Через десять минут позвонил еще один претендент, потом другой. Если так пойдет дело, во дворе фермы выстроится очередь.
Я начал разбираться с претендентами в десять утра. Четыре человека уже ждали, а пятый подъехал через час. У всех были необходимые права, и все утверждали, что и раньше имели дело со скачками. Пятый заявил, что он еще и механик.
Все водители до известной степени были механиками. Но этот представил рекомендацию из мерседесовского гаража в Лондоне.
Звали его Азиз Нейдер, двадцать восемь лет. У него были черные вьющиеся волосы, смуглая кожа и блестящие черные глаза. Держался он уверенно и спокойно. Ему нужна была работа, но унижаться он из-за этого не собирался. Говорил он с канадским акцентом, что несколько не соответствовало его внешности.
— Вы откуда родом? — как бы между прочим спросил я.
— Из Ливана. — Он помолчал, потом добавил:
— Мои родители ливанцы, но, когда начались беспорядки, они перебрались в Канаду. Я вырос в Квебеке и все еще канадский гражданин, но уже восемь лет как в Англии. У меня есть разрешение работать, если вас это беспокоит.
Я внимательно посмотрел на него.
— На каком языке вы разговариваете со своими родителями?
— На арабском.
— И... гм... как насчет французского?
Он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы, и что-то быстро сказал по-французски. Тот французский, который знал я, касался только бегов и скачек. Речь Азиза была слишком быстра для меня.
Летом я перевозил много лошадей клиентам-арабам, большинство служащих которых либо очень плохо, либо совсем не говорили по-английски. Водитель, умеющий с ними объясниться, да к тому же чувствующий себя во Франции как дома, был просто находкой.
— С лошадьми умеете обращаться? — спросил я. Он заколебался.
— Я думал, вам нужен водитель-механик. Что ж, ничто в мире не идеально.
— Удобнее, если водитель фургона умеет обращаться с лошадьми.
— Я... это... могу научиться.
Научиться было сложнее, чем он думал, но отказывать ему только из-за этого не стоило.
— Я сказал всем, что сделаю с каждым пробную ездку, прежде чем решить, кого взять, — проговорил я. — Вы приехали последним, так что придется подождать, сможете?
— Хоть весь день, — ответил он.
Пробные ездки были очень важны, так как груз должен был оставаться на ногах. Двое из претендентов слишком резко давили на газ и на тормоз, еще один ездил чересчур медленно, а четвертого я бы взял, если бы не было еще одного претендента.
Когда я забрался в кабину вместе с Азизом, я осознал, что подсознательно уже отдал предпочтение ему только за его знание языка и квалификацию механика, так что его опыт вождения не имел решающего значения. И хотя он ничем меня не поразил, ездил ровно и осторожно, решение я принял задолго до того, как мы вернулись на ферму.
— Когда сможете приступить? — спросил я его после того, как он припарковал машину.
— Завтра. — Он еще раз широко улыбнулся, сверкнув глазами и зубами, и сказал, что будет стараться.
Я поблагодарил других водителей, с надеждой ожидавших моего решения, и попросил их на всякий случай оставить свои координаты у Изабель. Они разочарованно удалились. Изабель и Роза при виде Азиза заметно похорошели, так что у Найджела, судя по всему, появился сильный конкурент.
Я предложил ему трехмесячный испытательный срок при наличии хороших рекомендаций, а также приличную зарплату и другие условия. Роза заявила, что введет его данные в компьютер, и спросила адрес. Он ответил, что снимает комнату в деревне и сообщит ей позже. Роза на всякий случай сказала ему, где жил Бретт. Может, комната еще свободна. Азиз поблагодарил ее, выслушал, как найти квартиру, и жизнерадостно отбыл, как и приехал, в очень стареньком, но ухоженном маленьком «Пежо».
