Населением овладел всеобщий психоз, подогретый прессой. Как было не связать это небесное предостережение с отвратительными преступлениями, сценой для которых стал этот город?
Самые безумные догадки рождались из-под вдохновенного пера «хорошо информированных» журналистов. Из «надежного источника» стало известно, что бегство из Миллбэнк было своего рода посланием дьявола, сошедшего на землю, чтобы провозгласить царство мрака.
Многие главы религиозных общин выдвинули идею, что Лондон сам виноват в обрушившейся на него катастрофе, а убийства - неизбежные следствия современной жизни, приведшей город к распаду. Лондон был болен своей гнусностью и заразил ею жителей. Какая-то первобытная сила, возникшая из глубин небытия, распространилась по городу и может вскоре заполонить всю страну, как эпидемия. Злой дух вырвался на свободу.
В газете «Полл Молл» журналист сравнил Лондон с минотавром, требующим налога на человеческие души. «Аппетит минотавра ненасытен, - писал он. - Лондон - это сорвавшееся с цепи языческое чудовище».
На углу улиц одержимые предсказатели возбуждали охваченную паникой публику. Специалисты по апокалипсису и небесным знакам соревновались в воображении, предсказывая самые мерзкие явления. Они в один голос утверждали, что эти смерти не что иное, как открытое проявление ада, дело рук самого дьявола.
Как и полагается, фанатики конца света угрожали призраком Страшного Суда.
Перед признанной неспособностью полиции самые прагматичные люди решили действовать. Стали появляться целые армии, движимые сомнительной идеологией. Они организовывали облавы, отдававшие затхлым душком охоты на ведьм.
Старую женщину толпа линчевала под предлогом, что ее зловонное дыхание было дыханием самого дьявола. Полиция использовала все методы, чтобы доказать поборникам справедливости, что проблемы несчастной происходили из-за пищеварения, отягченного чрезмерным потреблением джина и сырого лука, но все было напрасно.
Могущественные группы давления, такие как Общество соблюдения дня Господня, снова появились на сцене. Они установили спартанскую строгость в течение дня Господня. Настоящий всеобщий паралич охватывал страну каждое воскресенье. Впечатление набожной отрешенности и мрачного смирения было повсеместным. Места отдыха и развлечений уставшей публики были закрыты и забаррикадированы. Любое светское развлечение или любая активность, кроме религиозной, в день Господень с тех пор считались грехом, и даже правонарушением. Лондон стал похож на мертвый город, на гигантское парализованное тело, населенное объятыми страхом призраками.
Будто признавая правоту Хазелвуда, появились новые секты, подобно грибам на осенней земле. Лжепророки - они же признанные мошенники - за деньги обещали искупление тем, кто примкнет к их движению. Простой народ, разрываемый сомнениями и страхом, уже не знал, к кому примкнуть, чтобы получить искупление. Единственное, в чем он тогда был уверен, так это в том, что нужно срочно искупить грехи.
Внезапно народная молва, тотчас подхваченная прессой и возведенная в сенсацию, распространила сообщение о чуде.
Мы узнали о нем из весьма серьезного издания, газеты «Таймс», одновременно со всей страной. Мой друг прочитал статью вслух:
«Чудо свершилось около недели назад в маленькой, наполовину заброшенной часовне, расположенной на Пернторн-стрит, 34. Статуя, именуемая Лукулюсской Девой, плакала кровавыми слезами. Кровь также сочилась из ее ног, рук и других мест на теле. Свидетели, достойные доверия, видели, как кровь собралась у подножия статуи, и благоговейно собрали ее в сосуд. Этот невероятный феномен вызвал интерес медиков и химиков. Вот точный анализ: кровь оказалась человеческой. В настоящий момент научное общество никак не объясняет этот очень редкий феномен. Что касается верующих, то они не удивлены. Подобные явления уже происходили. В данном случае речь идет о Божьем послании, указывающем каждому путь духовного искупления через покаяние и умерщвление плоти. Верующие наблюдали за статуей день и ночь. Они утверждают, что она несколько раз вздыхала и стонала.
