Она решительно отказалась взять какую-либо другую лошадь.
Я сказал несколько успокаивающих слов и повесил трубку.
Вниз спустился печальный Гуггенхейм, выглядящий не более чем на шестнадцать лет, и уставился сквозь окно на труп Петермана, как бы призывая его вернуться к жизни вместе с клещами.
— Пожалуй, мне стоит вернуться в Эдинбург, — уныло сказал он. — Разве только еще какие-нибудь лошади заболели.
— Выясню за обедом. В доме Майкла Уотермида можно услышать все последние пиксхиллские новости.
Тогда он сказал, что, если я не возражаю, он подождет и уж потом уедет. В лаборатории у него полно работы, которой он не может пренебречь. Ладно, согласился я, и он может сразу же вернуться, если произойдет нечто важное.
Он угрюмо наблюдал, как живодеры поставили свой фургон поближе к калитке и перенесли в него тощий труп старого коня.
— Что с ним будет? — спросил Гуггенхейм.
— Отправят на фабрику по производству клея, — ответил я и по выражению его лица понял, что лучше бы ему этого не знать.
Еще он спросил, что могло заставить привести в такой хаос мою гостиную. Что двигало человеком, разрушившим машину и вертолет? Что за человек мог такое сотворить? Я заверил его, что он до сих пор бродит где-то рядом с топором наготове.
— Но разве вы... ну разве вы не боитесь? — спросил он.
— Стараюсь быть осторожным, — ответил я. — Потому и не беру вас с собой на обед. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я знаком с ученым, тем более со специалистом по клещам. Надеюсь, вы не обиделись.
— Разумеется, нет. — Он еще раз оглядел порушенную топором гостиную и содрогнулся.
На ферму я его все же свозил и показал фургоны, которые произвели на него сильное впечатление своими размерами. Рассказал я также и про контейнеры под днищами и добавил, что, по моему разумению, клещей доставляли в Англию на кроликах.
— В контейнерах должны быть дырки для воздуха.
— Наверное.
— А вы не посмотрели?
— Нет.
Он удивился, но я не стал ничего объяснять. Отвезя его назад к себе домой, я сам отправился к Уотермидам.
Моди и Майкл встретили меня тепло. Многие из постоянных гостей уже прибыли, включая Бенджи, Дот Ашер и док гора Фаруэя. Повернувшись ко всем спиной, Тесса что-то шептала на ухо Бенджи. Младших детей не было, уехали на выходные к Сюзан и Хьюго Палмерстоун.
— Они хорошо ладят с Синдерс, — сказала Моди. — Такая славная девочка.
Внезапно я понял, что надеялся снова увидеть Синдерс у Уотермидов. «Не думай о ней, — сказал я себе. — Тут уж ничем не поможешь».
Я спросил Майкла, взял ли он уже старых лошадей.
— Двух, — сказал он кивая. — Очень игривые старички. Носятся в моем нижнем загоне, что твои двухлетки.
Я задал Дот тот же вопрос, но получил совсем другой ответ.
— Бенджи сказал, пусть Тигвуд несколько дней подождет. Не знаю, что и нашло на старого засранца. По сути, делает так, как я просила.
— Отчего умерла та старая лошадь в прошлом году?
— От старости. Какая-то лихорадка. Какое это имеет значение? Мне один их вид противен.
Тот ветеринар, что осматривал по моей просьбе старых лошадей и дал «добро» на их выгрузку, тоже присутствовал на обеде. В данный момент он о чем-то беседовал с доктором Фаруэем.
— Как дела? — спросил я его. — Как поживают пиксхиллские больные? Что-нибудь интересное?
— Слышал, к тебе сегодня приезжали живодеры, — заметил он.
— Быстро же новости распространяются, — сказал я обреченно. — Одна из тех старых лошадей издохла.
— Чего ж меня не позвал?
— Не думал, что дело так серьезно, иначе бы обязательно позвал. Он кивнул.
— Старые они. Умирают. Что поделаешь, такова природа.
— А кто-нибудь еще болеет? Прошлогодняя болезнь не возвращалась?
— Слава Богу, нет. Обычные растяжения да зубы.
— А что это за прошлогодняя болезнь? — вмешался Фаруэй.
— Какая-то непонятная инфекция, — объяснил ветеринар. — Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. — Он нахмурился. — Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.
