Для большинства населения Брайтона и Хоува Вонючка практически был невидимкой. Одевался с мальчишеских лет одинаково – в мятую нейлоновую куртку с капюшоном поверх обтрепанной оранжевой футболки, в спортивные штаны и кроссовки, – ходил сутулясь, сунув руки в карманы, сливался с городом, как хамелеон. Такой была униформа членов его банды ЗК – « здоровая команда», – которая соперничала со старой БК – «большой командой». Они не отличались такой жестокостью, как БК, которые, по слухам, участвовали в каждом случившемся в городе нападении на полицейского, изнасиловании, убийстве ни в чем не повинного незнакомца, но и ЗК хотели произвести угрожающее впечатление. Они болтались вокруг магазинов, сбросив капюшоны, таскали что под руку попадется, набрасывались на каждого, кто по глупости оказывался в уединенном месте, деньги тратили главным образом на наркотики и на выпивку. Теперь он уже слишком взрослый для шайки, которая состоит в основном из тинейджеров , но все равно носит такую одежду, как бы подчеркивая свою принадлежность к своим.
Голову бреет – Бетани бреет, когда появляется, – а от нижней губы к подбородку тянется неровная узенькая бородка. Бетани нравится, – по ее мнению, она придает ему загадочный вид, особенно вместе с фиолетовыми солнечными очками.
Впрочем, в зеркале он ничего такого не видит. Мальчишкой часами смотрел на себя, не желая быть некрасивым, стараясь убедиться, что вовсе не так безобразен, как утверждали мать с братом. Теперь ему на это плевать. С девчонками дела идут неплохо. Собственное лицо теперь порой пугает – изнуренное, высохшее, сплошь в волдырях, щеки под скулами напоминают рожки для обуви.
Тело разваливается – не обязательно быть ученым-ракетчиком, чтоб заметить. Дело не в наркотиках, а во всякой дряни, подмешанной толкачами. Голова постоянно плывет, как при гриппе, жаркую дымку сменяет зимний холод. Память ни к черту, невозможно сосредоточиться, досмотреть до конца кино или шоу по телевизору. Без конца возникают какие-то язвы, еда в желудке не держится, исчезло представление о времени, иногда даже не вспоминается, сколько ему лет.
Кажется, двадцать четыре или вроде того. Хотел спросить брата, когда звонил в Австралию вчера вечером, да забыл.
Именно брат, который на три года старше и на фут выше, впервые назвал его Вонючкой, и ему как бы даже понравилось. Вонючки – скунсы – злобные дикие животные, повсюду тайком пробираются, эффективно защищаются. Со скунсом не станешь связываться.
В подростковом возрасте он помешался на машинах. Выяснил, даже реально об этом не думая, что тачки легко угонять. А когда прошел слух, что он доставит любую, какую пожелаешь, у него неожиданно нашлись друзья. Его дважды арестовывали, в первый раз дали условный срок и лишили водительских прав, хотя он до их получения не дорос; во второй, отягощенный насилием, отправили на год в исправительное заведение для несовершеннолетних. А сегодня на лежащем в кармане пропотевшем листке бумаги заказ на очередную машину. На новую модель «ауди А-4» с откидным верхом, автоматикой, малым пробегом, цвета металлик – голубого, серебристого или черного.
Вонючка остановился отдышаться, и вдруг на него накатил черный необъяснимый страх, высосав весь дневной жар, словно он шагнул в глубь морозильника. По коже опять миллионом термитов забегали мурашки.
Впереди телефонная будка. Как раз то, что нужно. Нужна жара, чтобы сосредоточиться, обрести равновесие. Он шагнул к ней, тяжело задохнулся от усилия, открывая тяжелую дверь. Вот дерьмо! Прислонился к стенке в безвоздушной жаре, чувствуя головокружение и нетвердо держась на ногах. Сдернул трубку, придерживаясь другой рукой, вытащил из кармана монету, бросил в щелку, набрал номер Джо, тихо пробормотал, опасаясь, чтоб кто-нибудь не услышал:
– Уэйн Руни… На месте.
– Дай номер. Сейчас перезвоню.
