Ведь прошло уже почти четыре недели.
- Нужно надеяться на лучшее.
Еще один вздох, более нетерпеливый.
- Вы ее не найдете. Она мертва, не так ли? Почему просто не смириться с этим фактом?
- Для меня она жива, пока я не удостоверюсь в обратном, фрау Штайнингер.
Я повернул на юг по Потсдамерштрассе, и какое-то время мы молчали. Вдруг я заметил, что она трясет головой и дышит так, как будто ей пришлось подниматься по лестнице.
- Представляю, что вы обо мне думаете, комиссар, - сказала она. - У меня пропала дочь, возможно, ее убили, а я швыряю деньги, как будто ничего не произошло. Вы, наверное, думаете, что я бессердечная.
- Ничего подобного я не думаю, - поспешил возразить я и начал объяснять ей, что разные люди ведут себя в такой ситуации по-разному, что покупки помогают ей хоть на пару часов отвлечься от мыслей об исчезнувшей дочери, и все это совершенно нормально, и никто не будет ее ни в чем обвинять. Мне казалось, что я говорил очень убедительно, но когда мы подъехали к ее дому в Штеглице, Хильдегард Штайнингер плакала.
Я положил руку ей на плечо, легонько сжал его, чтобы успокоить ее, и сказал:
- Я предложил бы вам свой носовой платок, если бы мне не пришлось заворачивать в него бутерброды.
Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.
- У меня есть платок. - Она вытащила из-под рукава кружевной квадратик. Затем взглянула на мой платок и рассмеялась: - Похоже, вы действительно заворачивали в него бутерброды.
Я помог ей отнести покупки наверх и подождал у двери, пока она искала ключ. Открыв дверь, она повернулась ко мне и благодарно улыбнулась.
- Спасибо за помощь, комиссар, - поблагодарила она. - Это было очень мило с вашей стороны.
- Пустяки, - сказал я, совсем так не думая.
Хотя бы пригласила на чашечку кофе, подумал я, вернувшись в свою машину. Разрешила подвезти себя и даже не предложила войти.
Но, впрочем, таких женщин много: для них мужчины существуют только для того, чтобы подвозить их на машинах, не получая даже на чай.
Стойкий запах духов "Байяди", оставшийся в машине, сыграл со мной злую шутку. Некоторые мужчины совершенно безразличны к женским духам, но для меня их запах - удар ниже пояса. За те двадцать минут, что я ехал до Алекса, мне показалось, что я, словно пылесос, всосал в себя весь аромат этой женщины до последней молекулы.
Я позвонил своему другу, который работал в рекламном агентстве "Дорланд". Алекса Зиверса я знал со времен войны.
- Алекс, вы все еще покупаете места для объявлений?
- Покупаем, поскольку это требует не больше одной извилины.
- Всегда приятно поговорить с человеком, который любит свою работу.
- К счастью, я гораздо больше люблю деньги.
Мы продолжали разговаривать в таком же духе еще минуты две, потом я спросил Алекса, нет ли у него сегодняшнего утреннего номера газеты "Беобахтер". Мне было интересно, есть ли там объявление Фогельмана.
- А в чем дело? - спросил он, - Не могу поверить, что даже люди твоей профессии в конце концов осознали, что живут в двадцатом веке.
- Это объявление появляется по крайней мере дважды в неделю уже в течение нескольких месяцев, - объяснил я. - Сколько бы это могло стоить?
- Для такого срока могла быть скидка. Послушай, я знаю кое-кого в редакции "Беобахтер". Может быть, мне удастся выяснить то, что тебя интересует.
- Я был бы тебе очень признателен.
- Может быть, ты хочешь сам дать объявление?
- К сожалению, Алекс, это относится к делу, которое я расследую.
- Понял. Шпионишь за конкурентами, да?
- Что-то в этом роде.
Остаток дня я провел, читая отчеты Гестапо о Штрейхере и его коллегах из редакции "Штюрмер": о связи гауляйтера с Анни Зайц, о других его связях, которые он поддерживал втайне от своей жены Кунигунды; о связи его сына Лотара с английской девушкой благородного происхождения по имени Митфорд; о том, что редактор еженедельника "Штюрмер" Эрнст Химер - гомосексуалист; о незаконной деятельности карикатуриста из "Штюрмера" Филиппа Рупрехта после войны в Аргентине и о том, как в число сотрудников "Штюрмера" вошел человек по имени Фриц Бранд, на самом деле еврей по имени Йонас Волк.
