Можно сказать, что эти женщины стояли на противоположных полюсах. Мама весьма с большой неохотой появилась на его похоронах, всем своим видом демонстрируя полное равнодушие к уходу из жизни своего бывшего супруга. Здесь же сохранялись какие-то добрые чувства к покойному, и я не мог понять почему. Как бы то ни было, но мать Лайзы была искренне опечалена смертью Фрэнка.
— Скажи, а на работе его любили? — спросила она, обращаясь ко мне.
— О, да, — ответил я. — Мы все его очень любили. И очень уважали.
Все, кроме Арта, подумал я, но оставил эту мысль при себе.
— Есть ли у копов кто-нибудь на подозрении? — поинтересовался Эдди.
— Не думаю, — ответил я.
— Больше всего они подозревают Саймона, — сказала Лайза, и я обжег её взглядом. — Чему ты удивляешься? — продолжала она. — Это же очевидно, если судить по тем вопросам, которые задавал тебе сержант Махони.
Эдди не сводил с нас глаз. Он был на два года старше сестры и пару лет назад бросил учебу в медицинском институте. Сейчас, насколько я знал, он являлся аспирантом Калифорнийского университета в Сан-Франциско и специализировался по социальным проблемам. Лайза восхищалась братом, решившим посвятить свою жизнь служению неимущим, а я всеми силами пытался прогнать нехорошие мысли о так называемых «вечных студентах». Мы с ним никогда не были дружны. Эдди всегда был со мной вежлив, но в то же время относился с подозрением — вначале как к близкому приятелю младшей сестренки, а затем как к её мужу. Для титулованного англичанина, работающего в расположенной на северо-восточном побережье фирме, я казался ему излишне раскованным. После того, как родители развелись, Эдди принял на себя роль главы семьи, и с тех пор сестра и мать благоговейно прислушивались к каждому его слову. Думаю, ему очень не нравилось то, что они иногда соглашались и с моим мнением.
Его выводило из себя то, что я познакомился с Лайзой через отца. Это автоматически помещало меня в ту часть семьи, которая, как ему казалось, была виновата в расколе.
— Разве Саймон не был вместе с тобой? — спросил он.
— В этом-то и вся загвоздка, — покачала головой Лайза. — Когда Саймон разговаривал с папой, я работала в лаборатории. Получается, что он был последним, кто видел папу живым.
— Неужели? — внимательно глядя на меня, спросил Эдди.
— Почему ты так на него нехорошо смотришь? — сказала Лайза, беря меня за руку. До неё, наконец, дошло, какую ошибку она совершила, подняв этот вопрос. — Саймон не имеет никакого отношения к убийству.
— Ну, конечно, не имеет, — ответил Эдди, посылая младшей сестре снисходительную и в то же время ласковую улыбку.
Она улыбнулась в ответ, радуясь, что это недоразумение так легко уладилось. Но судя по тому взгляду, которым одарил меня Эдди, дело, видимо, обстояло не так просто.
— Уверена, что полиция схватит преступников, — продолжала Лайза.
— Надеюсь, что так и будет, — сказал Эдди. — Никогда не думал, что когда-нибудь произнесу подобные слова, но этот тип заслуживает электрического стула. Ведь в Массачусетсе, кажется, вернули смертную казнь, не так ли?
Вопрос был явно обращен ко мне.
— Боюсь, что нет, — ответил я.
— Вот как? А мне казалось, что я об этом где-то читал.
Лайза сосредоточилась на лазанье. Энн восторженно взирала на своего сына. Я же почувствовал некоторое раздражение. Лайза прекрасно знала, что смертной казни в нашем штате не было, но противоречить старшему брату не стала. Все заявления Эдди — а их было множество — воспринимались матерью и сестрой безоговорочно. Он был неглуп и часто высказывал дельные соображения, но иногда парень порол сущую чушь.
Я знал, что спорить с ним не имеет смысла. В прошлом году накануне Дня Благодарения мне довелось с ним подискутировать. Тема спора была совершенно пустячной. Мы разошлись в мнениях о том, к какой партии принадлежал канцлер Германии Гельмут Коль. Он считал, что Коль социал-демократ. Я же знал, что это не так. Лайза и мамаша считали, что Эдди не мог ошибиться. Я доказал свою правоту, чем ненадолго испортил в целом очень милый вечер.