Глядя на него, я подумал, можно ли судить о человеке по его машине. Воскресная Нина вполне соответствовала своему «Мерседесу», а Нина в понедельник — своей старенькой машине. Азиз же казался чересчур сильной личностью для своего «Пежо». С другой стороны, у меня самого был «Ягуар», оставшийся с жокейских времен, к которому я был сильно привязан. Я до сих пор ездил на нем на скачки, но по Пиксхиллу разъезжал на своей рабочей лошадке, «Фортраке» с двойным приводом. Наверное, у каждого, подумал я, личность соответствует двум машинам, поэтому любопытно, что бы предпочел Азиз, случись ему выбирать.
По долгу службы я проверил его рекомендации. Гараж в Лондоне, где он работал, сообщал, что дело он знает, но давно уволился. Тренер, чей личный фургон он водил до последнего времени, продал свое дело по финансовым соображениям. Азиз Нейдер работал хорошо и работу потерял вместе со всеми остальными служащими.
Пока я звонил по телефону, прибыли две машины, хоть и не вместе, но с одной целью — побольше разузнать. Из первой выгрузилась пресса в виде длинного и тощего молодого человека с большим носом и блокнотом в руках, из второй — местные ищейки в партикулярном платье, не те, что были накануне. Ни тебе улыбок, ни рукопожатий, минимум слов и сверкание блях. Никто даже не старался быть дружелюбным и пытаться воспользоваться моей помощью. И пресса, и полиция по очереди задали мне бестактные и довольно грубые вопросы и с заметным скептицизмом отнеслись к моим ответам.
Если не считать Сэнди, я не слишком хорошо знал полицейский мир, но вполне достаточно, чтобы сообразить, что им не стоит говорить ни одного лишнего слова, дабы тебя в чем-либо не обвинили, а то потом доказывай, что ты не верблюд. И еще, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя пытаться шутить. Даже с Сэнди. С моей точки зрения, полиция сама была виновата, что люди к ней относились с недоверием, хотя большинство из них были, вне сомнения, прекрасными парнями. Придирчивость являлась их врожденным свойством, без этого они просто не могли функционировать. А из тех людей, что я знал, никто не желал подвергаться таким нападкам, особенно если он ни в чем не виноват.
Газетчик, похоже, видел себя в роли журналиста-следователя калибра «Вашингтон пост». Забавно было смотреть, как полицейские отделывались от него, чтобы не путался под ногами. Я с удовольствием выслушал их словесную дуэль, после которой раздосадованный молодой человек удалился в свою машину, а полицейские достали свои собственные блокноты.
— Вот что, сэр, — начал один голосом, полным угрозы, — отдайте-ка нам ключи от дома того человека, которого вчера нашли мертвым в смотровой яме, если не возражаете.
Я бы с радостью отдал им ключи Джоггера. Но резкость требования только усилила мой и без того растущий антагонизм и привела к тому, что я решил не помогать им, как собирался и как обязательно бы сделал.
Не говоря ни слова я вернулся в контору. Они потянулись следом, подозрительно наблюдая за мной. Как будто дай мне волю, я бы уничтожил улики. Изабель и Роза с открытыми ртами смотрели на эту процессию. Я не счел нужным их представить.
Двое в штатском остановились около письменного стола. Я выдвинул ящик, достал ключи Джоггера и снял с кольца ключ от дома.
Они молча взяли ключ и спросили, что делал Джоггер на ферме в воскресенье утром. Я ответил, что все мои служащие могут приходить на ферму и уходить оттуда когда им заблагорассудится, включая воскресенье.
Они спросили меня, как у Джоггера было с выпивкой. Я сказал, что пьяным на работу он никогда не приходил. А что он делал в свободное время, его личное дело.
Если Джоггер свалился в яму спьяну, вскрытие это покажет. И без толку тут гадать на кофейной гуще.
Один из двух полицейских, что постарше, спросил, видел ли кто-нибудь, как Джоггер упал в яму. Если и так, я об этом ничего не знаю. А меня самого в тот момент не было? Нет. А приезжал я на ферму в субботу после десяти вечера или в воскресенье? Нет.
