). – Что его так достало?
– После того, как он очутился в колодце, на него упал белый шелковый плащ, потом записка «Следующий будет ты». Когда он читал записку, на него посыпался белый порошок...
Светлана Анатольевна замолчала. Она явно ждала шести баллов за артистичность. Я выставил их восторженным выражением глаз. Восторженным выражением глаз кролика, наткнувшегося в желудке удава на сочный качан капусты.
– Замечательно... Но как вы проникли в подземелье? Ведь майор без сомнения поставил охрану у входа? И еще одно. Как вы могли знать, что он читал записку? В колодце по всем видимостям было темно?
– В подземелье можно было попасть из парковой беседки. И из камина в комнате папиного заместителя. Но я попала из беседки. Там Венера Милосская мраморная стояла на постаменте, а в постаменте задняя стенка вниз опускалась, если на нее как следует сверху надавить. А что касается записки... После того, как плащ упал, майор стал спички жечь и записка ему прямо на колени упала. Я все сверху видела. Он прочитал и начал истерично материться. А когда на него порошок посыпался, вообще с ума сошел.
– Как, совсем?
– Нет, это я образно выразилась. На следующий день он оклемался и в подвал пошел с собакой...
– И на него потолок упал...
– Да. Там в одной комнате потолок почти до пола падалл и опять поднимался. И ему с сопровождающими шеи переломало...
– А собака вас не нашла?
– Нет, я еще раньше знала, что майор Голованов когда-нибудь с ищейками в подвал придет. И повсюду махорки насыпала.
Я сник. Опять увидел себя с тещей со стороны. Если бы не тетрадка с портретом Иосифа Виссарионовича, я бы не ни на минуту не поверил, что все, что я услышал, это – правда. Замок со скелетами и ловушками, тайный ход, начинающийся под Венерой Милосской, маленькая девочка-отравительница, расправляющаяся с людьми, прошедшими всю войну... Разве можно было во все это поверить, не зная содержания тетрадки в клетку?
– А через несколько дней папу перевели в Москву, в отдел кадров ВВС, – продолжила Светлана Анатольевна, явно решившая до пробуждения Наташи выложить мне всю свою жизнь...
– Вы понимаете, что вы – убийца? – вдруг сорвался я в крик. – Вы – хладнокровная, омерзительная убийца?
– Конечно, понимаю. Но почему омерзительная? Мы ведь с тобой так сказать родственные души, коллеги, можно сказать...
– Коллеги?
– Да... Насколько я знаю, ты с тех самых пор, как личностно оформился, лет так с шестнадцати-семнадцати, начал юродствовать, начал грызть людям душу... Ну а я с восьми лет грызу их плоть. Мы с тобой степные волки... Родители нас не выучили уметь быть довольными, они, с малых лет предоставив нам полную свободу, сделали нас калеками, не способными сидеть в типовых раковинах...
– Красиво говорите... Вы читали Германа Гессе?
– Да, с тех пор, как ты появился в нашем доме, я начала читать твои книги. «Полет над гнездом кукушки», «Степной волк», «Котлован», «Миф о Сизифе» «Жизнь Клима Самгина». А Вера мне рассказывала, как ты извел свою первую жену, извел, пытаясь сделать из нормальной симпатичной женщины прекрасную высокоинтеллектуальную «даму», рассказывала, как изводишь ее саму своими неумными требованиями изменить порядок, годами установлявшийся в нашей семье...
– Я извожу вашу дочь?
– А что ты ей сказал весной насчет чистки зубов?
Это точно. Достал и извел. В течение нескольких лет я не мог убедить Веру, что зубы надо чистить не «по утрам и вечерам», а после еды. Но каждое утро она сначала чистила зубы, а потом садилась за завтрак. И как-то я обобщил... После более чем неприятного визита Веры к зубному врачу. Сказал, что она человек, который не в состоянии вырваться из плена мифов и иллюзий. И еще кое-что, о чем мне неприятно вспоминать.
– А что ты ей сказал насчет ее любимой шляпы? – продолжала доканывать меня теще. – Она потом полчаса плакала мне в трубку...
