Дверь открывалась именно вправо, и покинувшие помещение охранники обнаружат их, по крайней мере, не в первый же миг. Это давало фору с небольшой надеждой завалить хотя бы одного и завладеть оружием.
Отпрыгнув в сторону, офицеры прижались спинами к тонкой металлической, серебристой стенке.
Дверь со скрипом отварилась. Тусклый желтый луч вырвался наружу, осветив длинный снежный прямоугольник…
«Мля, наши следы! – ругнулся про себя Сева, глядя на вытоптанный пятачок перед лестницей. – Если обратят внимание – дело примет хреновый оборот!»
Грузин, спускавшийся по ступенькам первым, под ноги не взглянул – миновав крыльцо, сразу повернул в другую от спецназовцев сторону. Почти сразу от противоположного угла вагончика послышался журчащий звук. Второй, что-то мурлыкая под нос, последовал за ним.
А вот третий…
Тень от фигуры третьего охранника, заслонившего собой слабую коридорную лампочку, ненадолго задержалась в дверном проеме. Затем мужчина поспешно спустился вниз и склонился, разглядывая следы. Старый добрый АК-47 при этом, начал потихоньку сползать с плеча…
Еще секунда, и он окликнет своих товарищей!
Спецназовцы прыгнули к любопытному горцу одновременно. Барклай со всего маху врезал подозрительному вояке ребром ладони в шею, Терентьев же мастерски выполнил подсечку.
В следующий миг автомат оказался в руках подполковника.
Двойной щелчок затвора; короткая очередь в темноту – куда ушли справлять нужду первые двое.
Команда Толику:
– Проверь, возьми оружие и добей!
И следующая размашистая длинная очередь – по вагончику, где, возможно, остались охранники с технарями.
На ходу резкий удар прикладом в голову лежащему; хруст черепной кости…
Прыжок внутрь вагончика. Двое распластались на полу, один – раненный, копошится в углу – в руке «лимонка», пальцы судорожно цепляются за кольцо…
Еще одна короткая очередь; брызги крови по стене…
Два автомата подмышку; несколько подсумков с патронами; гранату в карман – сгодится.
И скорее на выход! Там уже слышится стрельба…
Из темноты навстречу появляется озабоченный капитан.
– Одного уложил, другой ушел вниз – к лагерю! – докладывает он.
– Хрен с ним! Охрана внизу и без того слышала выстрелы. Через десять минут они будут с собаками здесь. Бежим. Теперь дело за Максом!..
– Палят! – ворвался в пилотскую кабину взволнованный Рябой. – Слышь, как палят?! И рядом, и снизу!..
– Слышу, не глухой… – проворчал Максим и повернул рукоятку стартера в положение «Раскрутка».
Набирая обороты, завыл электродвигатель. Озираясь по сторонам и оценивая создаваемый шум, беглец дождался, когда стартер выйдет на постоянный режим, и крутанул рукоятку дальше – до белевшей надписи «Сцепление». Винт дернулся и, сделав несколько оборотов, остановился – первый запуск холодного и, по-видимому, долго стоявшего без дела двигателя не удался.
– Что у меня за жизнь пошла!? Одни обломы! – выругался Скопцов, выглядывая в сдвинутую форточку. – Чачу что ли в баки залили вместо бензина, придурки?..
Он сделал еще несколько энергичных движений насосами и опять повернул стартер…
Но и вторая попытка оказалась безуспешной.
– Как бы нам не посадить аккумуляторы, – покачал головой майор. – Подождем минуту.
В это время он заметил две бегущие к самолету фигуры.
– Ну-ка глянь – наши?..
Рябой послушно исчез за дверцей, и тут же ввалился обратно, вместе с разгоряченным Барклаем.
– Ну что тут у тебя, Гастелло? Почему не запускаешь? – с ходу накинулся на пилота спецназовец.
– Дважды пытался. Движок, Сева, холодный – пока не получается. Сейчас еще разок попробую.
– Постарайся, братец! Сделай все возможное – времени у нас в обрез!
– Стараюсь! Где там Толик? Не под винтом, надеюсь, околачивается? – в очередной раз поворачивая рукоятку стартера, крикнул майор.
– Нет, он стался метрах в тридцати – прикроет.