— Однако любопытно, — заметил Фаруэй.
— Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, — пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.
Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.
Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.
Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.
— Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? — спросил я. — Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.
— Я правду сказал, — защищался он.
— Не сомневаюсь.
— Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.
— В самом деле?
— Вы мне не верите? Никто мне не верит. — Его охватила жалость к самому себе. — Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.
— Конечно, — согласился я.
— А вы не такой уж плохой, — заметил он.
За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.
В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.
— Гм, — начал я, — когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.
— Что?
— Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.
— Это что, последствия сотрясения мозга?
— Да нет. Если не хотите, можете отказаться.
— Нельзя ли пояснее?
— Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?
— Я одна... и мне скучно.
— Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.
— Договорились.
Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.
Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.
Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.
Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них — черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера — черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.
— Мне очень не хочется вас просить... — начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. — Вы так дивно выглядите...
— Похоже, дело серьезное.
— Угу.
Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.
— Начнем с того, — сказал я, — что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. — Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. — Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все — оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.
— Молчать?
— Ну конечно. Если вы посадите в этот контейнер кошку, кто-нибудь может услышать, как она жалуется.
— Но зачем? Ничего не понимаю. Зачем возить животных в контейнерах?
— Чтобы конюхи, сопровождающие лошадей, ничего о них не знали. Если открыто везти в фургоне что-то необычное, полдеревни узнает об этом в пабе.
— И кто же возил этих животных тайком?
— Один из моих водителей.
— Кто именно?
— Льюис.
— О нет, Фредди, что вы. У него этот младенец.
— Можно любить своего отпрыска и быть злодеем.
— Вы не хотите сказать...
— Хочу. И мне это не нравится.
— Вы хотите сказать... не может быть... вы думаете, что Льюис умышленно пытался ввезти в Англию бешенство?
— Нет, не бешенство, слава Богу. Просто лихорадку, которой болеют лошади. И, хоть они выздоравливают, после нее они теряют скорость и никогда больше не приходят первыми.
Я сказал ей, что под мертвым крестиком Джоггер подразумевал кролика.
— Крестики — нолики — кролики. — Она вздохнула. — А как вы догадались?
— Спросил Изабель, что нашел Джоггер в смотровой яме, и она сказала мне.
— Так просто!
— Потом я просмотрел файлы в компьютере за прошлый август, когда меня не было. И нашел — десятого августа Джоггер доложил, что из фургона, которым он занимался, вывалился дохлый кролик. Это было в тот день, когда Льюис привел фургон из Франции.
Она нахмурилась.
— Но ведь все данные в компьютере пропали. Я рассказал ей о копиях на гибких дисках в моем сейфе.
— И вы никому не сказали! Вы не сказали мне. Вы мне не доверяете?
— В основном доверяю.
Она отказывалась посмотреть мне в глаза. Я сказал:
— Джоггер сообщил Изабель, что у кролика были клещи, и она сделала соответствующую запись в компьютере. В компьютере также есть отдельный перечень поездок каждого фургона, а у двух из них под днищами были контейнеры. В фургоне Пат, на котором вы ездили, и в фургоне Фила. На обоих этих фургонах в прошлом году во Францию ездил Льюис. В этом году он водит мой новейший суперфургон, и у него тоже, как вы знаете, есть потайной контейнер. На той неделе дети Уотермидов потеряли одного из своих ручных кроликов, а ведь именно Льюис помогал присматривать за ними, чистил клетки и тому подобное. И на прошлой же неделе Льюис ездил на суперфургоне во Францию, а в конце этой недели в Пиксхилле от лихорадки, которую переносят клещи, сдохла лошадь.
Она слушала открыв рот и широко распахнув глаза. Я повторил все сначала, медленнее, а также рассказал о странных тренерских манерах Бенджи Ашера, остриженных кудрях Льюиса. Петермане и, наконец, о Гуггенхейме.
Если старой лошади удается побороть болезнь, она потом может все лето носить на себе клешей. Постоянный источник заразы для вполне конкретных лошадей. Этакая ферма по выращиванию Ehrlichiae. Быстренько провести мокрым куском мыла по старой лошади, а через час потереть тем же мылом другую лошадь. И готово, дело сделано. Достаточное количество клещей уцелеют. Эту процедуру, добавил я угрюмо, мог проделывать и сам Льюис, когда возил своих незадачливых жертв в моих фургонах на скачки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Я сказал несколько успокаивающих слов и повесил трубку.