Это необычная статуя, она представляет Святую Деву на закате ее жизни, у нее осунувшееся, изможденное потерями и страданиями лицо. У ее ног находится херувим, его лицо наполнено надеждой и жизнью, символизирующими будущее и возрождение. Его сияющее лицо, дышащее уверенностью, повернуто к Святой Деве. Маленькие пухлые ручки так и хотят приласкать Деву. Выражение глаз ребенка красноречиво свидетельствует о благоговении и любви. В правой вытянутой руке он держит распятие, направленное в сторону, будто призывая к молитве того, кто будет рассматривать творение.
Со времени появления чуда перед статуей каждый день выстраиваются бесконечные очереди. Люди стелются со всех сторон и зачастую приходят издалека, чтобы посмотреть на чудо, убежденные в том, что статуя способна отпустить им грехи и освободить от зла. За несколько дней часовня стала местом настоящего паломничества. В это время страха и конца ожиданий люди возлагают на нее все надежды. Она дает выход неудовлетворенной духовности.
Как бы то ни было, в час, когда мы составляем этот текст, статуя больше не кровоточит, не стонет и не проявляет никаких знаков свыше. Она источает пленительный запах смерти. У ее подножия в маленьком сосуде всего несколько капель запекшейся крови. Дева Лукулюсская, кажется, выдала не все свои секреты».
Холмс бросил газету на стол, вскочил с кресла и поспешил к книге Хазелвуда. Он яростно принялся листать ее, открыл и положил ладонь на страницу.
- Дева Лукулюсская!
Глухим ударом он захлопнул книгу. Я едва успел надеть пальто и следом за ним сбежать по лестнице.
- Я пойду с вами!
- В вашем-то состоянии? Вам лучше остаться.
На улице Холмс властным движением остановил экипаж.
- Пернторн-стрит, 34, и как можно скорее!
Наша упряжка рванулась с места после сухого удара хлыста и быстрым аллюром поспешила сквозь густой и липкий туман.
- Что вы нашли в книге, Холмс?
Взгляд моего друга заставил меня содрогнуться.
- Деву Лукулюсскую, во всем ее ужасе. Больше я его ни о чем не спрашивал. Впрочем, я не был уверен в том, что хочу услышать его объяснения.
Мы подъехали к часовне. Толпы, о которой столько написала газета, не было видно. Лишь несколько зевак слонялись в тишине вокруг часовни. Казалось, они ждали кого-то или чего-то. На их лицах было написано сильное беспокойство. Полицейский с пронзительным взглядом, скрестив руки на груди, преграждал вход в строение. Внезапно из-за его спины появился нервный человечек невысокого роста. Он прижимал к лицу носовой платок. Заметив нас, он направился в нашу сторону.
- Холмс, Ватсон! Что вы здесь делаете?
Он убрал платок и встряхнулся, будто стараясь прогнать миазмы. Мы тотчас же узнали знакомое крысиное лицо Лестрейда. Не дожидаясь нашего ответа, он продолжил:
- Какая невыносимая вонь! Статуя пахнет смертью. Хазелвуд пытается раскрыть эту тайну. Мы вывели всех из часовни.
Мой друг, казалось, не был удивлен тем, что Лестрейд опередил нас. Он сделал шаг в его сторону.
- Дайте мне войти, и я решу вашу загадку, как…
Холмс сделал загадочный жест, будто просил трактирщика наполнить ему стакан. Лестрейд пожал плечами.
- Если вам так угодно. Но предупреждаю вас, официально я отвечаю за расследование.
- Я знаю. - Холмс отодвинул полицейского.
Мы вошли в часовню. Сине-зеленый свет проникал сквозь витражи, создавая болезненную атмосферу. Запах был невыносимым.
