Задыхающийся Ноблес попытался высвободиться.
— Пососи, — посоветовал ему Ла Брава, — успокаивает.
Ноблеса отвели в комнату. Он все потирал затылок, растерянно оглядываясь. Когда они уже захлопывали дверь, он спросил:
— Да кто ты такой, на хрен?
— Задница с фотоаппаратом, — ответил ему Ла Брава и запер дверь.
Револьвер они спрятали в стол. Ла Брава сказал стройной девушке, что, скорее всего, Ноблес не опомнится до приезда полиции и не будет буянить, однако, если надо, он останется и подождет. Девушка ответила, что буянов она повидала немало — посмотрите, что это за место, господи боже мой! Она благодарна Ла Браве, но пусть он лучше уедет прямо сейчас, а то застрянет на всю ночь, пока полицейские будут разбираться. Кто их знает, может, они с этим типом корешки. Она нисколько не удивится, если они тут же выпустят забияку и посмеются вместе с ним. Эти копы — забавные ребята, особенно некоторые из них. Она все время болтала, сказывалось нервное напряжение— но как она справилась с ситуацией! Считается начальницей, но отрабатывает смену наравне со всеми. Звали стройную девушку Джил Уилкинсон.
Он спросил ее, где, по ее мнению, работает Ноблес. Она ответила: скорее всего, служит в частной охранной фирме, судя по его манере держаться.
Она оказалась права: прежде чем сесть в «мерседес», Ла Брава обследовал темно-синий «плимутседан», припаркованный у заднего входа. На дверце красовалась золотая звезда и надпись: «Охранная служба „Стар секьюрити“, округ Палм-бич, Флорида».
Ла Брава подъехал к главному входу и встретил там Пэм и Мориса, выводивших на улицу Джини Брин. Даже с опущенной головой бывшая актриса, бледная, как воротник ее платья, возвышалась над Морисом. Морис поддерживал женщину, обхватив ее рукой за талию. Они забрались на заднее сиденье.
— Что ты там возился — пьяниц фотографировал, что ли? — проворчал Морис.
Он предупредил, что нужно заехать в Бока, забрать вещи миссис Брин. Она поедет в Саут-бич, поживет некоторое время в гостинице.
Морис сменил интонацию и заворковал так нежно, что Ла Брава невольно глянул в зеркало заднего вида, проверяя, он ли сидит на заднем сиденье. Маленький лысый старичок в поблескивающих на свету очках и бледная женщина в бледном платье, свернувшаяся клубочком в его объятиях. «Голубка, — доносится до Ла Бравы, — переезд пойдет тебе на пользу, поговори со своим старым другом, расскажи, что тебя тревожит. Начнем все заново». Тут женщина, слегка приподнявшись, пробормотала:
— Черт возьми, Мори, что со мной происходит? — Голос усталый, но не бессильный, в нем слышится дыхание жизни, сквозь жалость к себе пробивается гнев.
Живет в роскошных апартаментах с видом на океан, вроде бы ничем не больна, не облысела преждевременно — какие у нее могут быть проблемы?
Может, все дело в том, что она живет в роскошных апартаментах с видом на океан одна-одинешенька?
Только когда они отъехали уже довольно далеко, Ла Брава прибавил скорость до семидесяти миль в час. В машине было темно и тихо, и тут до фотографа дошло, что женщина, дремавшая на заднем сиденье, — вероятно, и есть та, за которой явился в вытрезвитель Ноблес. Та самая, с которой он в начале вечера «пропустил пару стаканчиков».
Глава 4
Ла Брава работал в небольшой нише, примыкавшей к холлу гостиницы «Делла Роббиа», — раньше, по словам Мориса, здесь располагался бар, а теперь альков отделялся от холла крепившейся к стенам высокой ширмой из тростника и свисающими с потолка глиняными горшочками с папоротниками.