И опять запуск не состоялся – винт крутился поживее, да двигатель никак не желал «хватать».
– Можа, за свежими аккумуляторами сгонять? – осторожно предложил Рябой.
– Не успеем, – мотнул головой Всеволод. – Твои «приятели» уже на подходе.
И точно в подтверждение его слов, неподалеку от самолета прогремела первая автоматная очередь.
– Запускай! Гоняй его, пока не запустится!! – приказал подполковник, исчезая в проеме дверцы. И уже из темноты пассажирской кабины донеслось: – Или ты заставишь крутиться этот гребанный винт, или мы вчетвером навсегда останемся на этой высотке!..
Стрельба стала интенсивней.
Летчик снова прокрутил движок…
Бесполезно.
– Давай же, сволочь!! – громко заорал майор, саданув кулаком по приборной доске и в пятый раз поворачивая рукоятку.
Стартер выл уже слабее. Получив сцепление с его валом, двигатель нехотя чихнул, выплюнул пару клубов дыма и… ровно заработал.
– Так… Так… Славненько! Давай-давай, родной – выручай несчастных земляков! – умолял Макс, лихорадочно разбираясь в рычагах на центральном пульте, – это, должно быть, сектор газа… Это высотный корректор… Это сектор шага винта. Точно! Вот вы-то голубчики для взлета и нужны!
Несколько шальных пуль пробили борта и остекление кабины. Пилот пригнул на всякий случай голову, посмотрел на бесполезный прибор температуры масла и покривился – что толку от его показаний, если параметров и режимов он не знал!? Да и минут необходимых для прогрева, сейчас просто не было.
– Плевать!.. Не заклинит же он теперь. Зови парней – чего они там застряли?! – прокричал он Рябому.
– Не меньше двадцати пожаловало! – прерывая стрельбу, пояснил Барклай. – Не дадут взлететь, понимаешь? Стоит замолчать – бегут, суки, со всех ног в нашу сторону! Не дадут взлететь, сволочи!!
Рябой глядел, как спецназовец ловко определяет вражеские позиции по вспышкам и моментально бьет в ответ короткими – в два-три выстрела очередями. Затем, откатившись на пару метров в сторону и затаившись, снова выискивает цели…
С минуту покусывая потрескавшиеся губы, работяга о чем-то напряженно раздумывал, потом вдруг твердо сказал:
– Летите без меня!
– Ты что?! Совсем очумел!? – от изумления Всеволод аж перестал нажимать на спусковой крючок.
– Летите, тока оставьте мне автомат и патронов.
– Да они ж тебя тут заживо похоронят!.. – огрызнулся он очередью и пригнулся.
– Енто знамо дело. Но и у меня свои счеты с ними имеются. Поквитаться бы надобно – долги раздать и прочие денвиденты.
– Брось, мужик. Ни к чему тут геройство с гордостью показывать! Сейчас половину положим, другая сама поостережется лезть. И улетим все вместе!
– Не получится, – с непостижимой уверенностью молвил Рябой.
– Это почему же?!
– У них в деревянном домишке гранатометы имеются. Видать сразу не взяли, посчитав дело несурьезным, да скоро поднесут. А коли поднесут, так спалят наш аэроплан, што пук сухой соломы.
Поменяв в автомате магазин, подполковник попытался рассмотреть глаза этого человека, при первом знакомстве показавшегося если не предателем и прихвостнем грузинской лагерной охраны, то, по меньшей мере, трусоватым и ненадежным слабаком. Однако в предрассветной темноте был виден лишь слабый контур сутуловатой, тощей фигуры.
– Почему раньше не сказал про гранатометы?
– Так никто ж не спрашивал! Да и не думал я, што до них дело-то дойдет.
Барк молчал, не зная, чем ответить на его отчаянный порыв…
– Идите. Оставьте мне патронов поболе и идите. У вас семьи, небось – детки с женами. А я один как перст на всем белом свете остался. Меня когда в полон-то чечены забирали – всю семью и побили – женщины тута в рабстве без надобности… Бегите, братцы!..
– Ну, наконец-то! – возрадовался появлению товарищей угонщик и передвинул рычаг сектора газа.