Шляпа, вернее шляпы... Вера любила широкополые шляпы, значительно увеличивавшие ее нос. Я так и эдак намекал ей на этот бесспорный факт, но бесполезно: она упорно продолжала их носить. Время от времени я говорил свое «фи», но перестал, и перестал не после того, как тесть сказал мне тет-а-тет: «Ну что ты пристал к ней с этой шляпой? Пусть хоть в сковородке ходит и в мешке из-под картофеля, тебе-то что?», а после того, как понял, что широкополая шляпа для Веры это убежище, под которым она пытается что-то спрятать. И что-то не внешнее, а внутреннее.
– Да я же просто хотел, чтобы она выглядела на все сто... – пролепетал я в ответ Светлане Анатольевне.
– Да, ты всегда хочешь, чтобы окружающие тебя люди выглядели на все сто. Подгоняя их под свои мерки, ты терзаешь их души своим «вкусом», своим «утонченным» миропониманием, своим юродством, терзаешь всем, чем только можешь...
– И вы тоже подгоняете общество под себя...
– Да. Но я просто убиваю людей, которые мне мешают. А ты их мучаешь душевно... Ты – маньяк!
– Ну-ну. Вы хотите сказать, что вы гораздо гуманнее меня?
– Да. Если бы ты знал, как я мучилась, когда ты сказал Вере, что я одеваюсь безвкусно и как семидесятилетняя старушка. А когда ты ей сказал, что я совершенно не в твоем вкусе...
– Ну ладно, ладно. Давайте перейдем на приятные темы. Для вас, по крайней мере. Значит, вы приехали в Москву...
– Не в Москву, а сюда. Отец не умел пользоваться своим положением. И денег у него хватило только на половину дома в Подмосковье. Не знаю, что со мной произошло, но почти сорок лет я никого... я никого...
– Не убивала... – произнес я за тещу правильное слово.
– Да, не убивала. Может быть, из-за того, что больше никто не пересекал моего пути. Все боялись моих глаз и уступали. А может, просто стала равнодушной. Окончила школу, поступила в институт, на химический факультет, вышла замуж. В классе был один подходящий жених, Юра, за него и вышла. Его родители были против нашего брака, считали нас бедняками. Свекровь заставляла работать по хозяйству, заниматься огородом. И всеми своими средствами помогала своей Элоизе, квартиру ей купила. А мы с Юрой снимали комнату... В семидесятом Вера родилась... Потом Юрий Борисович стал заместителем председателя жилищного кооператива, и через год мы получили трехкомнатную квартиру...
– Свекровь вы убили? – ни одной секунды я не верил, что теща, приехав из Германии, прекратила расправляться с неугодными людьми.
– Нет. Хотела, но не решилась. Страшновато было с непривычки... Да и Юра мог догадаться, он совсем неглупый человек.
Я не поверил, покачал головой и продолжил вопрошать:
– А меня вы травили?
– А тебя травила... Иногда ты так на меня презрительно смотрел, что я не могла удержаться.
– Доставал, значит... Простите великодушно...
– Прощаю...
– Спасибо. Но вернемся, однако, к вашему хобби. Когда вы снова начали убивать?
– Все началось, точнее, продолжилось, когда Вера повзрослела... Ничего у нее с мужчинами не получалось...
– Вы знали, что у нее с Шакалом было?
– Знала. Я сразу поняла, что она в меня пошла...
– Клитором? – не удержался я.
К моему удивлению (и облегчению) Светлана Анатольевна не обиделась.
– Да, – ответила она буднично. Мужчинами я мало интересовалась. Сначала мы спали раз в неделю, потом раз в месяц, потом еще реже... Миша порядочный человек, женщин на стороне у него почти не было, и со временем он тоже потерял интерес к половой жизни. Мужские органы нуждаются в постоянном упражнении...
– Да уж...
– Вера знала, что фригидна. Я водила ее к врачу...
– А Шакал нашел способ... Научил ее удовлетворяться...
– Да.
– Мне сейчас пришло в голову, что Константина ей помог убить не он, а вы...
– Конечно, я. Шакал, как ты его называешь, не смог бы этого сделать. Он и в самом деле – шакал. Но к Константину мы пришли вместе. Он, как говорится, свечку держал.
– А баба Фрося с мужем? Маргарита с Тамагочей и Ворончихины? Их-то зачем вы убили?