В то утро Ла Брава работал «лейкой» с широкоугольным объективом и стробоскопическим окуляром, снимал молодую кубинскую пару, Пако Бозу и Лану Мендоза, разместив их возле старого, грубого занавеса— нулевой фон. Пако сидел в кресле-каталке, сбив набок соломенную шляпу, с одной стороны слегка загнув поля кверху, с другой опустив, словно собирался рубить сахарный тростник. Лана встала позади каталки, натянув на груди хлопчатобумажный, оставляющий открытым весь живот, топик, так чтобы сквозь тонкую материю проступали соски. Ла Брава не сомневался, что в скором времени девица и вовсе задерет майку и выставит голые грудки, с надеждой поглядывая на него. Эти двое знай себе веселились, блаженно-пьяные в одиннадцать часов утра.
— Может, хотя бы повернетесь друг к другу лицом? — устало предложил Ла Брава.
— К нему-то? — переспросила девица. — Стоит мне посмотреть на него, как я сразу пожалею, что уехала из Хайалиа.
— Так поезжай домой, — парировал Пако, задрав подбородок кверху.
— А кто тогда будет толкать твою каталку? — поинтересовалась девица. — Так и будешь сидеть день-деньской?
Сняв затвор, Ла Брава опустился на колени, поднял фотоаппарат на уровень глаз.
— Ну, ребята, мы же снимаем портрет влюбленной парочки. Вы сходите друг по другу с ума.
— Как в «Голубой лагуне», что ли? — уточнил Пако. Холодный и равнодушный, он словно и не замечал, как девушка невзначай щиплет его сзади за шею.
— Он-то уж точно сошел с ума, — проворчала она.
— Ты видел «Голубую лагуну», чувак? Чего они так долго возятся, пока дойдут до дела? Ты видел — они почти весь фильм ровным счетом ничего не делают.
Девушка ущипнула посильнее.
— Они же еще дети. Откуда им знать, как это делается, им же никто не показывал.
— Я-то знал, — ухмыльнулся Пако, великий любовник. — Мужик— он от рождения знает, как это делается.
— Чудовище из Голубои лагуны, вот ты кто, — сказала девушка и потянулась, зевая. Ей стало скучно.
Ла Брава успел сфотографировать ее в этот момент— руки подняты, зевок сексуальный, призывный.
И все-таки работа не клеилась, он щелкал уже на авось. Он приступал к работе полный надежд, этот портрет мог бы попасть в десятку лучших, если бы получилось, но провозился чересчур долго и чувствовал себя теперь как модный фотограф, который покорно выжидает, пока модель так и эдак перебрасывает через плечо волосы, втягивает щеки, потом успевает снять неплохой кадрик в тот момент, когда модель решит изобразить из себя девицу, жаждущую переспать с фотографом, с его лампой или с первым попавшимся на глаза предметом. Ла Брава не хотел, чтобы Боза и Мендоза принимали заученные позы, разве что они будут для них естественными, то есть они сами захотят подать себя таким образом, но пока что они просто кривлялись перед ним.
— Ладно, сойдет, — сказал Ла Брава.
— Да мы же только-только разогрелись, — посетовал Пако.
— У меня идея, — подхватила девушка. — А что, если… вот так?
В холле гостиницы «Делла Роббиа» у большого овального окна пожилые дамы покачивали головами и переговаривались друг с другом на идише, а затем вновь сосредоточивали свое внимание на юной курчавой девушке, внимая ее советам.
— Как это грустно, — сказала она, и в голосе ее прозвучала искренняя печаль, — как грустно, когда кожа стареет от отсутствия заботы. Все вы знаете, что естественный процесс старения лишает нашу кожу упругости и блеска. — Кому же знать об этом, как не им? — Но зачем ускорять этот процесс собственной небрежностью? Требуется не так уж много усилий, чтобы наша кожа выглядела хорошо и при этом на много-много лет моложе.
Девушке недавно исполнилось двадцать три, а самая младшая из дам, устроившихся в расставленных полукругом плетеных креслах, прожила на свете уже почти полвека до ее рождения. Но что они смыслили в уходе за кожей? Натирали лицо сырой картошкой от загара?
Она поведала им, что формула «Спринг Сонг» использует экстракты редких растений для активизации и пополнения запасов амниотической жидкости, которая питает кожу. Старухи закивали, притрагиваясь пальцами к покрытым пятнами щекам, прослеживая глубокие морщины, с надеждой подставили свои лица свету, лившемуся из овального окна, когда девушка сообщила им, что женщина в любом возрасте сохраняет потенциал красоты. Ей будет так приятно, сказала девушка, снабдить почтенных дам необходимыми ингредиентами, которые помогут им активизировать этот потенциал. Именно ради того чувства удовлетворения, которое она испытывает, помогая женщинам любого возраста обрести такую кожу, какой они смогут гордиться, она и поступила на работу в «Спринг Сонг».