Я поинтересовался, зачем они задают подобные вопросы, и, разумеется, получил ответ, что все несчастные случаи обязательно расследуются. Следователю потребуются все ответы во время дознания. Еще он холодно добавил, что зачастую люди скрывают имеющуюся информацию, чтобы не впутываться в судебные дела. Я сдержался и не спросил, кто, по его мнению, в этом виноват.
Разговор продолжался еще несколько минут, не принеся, насколько я мог судить, никаких результатов. Внимательно наблюдая за выражением моего лица, они сообщили, что собираются допросить моих служащих. Я спокойно кивнул, как будто считал это само собой разумеющимся.
Они потребовали у меня список всех водителей, работавших в субботу и воскресенье. Я проводил их к Изабель и попросил ее найти в компьютере и распечатать нужный список, указав время отъезда и прибытия.
Она с отвращением покачала головой.
— Послушай, Фредди, — сказала она. — Мне ужасно жаль, но почему-то я сегодня ничего не могу найти в компьютере. Как только разберусь, в чем дело, сделаю. — Она показала на стопку журналов. — Все данные здесь, надо только напечатать.
— Ладно, — легко согласился я. — Тогда просто напиши фамилии. Старым способом, карандашом или ручкой.
Она послушно переписала фамилии с обложек журналов и подала листок полицейскому, который принял его с каменным лицом. Когда они ушли, Изабель состроила им вслед гримасу — Могли бы и спасибо сказать, хоть у меня и какие-то нелады с компьютером.
— Могли, что правда, то правда.
Как только полицейские уехали, из своей машины, как кролик из норы, выскочил тощий журналист, и мне пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить его, что Джоггер был прекрасным механиком, что нам его будет очень не хватать, что полиция расследует этот случай, что нам надо подождать результатов их поисков и так далее и тому подобное. То есть врать я ему не врал, но и толкового ничего не сказал. Он уехал недовольный, но тут уж я ничего не мог поделать Взглянув на часы, я понял, что провел большую часть своего обеденного времени, так и не выполнив своего намерения — поставить в память о Джоггере по кружке пива всем присутствовавшим в кабачке, поэтому я быстренько поехал туда на переговоры с хозяином.
Хозяин, уютно толстый в результате постоянной близости к пивной бочке, царил в заведении без всяких излишеств, специально рассчитанном на создание психологического комфорта у людей, не привыкших к чрезмерной роскоши. Он умел угодить своим клиентам, от конюха до строгого местного интеллектуала, умел поговорить с ними на их языке.
— От старины Джоггера не было никакого вреда, — провозгласил он. — Разве что надирался регулярно по субботам. Это не первый случай, когда Сэнди отвозил его домой. Надо сказать, Сэнди хороший парень. Чем могу вам помочь?
— Составьте список, — попросил я, — всех, кто был одновременно с Джоггером в кабачке в тот вечер, и поставьте им за мой счет по паре кружек пива, чтоб помянули его.
— Очень даже здорово с вашей стороны, Фредди, — заметил он и немедленно принялся за список, начав с Сэнди Смита. Он записал туда Дейва, Найджела и двух других моих водителей, а также конюхов почти из всех конюшен Пиксхилла, включая новеньких из конюшни Мэриголд Инглиш, чьих имен он не знал. — Они спросили, какой паб лучший в деревне, — гордо сказал он, — и их направили ко мне.
— И правильно сделали, — согласился я. — Узнайте их имена, и мы составим этакий памятный список, и пусть он какое-то время повисит у вас на стене.
Хозяин еще больше воодушевился.
— Джоггер был бы доволен, — сказал он. — Просто счастлив бы был.
— Гм, — заметил я задумчиво, — а вам не запомнились какие-либо его последние слова?
— "Повторить!" — сказал хозяин, широко улыбаясь. — «Повторить!» Вот его самое излюбленное словцо. Он что-то болтал о каких-то присосках под вашими грузовиками, но перед уходом уже ничего, кроме «Повторить!», и выговорить не мог. Но всегда вел себя по-джентельменски, никогда не задирался, если наберется, никогда пьяным не дрался, не то что этот Дейв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я начал разбираться с претендентами в десять утра. Четыре человека уже ждали, а пятый подъехал через час. У всех были необходимые права, и все утверждали, что и раньше имели дело со скачками. Пятый заявил, что он еще и механик.