Впечатляющее чтение, полное непристойных подробностей, без сомнения, вполне в стиле самого "Штюрмера", но, прочитав все эти документы, я не смог в них найти ничего, что помогло бы мне установить связь между Штрейхером и убийствами.
Зиверс позвонил около пяти часов и сообщил, что объявления, которые давал Фогельман, стоили ему ежемесячно что-то около трех или четырех сотен марок.
- И когда же он начал так тратиться?
- С начала июля. Только он совсем не тратится, Берни.
- Не говори мне, что его объявления публикуются бесплатно.
- Нет, его счета оплачивают другие.
- Да? И кто же?
- Это очень забавно, Берни. Можешь ли ты придумать причину, по которой "Издательство Ланге" стало бы оплачивать объявления частного сыщика?
- Ты в этом уверен?
- Абсолютно.
- Это очень интересно, Алекс. Я твой должник.
- Обещай мне, что, как только тебе придет в голову мысль опубликовать объявление, ты обратишься ко мне. Хорошо?
- Будь уверен.
Я положил трубку и открыл записную книжку-календарь. Прошла уже целая неделя с тех пор, как истекли тридцать дней, в течение которых фрау Гертруда Ланге платила мне как частному сыщику. Взглянув на часы, я подумал, что еще успею проскочить в западную часть Берлина до часа пик.
В особняке на Гербертштрассе вовсю работали художники, и служанка фрау Ланге, открывшая мне дверь, принялась громко возмущаться, что в доме нет покоя: кто-то постоянно приходит или уходит. Она сбилась с ног. Однако по ее виду это было незаметно. Она еще больше потолстела.
- Вам придется подождать в прихожей, а я пойду узнаю, сможет ли она вас принять. Здесь все переделывается. Учтите, ничего нельзя трогать.
Она вздрогнула, когда весь дом потряс грохот, словно упало что-то тяжелое, и, бормоча какие-то слова о людях в грязной спецодежде, разрушающих дом, отправилась искать свою хозяйку, а я остался топтаться в прихожей на мраморном полу.
По-видимому, ремонт в этом доме - обычное дело. Вероятно, они делали его каждый год - вместо весенней уборки. Я провел рукой по бронзовой коже лосося, изогнувшегося в прыжке в центре огромного круглого стола. Если бы он не был покрыт пылью, мои пальцы, наверное, смогли бы почувствовать, какая гладкая у него кожа. Повернувшись, я увидел; что Черный Котелок ввалилась в прихожую. Я скорчил недовольную мину. Она ответила мне тем же, а затем взглянула на мои ноги.
- Посмотрите, что ваши ботинки сделали с моим чистым полом! - Она указала на несколько черных отметин, оставленных моими подошвами. Я театрально разахался.
- А вдруг вам удастся убедить ее заменить еще и мрамор на полу?! съязвил я. Можно было не сомневаться, что она выругалась про себя, прежде чем пригласила меня следовать за собой.
Мы прошли по коридору, стены которого были выкрашены двойным слоем краски очень мрачного оттенка, и оказались у двустворчатой двери, ведущей в кабинет-гостиную фрау Ланге. Ее подбородки и собака дожидались меня в том же шезлонге, только теперь он был обтянут тканью такой кричащей расцветки, что вам невольно хотелось положить туда какой-нибудь камень, чтобы сосредоточить на нем свой взгляд. Богатство не является гарантией хорошего вкуса, зато благодаря ему отсутствие вкуса сильнее бросается в глаза.
- У вас что, телефона нет? - пробасила фрау Ланге сквозь сигаретный дым, словно гудок парохода в тумане. Я услышал, как она хихикнула, добавив: - Мне кажется, вы когда-то были сборщиком налогов или кем-то в этом роде. - Затем, осознав, что она сморозила, фрау Ланге схватилась за один из своих свисающих подбородков. - О Боже, я ведь вам не заплатила, правда? Она снова засмеялась и встала. - Ради Бога, простите меня.
- Не беспокойтесь, все в порядке, - сказал я, наблюдая, как она подошла к столу и вытащила чековую книжку.
