Видели бы вы выражение ее глаз… Это ужасная смесь страха, беспомощности и отчаяния.
- Она выживет? - спросил Холмс.
- Нет. Она потеряла слишком много крови. Ей осталось всего несколько минут. Мы ввели ей большую дозу морфия, чтобы она больше не страдала.
Врач дрожал. На его лбу блестели капли пота.
- И еще. - Он набрал воздуха. Его голос дрожал. - Ребенок, на его груди был начертан перевернутый крест.
Тошнота подступила к моему горлу. Это было что-то вроде обморока. Я увидел, как в ускоренной съемке, последовательность событий, сопровождавших эту драму. Вдобавок ко всему монстр своей пагубной печатью пометил создание, которое еще не видело дневного света. Только приспешник сатаны, вырвавшийся из мрака безумия, мог совершить это кощунство.
Воцарилось долгое молчание.
Холмс приблизился к доктору и спросил, указывая взглядом на несчастную:
- Она еще может слышать?
- Думаю, да.
Мне показалось, что губы бедной женщины слегка дрогнули.
- Она пытается что-то сказать!
Холмс подошел к умирающей.
- Вы знаете убийцу? Если да, моргните один раз, если нет, два раза!
Она моргнула один раз.
- Это ваш муж? - спросил Лестрейд, движимый болезненной интуицией.
Вдруг она посмотрела на камин, в противоположную сторону от той, где стоял ее муж. Ее взгляд остановился. Я пощупал пульс. Ниточка оборвалась.
Холмс поспешил к камину.
- Она посмотрела на камин, будто желая показать нам что-то.
- Может быть, в камине есть тайный ход? - поспешил спросить я.
Холмс не слушал меня. Он бросился на землю под потрясенными взглядами присутствующих. Мгновение он разглядывал пол через лупу, держа ее в нескольких сантиметрах над поверхностью, а затем направился к фреске, украшавшей правую сторону камина. Вдруг он поднялся, ощупал камень очага и просунул руку в каминную трубу. Мы следили за его движениями, ничего не понимая.
Внезапно панно, на которое была нанесена буколическая фреска, скользнуло вдоль стены и открыло потайной ход, выдолбленный в толще стены, возможно, на месте древней двери, заколоченной и забытой.
Там мы обнаружили ночную рубашку, перепачканную свежей кровью, и длинный нож, оставленные убийцей.
Лестрейд подпрыгнул, но овладел собой.
- Владелец этой ночной рубашки - убийца. Давайте же действовать, Холмс! Вам на смену идет полиция!
Ищейка поднял рубашку и прочел: «Уильям Сен-Джеймс». Жестом, которому он стремился придать как можно больше театральности, Лестрейд указал на лорда Сен-Джеймса.
- Я арестовываю вас за убийство вашей жены и ребенка, которого она носила.
Лорд Сен-Джеймс поднял искаженное страданием лицо. Его глаза покраснели от слез. В течение долгих томительных часов он плакал у постели жены. Меньше всего он походил на убийцу. Он смотрел на нас сквозь слезы, потом упал на колени рядом с кроватью умершей и положил голову на бездыханное тело.
Арест лорда Сен-Джеймса стал новостью номер один в газетах.
Лестрейд снисходительно рассказывал прессе о результатах своего расследования. Он отвечал на все вопросы. По его мнению, окровавленная одежда, найденная в потайном ходе, указывала на лорда. И на своем смертном одре жертва сама обвинила его, указав взглядом на потайной ход. Мотив убийства? Лестрейд не терял самоуверенности. Будут продолжать искать. Лорд Сен-Джеймс признался в преступлении? Нет. Он такой же трус, как и остальные. А что означает перевернутый крест на груди ребенка? Синдром Булбала. Эта отметина была нанесена умышленно, чтобы подозрение пало на Марка Дьюэна. Все сходилось.
На внутренних страницах газет другая новость осталась почти незамеченной. Знаменитый маг Гарри Гудини объявил, что покидает Англию на следующий день после великого прощального вечера. Он благодарил лондонскую публику за теплый прием и отдавал должное столице Англии, подарившей ему вдохновение и материал для будущих спектаклей. Он объявил, что собирается продолжить европейское турне по Парижу и Риму, перед тем как вернуться в Соединенные Штаты.