Мы увидели Хазелвуда. На нем была плотная маска, какие носят судебно-медицинские эксперты, и он простукивал статую длинным металлическим штырем, будто надеясь вызвать человеческую реакцию. Он знаком пригласил нас подойти. Его лицо раскраснелось, крупные капли пота стекали по его высокому лбу и вискам. Он достал платок, вытер пот и сказал приглушенным голосом:
- Нужно спешить, Холмс. Тысячи людей приходили сюда, чтобы приложиться к этому камню. Есть риск распространения тифа или чумы. Уже час я безуспешно ее прослушиваю и борюсь с тошнотой. Думаю, ее следует разбить.
Я зажал нос и старался не дышать, чтобы не чувствовать этого отвратительного запаха. Холмс достал лупу и сконцентрировал свое внимание на смешном карлике, который ухмылялся у ног Девы.
- В этом нет необходимости.
Он напряг мускулы и повернул вокруг оси запястье херувима. Распятие, которое держал ребенок, перевернулось. Послышался сухой треск, похожий на тиканье часов. Мы инстинктивно отступили на шаг назад.
Хазелвуд перекрестился.
- Бог мой. Как на рисунке.
Отверстие шириной в сантиметр разделило статую надвое со стороны спины. Холмс с усилием воткнул туда штырь Хазелвуда. После долгого жалобного скрежета статуя раскололась на две половины. Мы стояли, окаменев перед неслыханным ужасом, открывшимся нашему взору. Внутренность статуи была испещрена остриями, на которые было надето начавшее разлагаться тело женщины. Тело вдруг освободилось от своих смертельных объятий и рухнуло на пол часовни.
Внезапно позади нас раздался сдавленный крик. Звук шел из исповедальни, наполовину погруженной во мрак. Холмс развернулся и направил оружие в альков.
- Выходите! Руки за голову!
Подняв руки, человек вышел: Гарри Гудини!
- Я… я просто хотел посмотреть, что здесь происходит, - пробормотал он.
- С какой целью? - резко спросил Холмс.
- Вам это хорошо известно. Я ищу вдохновения в реальности, чтобы придумывать новые номера. Я вам уже объяснял мой метод.
- Зачем вы прячетесь?
- У меня не было выбора. Полиция велела всем покинуть часовню. А в этой исповедальне мне удалось остаться незамеченным.
Волшебник казался вполне спокойным, он не чувствовал за собой никакой вины.
У меня возник вопрос: как этому дьяволу удалось усыпить бдительность Холмса?
Я предвидел ужасный финал. А что, если мой друг старался с самого начала расследования найти ложь, предоставив полную свободу настоящему Гудини?
32
Головы прохожих нагнулись еще ниже. Весь город был объят мрачным смирением. Мы жили во времена страха и конца всех надежд. День за днем Лондон терял последние иллюзии.
Гудини продолжал показывать трюки и собирал каждый вечер полный зал Театра Ее Высочества. Пять парней, нанятых Холмсом, как тени, следовали за волшебником и днем и ночью, по крайней мере, Холмс так считал.
Этот человек казался крайне заинтересованным в криминальных буднях страны, но на тот момент не было ничего, что позволило бы обвинить его в чем бы то ни было.
Партизаны Бейкер-стрит неотступно следили за логовом Джека-Попрошайки, ожидая его возвращения, в которое уже почти никто не верил. Бродяга будто растворился в кислой лондонской атмосфере.
Марка Дьюэна также не удавалось найти, несмотря на вознаграждение, объявленное полицией.
Что касается Холмса, то он с того времени целые дни проводил в компании Кроули. С каждым днем он приходил домой все позже, с затуманенным взором и нетвердыми движениями. Если он оставался дома, то погружался в лихорадочную работу, сортируя и перебирая свою огромную картотеку, пытаясь отыскать в прошлом объяснение сегодняшним преступлениям.
Что до меня, то я конца не видел этому странному жару, изматывающему меня и морально, и физически. Несмотря на долгую медицинскую практику и многочисленные трактаты, находившиеся в моем распоряжении, я никак не мог определить причину моего недомогания. Я проконсультировался со многими коллегами, и они прописали мне лекарства настолько же разнообразные, как и бесполезные.