- И даже не поблагодарила вас за то, что вы так быстро провернули это дело. Но зато я рассказала всем своим друзьям, какой вы хороший сыщик. - Она протянула мне чек. - Я добавила сюда небольшую сумму в качестве премии. Не могу вам сказать, какое я почувствовала облегчение, избавившись от этого ужасного человека. В своем письме, господин Гюнтер, вы пишете, что он, кажется, повесился. Избавил других от хлопот! Ха-ха-ха! - Она снова громко рассмеялась.
Мне она напоминала непрофессиональную актрису, которая слишком переигрывает, и потому ее поведение кажется искусственным. Зубы ее также были искусственными.
- Зависит от того, как на это посмотреть, - ответил я.
Я вовсе не собирался сообщать ей о своих подозрениях, что Гейдрих велел убить Клауса Херинга, чтобы добиться моего возвращения в Крипо. Клиенты не очень любят различные неувязки в деле. Да мне они и самому не нравятся.
Наконец она вспомнила, что расследование ее дела стоило Бруно Штальэкеру жизни. Она оборвала свой смех и, придав лицу серьезное выражение, принялась выражать соболезнования. В дело опять пошла чековая книжка. Сначала я хотел сказать что-нибудь возвышенное об опасностях, с которыми связана наша профессия, но потом вспомнил о вдове Бруно и не стал мешать фрау Ланге заполнять чек.
- Очень великодушно с вашей стороны. Я передам это его жене и членам семьи, - заверил я ее.
- Будьте так добры. И если я могу еще что-нибудь для них сделать, пожалуйста, сообщите мне.
Я пообещал.
- Прошу вас еще об одной услуге, господин Гюнтер, - обратилась она ко мне. - У вас осталось несколько писем, которые я вам передала. Мой сын спрашивает, нельзя ли их тоже вернуть ему.
- Да, конечно. Я совсем забыл.
Интересно, что означали ее слова? Что те письма, которые все еще лежали в папке у меня в кабинете, были единственными, которые сохранились? Или она имела в виду, что остальные письма уже у Рейнхарда Ланге? Как в таком случае они к нему попали? Я ведь не смог найти никаких писем в квартире Херинга. Куда они делись?
- Я вам сам их заброшу, - заметил я. - Слава Богу, что он вернул остальные письма.
- Замечательно, не правда ли? - спросила она.
Значит, так оно и было. Он все-таки заполучил их назад.
Я пошел к двери.
- Пожалуй, мне пора воспользоваться денежками, фрау Ланге. - Я помахал двумя чеками в воздухе, а затем убрал их в бумажник. - Спасибо за вашу щедрость.
- Не стоит благодарности.
Я нахмурился, как будто вспомнил о чем-то.
- Есть одна вещь, которая меня удивляет, - сказал я. - Как раз хотел вас об этом спросить. Почему ваше издательство заинтересовалось сыскным агентством Рольфа Фогельмана?
- Рольфа Фогельмана? - повторила она в некотором смущении.
- Да. Знаете, я совершенно случайно узнал, что "Издательство Ланге" оплачивает объявления, которые Рольф Фогельман публикует в газете с июля этого года. Мне просто интересно, почему вы обратились ко мне, хотя вам было бы удобнее воспользоваться его услугами?
Фрау Ланге прищурилась, обдумывая ответ, а затем покачала головой.
- Боюсь, я ничего об этом не знаю.
Я пожал плечами и позволил себе слегка улыбнуться.
- Ну что ж, как я уже говорил, это меня просто заинтриговало, не более того. Ничего особенного в этом нет. Вы подписываете все счета своего издательства, фрау Ланге? Я имею в виду, может быть, ваш сын по своей инициативе начал оплачивать эти объявления, не ставя вас в известность? Как тогда, когда он купил тот журнал, о котором вы мне говорили. Как же он называется? Ах да, "Урания".
Фрау Ланге была ошеломлена - ее лицо начало приобретать багровый оттенок. Прежде чем ответить, она сглотнула.
- Рейнхард имеет право подписывать счета на определенную сумму, которая, как предполагается, должна покрывать его расходы в качестве одного из директоров издательства. Тем не менее, я не в состоянии объяснить вам, с чем это связано, господин Гюнтер.