– Зачем я убила Ворончихиных... – повторила Светлана Анатольевна, как-то особенно на меня взглянув.
Мне стало не по себе. Почувствовал, что собеседница то ли что-то не договаривает, то ли играет со мной в какую-то странную игру.
– Ворончихиных убила Вера, – не позволила теща развиться моим мыслям. – Ты, наверное, догадываешься почему... А Маргариту с мужем... Понимаешь, когда ты появился в нашем доме, я начала становится женщиной. Вера рассказывала, как ты любишь ее, какие слова говоришь, как стараешься предугадать ее желания... У меня никогда не было такого мужчины, у меня был только Юрий Борисович, довольный собой и живущий для себя... Всегда одинаковый, без чувственных вспышек, без мысли...
Я не знал, куда спрятать глаза. Теща объясняется в любви... А она смотрела на меня, она хотела взять мою руку и прижаться к ней губами... Она ждала ответного чувства... А мне хотелось оглушающего стакана спирта.
И, представьте, она догадалась. Бросилась к пеналу, достала с нижней полки склянку из под кетчупа, склянку, в которой металась так необходимая мне жидкость, налила в граненый стакан, устремилась к холодильнику за ветчиной и венгерскими маринованными огурчиками.
– С утра выпил – весь день свободен, – изрек я, выцедив полстакана. И захрустел огурцом.
– Может, запьешь? – спросила теща, показывая мне литровую пачку ананасового сока.
– Это барство, – махнул я рукой. – Ну, так за что вы Маргариту с Тамагочей терминировали?
– Вера рассказала мне о вашей коллективной встрече. Как ты распалился-разошелся, и как она осталась в стороне...
– Она вам все рассказывала? Обо всем, что происходило между нами и нашими знакомыми?
– Да... Все. Я всегда просила ее рассказывать буквально обо всем: о мельчайших деталях секса с тобой, какие позы предпочитаешь, что говоришь, как кричишь во время оргазма... Я знала о тебе все, знала, что весь диван в гостиной пропитан твоей спермой... И после того, как она рассказала, каким диким восторгом сияли твои глаза в тот момент, когда ты самозабвенно трахал Маргариту, я решила убить их...
– Только из-за этого? Вы страшный человек! Ведь ваша дочь сама все это устроила! Сама!
– Не только из-за этого. Вера рассчитывала, что групповой секс поможет ей отказаться от... от...
– От традиционного для нее секса... – продолжил я за тещу и неожиданно рассмеялся: спирт способствует улучшению настроения.
– Да, от традиционного для нее секса... И ты, вместо того, чтобы помочь ей в этом, рухнул на Маргариту.
Глаза Светланы Анатольевны намокли.
– Она вам не все рассказала... О той ночи у Маргариты... – не мог я не вложить своих перстов в ее раны.
– Может быть. Но ты зря усмехаешься... И я тебе еще не все рассказала. Самого главного...
– Об убийстве бабы Фроси и ее мужа?
– Не сколько об убийстве, сколько о том...
Теща не успела договорить: дверь из гостиной распахнулась, и на пороге мы увидели заспанную Наташу. Она бросилась к присевшей бабушке, обняла ее и, поглядывая на меня, стала рассказывать, что во сне видела Джека, грызущего косточку на крыше сарая. Светлана Анатольевна поцеловала внучку и повела ее переодеваться. Выходя из кухни, повернулась ко мне и сказала глухим голосом:
– Завтра утром в это время ты все узнаешь. Все. И ужаснешься. Это я тебе обещаю.
Глава 10. Чтобы я ужаснулся? – «Степной волк», веселая жирафа в окне, Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День и Та, Которая Не Ест Мяса.
Я не принял слов тещи близко к сердцу. Чтобы я ужаснулся? Разве может ужаснуться человек столько раз за последние полгода ужасавшийся?
Конечно, нет... Сначала узнать, что твоя любимая женушка – маньячка, потом – что и теща развлекается тем же.
А эти ужасающие сны?
А этот Харон?
И потом, разве можно ужаснуть человека, которого до самого хребта высушило соседство с этими существами, называющими себя людьми?
А Светлана Анатольевна поняла, что я нахожусь в критическом состоянии, и потому не стала передо мной мельтешить. Накормив Наташу, она сослалась на головную боль и убежала домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– После того, как он очутился в колодце, на него упал белый шелковый плащ, потом записка «Следующий будет ты». Когда он читал записку, на него посыпался белый порошок...