Для одних я был жертвой редкой формы болотной лихорадки, подхваченной во время моего пребывания в Афганистане, которая внезапно проснулась после нескольких лет инкубационного периода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Самые безумные догадки рождались из-под вдохновенного пера «хорошо информированных» журналистов. Из «надежного источника» стало известно, что бегство из Миллбэнк было своего рода посланием дьявола, сошедшего на землю, чтобы провозгласить царство мрака.
Многие главы религиозных общин выдвинули идею, что Лондон сам виноват в обрушившейся на него катастрофе, а убийства - неизбежные следствия современной жизни, приведшей город к распаду. Лондон был болен своей гнусностью и заразил ею жителей. Какая-то первобытная сила, возникшая из глубин небытия, распространилась по городу и может вскоре заполонить всю страну, как эпидемия. Злой дух вырвался на свободу.
В газете «Полл Молл» журналист сравнил Лондон с минотавром, требующим налога на человеческие души. «Аппетит минотавра ненасытен, - писал он. - Лондон - это сорвавшееся с цепи языческое чудовище».
На углу улиц одержимые предсказатели возбуждали охваченную паникой публику. Специалисты по апокалипсису и небесным знакам соревновались в воображении, предсказывая самые мерзкие явления. Они в один голос утверждали, что эти смерти не что иное, как открытое проявление ада, дело рук самого дьявола.
Как и полагается, фанатики конца света угрожали призраком Страшного Суда.
Перед признанной неспособностью полиции самые прагматичные люди решили действовать. Стали появляться целые армии, движимые сомнительной идеологией. Они организовывали облавы, отдававшие затхлым душком охоты на ведьм.
Старую женщину толпа линчевала под предлогом, что ее зловонное дыхание было дыханием самого дьявола. Полиция использовала все методы, чтобы доказать поборникам справедливости, что проблемы несчастной происходили из-за пищеварения, отягченного чрезмерным потреблением джина и сырого лука, но все было напрасно.
Могущественные группы давления, такие как Общество соблюдения дня Господня, снова появились на сцене. Они установили спартанскую строгость в течение дня Господня. Настоящий всеобщий паралич охватывал страну каждое воскресенье. Впечатление набожной отрешенности и мрачного смирения было повсеместным. Места отдыха и развлечений уставшей публики были закрыты и забаррикадированы. Любое светское развлечение или любая активность, кроме религиозной, в день Господень с тех пор считались грехом, и даже правонарушением. Лондон стал похож на мертвый город, на гигантское парализованное тело, населенное объятыми страхом призраками.
Будто признавая правоту Хазелвуда, появились новые секты, подобно грибам на осенней земле. Лжепророки - они же признанные мошенники - за деньги обещали искупление тем, кто примкнет к их движению. Простой народ, разрываемый сомнениями и страхом, уже не знал, к кому примкнуть, чтобы получить искупление. Единственное, в чем он тогда был уверен, так это в том, что нужно срочно искупить грехи.
Внезапно народная молва, тотчас подхваченная прессой и возведенная в сенсацию, распространила сообщение о чуде.
Мы узнали о нем из весьма серьезного издания, газеты «Таймс», одновременно со всей страной. Мой друг прочитал статью вслух:
«Чудо свершилось около недели назад в маленькой, наполовину заброшенной часовне, расположенной на Пернторн-стрит, 34. Статуя, именуемая Лукулюсской Девой, плакала кровавыми слезами. Кровь также сочилась из ее ног, рук и других мест на теле. Свидетели, достойные доверия, видели, как кровь собралась у подножия статуи, и благоговейно собрали ее в сосуд. Этот невероятный феномен вызвал интерес медиков и химиков. Вот точный анализ: кровь оказалась человеческой. В настоящий момент научное общество никак не объясняет этот очень редкий феномен. Что касается верующих, то они не удивлены. Подобные явления уже происходили. В данном случае речь идет о Божьем послании, указывающем каждому путь духовного искупления через покаяние и умерщвление плоти. Верующие наблюдали за статуей день и ночь. Они утверждают, что она несколько раз вздыхала и стонала.