— Видимо, это прошло мимо моего внимания, — сказал я, подливая Эдди вина.
Последовала недолгая пауза, которую первой нарушила Энн.
— Я думала, что у вас с Фрэнком были отличные отношения, — сказала она. — Жаль, что вы расстались, находясь в ссоре.
— Разделяю ваши чувства, — сказал я. — Мне хотелось так много ему сказать.
— Мне тоже, — сказала Лайза.
Ужин мы закончили в молчании, и я всем своим существом ощущал, что за нашим столом в качестве гостей присутствуют не только печаль, но и злоба.
В ту ночь, когда я лежал в постели, безуспешно пытаясь уснуть мне показалось, что кровать слегка трясется. Я протянул руку и прикоснулся к плечу Лайзы. Лайзу била дрожь.
— Иди ко мне, — сказал я, и она, перевернувшись, оказалась в моих объятьях. Я почувствовал, как мне на грудь закапали её слезы.
— Ты помнишь рубашку, которая была на папе? Ту, клетчатую? — спросила Лайза.
— Помню, конечно.
— Ведь это я подарила её ему в прошлом году. В день рождения. Она ему очень нравилась. И теперь вся рубашка залита его кровью.
Я молча прижал жену к груди. Она еще немного поплакала, а затем, отодвинувшись от меня, потянулась к коробке с бумажными салфетками, стоявшей на тумбочке у кровати.
— Для Эдди это просто ужасно, — сказала она.
— Это ужасно для всех.
— Да. Но Эдди не видел папу более шести лет. Они почти не разговаривали друг с другом с того времени, когда мама и папа разошлись.
— Почему он так тяжело воспринял развод? Ведь у тебя с отцом сохранились прекрасные отношения.
— Не знаю. Думаю, что было бы лучше, если бы они сказали нам о подлинной причине разрыва. Они объяснили развод тем, что не желают дальше жить вместе. Эдди считал, что папа нас бросил, и не простил его.
— Думаю, что этого мы теперь никогда не узнаем.
— Не хочу знать. После того, как папы не стало. Вообще-то я думаю, что у кого-то из них была связь на стороне. Скорее всего, у мамы. Впрочем, не знаю.
— Мне кажется, я понимаю, почему Эдди злится, — заметил я.
— Полагаешь, что он казнит себя за то, что не встречался с папой? Возможно. Но ты же знаешь Эдди. Его очень легко вывести из себя.
По правде говоря, я не настолько хорошо знал Эдди, чтобы до конца разбираться в его чувствах. И такое положение меня вполне устраивало.
— Я тоже очень вне себя от злости, — продолжала Лайза. — Человек просто не должен умирать подобным образом. — Её голос вдруг окреп, и я уловил в нем новый оттенок горечи. — Папа не был готов к смерти. Его ждали еще многие годы счастливого существования. Никто не имеет права лишать другого человека жизни. Мама права. Я тоже не знаю людей, у которых могли бы быть серьезные причины убивать папу. Ничего не могу сказать о смертной казни, но очень надеюсь на то, что полиция найдет мерзавца. Негодяй недостоин жизни, кем бы он ни оказался.
Этот взрыв чувств меня изумил. До сих пор Лайза воспринимала смерть отца покорно, как тяжелый удар судьбы. Но она права в своей ярости. Убийство — не просто зло. Убийство — зараза, которую следует искоренять любыми средствами.
Некоторое время мы лежали молча. Затем Лайза снова заговорила. На сей раз она говорила настолько тихо, что я едва мог расслышать её слова.
— Когда я была маленькой и мне было страшно, или я плохо себя чувствовала, папа пел мне песни. У него был ужасный голос, и он не стеснялся петь только для меня. Как мне хочется, чтобы он спел мне сейчас.
Спеть для неё я не мог. Но зато я мог привлечь её к себе. Я не отпускал Лайзу долго, долго. До тех пор, пока не услышал ровное дыхание жены.