Все водители до известной степени были механиками. Но этот представил рекомендацию из мерседесовского гаража в Лондоне.
Звали его Азиз Нейдер, двадцать восемь лет. У него были черные вьющиеся волосы, смуглая кожа и блестящие черные глаза. Держался он уверенно и спокойно. Ему нужна была работа, но унижаться он из-за этого не собирался. Говорил он с канадским акцентом, что несколько не соответствовало его внешности.
— Вы откуда родом? — как бы между прочим спросил я.
— Из Ливана. — Он помолчал, потом добавил:
— Мои родители ливанцы, но, когда начались беспорядки, они перебрались в Канаду. Я вырос в Квебеке и все еще канадский гражданин, но уже восемь лет как в Англии. У меня есть разрешение работать, если вас это беспокоит.
Я внимательно посмотрел на него.
— На каком языке вы разговариваете со своими родителями?
— На арабском.
— И... гм... как насчет французского?
Он улыбнулся, показав ослепительно белые зубы, и что-то быстро сказал по-французски. Тот французский, который знал я, касался только бегов и скачек. Речь Азиза была слишком быстра для меня.
Летом я перевозил много лошадей клиентам-арабам, большинство служащих которых либо очень плохо, либо совсем не говорили по-английски. Водитель, умеющий с ними объясниться, да к тому же чувствующий себя во Франции как дома, был просто находкой.
— С лошадьми умеете обращаться? — спросил я. Он заколебался.
— Я думал, вам нужен водитель-механик. Что ж, ничто в мире не идеально.
— Удобнее, если водитель фургона умеет обращаться с лошадьми.
— Я... это... могу научиться.
Научиться было сложнее, чем он думал, но отказывать ему только из-за этого не стоило.
— Я сказал всем, что сделаю с каждым пробную ездку, прежде чем решить, кого взять, — проговорил я. — Вы приехали последним, так что придется подождать, сможете?
— Хоть весь день, — ответил он.
Пробные ездки были очень важны, так как груз должен был оставаться на ногах. Двое из претендентов слишком резко давили на газ и на тормоз, еще один ездил чересчур медленно, а четвертого я бы взял, если бы не было еще одного претендента.
Когда я забрался в кабину вместе с Азизом, я осознал, что подсознательно уже отдал предпочтение ему только за его знание языка и квалификацию механика, так что его опыт вождения не имел решающего значения. И хотя он ничем меня не поразил, ездил ровно и осторожно, решение я принял задолго до того, как мы вернулись на ферму.
— Когда сможете приступить? — спросил я его после того, как он припарковал машину.
— Завтра. — Он еще раз широко улыбнулся, сверкнув глазами и зубами, и сказал, что будет стараться.
Я поблагодарил других водителей, с надеждой ожидавших моего решения, и попросил их на всякий случай оставить свои координаты у Изабель. Они разочарованно удалились. Изабель и Роза при виде Азиза заметно похорошели, так что у Найджела, судя по всему, появился сильный конкурент.
Я предложил ему трехмесячный испытательный срок при наличии хороших рекомендаций, а также приличную зарплату и другие условия. Роза заявила, что введет его данные в компьютер, и спросила адрес. Он ответил, что снимает комнату в деревне и сообщит ей позже. Роза на всякий случай сказала ему, где жил Бретт. Может, комната еще свободна. Азиз поблагодарил ее, выслушал, как найти квартиру, и жизнерадостно отбыл, как и приехал, в очень стареньком, но ухоженном маленьком «Пежо».