Светлана Анатольевна замолчала. Она явно ждала шести баллов за артистичность. Я выставил их восторженным выражением глаз. Восторженным выражением глаз кролика, наткнувшегося в желудке удава на сочный качан капусты.
– Замечательно... Но как вы проникли в подземелье? Ведь майор без сомнения поставил охрану у входа? И еще одно. Как вы могли знать, что он читал записку? В колодце по всем видимостям было темно?
– В подземелье можно было попасть из парковой беседки. И из камина в комнате папиного заместителя. Но я попала из беседки. Там Венера Милосская мраморная стояла на постаменте, а в постаменте задняя стенка вниз опускалась, если на нее как следует сверху надавить. А что касается записки... После того, как плащ упал, майор стал спички жечь и записка ему прямо на колени упала. Я все сверху видела. Он прочитал и начал истерично материться. А когда на него порошок посыпался, вообще с ума сошел.
– Как, совсем?
– Нет, это я образно выразилась. На следующий день он оклемался и в подвал пошел с собакой...
– И на него потолок упал...
– Да. Там в одной комнате потолок почти до пола падалл и опять поднимался. И ему с сопровождающими шеи переломало...
– А собака вас не нашла?
– Нет, я еще раньше знала, что майор Голованов когда-нибудь с ищейками в подвал придет. И повсюду махорки насыпала.
Я сник. Опять увидел себя с тещей со стороны. Если бы не тетрадка с портретом Иосифа Виссарионовича, я бы не ни на минуту не поверил, что все, что я услышал, это – правда. Замок со скелетами и ловушками, тайный ход, начинающийся под Венерой Милосской, маленькая девочка-отравительница, расправляющаяся с людьми, прошедшими всю войну... Разве можно было во все это поверить, не зная содержания тетрадки в клетку?
– А через несколько дней папу перевели в Москву, в отдел кадров ВВС, – продолжила Светлана Анатольевна, явно решившая до пробуждения Наташи выложить мне всю свою жизнь...
– Вы понимаете, что вы – убийца? – вдруг сорвался я в крик. – Вы – хладнокровная, омерзительная убийца?
– Конечно, понимаю. Но почему омерзительная? Мы ведь с тобой так сказать родственные души, коллеги, можно сказать...
– Коллеги?
– Да... Насколько я знаю, ты с тех самых пор, как личностно оформился, лет так с шестнадцати-семнадцати, начал юродствовать, начал грызть людям душу... Ну а я с восьми лет грызу их плоть. Мы с тобой степные волки... Родители нас не выучили уметь быть довольными, они, с малых лет предоставив нам полную свободу, сделали нас калеками, не способными сидеть в типовых раковинах...
– Красиво говорите... Вы читали Германа Гессе?
– Да, с тех пор, как ты появился в нашем доме, я начала читать твои книги. «Полет над гнездом кукушки», «Степной волк», «Котлован», «Миф о Сизифе» «Жизнь Клима Самгина». А Вера мне рассказывала, как ты извел свою первую жену, извел, пытаясь сделать из нормальной симпатичной женщины прекрасную высокоинтеллектуальную «даму», рассказывала, как изводишь ее саму своими неумными требованиями изменить порядок, годами установлявшийся в нашей семье...
– Я извожу вашу дочь?
– А что ты ей сказал весной насчет чистки зубов?
Это точно. Достал и извел. В течение нескольких лет я не мог убедить Веру, что зубы надо чистить не «по утрам и вечерам», а после еды. Но каждое утро она сначала чистила зубы, а потом садилась за завтрак. И как-то я обобщил... После более чем неприятного визита Веры к зубному врачу. Сказал, что она человек, который не в состоянии вырваться из плена мифов и иллюзий. И еще кое-что, о чем мне неприятно вспоминать.
– А что ты ей сказал насчет ее любимой шляпы? – продолжала доканывать меня теще. – Она потом полчаса плакала мне в трубку...