Вонючка ждал, нервничал. Через несколько минут автомат наконец зазвонил. Поступили новые указания. Черт возьми, Джо с каждым днем превращается в полного параноика. Или без конца смотрит кино про Джеймса Бонда.
Выйдя из будки, он прошел вверх по улице ярдов пятьдесят, остановился, как было указано, перед витриной стекольно-зеркальной мастерской.
Офицеры полиции пили остывший кофе. Пол Пакер, поменьше и поплотнее, держал чашку, сунув в ручку средний палец. Восемь лет назад верхнюю фалангу указательного пальца на правой руке ему откусил в стычке Вонючка.
За последний час они стали свидетелями третьей сделки, хорошо зная, что в тот самый момент такие же договоренности заключаются еще в полудюжине горячих точек Брайтона. В каждый час дня и ночи. Пытаться пресечь в городе наркоторговлю все равно что останавливать сползающий ледник, кидая в него камешки.
Чтобы приобрести зелье на десять фунтов в день, наркоман должен за месяц заработать на кражах от трех до пяти тысяч. Причем очень многие тратят в день не десять фунтов, а двадцать, пятьдесят, сотню и больше. И еще куча мелких любителей по пути покупают понюшку. Существует прочная цепочка богатых дельцов. Берешь кого-то с поличным во время облавы, убираешь с улицы, а через несколько дней появляются новые лица, идут новые поставки. Ливерпульцы, болгары, русские… Все получают жирный кусок с жалких подонков вроде Вонючки.
Впрочем, Пол Пакер и его коллега Тревор Сэллис платят информатору пятьдесят фунтов из бюджета полиции вовсе не для того, чтоб отловить и посадить Вонючку за употребление наркотиков. Подобная мелочь не стоит труда. Есть надежда выйти по его следу на другого игрока, действующего на другом поле.
Через несколько минут к Вонючке подскочил стриженный ежиком жирный мальчишка лет двенадцати, с круглой веснушчатой физиономией, сильно вспотевший, в грязной футболке, шортах и расшнурованных баскетбольных ботинках.
– Уэйн Руни? – уточнил он писклявым скрипучим голосом.
– Угу.
Мальчишка выплюнул изо рта целлофановый пакетик, сунул Вонючке, который в свою очередь сразу взял его в рот, передав посыльному «моторолу». Через секунду тот уже мчался, как спринтер, вверх по холму.
Вонючка направился к своему фургону.
А Пол Пакер и Тревор Сэллис, покинув «Старбекс», пошли за ним следом.
25
Отдел тяжких преступлений занимает в Суссекс-Хаус почти весь первый этаж, располагаясь за дверью с противоударной прокладкой в конце просторного, почти со всех сторон открытого помещения, приютившего старших офицеров и рядовых сотрудников уголовного розыска.
Рой Грейс всегда чувствовал себя в этой части здания совсем иначе, чем во всех других отделах управления и участках Брайтона и Хоува. Везде коридоры и кабинеты обжитые, казенные, обветшалые, а тут все новенькое с иголочки.
Слишком новенькое, чересчур современное, чистенькое и чертовски опрятное. Слишком бездушное, вроде каких-нибудь офисов общественной бухгалтерии, административных отделов банка или страховых компаний.
К большим красным щитам, развешанным на стенах на равно отмеренном расстоянии, пришпилены тоже новенькие диаграммы и схемы на белых листах, содержащие оперативную информацию, которую каждый детектив обязан знать наизусть. Но Грейс, приступая к расследованию, не жалел времени, снова все перечитывая.
Хорошо известно, как легко впасть в самоуверенность и о многом забыть. Недавно прочитанная газетная статья укрепила это убеждение. В ней говорилось, что большая часть крупнейших в мире авиакатастроф за последние пятьдесят лет происходит из – за ошибки пилота. И в большинстве случаев их совершают не молодые неопытные летчики, а старшие пилоты авиакомпаний. В статье даже рекомендовалось немедленно покинуть самолет, услышав, что им управляет именно такой пилот.
Самоуверенность. В медицине то же самое. Недавно хирург-ортопед в Суссексе ампутировал пациенту не ту ногу. По ошибке, почти наверняка вызванной излишней самоуверенностью.