Вниз спустился печальный Гуггенхейм, выглядящий не более чем на шестнадцать лет, и уставился сквозь окно на труп Петермана, как бы призывая его вернуться к жизни вместе с клещами.
— Пожалуй, мне стоит вернуться в Эдинбург, — уныло сказал он. — Разве только еще какие-нибудь лошади заболели.
— Выясню за обедом. В доме Майкла Уотермида можно услышать все последние пиксхиллские новости.
Тогда он сказал, что, если я не возражаю, он подождет и уж потом уедет. В лаборатории у него полно работы, которой он не может пренебречь. Ладно, согласился я, и он может сразу же вернуться, если произойдет нечто важное.
Он угрюмо наблюдал, как живодеры поставили свой фургон поближе к калитке и перенесли в него тощий труп старого коня.
— Что с ним будет? — спросил Гуггенхейм.
— Отправят на фабрику по производству клея, — ответил я и по выражению его лица понял, что лучше бы ему этого не знать.
Еще он спросил, что могло заставить привести в такой хаос мою гостиную. Что двигало человеком, разрушившим машину и вертолет? Что за человек мог такое сотворить? Я заверил его, что он до сих пор бродит где-то рядом с топором наготове.
— Но разве вы... ну разве вы не боитесь? — спросил он.
— Стараюсь быть осторожным, — ответил я. — Потому и не беру вас с собой на обед. Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я знаком с ученым, тем более со специалистом по клещам. Надеюсь, вы не обиделись.
— Разумеется, нет. — Он еще раз оглядел порушенную топором гостиную и содрогнулся.
На ферму я его все же свозил и показал фургоны, которые произвели на него сильное впечатление своими размерами. Рассказал я также и про контейнеры под днищами и добавил, что, по моему разумению, клещей доставляли в Англию на кроликах.
— В контейнерах должны быть дырки для воздуха.
— Наверное.
— А вы не посмотрели?
— Нет.
Он удивился, но я не стал ничего объяснять. Отвезя его назад к себе домой, я сам отправился к Уотермидам.
Моди и Майкл встретили меня тепло. Многие из постоянных гостей уже прибыли, включая Бенджи, Дот Ашер и док гора Фаруэя. Повернувшись ко всем спиной, Тесса что-то шептала на ухо Бенджи. Младших детей не было, уехали на выходные к Сюзан и Хьюго Палмерстоун.
— Они хорошо ладят с Синдерс, — сказала Моди. — Такая славная девочка.
Внезапно я понял, что надеялся снова увидеть Синдерс у Уотермидов. «Не думай о ней, — сказал я себе. — Тут уж ничем не поможешь».
Я спросил Майкла, взял ли он уже старых лошадей.
— Двух, — сказал он кивая. — Очень игривые старички. Носятся в моем нижнем загоне, что твои двухлетки.
Я задал Дот тот же вопрос, но получил совсем другой ответ.
— Бенджи сказал, пусть Тигвуд несколько дней подождет. Не знаю, что и нашло на старого засранца. По сути, делает так, как я просила.
— Отчего умерла та старая лошадь в прошлом году?
— От старости. Какая-то лихорадка. Какое это имеет значение? Мне один их вид противен.
Тот ветеринар, что осматривал по моей просьбе старых лошадей и дал «добро» на их выгрузку, тоже присутствовал на обеде. В данный момент он о чем-то беседовал с доктором Фаруэем.
— Как дела? — спросил я его. — Как поживают пиксхиллские больные? Что-нибудь интересное?
— Слышал, к тебе сегодня приезжали живодеры, — заметил он.
— Быстро же новости распространяются, — сказал я обреченно. — Одна из тех старых лошадей издохла.
— Чего ж меня не позвал?
— Не думал, что дело так серьезно, иначе бы обязательно позвал. Он кивнул.
— Старые они. Умирают. Что поделаешь, такова природа.
— А кто-нибудь еще болеет? Прошлогодняя болезнь не возвращалась?
— Слава Богу, нет. Обычные растяжения да зубы.
— А что это за прошлогодняя болезнь? — вмешался Фаруэй.
— Какая-то непонятная инфекция, — объяснил ветеринар. — Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. — Он нахмурился. — Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.
— Однако любопытно, — заметил Фаруэй.
— Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, — пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.
Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.
Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.
Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.
— Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? — спросил я. — Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.
— Я правду сказал, — защищался он.
— Не сомневаюсь.
— Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.
— В самом деле?
— Вы мне не верите? Никто мне не верит. — Его охватила жалость к самому себе. — Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.
— Конечно, — согласился я.
— А вы не такой уж плохой, — заметил он.
За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.
В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.
— Гм, — начал я, — когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.
— Что?
— Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.
— Это что, последствия сотрясения мозга?
— Да нет. Если не хотите, можете отказаться.
— Нельзя ли пояснее?
— Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?
— Я одна... и мне скучно.
— Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.
— Договорились.
Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.
Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.
Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.
Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них — черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера — черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.
— Мне очень не хочется вас просить... — начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. — Вы так дивно выглядите...
— Похоже, дело серьезное.
— Угу.
Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.
— Начнем с того, — сказал я, — что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. — Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. — Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все — оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.
— Молчать?
— Ну конечно. Если вы посадите в этот контейнер кошку, кто-нибудь может услышать, как она жалуется.
— Но зачем? Ничего не понимаю. Зачем возить животных в контейнерах?
— Чтобы конюхи, сопровождающие лошадей, ничего о них не знали. Если открыто везти в фургоне что-то необычное, полдеревни узнает об этом в пабе.
— И кто же возил этих животных тайком?
— Один из моих водителей.
— Кто именно?
— Льюис.
— О нет, Фредди, что вы. У него этот младенец.
— Можно любить своего отпрыска и быть злодеем.
— Вы не хотите сказать...
— Хочу. И мне это не нравится.
— Вы хотите сказать... не может быть... вы думаете, что Льюис умышленно пытался ввезти в Англию бешенство?
— Нет, не бешенство, слава Богу. Просто лихорадку, которой болеют лошади. И, хоть они выздоравливают, после нее они теряют скорость и никогда больше не приходят первыми.
Я сказал ей, что под мертвым крестиком Джоггер подразумевал кролика.
— Крестики — нолики — кролики. — Она вздохнула. — А как вы догадались?
— Спросил Изабель, что нашел Джоггер в смотровой яме, и она сказала мне.
— Так просто!
— Потом я просмотрел файлы в компьютере за прошлый август, когда меня не было. И нашел — десятого августа Джоггер доложил, что из фургона, которым он занимался, вывалился дохлый кролик. Это было в тот день, когда Льюис привел фургон из Франции.
Она нахмурилась.
— Но ведь все данные в компьютере пропали. Я рассказал ей о копиях на гибких дисках в моем сейфе.
— И вы никому не сказали! Вы не сказали мне. Вы мне не доверяете?
— В основном доверяю.
Она отказывалась посмотреть мне в глаза. Я сказал:
— Джоггер сообщил Изабель, что у кролика были клещи, и она сделала соответствующую запись в компьютере. В компьютере также есть отдельный перечень поездок каждого фургона, а у двух из них под днищами были контейнеры. В фургоне Пат, на котором вы ездили, и в фургоне Фила. На обоих этих фургонах в прошлом году во Францию ездил Льюис. В этом году он водит мой новейший суперфургон, и у него тоже, как вы знаете, есть потайной контейнер. На той неделе дети Уотермидов потеряли одного из своих ручных кроликов, а ведь именно Льюис помогал присматривать за ними, чистил клетки и тому подобное. И на прошлой же неделе Льюис ездил на суперфургоне во Францию, а в конце этой недели в Пиксхилле от лихорадки, которую переносят клещи, сдохла лошадь.
Она слушала открыв рот и широко распахнув глаза. Я повторил все сначала, медленнее, а также рассказал о странных тренерских манерах Бенджи Ашера, остриженных кудрях Льюиса. Петермане и, наконец, о Гуггенхейме.
Если старой лошади удается побороть болезнь, она потом может все лето носить на себе клешей. Постоянный источник заразы для вполне конкретных лошадей. Этакая ферма по выращиванию Ehrlichiae. Быстренько провести мокрым куском мыла по старой лошади, а через час потереть тем же мылом другую лошадь. И готово, дело сделано. Достаточное количество клещей уцелеют. Эту процедуру, добавил я угрюмо, мог проделывать и сам Льюис, когда возил своих незадачливых жертв в моих фургонах на скачки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48