная дата, если вы хотите…
– Не важно, – сказал я. – Кто платит ренту?
– Ренту?
– Сделайте вид, что вы не поняли, и я вышибу вам мозги вашим собственным биноклем. Кто платит ренту?
– Конечно, мисс Кловис.
– Чем?
Его лицо передернулось.
– Деньгами, лейтенант. Чем же еще?
– Наличными или чеками?
– Наличными, всегда наличными, – сказал он. – Регулярно, первого числа каждого месяца и, конечно, вперед.
– Чем она занимается целый день? Она ведь не работает?
– Нет, не работает. Она почти все время загорает у бассейна.
При этом воспоминании его водянистые глаза на секунду блеснули.
– Иногда она уходит по вечерам. Однажды она уехала на весь уик-энд, с субботы до утра понедельника.
– Она встречается только с одним мужчиной?
– Да, – уверенно сказал он. – С одним и тем же, лейтенант. Я не знаю, как его зовут, но он красивый мужчина, высокий, да, с черными волосами и маленькими усиками. Иногда мне кажется, что его лицо чем-то очень знакомо мне, но я не могу вспомнить, где я его видел.
– На уик-энд она тоже уезжала с ним?
– Да, с ним. Он, ох, приходит к ней по вечерам. Да, по вечерам.
– А вы не боитесь, что в тех кустах у нее под окном вас когда-нибудь скрутит радикулит или начнутся судороги? – спросил я.
Он нахмурился и осторожно посмотрел поверх моей головы.
– Что вы еще хотите знать, лейтенант? – спросил он.
– Он был здесь вчера вечером?
– Да. Я видел его машину, спортивной модели, около половины одиннадцатого.
– Когда он ушел?
– После одиннадцати, лейтенант! Я не знаю точно, но раньше, чем в половине двенадцатого. К тому времени мисс Кловис уже была в постели.
– Понятно, – сказал я. – Так у нее больше нет никого?
– Нет, – сказал он с сожалением.
– Плохо, – сказал я. – Что-нибудь можете мне еще рассказать о мисс Кловис?
– Больше ничего, лейтенант.
Он с опаской посмотрел на меня.
– Хорошо, – кивнул я.
– Вы сдержите свое слово? – спросил он взволнованно.
– Да, – сказал я. – Но если будет еще жалоба…
– Никогда! – быстро проговорил он.
– Вам пора переходить к практическим занятиям, уважаемый. Немного тренировки – и все получится. – Я осекся: в его глазах было неподдельное отчаяние, и я понял, как сложно жить в собственном мире фантазий, когда бинокль или чье-то освещенное окно с незадернутыми шторами – единственная дверца в реальную жизнь. Прекрасные женщины, спортивные машины, толпы друзей – всем этим он обладал лишь в своем воображении.
– У вас есть подружка? – спросил я.
– У меня есть только я, – прошептал он. – И наказания страшнее даже вы не сможете для меня придумать.
Глава 6
Когда я остановил свой "остин-хили" у управления шерифа, было половина второго дня. Сначала я решил перекусить, рассудив, что лишние полчаса уже никакой роли не сыграют, злее чем сейчас, шериф все равно не будет. Поэтому отправился в закусочную за углом и выпил чашечку кофе с сандвичем.
Гордость Юга сидела за своим столом, с преданным восхищением рассматривая открытку с автографом Роберта Редфорда.
– Привет, Аннабел, – сказал я. – Как шериф?
Аннабел Джексон не отрываясь глядела на фотокарточку.
– Только не проси, чтобы я смотрела на тебя, Эл, пожалуйста, – рассеянно сказала она. – Этого сравнения я не переживу!
– Что ты нашла в нем такого, чего нет у меня, – спросил я оскорбленным тоном.
– Задай вопрос по-другому, и мне не придется отвечать.
– Ох, уж эта святая невинность, – сказал я ей. – Я так и вижу тебя в белом платье, с большой шляпой в руках и улыбкой на губах, а сзади осыпаются, умирая, листья магнолии.
Она даже не слышала меня, витая в облаках вместе со своим Редфордом.
– Добро пожаловать в родные края, Уилер! – прогудел в мое ухо сердечный голос. – И как вам понравился Нью-Йорк?
Я повернулся и тупо уставился на широкую улыбку Лейверса.
– О, простите, – сказал он задумчиво. – Виноват, но я исправлю свою ошибку. Как вам понравилось в Майами?
– Шериф, – сказал я затравленным голосом, – вы издеваетесь надо мной?
– Ну что вы, – сказал он. – Я послал вас расследовать это убийство вчера в двенадцать ночи, а вы вернулись, – он взглянул на часы, – ровно через четырнадцать часов и восемь минут. Должны же вы были где-то провести все это время, может, в Тихуане, а?
– Я занимался расследованием, – сказал я, – в точности, как вы приказали.
Лицо Лейверса налилось кровью и приобрело знакомое выражение "сейчас ты у меня попляшешь!".
– Уилер! – заорал он. – Недисциплинированный, Лживый, ленивый, глупый, слабоумный…
– Лейтенант? – с надеждой спросил я.
– Вы что-нибудь узнали? – спросил он, тоже с надеждой. – Нашли убийцу или неопровержимые доказательства?
– Нет, – сказал я с сожалением. – А что у вас?
– У Полника хватило ума донести эти письма до управления, – ответил он. – Они все напечатаны на одной машинке. И машинка эта принадлежала Барбаре Арнольд.
– Как насчет отпечатков пальцев? – спросил я.
– Только Джуди Мэннерс и ваши, – сказал он. – Правда, очень много смазанных.
– Этот Джонни Кей, о котором говорится в одном из писем, – объяснил я, – был женихом Джуди. Она говорит, что его убили в Корее, но…
– Я уже допросил ее сегодня утром, – прервал меня Лейверс, – и навел справки в авиационных частях. Джон Кей действительно погиб: есть шесть свидетелей того, как его самолет взорвался в воздухе.
– Что ж, одним подозреваемым меньше, – сказал я.
Лейверс зажег сигару и тут же принялся яростно ее жевать.
– Когда я переводил вас из отдела убийств в свое управление, я думал, что вы будете работать на меня, Уилер.
– А я чем занимаюсь?! – удивился я.
– Тогда расскажите мне о работе, которую вы проделали для меня со вчерашнего вечера, – резко сказал он.
Я коротко перечислил ему все события, относившиеся к делу, за исключением своих опытов с полотенцем, чтобы не отвлекать его от сути. Когда я закончил, он кашлянул.
– И что вы обо всем этом думаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17