Она задорно улыбнулась старушкам, расставляя в ряд на мраморном столике пластмассовые бутылочки и баночки — ее учили не стоять на месте, двигаться, занять свои руки, — и продолжила:
— Для начала я познакомлю вас с философией «Спринг Сонг», а в следующий раз проведу наглядную демонстрацию, чтобы вы убедились сами, как это действует.
Чей-то голос произнес:
— Пока что вы не сказали нам, сколько стоит эта ваша философия-шмилософия.
— Доберемся и до этого, — пообещала девушка. — Мне нужно поговорить с управляющим. Как бишь его зовут?
— Мистер Золя, — ответила одна из старух. — Симпатичный человек. Утонченный.
Последовало краткое обсуждение на идише, причем одна из дам именовала Мориса «кнокером», «важной шишкой». В холле послышался какой-то новый звук— это подошвы теннисных туфель громко скрипели на плиточном полу. Девушка оглянулась через плечо:
— Это и есть мистер Золя?
— Нет, это мистер Ла Брава, локш. Тощий как жердь.
— Тоже симпатичный, — заступилась другая дама, и вновь последовал обмен мнениями на идише, кое-кто из дам говорил на повышенных тонах.
— Знаете что, давайте я пока покажу вам упражнение, — предложила девушка. — Хорошо? Положите кончики пальцев вот сюда— да, точно, во впадину под скулой…
Ла Брава проверил свой почтовый ящик, висевший на стене позади столика регистратора. Пусто. Очень хорошо. Обернувшись, он увидел девушку, направлявшуюся ему навстречу через холл. Вот так прическа! Дикая какая-то: на макушке волосы разделены на прямой пробор и прилизаны, а по бокам резко закручены. Однако симпатичная девочка, даже большие круглые очки с тонированными стеклами ее не портят.
— Привет. Вы тут работаете или как? — спросила она.
Фиалковые глаза. Россыпь веснушек. Умненькая еврейская девушка.
— Вам нужен Морис, — откликнулся Ла Брава. — Скоро он спустится. Навещает больного друга.
— Не знаете, есть свободные номера?
— По-моему, кто-то только что съехал.
— В смысле— помер? — уточнила девушка. — Мне нужна комната, только не на всю жизнь.
— Одноместный номер или студия? Студия всего три с четвертью. — Ла Брава недоуменно покосился на старух: те дружно раскрывали рты, округляя их в беззвучном «о», и круговыми движениями массировали свои щеки.
— Студия — это гостиничный номер с плитой, — проворчала девушка. — Это я уже проходила. По правде сказать, только что сбежала из такого. Я живу в «Елисейских полях» и просто задыхаюсь от тесноты.
— Что это они делают, эти дамы?
— Разрабатывают жевательный мускул. Тот самый, который участвует в пережевывании пищи.
— Думаете, это пойдет им на пользу?
— Почему бы и нет? Славные старушки. Я так понимаю, тех из них, кого не изнасиловали казаки, потешили пуэрториканцы. Им уже ничто не причинит вреда.
— Вы из «Спринг Сонг», — угадал Ла Брава, — Я видел вас на улице с фирменной сумочкой. Как идут дела?
— По уши в косметических тюбиках, одного только крема девять разновидностей, а еще у меня комната битком набита красками, блокнотами с набросками, мольбертами. Освещение отвратительное, и места не хватает.
— Прошлым летом я провел неделю в «Елисейских полях», — сказал Ла Брава. — Это место гораздо лучше. Опрятнее.
— Что, тараканов нет?
— Во всяком случае, не так много. Наткнешься изредка на одного-двух. Назовите его пальмовым жуком, и вам будет не так противно. Стало быть, вы рисуете?
— Маслом, а по большей части акриловыми красками. Выбираю перспективу, хочу запечатлеть Оушн-драйв, пока его не уничтожили.
— Кто не уничтожил?