- Ну, может быть, ему надоела астрология?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Нужно надеяться на лучшее.
Еще один вздох, более нетерпеливый.
- Вы ее не найдете. Она мертва, не так ли? Почему просто не смириться с этим фактом?
- Для меня она жива, пока я не удостоверюсь в обратном, фрау Штайнингер.
Я повернул на юг по Потсдамерштрассе, и какое-то время мы молчали. Вдруг я заметил, что она трясет головой и дышит так, как будто ей пришлось подниматься по лестнице.
- Представляю, что вы обо мне думаете, комиссар, - сказала она. - У меня пропала дочь, возможно, ее убили, а я швыряю деньги, как будто ничего не произошло. Вы, наверное, думаете, что я бессердечная.
- Ничего подобного я не думаю, - поспешил возразить я и начал объяснять ей, что разные люди ведут себя в такой ситуации по-разному, что покупки помогают ей хоть на пару часов отвлечься от мыслей об исчезнувшей дочери, и все это совершенно нормально, и никто не будет ее ни в чем обвинять. Мне казалось, что я говорил очень убедительно, но когда мы подъехали к ее дому в Штеглице, Хильдегард Штайнингер плакала.
Я положил руку ей на плечо, легонько сжал его, чтобы успокоить ее, и сказал:
- Я предложил бы вам свой носовой платок, если бы мне не пришлось заворачивать в него бутерброды.
Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.
- У меня есть платок. - Она вытащила из-под рукава кружевной квадратик. Затем взглянула на мой платок и рассмеялась: - Похоже, вы действительно заворачивали в него бутерброды.
Я помог ей отнести покупки наверх и подождал у двери, пока она искала ключ. Открыв дверь, она повернулась ко мне и благодарно улыбнулась.
- Спасибо за помощь, комиссар, - поблагодарила она. - Это было очень мило с вашей стороны.
- Пустяки, - сказал я, совсем так не думая.
Хотя бы пригласила на чашечку кофе, подумал я, вернувшись в свою машину. Разрешила подвезти себя и даже не предложила войти.
Но, впрочем, таких женщин много: для них мужчины существуют только для того, чтобы подвозить их на машинах, не получая даже на чай.
Стойкий запах духов "Байяди", оставшийся в машине, сыграл со мной злую шутку. Некоторые мужчины совершенно безразличны к женским духам, но для меня их запах - удар ниже пояса. За те двадцать минут, что я ехал до Алекса, мне показалось, что я, словно пылесос, всосал в себя весь аромат этой женщины до последней молекулы.
Я позвонил своему другу, который работал в рекламном агентстве "Дорланд". Алекса Зиверса я знал со времен войны.
- Алекс, вы все еще покупаете места для объявлений?
- Покупаем, поскольку это требует не больше одной извилины.
- Всегда приятно поговорить с человеком, который любит свою работу.
- К счастью, я гораздо больше люблю деньги.
Мы продолжали разговаривать в таком же духе еще минуты две, потом я спросил Алекса, нет ли у него сегодняшнего утреннего номера газеты "Беобахтер". Мне было интересно, есть ли там объявление Фогельмана.
- А в чем дело? - спросил он, - Не могу поверить, что даже люди твоей профессии в конце концов осознали, что живут в двадцатом веке.
- Это объявление появляется по крайней мере дважды в неделю уже в течение нескольких месяцев, - объяснил я. - Сколько бы это могло стоить?
- Для такого срока могла быть скидка. Послушай, я знаю кое-кого в редакции "Беобахтер". Может быть, мне удастся выяснить то, что тебя интересует.
- Я был бы тебе очень признателен.
- Может быть, ты хочешь сам дать объявление?
- К сожалению, Алекс, это относится к делу, которое я расследую.
- Понял. Шпионишь за конкурентами, да?
- Что-то в этом роде.
Остаток дня я провел, читая отчеты Гестапо о Штрейхере и его коллегах из редакции "Штюрмер": о связи гауляйтера с Анни Зайц, о других его связях, которые он поддерживал втайне от своей жены Кунигунды; о связи его сына Лотара с английской девушкой благородного происхождения по имени Митфорд; о том, что редактор еженедельника "Штюрмер" Эрнст Химер - гомосексуалист; о незаконной деятельности карикатуриста из "Штюрмера" Филиппа Рупрехта после войны в Аргентине и о том, как в число сотрудников "Штюрмера" вошел человек по имени Фриц Бранд, на самом деле еврей по имени Йонас Волк.
