По улице к вокзалу непрерывным потоком двигались загорелые люди в футболках, майках, цветных юбках, шортах, с пляжными сумками, похожие на экскурсантов, которые провели здесь день и теперь направлялись домой. Долговязый тощий мужчина с лицом и руками цвета вареного рака, в отрезанных по колено джинсах размахивал большим приемником, откуда гремел рэп. В городе царило праздное, курортное настроение, далекое от ее собственного, как Юпитер.
Неожиданно звякнул мобильник. Софи на секунду воспрянула духом, понадеявшись, что это Брайан. Увидела на дисплее номер Холли и нажала на кнопку ответа.
– Привет.
Голос Холли почти заглушал неумолкающий зловещий вой привидения, предвещающего беду. Она проинформировала подругу, что сидит в парикмахерской под колпаком сушилки. Попытавшись объяснить, что случилось, Софи сдалась и предложила созвониться позже. Холли обещала перезвонить, как только выйдет из салона.
Мужчина в куртке с капюшоном следовал за ней на безопасном расстоянии, держа в одной руке красный пластиковый пакет и посасывая тыльную сторону ладони другой руки. Приятно очутиться здесь, на побережье, подальше от грязного, душного Лондона. Он надеялся, что Софи идет к пляжу. Хорошо будет там посидеть, может быть, съесть мороженое. Вполне можно потратить немножечко из миллионов часов, лежащих на банковском депозите.
На ходу он припоминал покупки, которые сделал сегодня в обеденный перерыв и уложил в сумку. В застегнутых на «молнии» карманах куртки, кроме бумажника и мобильника, лежит рулон липкой ленты, нож, хлороформ, пузырек с таблетками, которые отключают напрочь. «Рогипнол». И еще кое-что. Никогда не знаешь, что может понадобиться…
Сегодня будет очень хорошая ночь. Опять.
23
Клио по-настоящему продемонстрировала свое мастерство, когда Надюшка Де Санча вскоре после пяти закончила вскрытие Кэти Бишоп. Большим половником она принялась вычерпывать кровь из полости тела, сливая ложку за ложкой в сточный желоб. Кровь уйдет в цистерну под зданием, где ее медленно разложат химикаты, прежде чем она просочится в городскую канализационную систему.
Пока Надюшка диктовала резюме, склонившись над рабочей полкой, поочередно заполняла протокол аутопсии, гистологическое заключение и заключение о причине смерти, Даррен протянул Клио белый пластиковый мешок с извлеченными из тела и взвешенными внутренними органами. Грейс наблюдал, как всегда с жутким восторгом, как она вкладывает мешок в открытую брюшину, словно потрошки в курицу.
Смотрел, серьезно озадаченный звонком насчет Сэнди, и думал. Надо перезвонить Дику Поупу, расспросить поподробней, где именно они с Лесли видели Сэнди, за каким столиком она сидела, опрашивал ли он обслуживающий персонал, одна она была или с кем-то…
Мюнхен. Этот город неизменно вызывал в душе отклик, отчасти из-за семейных связей Сэнди, отчасти потому, что он так или иначе постоянно присутствует в мировой истории. Октоберфест; футбольный стадион, где проходил чемпионат мира; завод, выпускающий БМВ; кажется, в Мюнхене до Берлина жил Адольф Гитлер… В данный момент Грейс испытывал одно желание – вскочить в самолет и полететь туда. Можно представить, как это понравится его непосредственной начальнице Элисон Воспер, которая только и ждет любой, даже самой малейшей возможности повернуть уже воткнутый нож и окончательно избавиться от нежелательного подчиненного.
Даррен вышел из зала и вернулся с черным пластиковым мешком для мусора, набитым скомканными налоговыми квитанциями из муниципалитета Брайтона и Хоува, вытащил пригоршню, начал засовывать бумагу в пустой череп мертвой женщины. А Клио старательно и ловко зашивала толстой парусной иглой с крепкой ниткой распоротую брюшину.
Закончив, обмыла Кэти из шланга, удалив следы крови, и принялась за самое тонкое дело процедуры. С величайшей осторожностью подкрасила лицо, подрумянила щеки, привела в порядок волосы, и Кэти обрела такой вид, словно лишь ненадолго заснула.