— Прогресс. Глобализация доберется до нас, дружище, вся планета превратится в гигантский крытый супермаркет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Пососи, — посоветовал ему Ла Брава, — успокаивает.
Ноблеса отвели в комнату. Он все потирал затылок, растерянно оглядываясь. Когда они уже захлопывали дверь, он спросил:
— Да кто ты такой, на хрен?
— Задница с фотоаппаратом, — ответил ему Ла Брава и запер дверь.
Револьвер они спрятали в стол. Ла Брава сказал стройной девушке, что, скорее всего, Ноблес не опомнится до приезда полиции и не будет буянить, однако, если надо, он останется и подождет. Девушка ответила, что буянов она повидала немало — посмотрите, что это за место, господи боже мой! Она благодарна Ла Браве, но пусть он лучше уедет прямо сейчас, а то застрянет на всю ночь, пока полицейские будут разбираться. Кто их знает, может, они с этим типом корешки. Она нисколько не удивится, если они тут же выпустят забияку и посмеются вместе с ним. Эти копы — забавные ребята, особенно некоторые из них. Она все время болтала, сказывалось нервное напряжение— но как она справилась с ситуацией! Считается начальницей, но отрабатывает смену наравне со всеми. Звали стройную девушку Джил Уилкинсон.
Он спросил ее, где, по ее мнению, работает Ноблес. Она ответила: скорее всего, служит в частной охранной фирме, судя по его манере держаться.
Она оказалась права: прежде чем сесть в «мерседес», Ла Брава обследовал темно-синий «плимутседан», припаркованный у заднего входа. На дверце красовалась золотая звезда и надпись: «Охранная служба „Стар секьюрити“, округ Палм-бич, Флорида».
Ла Брава подъехал к главному входу и встретил там Пэм и Мориса, выводивших на улицу Джини Брин. Даже с опущенной головой бывшая актриса, бледная, как воротник ее платья, возвышалась над Морисом. Морис поддерживал женщину, обхватив ее рукой за талию. Они забрались на заднее сиденье.
— Что ты там возился — пьяниц фотографировал, что ли? — проворчал Морис.
Он предупредил, что нужно заехать в Бока, забрать вещи миссис Брин. Она поедет в Саут-бич, поживет некоторое время в гостинице.
Морис сменил интонацию и заворковал так нежно, что Ла Брава невольно глянул в зеркало заднего вида, проверяя, он ли сидит на заднем сиденье. Маленький лысый старичок в поблескивающих на свету очках и бледная женщина в бледном платье, свернувшаяся клубочком в его объятиях. «Голубка, — доносится до Ла Бравы, — переезд пойдет тебе на пользу, поговори со своим старым другом, расскажи, что тебя тревожит. Начнем все заново». Тут женщина, слегка приподнявшись, пробормотала:
— Черт возьми, Мори, что со мной происходит? — Голос усталый, но не бессильный, в нем слышится дыхание жизни, сквозь жалость к себе пробивается гнев.
Живет в роскошных апартаментах с видом на океан, вроде бы ничем не больна, не облысела преждевременно — какие у нее могут быть проблемы?
Может, все дело в том, что она живет в роскошных апартаментах с видом на океан одна-одинешенька?
Только когда они отъехали уже довольно далеко, Ла Брава прибавил скорость до семидесяти миль в час. В машине было темно и тихо, и тут до фотографа дошло, что женщина, дремавшая на заднем сиденье, — вероятно, и есть та, за которой явился в вытрезвитель Ноблес. Та самая, с которой он в начале вечера «пропустил пару стаканчиков».
Глава 4
Ла Брава работал в небольшой нише, примыкавшей к холлу гостиницы «Делла Роббиа», — раньше, по словам Мориса, здесь располагался бар, а теперь альков отделялся от холла крепившейся к стенам высокой ширмой из тростника и свисающими с потолка глиняными горшочками с папоротниками.
В то утро Ла Брава работал «лейкой» с широкоугольным объективом и стробоскопическим окуляром, снимал молодую кубинскую пару, Пако Бозу и Лану Мендоза, разместив их возле старого, грубого занавеса— нулевой фон. Пако сидел в кресле-каталке, сбив набок соломенную шляпу, с одной стороны слегка загнув поля кверху, с другой опустив, словно собирался рубить сахарный тростник. Лана встала позади каталки, натянув на груди хлопчатобумажный, оставляющий открытым весь живот, топик, так чтобы сквозь тонкую материю проступали соски. Ла Брава не сомневался, что в скором времени девица и вовсе задерет майку и выставит голые грудки, с надеждой поглядывая на него. Эти двое знай себе веселились, блаженно-пьяные в одиннадцать часов утра.