Самолет, взревев, тронулся с места. Оглянувшись еще раз по сторонам, он вдавил правую педаль, развернул Ан-2 против ветра, включил посадочные фары и перевел рукоятку газа вперед до упора.
– Помоги мне Господи, еще разок! – попытался он перекричать работающий на взлетном режиме двигатель и толкнул сектор шага винта почти до приборной доски.
«Антошка» послушно рванул вперед, резво набирая скорость и стуча огромными неуклюжими лыжами по наметенным за ночь сугробам. Чуть отдав штурвал вперед, пилот заставил биплан оторвать от земли заднюю лыжу и, через мгновение, рванул колонку на себя.
Самолет, скользивший по снегу строго против ветра, подпрыгнул раз, другой…
Резкие порывы норовили бросить его то влево, то вправо, то сызнова прижать к земле, но майор, ворочая штурвалом, удерживал строптивца…
И вот внезапно поток подхватил беззащитное хрупкое тело, потянул вверх…
Сложное чувство охватило этот миг душу Скопцова.
И радостное ощущение полета на неведомой, незнакомой доселе технике.
И неуверенность от неумения с ней управляться.
И страх от бушующей вокруг непогоды.
И муторное сомнение в успехе задуманной Барклаем авантюры.
Однако радоваться едва стартовавшему полету было рано – едва пробивая интенсивный снегопад, лучи фар выхватили вдали многометровые деревья, сплошной стеной преграждавшие путь самолету.
* * *
Сыпавшее снегом небо слегка окрасилось в серый цвет. Непроглядная ночь сменялась предрассветными сумерками. Это было последнее утро в жизни пятидесятилетнего, худощавого мужика, ни имени, ни фамилии которого Макс так и не узнал.
Патроны в двух подсумках еще оставались – хмурый русский вояка, что ходил в замызганной кровью куртке и руководил дерзким побегом, боеприпасами не обидел. Да был ли толк от этих трехсот патронов, коль управляться Рябой умел лишь с нехитрым набором крестьянских орудий?! Он так же старательно засекал вспышки от выстрелов, но прицеливался излишне медлительно, дозволяя цели ускользнуть, сменить позицию… Сам же перемещался редко; очереди давал длинные, посылая пули в пустоту и подставляя себя в качестве отменной мишени.
Едва за спиною затихло стрекотание самолетного двигателя, его ранило в левое предплечье. Вскоре вторая пуля ударила вскользь по виску…
Обливаясь кровью и быстро теряя вместе с нею и без того невеликие силы, он все еще стрелял, уже не видя куда, да и не ведая в какой стороне враг…
Когда закончились патроны в очередном рожке, дрожащая ослабленная ладонь не смогла вставить в гнездо следующий. Выстрелы смолкли; десяток грузинских надзирателей несмело поднялись из-за укрытий, осторожно приблизились к лежащему лицом вниз Рябому…
Он был еще жив – скрюченные пальцы скребли снег, грудь клокотала неровным дыханием.
– В лагерь! – коротко приказал Леван.
Окровавленного мужчину волоком потащили вниз по заснеженному склону. Следом несколько пар охранников несли коллег – пятерых убитых и троих тяжело раненных.
Возле колючей проволоки уже дожидался строй не выспавшихся, напуганных стрельбой и суматохой работяг. Рядом гавкали свирепые голодные псы, еле сдерживаемые вооруженными людьми на коротких поводках.
Рябого бросили у края пахоты.
Он очнулся, с трудом повернул к неровным шеренгам перепачканное грязным снегом и кровью лицо, и взирал печальными глазами на тех, кому предстояло и впредь каждодневно бояться жестокой расправы…
Он же сделал свой нелегкий выбор, навсегда оставив все страхи позади.
Коренастый грузин с перекошенной от бессильной ярости физиономией что-то прокричал; трое подчиненных с кавказскими овчарками послушно сорвались с места и… десятки огромных клыков, разрывая человеческую плоть, довершили то, чего не успели сделать на верхней площадке автоматные пули.
Способ десятый
21-22 декабря
Скопцов изо всех сил рванул на себя штурвал.