Глядя на него, я подумал, можно ли судить о человеке по его машине. Воскресная Нина вполне соответствовала своему «Мерседесу», а Нина в понедельник — своей старенькой машине. Азиз же казался чересчур сильной личностью для своего «Пежо». С другой стороны, у меня самого был «Ягуар», оставшийся с жокейских времен, к которому я был сильно привязан. Я до сих пор ездил на нем на скачки, но по Пиксхиллу разъезжал на своей рабочей лошадке, «Фортраке» с двойным приводом. Наверное, у каждого, подумал я, личность соответствует двум машинам, поэтому любопытно, что бы предпочел Азиз, случись ему выбирать.
По долгу службы я проверил его рекомендации. Гараж в Лондоне, где он работал, сообщал, что дело он знает, но давно уволился. Тренер, чей личный фургон он водил до последнего времени, продал свое дело по финансовым соображениям. Азиз Нейдер работал хорошо и работу потерял вместе со всеми остальными служащими.
Пока я звонил по телефону, прибыли две машины, хоть и не вместе, но с одной целью — побольше разузнать. Из первой выгрузилась пресса в виде длинного и тощего молодого человека с большим носом и блокнотом в руках, из второй — местные ищейки в партикулярном платье, не те, что были накануне. Ни тебе улыбок, ни рукопожатий, минимум слов и сверкание блях. Никто даже не старался быть дружелюбным и пытаться воспользоваться моей помощью. И пресса, и полиция по очереди задали мне бестактные и довольно грубые вопросы и с заметным скептицизмом отнеслись к моим ответам.
Если не считать Сэнди, я не слишком хорошо знал полицейский мир, но вполне достаточно, чтобы сообразить, что им не стоит говорить ни одного лишнего слова, дабы тебя в чем-либо не обвинили, а то потом доказывай, что ты не верблюд. И еще, никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя пытаться шутить. Даже с Сэнди. С моей точки зрения, полиция сама была виновата, что люди к ней относились с недоверием, хотя большинство из них были, вне сомнения, прекрасными парнями. Придирчивость являлась их врожденным свойством, без этого они просто не могли функционировать. А из тех людей, что я знал, никто не желал подвергаться таким нападкам, особенно если он ни в чем не виноват.
Газетчик, похоже, видел себя в роли журналиста-следователя калибра «Вашингтон пост». Забавно было смотреть, как полицейские отделывались от него, чтобы не путался под ногами. Я с удовольствием выслушал их словесную дуэль, после которой раздосадованный молодой человек удалился в свою машину, а полицейские достали свои собственные блокноты.
— Вот что, сэр, — начал один голосом, полным угрозы, — отдайте-ка нам ключи от дома того человека, которого вчера нашли мертвым в смотровой яме, если не возражаете.
Я бы с радостью отдал им ключи Джоггера. Но резкость требования только усилила мой и без того растущий антагонизм и привела к тому, что я решил не помогать им, как собирался и как обязательно бы сделал.
Не говоря ни слова я вернулся в контору. Они потянулись следом, подозрительно наблюдая за мной. Как будто дай мне волю, я бы уничтожил улики. Изабель и Роза с открытыми ртами смотрели на эту процессию. Я не счел нужным их представить.
Двое в штатском остановились около письменного стола. Я выдвинул ящик, достал ключи Джоггера и снял с кольца ключ от дома.
Они молча взяли ключ и спросили, что делал Джоггер на ферме в воскресенье утром. Я ответил, что все мои служащие могут приходить на ферму и уходить оттуда когда им заблагорассудится, включая воскресенье.
Они спросили меня, как у Джоггера было с выпивкой. Я сказал, что пьяным на работу он никогда не приходил. А что он делал в свободное время, его личное дело.
Если Джоггер свалился в яму спьяну, вскрытие это покажет. И без толку тут гадать на кофейной гуще.
Один из двух полицейских, что постарше, спросил, видел ли кто-нибудь, как Джоггер упал в яму. Если и так, я об этом ничего не знаю. А меня самого в тот момент не было? Нет. А приезжал я на ферму в субботу после десяти вечера или в воскресенье? Нет.