Одновременно Даррен приступил к уборке помещения. Сбрызнул пол дезинфицирующим раствором с лимонным запахом, протер шваброй, полил отбеливателем, «тригеном» и, наконец, стерилизатором.
Через час он выкатил Кэти Бишоп на каталке под лиловым покрывалом, со сложенными на груди руками и маленьким букетиком живых розовых и белых роз, в смотровую – маленькую узкую комнатку с длинным окном, где хватало места только для родственников, которые могли постоять вокруг тела. Помещение несколько напоминало капеллу с невзрачными синими занавесями и маленькой вазой с искусственными цветами вместо алтаря.
Грейс с Брэнсоном стояли снаружи, глядя сквозь стекло, как Брайана Бишопа вводит в комнату для опознания констебль Линда Бакли, приятная на вид женщина лет тридцати пяти, с короткими светлыми волосами, в строгом синем костюме с белой блузкой.
Они видели, как он смотрит застывшим взглядом в мертвое лицо, сдергивает с рук покрывало, целует их, крепко стискивает, заливается слезами, падает на колени, обезумев от горя.
В такие моменты, которых Грейсу за долгие годы службы выпадало более чем достаточно, ему хотелось быть кем угодно, толь – ко не офицером полиции. Один его школьный приятель занялся банковским делом и теперь возглавляет филиал строительной компании в Уортинге, приморском городе неподалеку от Брайтона, получая хорошее жалованье, живя спокойной и приятной жизнью. Другой устраивает рыболовецкие рейсы из брайтонской гавани и вообще горя не знает.
Но он должен наблюдать, хоть и не в силах подавить эмоции, каждой клеткой собственного тела чувствуя переживания этого человека, сам еле сдерживая слезы.
– Черт возьми, ему плохо, – тихо сказал Гленн.
– Возможно. – Грейс пожал плечами, следуя не велению сердца, а служебному долгу.
– Бессердечный сукин сын.
– Раньше не был, – ответил Грейс. – Не был, пока не сел в машину, которую ты вел. Это может пережить только бессердечный сукин сын.
– Очень смешно.
– Так ты сдал экзамен на полицейских спецкурсах вождения?
– Провалился.
– Правда?
– Угу. Потому что ехал слишком медленно. Можешь поверить?
– Я?
– Слушай, ты меня достал. Вечно одно и то же. На каждый вопрос отвечаешь вопросом. Никак не отделаешься от проклятых полицейских привычек?
Грейс усмехнулся.
– Ничего смешного! Я тебе задал простой вопрос: можешь поверить, что я провалился из-за медленной езды?
– Не могу.
И действительно. Грейс хорошо помнил, как в последний раз ехал с Тленном, который практиковался перед экзаменом в скоростной езде. Когда он вылез из машины целый и невредимый – скорее по счастливой случайности, чем благодаря мастерству друга, – то решил, что лучше даст себе вырезать без анестезии желчный пузырь, чем снова сядет в автомобиль, за рулем которого будет Гленн Брэнсон.
– Вот именно, старик, – кивнул Брэнсон.
– Приятно слышать, что на свете еще остаются здравомыслящие люди.
– Знаешь, в чем твоя проблема, суперинтендент Рой Грейс?
– Ты какую из многих имеешь в виду?
– Насчет моего вождения.
– Расскажи.
– Неверие.
– В тебя или в Бога?
– Бог отвел пулю, которая не причинила мне серьезного вреда.
– В самом деле так думаешь?
– У тебя есть теория лучше?
Грейс замолчал, задумавшись, обычно предпочитая откладывать вопрос о Боге в какой-нибудь надежный долгий ящик и вытаскивая лишь в подходящий момент. Он не атеист и даже не агностик. Верит во что-то – по крайней мере, хочет во что-то верить, – но никогда не может с точностью определить, во что именно. Не раз готовился открыто принять концепцию Бога и сразу же чувствовал себя виноватым. После исчезновения Сэнди, когда все его молитвы остались без ответа, вера почти испарилась.
Черт возьми.
Он полицейский, его обязанности сводятся к установлению истины. Фактов. Как и у всех коллег, вера его заключается в деле. Он наблюдал сквозь стекло за Брайаном Бишопом. Совсем убит горем.
Или отлично разыгрывает грандиозное представление.