Это необычная статуя, она представляет Святую Деву на закате ее жизни, у нее осунувшееся, изможденное потерями и страданиями лицо. У ее ног находится херувим, его лицо наполнено надеждой и жизнью, символизирующими будущее и возрождение. Его сияющее лицо, дышащее уверенностью, повернуто к Святой Деве. Маленькие пухлые ручки так и хотят приласкать Деву. Выражение глаз ребенка красноречиво свидетельствует о благоговении и любви. В правой вытянутой руке он держит распятие, направленное в сторону, будто призывая к молитве того, кто будет рассматривать творение.
Со времени появления чуда перед статуей каждый день выстраиваются бесконечные очереди. Люди стелются со всех сторон и зачастую приходят издалека, чтобы посмотреть на чудо, убежденные в том, что статуя способна отпустить им грехи и освободить от зла. За несколько дней часовня стала местом настоящего паломничества. В это время страха и конца ожиданий люди возлагают на нее все надежды. Она дает выход неудовлетворенной духовности.
Как бы то ни было, в час, когда мы составляем этот текст, статуя больше не кровоточит, не стонет и не проявляет никаких знаков свыше. Она источает пленительный запах смерти. У ее подножия в маленьком сосуде всего несколько капель запекшейся крови. Дева Лукулюсская, кажется, выдала не все свои секреты».
Холмс бросил газету на стол, вскочил с кресла и поспешил к книге Хазелвуда. Он яростно принялся листать ее, открыл и положил ладонь на страницу.
- Дева Лукулюсская!
Глухим ударом он захлопнул книгу. Я едва успел надеть пальто и следом за ним сбежать по лестнице.
- Я пойду с вами!
- В вашем-то состоянии? Вам лучше остаться.
На улице Холмс властным движением остановил экипаж.
- Пернторн-стрит, 34, и как можно скорее!
Наша упряжка рванулась с места после сухого удара хлыста и быстрым аллюром поспешила сквозь густой и липкий туман.
- Что вы нашли в книге, Холмс?
Взгляд моего друга заставил меня содрогнуться.
- Деву Лукулюсскую, во всем ее ужасе. Больше я его ни о чем не спрашивал. Впрочем, я не был уверен в том, что хочу услышать его объяснения.
Мы подъехали к часовне. Толпы, о которой столько написала газета, не было видно. Лишь несколько зевак слонялись в тишине вокруг часовни. Казалось, они ждали кого-то или чего-то. На их лицах было написано сильное беспокойство. Полицейский с пронзительным взглядом, скрестив руки на груди, преграждал вход в строение. Внезапно из-за его спины появился нервный человечек невысокого роста. Он прижимал к лицу носовой платок. Заметив нас, он направился в нашу сторону.
- Холмс, Ватсон! Что вы здесь делаете?
Он убрал платок и встряхнулся, будто стараясь прогнать миазмы. Мы тотчас же узнали знакомое крысиное лицо Лестрейда. Не дожидаясь нашего ответа, он продолжил:
- Какая невыносимая вонь! Статуя пахнет смертью. Хазелвуд пытается раскрыть эту тайну. Мы вывели всех из часовни.
Мой друг, казалось, не был удивлен тем, что Лестрейд опередил нас. Он сделал шаг в его сторону.
- Дайте мне войти, и я решу вашу загадку, как…
Холмс сделал загадочный жест, будто просил трактирщика наполнить ему стакан. Лестрейд пожал плечами.
- Если вам так угодно. Но предупреждаю вас, официально я отвечаю за расследование.
- Я знаю. - Холмс отодвинул полицейского.
Мы вошли в часовню. Сине-зеленый свет проникал сквозь витражи, создавая болезненную атмосферу. Запах был невыносимым.
Мы увидели Хазелвуда. На нем была плотная маска, какие носят судебно-медицинские эксперты, и он простукивал статую длинным металлическим штырем, будто надеясь вызвать человеческую реакцию. Он знаком пригласил нас подойти. Его лицо раскраснелось, крупные капли пота стекали по его высокому лбу и вискам. Он достал платок, вытер пот и сказал приглушенным голосом:
- Нужно спешить, Холмс. Тысячи людей приходили сюда, чтобы приложиться к этому камню. Есть риск распространения тифа или чумы. Уже час я безуспешно ее прослушиваю и борюсь с тошнотой. Думаю, ее следует разбить.