— Может, хотя бы повернетесь друг к другу лицом? — устало предложил Ла Брава.
— К нему-то? — переспросила девица. — Стоит мне посмотреть на него, как я сразу пожалею, что уехала из Хайалиа.
— Так поезжай домой, — парировал Пако, задрав подбородок кверху.
— А кто тогда будет толкать твою каталку? — поинтересовалась девица. — Так и будешь сидеть день-деньской?
Сняв затвор, Ла Брава опустился на колени, поднял фотоаппарат на уровень глаз.
— Ну, ребята, мы же снимаем портрет влюбленной парочки. Вы сходите друг по другу с ума.
— Как в «Голубой лагуне», что ли? — уточнил Пако. Холодный и равнодушный, он словно и не замечал, как девушка невзначай щиплет его сзади за шею.
— Он-то уж точно сошел с ума, — проворчала она.
— Ты видел «Голубую лагуну», чувак? Чего они так долго возятся, пока дойдут до дела? Ты видел — они почти весь фильм ровным счетом ничего не делают.
Девушка ущипнула посильнее.
— Они же еще дети. Откуда им знать, как это делается, им же никто не показывал.
— Я-то знал, — ухмыльнулся Пако, великий любовник. — Мужик— он от рождения знает, как это делается.
— Чудовище из Голубои лагуны, вот ты кто, — сказала девушка и потянулась, зевая. Ей стало скучно.
Ла Брава успел сфотографировать ее в этот момент— руки подняты, зевок сексуальный, призывный.
И все-таки работа не клеилась, он щелкал уже на авось. Он приступал к работе полный надежд, этот портрет мог бы попасть в десятку лучших, если бы получилось, но провозился чересчур долго и чувствовал себя теперь как модный фотограф, который покорно выжидает, пока модель так и эдак перебрасывает через плечо волосы, втягивает щеки, потом успевает снять неплохой кадрик в тот момент, когда модель решит изобразить из себя девицу, жаждущую переспать с фотографом, с его лампой или с первым попавшимся на глаза предметом. Ла Брава не хотел, чтобы Боза и Мендоза принимали заученные позы, разве что они будут для них естественными, то есть они сами захотят подать себя таким образом, но пока что они просто кривлялись перед ним.
— Ладно, сойдет, — сказал Ла Брава.
— Да мы же только-только разогрелись, — посетовал Пако.
— У меня идея, — подхватила девушка. — А что, если… вот так?
В холле гостиницы «Делла Роббиа» у большого овального окна пожилые дамы покачивали головами и переговаривались друг с другом на идише, а затем вновь сосредоточивали свое внимание на юной курчавой девушке, внимая ее советам.
— Как это грустно, — сказала она, и в голосе ее прозвучала искренняя печаль, — как грустно, когда кожа стареет от отсутствия заботы. Все вы знаете, что естественный процесс старения лишает нашу кожу упругости и блеска. — Кому же знать об этом, как не им? — Но зачем ускорять этот процесс собственной небрежностью? Требуется не так уж много усилий, чтобы наша кожа выглядела хорошо и при этом на много-много лет моложе.
Девушке недавно исполнилось двадцать три, а самая младшая из дам, устроившихся в расставленных полукругом плетеных креслах, прожила на свете уже почти полвека до ее рождения. Но что они смыслили в уходе за кожей? Натирали лицо сырой картошкой от загара?
Она поведала им, что формула «Спринг Сонг» использует экстракты редких растений для активизации и пополнения запасов амниотической жидкости, которая питает кожу. Старухи закивали, притрагиваясь пальцами к покрытым пятнами щекам, прослеживая глубокие морщины, с надеждой подставили свои лица свету, лившемуся из овального окна, когда девушка сообщила им, что женщина в любом возрасте сохраняет потенциал красоты. Ей будет так приятно, сказала девушка, снабдить почтенных дам необходимыми ингредиентами, которые помогут им активизировать этот потенциал. Именно ради того чувства удовлетворения, которое она испытывает, помогая женщинам любого возраста обрести такую кожу, какой они смогут гордиться, она и поступила на работу в «Спринг Сонг».