8
Франка похоронили на еврейском кладбище в Бруклине, где обитали Куки в то время, когда еще были единой семьей. Церемония была очень простой. После того, как присутствующие с разной степенью уверенности пробормотали «Каддиш», раввин произнес речь о юных годах покойного. Думаю, что он не видел Фрэнка много, много лет. Джил тоже выступил с прощальным словом — очень коротким, предельно искренним и крайне трогательным. На церемонии присутствовало совсем немного людей. Человек двадцать, не больше. Члены семьи и наиболее близкие друзья. Меня выводил из себя Махони. Сержант стоял чуть в стороне и неотрывно наблюдал за собравшимися. Когда он поймал мой взгляд, уголки его губ чуть дернулись вверх. Я отвернулся. Мне казалось, что полиции вовсе не место на похоронах Фрэнка. Будь на то моя воля, я бы вышвырнул этого соглядатая с кладбища.
«Шива» или по-нашему «Посещение» состоялось в доме сестры Фрэнка, примерно в миле от кладбища. «Шива» в буквальном переводе означает «Семь», и если следовать букве закона, то поминовение должно было продолжаться семь дней. Однако поскольку Эдди спешил вернуться к своим занятиям, а Фрэнк при жизни довольно сдержанно относился к религиозным традициям, семья решила ограничиться одним вечером. К тем, кто присутствовал на кладбище, присоединились другие люди, пожелавшие выразить семье свои соболезнования. Мне показалось, что в скромном доме сестры собралась не одна сотня человек. Я был потрясен, увидев сколько людей знали и любили Фрэнка.
Сестра Фрэнка Зоя делала все, чтобы принять посетителей как полагается. Это была высокая, черноволосая женщина с мягкой улыбкой и добрыми глазами. Она стояла у входа и, улыбаясь, пожимала руки. Кто-то ласково похлопывал её по плечу, и она отвечала тем же. Я принес ей кусок пирога и тем самым спас от какого-то строгого мужчины в темных очках и ермолке, который вот уже несколько минут ей что-то очень энергично втолковывал.
— Очень тебе признательна, Эдди, — сказала она. — Я знакома со всеми этими людьми, но их имена ускользают из моей памяти. И я страшно боюсь их обидеть.
— У вас всё очень здорово получается, — ответил я, не обращая внимания на ошибку.
— Мне так жаль бедного Фрэнка, — с улыбкой продолжала она. — Ты, наверное, часто встречался с ним в последнее время?
Мне показалось, что, называя меня Эдди, она не просто перепутала имена, а совершенно искренне принимает меня за брата Лайзы. Поэтому я решил ответить ей ничем не обязывающей фразой.
— Порядочно.
— Тетя Зоя! — к нам подбежала Лайза и, заключив родственницу в объятия, спросила: — Надеюсь Саймон хорошо за тобой ухаживает?
Тётя Зоя страшно смутилась и, бросив на меня извиняющийся взгляд, пробормотала:
— Да. Да, кончено, дорогая. Как ты поживаешь?
— Неплохо, как мне кажется.
— А как твое волшебное зелье?
— Закипает потихоньку. Вы могли предвидеть, что явится столько народу? Большинство из них я просто не знаю. Или не узнаю.
— Я тоже. Просто потрясающе, что так много старых друзей Фрэнка смогли одновременно собраться. Как жаль, что он сейчас не с нами, чтобы увидеть их всех. — Оглядевшись по сторонам, Зоя спросила: — Как ты думаешь, дорогая, как долго должно продолжаться «Посещение»? И сколько сейчас времени?
Лайза вначале бросила взгляд на ручные часы тетки, а затем, взглянув на свои, ответила:
— Половина десятого.
Мне показалось, что тётя Зоя вздохнула.
— Очень мило с твоей стороны, что ты собрала гостей у себя. В наше жильё они просто бы не вместились.
— Пусть тебя это не беспокоит, — ответила тетя Зоя. — Мне так будет его не хватать.
К нам подошел один из друзей детства Фрэнка, имя которого Зоя, по счастью, помнила.
— Тётя очень хорошо выглядит, — сказала Лайза, когда мы отошли в сторону.
— Да, — согласился я. — Но она упорно называла меня Эдди.
— Не может быть!
— Ты обратила внимание на то, как она спросила тебя о времени?
— Всё это очень печально, — вздохнула Лайза. — Я помню, как мы играли с ней, когда были маленькими. До того, как выйти замуж, она часто приезжала в «Домик на болоте» и жила там вместе с нами. С ней было так весело. Мы исследовали проливы и болота. Пройдет еще пара лет, и всё это окончательно сотрется из её памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64