Я поинтересовался, зачем они задают подобные вопросы, и, разумеется, получил ответ, что все несчастные случаи обязательно расследуются. Следователю потребуются все ответы во время дознания. Еще он холодно добавил, что зачастую люди скрывают имеющуюся информацию, чтобы не впутываться в судебные дела. Я сдержался и не спросил, кто, по его мнению, в этом виноват.
Разговор продолжался еще несколько минут, не принеся, насколько я мог судить, никаких результатов. Внимательно наблюдая за выражением моего лица, они сообщили, что собираются допросить моих служащих. Я спокойно кивнул, как будто считал это само собой разумеющимся.
Они потребовали у меня список всех водителей, работавших в субботу и воскресенье. Я проводил их к Изабель и попросил ее найти в компьютере и распечатать нужный список, указав время отъезда и прибытия.
Она с отвращением покачала головой.
— Послушай, Фредди, — сказала она. — Мне ужасно жаль, но почему-то я сегодня ничего не могу найти в компьютере. Как только разберусь, в чем дело, сделаю. — Она показала на стопку журналов. — Все данные здесь, надо только напечатать.
— Ладно, — легко согласился я. — Тогда просто напиши фамилии. Старым способом, карандашом или ручкой.
Она послушно переписала фамилии с обложек журналов и подала листок полицейскому, который принял его с каменным лицом. Когда они ушли, Изабель состроила им вслед гримасу — Могли бы и спасибо сказать, хоть у меня и какие-то нелады с компьютером.
— Могли, что правда, то правда.
Как только полицейские уехали, из своей машины, как кролик из норы, выскочил тощий журналист, и мне пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить его, что Джоггер был прекрасным механиком, что нам его будет очень не хватать, что полиция расследует этот случай, что нам надо подождать результатов их поисков и так далее и тому подобное. То есть врать я ему не врал, но и толкового ничего не сказал. Он уехал недовольный, но тут уж я ничего не мог поделать Взглянув на часы, я понял, что провел большую часть своего обеденного времени, так и не выполнив своего намерения — поставить в память о Джоггере по кружке пива всем присутствовавшим в кабачке, поэтому я быстренько поехал туда на переговоры с хозяином.
Хозяин, уютно толстый в результате постоянной близости к пивной бочке, царил в заведении без всяких излишеств, специально рассчитанном на создание психологического комфорта у людей, не привыкших к чрезмерной роскоши. Он умел угодить своим клиентам, от конюха до строгого местного интеллектуала, умел поговорить с ними на их языке.
— От старины Джоггера не было никакого вреда, — провозгласил он. — Разве что надирался регулярно по субботам. Это не первый случай, когда Сэнди отвозил его домой. Надо сказать, Сэнди хороший парень. Чем могу вам помочь?
— Составьте список, — попросил я, — всех, кто был одновременно с Джоггером в кабачке в тот вечер, и поставьте им за мой счет по паре кружек пива, чтоб помянули его.
— Очень даже здорово с вашей стороны, Фредди, — заметил он и немедленно принялся за список, начав с Сэнди Смита. Он записал туда Дейва, Найджела и двух других моих водителей, а также конюхов почти из всех конюшен Пиксхилла, включая новеньких из конюшни Мэриголд Инглиш, чьих имен он не знал. — Они спросили, какой паб лучший в деревне, — гордо сказал он, — и их направили ко мне.
— И правильно сделали, — согласился я. — Узнайте их имена, и мы составим этакий памятный список, и пусть он какое-то время повисит у вас на стене.
Хозяин еще больше воодушевился.
— Джоггер был бы доволен, — сказал он. — Просто счастлив бы был.
— Гм, — заметил я задумчиво, — а вам не запомнились какие-либо его последние слова?
— "Повторить!" — сказал хозяин, широко улыбаясь. — «Повторить!» Вот его самое излюбленное словцо. Он что-то болтал о каких-то присосках под вашими грузовиками, но перед уходом уже ничего, кроме «Повторить!», и выговорить не мог. Но всегда вел себя по-джентельменски, никогда не задирался, если наберется, никогда пьяным не дрался, не то что этот Дейв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48