Впечатляющее чтение, полное непристойных подробностей, без сомнения, вполне в стиле самого "Штюрмера", но, прочитав все эти документы, я не смог в них найти ничего, что помогло бы мне установить связь между Штрейхером и убийствами.
Зиверс позвонил около пяти часов и сообщил, что объявления, которые давал Фогельман, стоили ему ежемесячно что-то около трех или четырех сотен марок.
- И когда же он начал так тратиться?
- С начала июля. Только он совсем не тратится, Берни.
- Не говори мне, что его объявления публикуются бесплатно.
- Нет, его счета оплачивают другие.
- Да? И кто же?
- Это очень забавно, Берни. Можешь ли ты придумать причину, по которой "Издательство Ланге" стало бы оплачивать объявления частного сыщика?
- Ты в этом уверен?
- Абсолютно.
- Это очень интересно, Алекс. Я твой должник.
- Обещай мне, что, как только тебе придет в голову мысль опубликовать объявление, ты обратишься ко мне. Хорошо?
- Будь уверен.
Я положил трубку и открыл записную книжку-календарь. Прошла уже целая неделя с тех пор, как истекли тридцать дней, в течение которых фрау Гертруда Ланге платила мне как частному сыщику. Взглянув на часы, я подумал, что еще успею проскочить в западную часть Берлина до часа пик.
В особняке на Гербертштрассе вовсю работали художники, и служанка фрау Ланге, открывшая мне дверь, принялась громко возмущаться, что в доме нет покоя: кто-то постоянно приходит или уходит. Она сбилась с ног. Однако по ее виду это было незаметно. Она еще больше потолстела.
- Вам придется подождать в прихожей, а я пойду узнаю, сможет ли она вас принять. Здесь все переделывается. Учтите, ничего нельзя трогать.
Она вздрогнула, когда весь дом потряс грохот, словно упало что-то тяжелое, и, бормоча какие-то слова о людях в грязной спецодежде, разрушающих дом, отправилась искать свою хозяйку, а я остался топтаться в прихожей на мраморном полу.
По-видимому, ремонт в этом доме - обычное дело. Вероятно, они делали его каждый год - вместо весенней уборки. Я провел рукой по бронзовой коже лосося, изогнувшегося в прыжке в центре огромного круглого стола. Если бы он не был покрыт пылью, мои пальцы, наверное, смогли бы почувствовать, какая гладкая у него кожа. Повернувшись, я увидел; что Черный Котелок ввалилась в прихожую. Я скорчил недовольную мину. Она ответила мне тем же, а затем взглянула на мои ноги.
- Посмотрите, что ваши ботинки сделали с моим чистым полом! - Она указала на несколько черных отметин, оставленных моими подошвами. Я театрально разахался.
- А вдруг вам удастся убедить ее заменить еще и мрамор на полу?! съязвил я. Можно было не сомневаться, что она выругалась про себя, прежде чем пригласила меня следовать за собой.
Мы прошли по коридору, стены которого были выкрашены двойным слоем краски очень мрачного оттенка, и оказались у двустворчатой двери, ведущей в кабинет-гостиную фрау Ланге. Ее подбородки и собака дожидались меня в том же шезлонге, только теперь он был обтянут тканью такой кричащей расцветки, что вам невольно хотелось положить туда какой-нибудь камень, чтобы сосредоточить на нем свой взгляд. Богатство не является гарантией хорошего вкуса, зато благодаря ему отсутствие вкуса сильнее бросается в глаза.
- У вас что, телефона нет? - пробасила фрау Ланге сквозь сигаретный дым, словно гудок парохода в тумане. Я услышал, как она хихикнула, добавив: - Мне кажется, вы когда-то были сборщиком налогов или кем-то в этом роде. - Затем, осознав, что она сморозила, фрау Ланге схватилась за один из своих свисающих подбородков. - О Боже, я ведь вам не заплатила, правда? Она снова засмеялась и встала. - Ради Бога, простите меня.
- Не беспокойтесь, все в порядке, - сказал я, наблюдая, как она подошла к столу и вытащила чековую книжку.