Шляпа, вернее шляпы... Вера любила широкополые шляпы, значительно увеличивавшие ее нос. Я так и эдак намекал ей на этот бесспорный факт, но бесполезно: она упорно продолжала их носить. Время от времени я говорил свое «фи», но перестал, и перестал не после того, как тесть сказал мне тет-а-тет: «Ну что ты пристал к ней с этой шляпой? Пусть хоть в сковородке ходит и в мешке из-под картофеля, тебе-то что?», а после того, как понял, что широкополая шляпа для Веры это убежище, под которым она пытается что-то спрятать. И что-то не внешнее, а внутреннее.
– Да я же просто хотел, чтобы она выглядела на все сто... – пролепетал я в ответ Светлане Анатольевне.
– Да, ты всегда хочешь, чтобы окружающие тебя люди выглядели на все сто. Подгоняя их под свои мерки, ты терзаешь их души своим «вкусом», своим «утонченным» миропониманием, своим юродством, терзаешь всем, чем только можешь...
– И вы тоже подгоняете общество под себя...
– Да. Но я просто убиваю людей, которые мне мешают. А ты их мучаешь душевно... Ты – маньяк!
– Ну-ну. Вы хотите сказать, что вы гораздо гуманнее меня?
– Да. Если бы ты знал, как я мучилась, когда ты сказал Вере, что я одеваюсь безвкусно и как семидесятилетняя старушка. А когда ты ей сказал, что я совершенно не в твоем вкусе...
– Ну ладно, ладно. Давайте перейдем на приятные темы. Для вас, по крайней мере. Значит, вы приехали в Москву...
– Не в Москву, а сюда. Отец не умел пользоваться своим положением. И денег у него хватило только на половину дома в Подмосковье. Не знаю, что со мной произошло, но почти сорок лет я никого... я никого...
– Не убивала... – произнес я за тещу правильное слово.
– Да, не убивала. Может быть, из-за того, что больше никто не пересекал моего пути. Все боялись моих глаз и уступали. А может, просто стала равнодушной. Окончила школу, поступила в институт, на химический факультет, вышла замуж. В классе был один подходящий жених, Юра, за него и вышла. Его родители были против нашего брака, считали нас бедняками. Свекровь заставляла работать по хозяйству, заниматься огородом. И всеми своими средствами помогала своей Элоизе, квартиру ей купила. А мы с Юрой снимали комнату... В семидесятом Вера родилась... Потом Юрий Борисович стал заместителем председателя жилищного кооператива, и через год мы получили трехкомнатную квартиру...
– Свекровь вы убили? – ни одной секунды я не верил, что теща, приехав из Германии, прекратила расправляться с неугодными людьми.
– Нет. Хотела, но не решилась. Страшновато было с непривычки... Да и Юра мог догадаться, он совсем неглупый человек.
Я не поверил, покачал головой и продолжил вопрошать:
– А меня вы травили?
– А тебя травила... Иногда ты так на меня презрительно смотрел, что я не могла удержаться.
– Доставал, значит... Простите великодушно...
– Прощаю...
– Спасибо. Но вернемся, однако, к вашему хобби. Когда вы снова начали убивать?
– Все началось, точнее, продолжилось, когда Вера повзрослела... Ничего у нее с мужчинами не получалось...
– Вы знали, что у нее с Шакалом было?
– Знала. Я сразу поняла, что она в меня пошла...
– Клитором? – не удержался я.
К моему удивлению (и облегчению) Светлана Анатольевна не обиделась.
– Да, – ответила она буднично. Мужчинами я мало интересовалась. Сначала мы спали раз в неделю, потом раз в месяц, потом еще реже... Миша порядочный человек, женщин на стороне у него почти не было, и со временем он тоже потерял интерес к половой жизни. Мужские органы нуждаются в постоянном упражнении...
– Да уж...
– Вера знала, что фригидна. Я водила ее к врачу...
– А Шакал нашел способ... Научил ее удовлетворяться...
– Да.
– Мне сейчас пришло в голову, что Константина ей помог убить не он, а вы...
– Конечно, я. Шакал, как ты его называешь, не смог бы этого сделать. Он и в самом деле – шакал. Но к Константину мы пришли вместе. Он, как говорится, свечку держал.
– А баба Фрося с мужем? Маргарита с Тамагочей и Ворончихины? Их-то зачем вы убили?
– Зачем я убила Ворончихиных... – повторила Светлана Анатольевна, как-то особенно на меня взглянув.