Она задорно улыбнулась старушкам, расставляя в ряд на мраморном столике пластмассовые бутылочки и баночки — ее учили не стоять на месте, двигаться, занять свои руки, — и продолжила:
— Для начала я познакомлю вас с философией «Спринг Сонг», а в следующий раз проведу наглядную демонстрацию, чтобы вы убедились сами, как это действует.
Чей-то голос произнес:
— Пока что вы не сказали нам, сколько стоит эта ваша философия-шмилософия.
— Доберемся и до этого, — пообещала девушка. — Мне нужно поговорить с управляющим. Как бишь его зовут?
— Мистер Золя, — ответила одна из старух. — Симпатичный человек. Утонченный.
Последовало краткое обсуждение на идише, причем одна из дам именовала Мориса «кнокером», «важной шишкой». В холле послышался какой-то новый звук— это подошвы теннисных туфель громко скрипели на плиточном полу. Девушка оглянулась через плечо:
— Это и есть мистер Золя?
— Нет, это мистер Ла Брава, локш. Тощий как жердь.
— Тоже симпатичный, — заступилась другая дама, и вновь последовал обмен мнениями на идише, кое-кто из дам говорил на повышенных тонах.
— Знаете что, давайте я пока покажу вам упражнение, — предложила девушка. — Хорошо? Положите кончики пальцев вот сюда— да, точно, во впадину под скулой…
Ла Брава проверил свой почтовый ящик, висевший на стене позади столика регистратора. Пусто. Очень хорошо. Обернувшись, он увидел девушку, направлявшуюся ему навстречу через холл. Вот так прическа! Дикая какая-то: на макушке волосы разделены на прямой пробор и прилизаны, а по бокам резко закручены. Однако симпатичная девочка, даже большие круглые очки с тонированными стеклами ее не портят.
— Привет. Вы тут работаете или как? — спросила она.
Фиалковые глаза. Россыпь веснушек. Умненькая еврейская девушка.
— Вам нужен Морис, — откликнулся Ла Брава. — Скоро он спустится. Навещает больного друга.
— Не знаете, есть свободные номера?
— По-моему, кто-то только что съехал.
— В смысле— помер? — уточнила девушка. — Мне нужна комната, только не на всю жизнь.
— Одноместный номер или студия? Студия всего три с четвертью. — Ла Брава недоуменно покосился на старух: те дружно раскрывали рты, округляя их в беззвучном «о», и круговыми движениями массировали свои щеки.
— Студия — это гостиничный номер с плитой, — проворчала девушка. — Это я уже проходила. По правде сказать, только что сбежала из такого. Я живу в «Елисейских полях» и просто задыхаюсь от тесноты.
— Что это они делают, эти дамы?
— Разрабатывают жевательный мускул. Тот самый, который участвует в пережевывании пищи.
— Думаете, это пойдет им на пользу?
— Почему бы и нет? Славные старушки. Я так понимаю, тех из них, кого не изнасиловали казаки, потешили пуэрториканцы. Им уже ничто не причинит вреда.
— Вы из «Спринг Сонг», — угадал Ла Брава, — Я видел вас на улице с фирменной сумочкой. Как идут дела?
— По уши в косметических тюбиках, одного только крема девять разновидностей, а еще у меня комната битком набита красками, блокнотами с набросками, мольбертами. Освещение отвратительное, и места не хватает.
— Прошлым летом я провел неделю в «Елисейских полях», — сказал Ла Брава. — Это место гораздо лучше. Опрятнее.
— Что, тараканов нет?
— Во всяком случае, не так много. Наткнешься изредка на одного-двух. Назовите его пальмовым жуком, и вам будет не так противно. Стало быть, вы рисуете?
— Маслом, а по большей части акриловыми красками. Выбираю перспективу, хочу запечатлеть Оушн-драйв, пока его не уничтожили.
— Кто не уничтожил?
— Прогресс. Глобализация доберется до нас, дружище, вся планета превратится в гигантский крытый супермаркет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41