Частокол из высоченных кедров промелькнул внизу, и лишь слабый удар правой стойкой об одну из верхушек, известил об удачном окончании самой сложной, почти несбыточной фазы побега…
Машину болтало и бросало из стороны в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Отпрыгнув в сторону, офицеры прижались спинами к тонкой металлической, серебристой стенке.
Дверь со скрипом отварилась. Тусклый желтый луч вырвался наружу, осветив длинный снежный прямоугольник…
«Мля, наши следы! – ругнулся про себя Сева, глядя на вытоптанный пятачок перед лестницей. – Если обратят внимание – дело примет хреновый оборот!»
Грузин, спускавшийся по ступенькам первым, под ноги не взглянул – миновав крыльцо, сразу повернул в другую от спецназовцев сторону. Почти сразу от противоположного угла вагончика послышался журчащий звук. Второй, что-то мурлыкая под нос, последовал за ним.
А вот третий…
Тень от фигуры третьего охранника, заслонившего собой слабую коридорную лампочку, ненадолго задержалась в дверном проеме. Затем мужчина поспешно спустился вниз и склонился, разглядывая следы. Старый добрый АК-47 при этом, начал потихоньку сползать с плеча…
Еще секунда, и он окликнет своих товарищей!
Спецназовцы прыгнули к любопытному горцу одновременно. Барклай со всего маху врезал подозрительному вояке ребром ладони в шею, Терентьев же мастерски выполнил подсечку.
В следующий миг автомат оказался в руках подполковника.
Двойной щелчок затвора; короткая очередь в темноту – куда ушли справлять нужду первые двое.
Команда Толику:
– Проверь, возьми оружие и добей!
И следующая размашистая длинная очередь – по вагончику, где, возможно, остались охранники с технарями.
На ходу резкий удар прикладом в голову лежащему; хруст черепной кости…
Прыжок внутрь вагончика. Двое распластались на полу, один – раненный, копошится в углу – в руке «лимонка», пальцы судорожно цепляются за кольцо…
Еще одна короткая очередь; брызги крови по стене…
Два автомата подмышку; несколько подсумков с патронами; гранату в карман – сгодится.
И скорее на выход! Там уже слышится стрельба…
Из темноты навстречу появляется озабоченный капитан.
– Одного уложил, другой ушел вниз – к лагерю! – докладывает он.
– Хрен с ним! Охрана внизу и без того слышала выстрелы. Через десять минут они будут с собаками здесь. Бежим. Теперь дело за Максом!..
– Палят! – ворвался в пилотскую кабину взволнованный Рябой. – Слышь, как палят?! И рядом, и снизу!..
– Слышу, не глухой… – проворчал Максим и повернул рукоятку стартера в положение «Раскрутка».
Набирая обороты, завыл электродвигатель. Озираясь по сторонам и оценивая создаваемый шум, беглец дождался, когда стартер выйдет на постоянный режим, и крутанул рукоятку дальше – до белевшей надписи «Сцепление». Винт дернулся и, сделав несколько оборотов, остановился – первый запуск холодного и, по-видимому, долго стоявшего без дела двигателя не удался.
– Что у меня за жизнь пошла!? Одни обломы! – выругался Скопцов, выглядывая в сдвинутую форточку. – Чачу что ли в баки залили вместо бензина, придурки?..
Он сделал еще несколько энергичных движений насосами и опять повернул стартер…
Но и вторая попытка оказалась безуспешной.
– Как бы нам не посадить аккумуляторы, – покачал головой майор. – Подождем минуту.
В это время он заметил две бегущие к самолету фигуры.
– Ну-ка глянь – наши?..
Рябой послушно исчез за дверцей, и тут же ввалился обратно, вместе с разгоряченным Барклаем.
– Ну что тут у тебя, Гастелло? Почему не запускаешь? – с ходу накинулся на пилота спецназовец.
– Дважды пытался. Движок, Сева, холодный – пока не получается. Сейчас еще разок попробую.
– Постарайся, братец! Сделай все возможное – времени у нас в обрез!
– Стараюсь! Где там Толик? Не под винтом, надеюсь, околачивается? – в очередной раз поворачивая рукоятку стартера, крикнул майор.
– Нет, он стался метрах в тридцати – прикроет.
И опять запуск не состоялся – винт крутился поживее, да двигатель никак не желал «хватать».