Я зажал нос и старался не дышать, чтобы не чувствовать этого отвратительного запаха. Холмс достал лупу и сконцентрировал свое внимание на смешном карлике, который ухмылялся у ног Девы.
- В этом нет необходимости.
Он напряг мускулы и повернул вокруг оси запястье херувима. Распятие, которое держал ребенок, перевернулось. Послышался сухой треск, похожий на тиканье часов. Мы инстинктивно отступили на шаг назад.
Хазелвуд перекрестился.
- Бог мой. Как на рисунке.
Отверстие шириной в сантиметр разделило статую надвое со стороны спины. Холмс с усилием воткнул туда штырь Хазелвуда. После долгого жалобного скрежета статуя раскололась на две половины. Мы стояли, окаменев перед неслыханным ужасом, открывшимся нашему взору. Внутренность статуи была испещрена остриями, на которые было надето начавшее разлагаться тело женщины. Тело вдруг освободилось от своих смертельных объятий и рухнуло на пол часовни.
Внезапно позади нас раздался сдавленный крик. Звук шел из исповедальни, наполовину погруженной во мрак. Холмс развернулся и направил оружие в альков.
- Выходите! Руки за голову!
Подняв руки, человек вышел: Гарри Гудини!
- Я… я просто хотел посмотреть, что здесь происходит, - пробормотал он.
- С какой целью? - резко спросил Холмс.
- Вам это хорошо известно. Я ищу вдохновения в реальности, чтобы придумывать новые номера. Я вам уже объяснял мой метод.
- Зачем вы прячетесь?
- У меня не было выбора. Полиция велела всем покинуть часовню. А в этой исповедальне мне удалось остаться незамеченным.
Волшебник казался вполне спокойным, он не чувствовал за собой никакой вины.
У меня возник вопрос: как этому дьяволу удалось усыпить бдительность Холмса?
Я предвидел ужасный финал. А что, если мой друг старался с самого начала расследования найти ложь, предоставив полную свободу настоящему Гудини?
32
Головы прохожих нагнулись еще ниже. Весь город был объят мрачным смирением. Мы жили во времена страха и конца всех надежд. День за днем Лондон терял последние иллюзии.
Гудини продолжал показывать трюки и собирал каждый вечер полный зал Театра Ее Высочества. Пять парней, нанятых Холмсом, как тени, следовали за волшебником и днем и ночью, по крайней мере, Холмс так считал.
Этот человек казался крайне заинтересованным в криминальных буднях страны, но на тот момент не было ничего, что позволило бы обвинить его в чем бы то ни было.
Партизаны Бейкер-стрит неотступно следили за логовом Джека-Попрошайки, ожидая его возвращения, в которое уже почти никто не верил. Бродяга будто растворился в кислой лондонской атмосфере.
Марка Дьюэна также не удавалось найти, несмотря на вознаграждение, объявленное полицией.
Что касается Холмса, то он с того времени целые дни проводил в компании Кроули. С каждым днем он приходил домой все позже, с затуманенным взором и нетвердыми движениями. Если он оставался дома, то погружался в лихорадочную работу, сортируя и перебирая свою огромную картотеку, пытаясь отыскать в прошлом объяснение сегодняшним преступлениям.
Что до меня, то я конца не видел этому странному жару, изматывающему меня и морально, и физически. Несмотря на долгую медицинскую практику и многочисленные трактаты, находившиеся в моем распоряжении, я никак не мог определить причину моего недомогания. Я проконсультировался со многими коллегами, и они прописали мне лекарства настолько же разнообразные, как и бесполезные.
Для одних я был жертвой редкой формы болотной лихорадки, подхваченной во время моего пребывания в Афганистане, которая внезапно проснулась после нескольких лет инкубационного периода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49