- И даже не поблагодарила вас за то, что вы так быстро провернули это дело. Но зато я рассказала всем своим друзьям, какой вы хороший сыщик. - Она протянула мне чек. - Я добавила сюда небольшую сумму в качестве премии. Не могу вам сказать, какое я почувствовала облегчение, избавившись от этого ужасного человека. В своем письме, господин Гюнтер, вы пишете, что он, кажется, повесился. Избавил других от хлопот! Ха-ха-ха! - Она снова громко рассмеялась.
Мне она напоминала непрофессиональную актрису, которая слишком переигрывает, и потому ее поведение кажется искусственным. Зубы ее также были искусственными.
- Зависит от того, как на это посмотреть, - ответил я.
Я вовсе не собирался сообщать ей о своих подозрениях, что Гейдрих велел убить Клауса Херинга, чтобы добиться моего возвращения в Крипо. Клиенты не очень любят различные неувязки в деле. Да мне они и самому не нравятся.
Наконец она вспомнила, что расследование ее дела стоило Бруно Штальэкеру жизни. Она оборвала свой смех и, придав лицу серьезное выражение, принялась выражать соболезнования. В дело опять пошла чековая книжка. Сначала я хотел сказать что-нибудь возвышенное об опасностях, с которыми связана наша профессия, но потом вспомнил о вдове Бруно и не стал мешать фрау Ланге заполнять чек.
- Очень великодушно с вашей стороны. Я передам это его жене и членам семьи, - заверил я ее.
- Будьте так добры. И если я могу еще что-нибудь для них сделать, пожалуйста, сообщите мне.
Я пообещал.
- Прошу вас еще об одной услуге, господин Гюнтер, - обратилась она ко мне. - У вас осталось несколько писем, которые я вам передала. Мой сын спрашивает, нельзя ли их тоже вернуть ему.
- Да, конечно. Я совсем забыл.
Интересно, что означали ее слова? Что те письма, которые все еще лежали в папке у меня в кабинете, были единственными, которые сохранились? Или она имела в виду, что остальные письма уже у Рейнхарда Ланге? Как в таком случае они к нему попали? Я ведь не смог найти никаких писем в квартире Херинга. Куда они делись?
- Я вам сам их заброшу, - заметил я. - Слава Богу, что он вернул остальные письма.
- Замечательно, не правда ли? - спросила она.
Значит, так оно и было. Он все-таки заполучил их назад.
Я пошел к двери.
- Пожалуй, мне пора воспользоваться денежками, фрау Ланге. - Я помахал двумя чеками в воздухе, а затем убрал их в бумажник. - Спасибо за вашу щедрость.
- Не стоит благодарности.
Я нахмурился, как будто вспомнил о чем-то.
- Есть одна вещь, которая меня удивляет, - сказал я. - Как раз хотел вас об этом спросить. Почему ваше издательство заинтересовалось сыскным агентством Рольфа Фогельмана?
- Рольфа Фогельмана? - повторила она в некотором смущении.
- Да. Знаете, я совершенно случайно узнал, что "Издательство Ланге" оплачивает объявления, которые Рольф Фогельман публикует в газете с июля этого года. Мне просто интересно, почему вы обратились ко мне, хотя вам было бы удобнее воспользоваться его услугами?
Фрау Ланге прищурилась, обдумывая ответ, а затем покачала головой.
- Боюсь, я ничего об этом не знаю.
Я пожал плечами и позволил себе слегка улыбнуться.
- Ну что ж, как я уже говорил, это меня просто заинтриговало, не более того. Ничего особенного в этом нет. Вы подписываете все счета своего издательства, фрау Ланге? Я имею в виду, может быть, ваш сын по своей инициативе начал оплачивать эти объявления, не ставя вас в известность? Как тогда, когда он купил тот журнал, о котором вы мне говорили. Как же он называется? Ах да, "Урания".
Фрау Ланге была ошеломлена - ее лицо начало приобретать багровый оттенок. Прежде чем ответить, она сглотнула.
- Рейнхард имеет право подписывать счета на определенную сумму, которая, как предполагается, должна покрывать его расходы в качестве одного из директоров издательства. Тем не менее, я не в состоянии объяснить вам, с чем это связано, господин Гюнтер.
- Ну, может быть, ему надоела астрология?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44