Именно поэтому в начале шестого Грейс в прилипшей к груди пропотевшей от жары рубашке остановился в душном коридоре у входа в отдел тяжких преступлений, мысленно видя Сэнди в Мюнхене. Кивком указал Брэнсону на первую схему на стенке рядом с кабинетом управляющего системой ХОЛМС под заголовком «Возможные общие мотивы».
– Что, собственно, значит «поддержание активного образа жизни»? – спросил Брэнсон, читая лист.
В центральном овале стояло одно слово: мотив. От него шли стрелки: ревность, расизм, гнев/страх, грабеж, власть/контроль, страсть, выгода, нажива, возмездие, человеконенавистничество, ненависть, месть, психоз, секс, поддержание активного образа жизни.
– Убийство с целью унаследовать чьи-нибудь деньги, – пояснил Грейс.
Сержант зевнул.
– Одно упущено. – Он мрачно нахмурился. – Собственно, два.
– Назови.
– Кайф. И слава.
– Кайф?
– Конечно. Ребята, которые в прошлом году облили бензином и подожгли спавшую старушку, дежурившую в камере хранения на автобусной станции, ненависти к ней никакой не питали, просто им нечем было заняться. Кайф.
Грейс кивнул. Голова действительно не варит. По-прежнему одолевают мысли о Сэнди. О Мюнхене. Господи боже, как со всем этим справиться? Одно желание в данный момент – сесть в самолет и лететь.
– И шумиха, да? – продолжал Гленн. – Вступил в банду: улица трясется от страха.
Грейс перешел к следующей доске, озаглавленной: «Криминалистические доказательства». Слова расплывались, сливались. Оценка потенциальной информации, сбор сведений, свидетельства, переоценка, подготовка доказательств, выработка стратегий. Краем глаза он заметил элегантного энергичного мужчину лет пятидесяти, в красивом светло-коричневом брючном костюме, бежевой рубашке с коричневым галстуком, который направлялся к ним быстрым шагом. Тони Кейс, старший офицер службы видеонаблюдения.
– Привет, Рой! – радостно поздоровался он. – Аппаратура приготовлена, кассеты доставлены, можно крутить. – Повернулся к сержанту и крепко пожал ему руку. – С возвращением, Гленн! Я думал, что вы еще не работаете.
– Я и не работаю.
– Выпивать осторожней придется, чтобы не пробуравить дырку в желудке?
– Угу, что-то вроде того, – пробормотал Гленн, пропустив шутку мимо ушей то ли сознательно, то ли потому, что отвлекся, Грейс так и не понял.
– Я еще тут побуду какое – то время, – весело объявил Кейс. – Если понадоблюсь, дайте знать. – Он постучал по мобильному телефону в нагрудном кармане рубашки.
– Бачок с водой понадобится в такую жару, – сказал Грейс.
– Доставлен.
– Молодец. – Грейс взглянул на часы. Двадцать с лишним минут до брифинга в шесть тридцать. Времени хватит. И он повел Брэнсона к комнате для допросов, где они уже сегодня были.
Они вошли в узкое маленькое помещение для наблюдения, смежное с главной комнатой. У рабочего стола, тянувшегося во всю ширину, стояли два разномастных стула, на них приземистый металлический корпус записывающей аппаратуры и цветной монитор с неподвижной картинкой, изображавшей кофейный столик и три красных стула в пустой комнате.
Грейс сморщил нос. Такое впечатление, будто кто-то ел тут карри, возможно из индийской деликатесной в супермаркете через дорогу. Заглянув в мусорную корзинку, он обнаружил вещественные доказательства – пустые картонки. По окончании вскрытия ему всегда требуется какое-то время, прежде чем можно будет подумать о еде, а после увиденных в содержимом Желудка Кэти Бишоп остатков, вероятно, тушеных креветок острый запах карри решительно не содействовал таким мыслям.
Грейс наклонился, схватил корзинку, выставил за дверь. Аромат не ослаб, но стало хоть немножечко легче. Он уселся перед монитором, вновь ознакомился с кнопками управления аппаратом, нажал на «пуск».
Пахнет. Все равно пахнет. Сэнди любила карри. Курица «корма» – любимое блюдо.
На экране пошла запись первой встречи с Бишопом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67