Скоро выяснится.
Плохо, что тут замешано личное дело – в данный момент его в первую очередь занимают мысли о Сэнди.
24
Вонючка поборол нестерпимое побуждение позвонить дилеру по украденному мобильнику – на его телефоне только что кончились деньги, – боясь разозлить сукиного сына или, хуже того, вообще вылететь из списка поставщиков крутого гада. Работодателю не понравится, если его номер останется в памяти «жареного» мобильника, особенно пошедшего на продажу.
Поэтому он зашел в автомат на углу закопченной Ридженси-Террас и захлопнул за собой дверцу, отрезавшую его от гари, которую пускал густой пятничный поток машин. Все равно что в духовке закрыться. Почти нестерпимо. Приоткрыв ногой дверцу, набрал номер. После второго гудка голос кратко ответил:
– Да.
– Уэйн Руни, – произнес Вонючка пароль, назначенный в прошлый раз. Пароль при каждой встрече менялся.
– Ну ладно, – сказал мужчина с восточным лондонским акцентом. – Как обычно? Коричневую? На десять? На двадцать?
– На двадцать.
– Что у тебя? Наличные?
– Мобильник. И бритва «Моторола».
– У меня их уже выше крыши. Могу дать на десять.
– Мать твою! Я рассчитывал на тридцать.
– Тогда ничем помочь не могу, приятель. Извини. Пока. Внезапно охваченный паникой, Вонючка настойчиво крикнул:
– Нет-нет! Не разъединяйся!
Последовало краткое молчание. Потом снова послышался голос:
– Я занят. Время некогда тратить. На улицах цены взлетели, а товару мало. Через две недели будет дефицит.
Вонючка оценил информацию.
– Возьму на двадцать.
– На десять – самое большее.
Есть и другие дилеры, но последнего повязали во время облавы, он исчез с улиц, сидит где-то в тюрьме. Другой наверняка всучит какое-нибудь дерьмо. Есть пара покупателей, которым можно втюхать телефон за хорошую цену, но он чувствовал нараставшее напряжение: надо что-то сейчас получить, чтоб мозги встали на место. Сегодня у него дело, которое принесет кучу денег. Потом можно будет прикупить.
– Ну ладно. Где встретимся?
Дилер, которого он знал лишь по имени – Джо, – дал указания.
Вонючка вышел, чувствуя, как солнце печет голову, и затрусил по забитым машинами полосам на Мальборо – Плейс ко входу в паб, где иногда по ночам покупал экстези в мужском туалете. Если все выйдет удачно, может быть, нынче вечером даже на экстези хватит.
Он свернул на Норт-роуд, длинную оживленную улицу с односторонним движением, круто бегущую в горку. Нижний конец убогий, а с середины подъема сразу за «Старбексом» начинается самый модный современный район Брайтона.
Квартал Норт-Лейн состоит из перенаселенных узких улочек, растянувшихся почти по всему холму, и сбегает вниз к востоку от вокзала. Сверни за любой угол, и увидишь перед собой ряд старых мраморных каминов, классную одежду на вешалках, викторианские террасные коттеджи, выстроенные в девятнадцатом веке для железнодорожных рабочих, а теперь превратившиеся в модные особняки; пескоструйный фасад старой фабрики, перестроенный в шикарный жилой дом с мансардами.
Поднимаясь в горку, Вонючка совсем выдохся. Бывали времена, когда он носился ветром, уверенно подхватывал в магазине пакеты или товары, а теперь физических сил хватает на очень короткое время, не считая часов сразу после дозы или стимуляторов. Никто не обращал на него никакого внимания, кроме двух полицейских в штатском, сидевших за столиком в битком набитом «Старбексе», из окна которого хорошо было видно прохожих.
Неряшливо одетые, они смахивали на студентов, не спеша потягивавших кофе. Один, пониже, здоровый, с выбритой головой и козлиной бородкой, был в черной футболке и мягких джинсах; другой, повыше, с длинными волосами, – в мешковатой рубахе навыпуск над солдатскими нестроевыми штанами. Оба засекли Вонючку, зная в лицо почти каждого брайтонского подонка, а его фото практически с начала их службы в полиции висело на самом видном месте на стене брайтонского управления вместе с физиономиями сорока с лишним рецидивистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67