Один вопрос постоянно волновал меня. Кому было адресовано письмо, в котором сообщалось о последнем убийстве? Майкрофту или Шерлоку Холмсу?
«Вы же сами говорили, что бессильны против дьявола, мистер Холмс».
Внезапно мне вспомнилась другая фраза. Ее произнес Самюэль Боктон, директор журнала «Фантастика»: «Порядочные граждане любят дрожать, сидя у камина, вжавшись в любимые кресла, в то время как кого-то потрошат в грязи лондонских мостовых. Посмотрите, какой успех имеют „Франкенштейн“, „Странная история доктора Джекила и мистера Хайда“ и „Дракула“! А что уж говорить о „Собаке Баскервилей“, доктор Ватсон? Разве это не дьявольское произведение?»
Неужели ответ в «Собаке Баскервилей»? Смутное воспоминание родилось во мне одновременно с ужасным предчувствием. Я поспешил к номерам «Стрэнда», в которых была опубликована эта повесть. Глава 1: «Мистер Шерлок Холмс», никакого намека на Дьявола. Глава 2: «Проклятие рода Баскервилей», опять-таки никакого намека. Глава 3: «Проблема», страница 3. Мое сердце было готово вырваться из груди, когда я читал этот отрывок:
«- А вы, человек экспериментальной науки, вы верите в то, что речь идет о сверхъестественном феномене?
- Я не знаю, что и думать.
Холмс пожал плечами.
- До настоящего времени я ограничивал свои расследования этим миром, - сказал он. - Я лишь скромно боролся со злом; но вступить в бой с самим дьяволом могло бы стать делом довольно претенциозным…»
Мое предчувствие переросло в убеждение. Убийца обращался напрямую к моему другу. Он знал его и открыто провоцировал.
Я поделился своим открытием с Холмсом.
Его взгляд стал странным. Крошечный мускул заиграл у его правого глаза. Легкая дрожь стала заметна в уголках его тонких губ. На какой-то миг у меня сложилось впечатление, что он хочет мне в чем-то признаться. Но его лицо осталось непроницаемым. И он пожал плечами, точно так же, как в только что прочитанном отрывке. Какой странный человек…
Несколько недель спустя Алистер Кроули покинул туманный Альбион. Он сообщил Холмсу, что собирается осесть в Португалии, чтобы основать там новую секту. Он утверждал, что обрел наконец внутреннее спокойствие и навсегда покидает Лондон.
47
Я был хорошо знаком с приступами депрессии у моего друга и даже привык к ним, точнее, смирился с ними, так и не найдя для них адекватного решения. Но на этот раз все было по-другому. Холмс замкнулся в себе. Он стал крайне раздражителен.
Я знал, что он страдает оттого, что не смог найти решение ужасных загадок, с которыми нам пришлось столкнуться.
Наркотики сделались его единственным утешением. Вне сомнения, он надеялся найти в них ответы на свои вопросы. Я начал опасаться за его моральное и физическое здоровье. У него больше не было прежней выносливости. Злоупотребление наркотиками должно было рано или поздно сказаться на его интеллектуальных способностях.
Холмс с самого утра закрылся в своей комнате, набрав целую кипу газет и журналов. Плотность дыма, проникавшего сквозь закрытую дверь, говорила о том, что он работал без передышки. В конце дня дверь резко отворилась. Мой друг, все еще в халате, был похож на призрака.
За обедом миссис Хадсон побаловала нас своими самыми лучшими блюдами, от которых мой друг был без ума. Вместо того чтобы обрадоваться и поблагодарить хозяйку, он и не притронулся к тарелке, осыпав бедную женщину незаслуженными упреками. Обед продолжался в тягостном молчании. Я не осмеливался заговаривать с ним, боясь вызвать его неудовольствие или помешать ходу его мыслей. Я знал, что он полностью погружен в свои размышления. Видя его измученное лицо, я решил попытаться вразумить его.
- Холмс, мне бы очень хотелось переговорить с вами.
- А мне не очень, - отрезал он.
- Однако это необходимо. Не скрою, ваше здоровье сильно беспокоит меня.
- Позаботьтесь лучше о своем.