Мне стало не по себе. Почувствовал, что собеседница то ли что-то не договаривает, то ли играет со мной в какую-то странную игру.
– Ворончихиных убила Вера, – не позволила теща развиться моим мыслям. – Ты, наверное, догадываешься почему... А Маргариту с мужем... Понимаешь, когда ты появился в нашем доме, я начала становится женщиной. Вера рассказывала, как ты любишь ее, какие слова говоришь, как стараешься предугадать ее желания... У меня никогда не было такого мужчины, у меня был только Юрий Борисович, довольный собой и живущий для себя... Всегда одинаковый, без чувственных вспышек, без мысли...
Я не знал, куда спрятать глаза. Теща объясняется в любви... А она смотрела на меня, она хотела взять мою руку и прижаться к ней губами... Она ждала ответного чувства... А мне хотелось оглушающего стакана спирта.
И, представьте, она догадалась. Бросилась к пеналу, достала с нижней полки склянку из под кетчупа, склянку, в которой металась так необходимая мне жидкость, налила в граненый стакан, устремилась к холодильнику за ветчиной и венгерскими маринованными огурчиками.
– С утра выпил – весь день свободен, – изрек я, выцедив полстакана. И захрустел огурцом.
– Может, запьешь? – спросила теща, показывая мне литровую пачку ананасового сока.
– Это барство, – махнул я рукой. – Ну, так за что вы Маргариту с Тамагочей терминировали?
– Вера рассказала мне о вашей коллективной встрече. Как ты распалился-разошелся, и как она осталась в стороне...
– Она вам все рассказывала? Обо всем, что происходило между нами и нашими знакомыми?
– Да... Все. Я всегда просила ее рассказывать буквально обо всем: о мельчайших деталях секса с тобой, какие позы предпочитаешь, что говоришь, как кричишь во время оргазма... Я знала о тебе все, знала, что весь диван в гостиной пропитан твоей спермой... И после того, как она рассказала, каким диким восторгом сияли твои глаза в тот момент, когда ты самозабвенно трахал Маргариту, я решила убить их...
– Только из-за этого? Вы страшный человек! Ведь ваша дочь сама все это устроила! Сама!
– Не только из-за этого. Вера рассчитывала, что групповой секс поможет ей отказаться от... от...
– От традиционного для нее секса... – продолжил я за тещу и неожиданно рассмеялся: спирт способствует улучшению настроения.
– Да, от традиционного для нее секса... И ты, вместо того, чтобы помочь ей в этом, рухнул на Маргариту.
Глаза Светланы Анатольевны намокли.
– Она вам не все рассказала... О той ночи у Маргариты... – не мог я не вложить своих перстов в ее раны.
– Может быть. Но ты зря усмехаешься... И я тебе еще не все рассказала. Самого главного...
– Об убийстве бабы Фроси и ее мужа?
– Не сколько об убийстве, сколько о том...
Теща не успела договорить: дверь из гостиной распахнулась, и на пороге мы увидели заспанную Наташу. Она бросилась к присевшей бабушке, обняла ее и, поглядывая на меня, стала рассказывать, что во сне видела Джека, грызущего косточку на крыше сарая. Светлана Анатольевна поцеловала внучку и повела ее переодеваться. Выходя из кухни, повернулась ко мне и сказала глухим голосом:
– Завтра утром в это время ты все узнаешь. Все. И ужаснешься. Это я тебе обещаю.
Глава 10. Чтобы я ужаснулся? – «Степной волк», веселая жирафа в окне, Рисующая На Скалах, Подобно Солнцу Рисующему День и Та, Которая Не Ест Мяса.
Я не принял слов тещи близко к сердцу. Чтобы я ужаснулся? Разве может ужаснуться человек столько раз за последние полгода ужасавшийся?
Конечно, нет... Сначала узнать, что твоя любимая женушка – маньячка, потом – что и теща развлекается тем же.
А эти ужасающие сны?
А этот Харон?
И потом, разве можно ужаснуть человека, которого до самого хребта высушило соседство с этими существами, называющими себя людьми?
А Светлана Анатольевна поняла, что я нахожусь в критическом состоянии, и потому не стала передо мной мельтешить. Накормив Наташу, она сослалась на головную боль и убежала домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50