– Можа, за свежими аккумуляторами сгонять? – осторожно предложил Рябой.
– Не успеем, – мотнул головой Всеволод. – Твои «приятели» уже на подходе.
И точно в подтверждение его слов, неподалеку от самолета прогремела первая автоматная очередь.
– Запускай! Гоняй его, пока не запустится!! – приказал подполковник, исчезая в проеме дверцы. И уже из темноты пассажирской кабины донеслось: – Или ты заставишь крутиться этот гребанный винт, или мы вчетвером навсегда останемся на этой высотке!..
Стрельба стала интенсивней.
Летчик снова прокрутил движок…
Бесполезно.
– Давай же, сволочь!! – громко заорал майор, саданув кулаком по приборной доске и в пятый раз поворачивая рукоятку.
Стартер выл уже слабее. Получив сцепление с его валом, двигатель нехотя чихнул, выплюнул пару клубов дыма и… ровно заработал.
– Так… Так… Славненько! Давай-давай, родной – выручай несчастных земляков! – умолял Макс, лихорадочно разбираясь в рычагах на центральном пульте, – это, должно быть, сектор газа… Это высотный корректор… Это сектор шага винта. Точно! Вот вы-то голубчики для взлета и нужны!
Несколько шальных пуль пробили борта и остекление кабины. Пилот пригнул на всякий случай голову, посмотрел на бесполезный прибор температуры масла и покривился – что толку от его показаний, если параметров и режимов он не знал!? Да и минут необходимых для прогрева, сейчас просто не было.
– Плевать!.. Не заклинит же он теперь. Зови парней – чего они там застряли?! – прокричал он Рябому.
– Не меньше двадцати пожаловало! – прерывая стрельбу, пояснил Барклай. – Не дадут взлететь, понимаешь? Стоит замолчать – бегут, суки, со всех ног в нашу сторону! Не дадут взлететь, сволочи!!
Рябой глядел, как спецназовец ловко определяет вражеские позиции по вспышкам и моментально бьет в ответ короткими – в два-три выстрела очередями. Затем, откатившись на пару метров в сторону и затаившись, снова выискивает цели…
С минуту покусывая потрескавшиеся губы, работяга о чем-то напряженно раздумывал, потом вдруг твердо сказал:
– Летите без меня!
– Ты что?! Совсем очумел!? – от изумления Всеволод аж перестал нажимать на спусковой крючок.
– Летите, тока оставьте мне автомат и патронов.
– Да они ж тебя тут заживо похоронят!.. – огрызнулся он очередью и пригнулся.
– Енто знамо дело. Но и у меня свои счеты с ними имеются. Поквитаться бы надобно – долги раздать и прочие денвиденты.
– Брось, мужик. Ни к чему тут геройство с гордостью показывать! Сейчас половину положим, другая сама поостережется лезть. И улетим все вместе!
– Не получится, – с непостижимой уверенностью молвил Рябой.
– Это почему же?!
– У них в деревянном домишке гранатометы имеются. Видать сразу не взяли, посчитав дело несурьезным, да скоро поднесут. А коли поднесут, так спалят наш аэроплан, што пук сухой соломы.
Поменяв в автомате магазин, подполковник попытался рассмотреть глаза этого человека, при первом знакомстве показавшегося если не предателем и прихвостнем грузинской лагерной охраны, то, по меньшей мере, трусоватым и ненадежным слабаком. Однако в предрассветной темноте был виден лишь слабый контур сутуловатой, тощей фигуры.
– Почему раньше не сказал про гранатометы?
– Так никто ж не спрашивал! Да и не думал я, што до них дело-то дойдет.
Барк молчал, не зная, чем ответить на его отчаянный порыв…
– Идите. Оставьте мне патронов поболе и идите. У вас семьи, небось – детки с женами. А я один как перст на всем белом свете остался. Меня когда в полон-то чечены забирали – всю семью и побили – женщины тута в рабстве без надобности… Бегите, братцы!..
– Ну, наконец-то! – возрадовался появлению товарищей угонщик и передвинул рычаг сектора газа.
Самолет, взревев, тронулся с места. Оглянувшись еще раз по сторонам, он вдавил правую педаль, развернул Ан-2 против ветра, включил посадочные фары и перевел рукоятку газа вперед до упора.