- Я врач и без труда справляюсь с лихорадкой, которая мучает меня. А вот наркотики…
- Кто дал вам право судить меня?
- У меня и мысли не было, Холмс. Просто я хочу помочь вам.
- Я что, прошу вашей помощи?
- Нет, но я…
- Все, чего я хочу, это покой.
- Во имя нашей старой дружбы…
Холмс пренебрежительно махнул рукой.
- Ну давайте поговорим о нашей старой дружбе!
- Что вы хотите этим сказать?
- Наша так называемая дружба настолько стара, что уже бьется в агонии.
- Я не понимаю.
- Знаю, Ватсон. Это ваша особенность.
На этот раз он зашел слишком далеко. Я решил ответить в таком же тоне. Но мне удалось унять гнев и овладеть собой. Зачем распаляться? Нужно относиться к нему с состраданием, не забывая, что он болен. Врач одержал во мне верх над человеком.
- Ну чем я провинился? Разве я сказал или сделал что-то обидное или неприятное?
- Нет, ничего.
- Тогда что же?
- Вот именно в этом я вас и упрекаю, Ватсон. Вы никогда не брали на себя ни малейшей инициативы, не демонстрировали ни малейшего присутствия духа. Вы - груз, привязанный к моим ногам. Груз, который у меня больше нет сил тянуть. Вы - неудобный свидетель, ненужный докладчик моих жалких подвигов.
- Я всегда старался как можно лучше исполнять свою роль биографа.
- Не сомневаюсь, Ватсон, но этого очень мало. Вы можете написать своим читателям, что наша очень старая дружба завершилась сегодня. Мне трудно признаться, что я слишком долго терпел ваше инертное присутствие. Рядом с вами я чувствую, что деградирую.
Ком подступил к моему горлу. Я не мог ничего ответить. Еще никогда я не слышал от своего товарища таких едких слов. Конечно, несколько раз он проявлял по отношению ко мне крайнюю раздражительность и иногда тиранически обращался с окружавшими его людьми, но его слова не были такими злобными.
Не оставалось никакого сомнения в том, что Холмс болен. В нем произошла трансформация. Неужели контакт с Кроули так сильно изменил его поведение? Какому гипнозу подверг моего друга этот дьявол? Они проводили вместе много времени. Было очевидно, что мой друг перенял некоторые идеи Кроули. Удалось ли им обнаружить многочисленные точки соприкосновения? Наркотики, наверное, помогают лучше понять друг друга. Нашел ли Холмс в Кроули свое негативное альтер эго, своего болезненного двойника?
Между нами повисла тяжелая тишина. Наконец Холмс внезапно поднялся.
- Ваше присутствие довело меня до такого невыносимого состояния, что я решил отправиться в деревню и никого больше не принимать.
- Вам требуется уход, - попытался настаивать я. - Если уж вы не хотите выслушать совет друга, выслушайте, по крайней мере, совет врача. Вы будете время от времени сообщать своим близким о состоянии вашего здоровья?
- Моим близким?
- Вашему брату Майкрофту, например.
- Майкрофт никогда не проявлял обо мне ни малейшей заботы и никогда не думал о моей персоне. И это взаимно. Он мне более чужой, чем вы.
Аргументов у меня не осталось.
- Вы же не собираетесь жить как затворник, Холмс. Подумайте об общественном мнении, о вашей карьере.
- Я хочу быть единственным ответственным за свои действия перед Богом и перед дьяволом. Вы можете записать это и повторять каждому, кому захотите, Ватсон.
48
Наша маленькая квартирка показалась мне пустой без шумного и беспокойного присутствия моего друга. Конечно, время от времени мой издатель, Джордж Ньюнс, а также наш друг нотариус и литературный агент Лондон Кайл, самый верный друг, навещали меня. Они демонстрировали большое понимание и проявили сострадание ко мне, будто я на самом деле потерял дорогого мне человека. Но признаюсь, что их компания не могла заполнить пустоту, оставленную Шерлоком Холмсом.
Они были всерьез обеспокоены отсутствием Холмса. Мэтр Олборн не мог понять причины его поспешного отъезда и задавал мне бесчисленные вопросы: где он сейчас? Здоров ли? Отошел ли он от дел? Над чем сейчас работает? В каком состоянии наши отношения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49