– Помоги мне Господи, еще разок! – попытался он перекричать работающий на взлетном режиме двигатель и толкнул сектор шага винта почти до приборной доски.
«Антошка» послушно рванул вперед, резво набирая скорость и стуча огромными неуклюжими лыжами по наметенным за ночь сугробам. Чуть отдав штурвал вперед, пилот заставил биплан оторвать от земли заднюю лыжу и, через мгновение, рванул колонку на себя.
Самолет, скользивший по снегу строго против ветра, подпрыгнул раз, другой…
Резкие порывы норовили бросить его то влево, то вправо, то сызнова прижать к земле, но майор, ворочая штурвалом, удерживал строптивца…
И вот внезапно поток подхватил беззащитное хрупкое тело, потянул вверх…
Сложное чувство охватило этот миг душу Скопцова.
И радостное ощущение полета на неведомой, незнакомой доселе технике.
И неуверенность от неумения с ней управляться.
И страх от бушующей вокруг непогоды.
И муторное сомнение в успехе задуманной Барклаем авантюры.
Однако радоваться едва стартовавшему полету было рано – едва пробивая интенсивный снегопад, лучи фар выхватили вдали многометровые деревья, сплошной стеной преграждавшие путь самолету.
* * *
Сыпавшее снегом небо слегка окрасилось в серый цвет. Непроглядная ночь сменялась предрассветными сумерками. Это было последнее утро в жизни пятидесятилетнего, худощавого мужика, ни имени, ни фамилии которого Макс так и не узнал.
Патроны в двух подсумках еще оставались – хмурый русский вояка, что ходил в замызганной кровью куртке и руководил дерзким побегом, боеприпасами не обидел. Да был ли толк от этих трехсот патронов, коль управляться Рябой умел лишь с нехитрым набором крестьянских орудий?! Он так же старательно засекал вспышки от выстрелов, но прицеливался излишне медлительно, дозволяя цели ускользнуть, сменить позицию… Сам же перемещался редко; очереди давал длинные, посылая пули в пустоту и подставляя себя в качестве отменной мишени.
Едва за спиною затихло стрекотание самолетного двигателя, его ранило в левое предплечье. Вскоре вторая пуля ударила вскользь по виску…
Обливаясь кровью и быстро теряя вместе с нею и без того невеликие силы, он все еще стрелял, уже не видя куда, да и не ведая в какой стороне враг…
Когда закончились патроны в очередном рожке, дрожащая ослабленная ладонь не смогла вставить в гнездо следующий. Выстрелы смолкли; десяток грузинских надзирателей несмело поднялись из-за укрытий, осторожно приблизились к лежащему лицом вниз Рябому…
Он был еще жив – скрюченные пальцы скребли снег, грудь клокотала неровным дыханием.
– В лагерь! – коротко приказал Леван.
Окровавленного мужчину волоком потащили вниз по заснеженному склону. Следом несколько пар охранников несли коллег – пятерых убитых и троих тяжело раненных.
Возле колючей проволоки уже дожидался строй не выспавшихся, напуганных стрельбой и суматохой работяг. Рядом гавкали свирепые голодные псы, еле сдерживаемые вооруженными людьми на коротких поводках.
Рябого бросили у края пахоты.
Он очнулся, с трудом повернул к неровным шеренгам перепачканное грязным снегом и кровью лицо, и взирал печальными глазами на тех, кому предстояло и впредь каждодневно бояться жестокой расправы…
Он же сделал свой нелегкий выбор, навсегда оставив все страхи позади.
Коренастый грузин с перекошенной от бессильной ярости физиономией что-то прокричал; трое подчиненных с кавказскими овчарками послушно сорвались с места и… десятки огромных клыков, разрывая человеческую плоть, довершили то, чего не успели сделать на верхней площадке автоматные пули.
Способ десятый
21-22 декабря
Скопцов изо всех сил рванул на себя штурвал.
Частокол из высоченных кедров промелькнул внизу, и лишь слабый удар правой стойкой об одну из верхушек, известил об удачном окончании самой сложной, почти несбыточной фазы побега…
Машину болтало и бросало из стороны в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36