Ну и пошли вопросики: как так – муж дьяк, а жена попадья?
Молчит. День молчит, другой, а там, глядишь, и заговорила. Стала на Кробуса капать. Так хитрована обкапала, что места живого не сыщешь. Уж он мне и то жаловался: «Выть, – говорит, – мне волком за мою овечью простоту!»
А там, глядишь, вывела «королева» и на Уварова…
Когда я слушал Сергея Яковлевича, у меня мелькнула некая мысль, а вернее, предположение – маловероятное, а потому и соблазнительное.
– Как фамилия дамы?
– «Королевы»-то?
– Ее самой.
– Ясинская.
– Ванда?
– Ванда. Ванда Стефановна Ясинская, – удивленно подтвердил Приходько, не забыв все-таки налить себе очередную кружку чаю.
С гостем из Харькова мы проговорили до вечера.
К концу нашей беседы я показал Приходьке несколько фотографий, в том числе фотографии Шидловского-Жаковича, Прозорова, Галицкого и Винокурова.
– Этого раньше видел, – сказал он, указывая на снимок Шидловского-Жаковича.
– Когда? Где?
– В Харькове, осенью девятнадцатого. Я тогда в подполье связным был. С партизанами связь поддерживал. Раза два видел его. Вот и запомнился. Офицер, фамилии не знаю. Будто в контрразведке служил. Вы о нем Леонова поспрашивайте. Он уж лучше, чем кто иной, знает. Все, что треба, от его получите – и что и как.
– Кто это Леонов?
– Василий Никанорович Леонов, – сказал Приходько. – Он в девятнадцатом был членом Харьковского подпольного большевистского ревкома. А теперь в Москве живет. Говорили, будто в ВСНХ служит. Поищите его.
– Ну как, Петр Петрович, – обратился я к Борину, – пошукаем Василия Никаноровича Леонова?
– Пошукаем, – усмехнулся тот.
– Видно, придется в Москву перебираться, – сказал Приходько.
– Зачем?
– Ну как же, где ж еще так украиньской мови научишься!
Из стенограммы допроса гражданки Ясинской В.С.,
произведенного в городе Харьковеинспектором бригады «Мобиль»
Центророзыска РСФСР тов. Суховым П.В.
С У Х О В. При обыске, учиненном у вас на квартире агентами Харьковской ЧК, были обнаружены старинные золотые монеты, медали, серьги в виде бриллиантовых каскадов с грушевидными сапфирами, серебряная брошь, представляющая собой узорчатую двенадцатиконечную звезду с пятью крупными бриллиантами в оправе из черного цейлонита, а также золотой кулон с голубым бриллиантом весом девять каратов тройной английской огранки. Что это за драгоценности и каким образом они у вас оказались?
Я С И Н С К А Я. Я уже давала пояснения следователю ЧК. Старинные монеты и медали принадлежали моему другу, который, нуждаясь в деньгах, просил меня и гражданина Уварова продать их. Не имея должного опыта в финансовых операциях такого рода, я вынуждена была прибегнуть к услугам гражданина Кробуса как человека, сведущего в нумизматике и коммерции. Часть ценностей была ему обещана в качестве вознаграждения за хлопоты.
Серьги, брошь и кулон с голубым бриллиантом являются моей собственностью и принадлежали мне задолго до революции. Серьги и кулон получены на бенефисах в Варшаве и Петрограде, а брошь досталась в наследство от дяди, умершего в 1913 году в Кракове.
С У Х О В. Как фамилия вашего друга-коллекционера?
Я С И Н С К А Я. К сожалению, вы его не сможете допросить: он погиб еще в ноябре прошлого года. Вы же не допрашиваете мертвых? Или уже и этому научились? Монеты и медали – память о нем.
С У Х О В. Память не о нем, а память об ограблении поезда.
Я С И Н С К А Я. Что вы этим хотите сказать?
С У Х О В. Вы не ответили на мой вопрос о фамилии вашего друга.
Я С И Н С К А Я. Винокуров.
С У Х О В. Юрий Николаевич Винокуров?
Я С И Н С К А Я. Да.
С У Х О В. Заместитель начальника харьковской контрразведки?
Я С И Н С К А Я. Я никогда не интересовалась чинами и должностями своих друзей. Я его лишь знала как очаровательного человека и чудака-коллекционера. Разве этого недостаточно?
С У Х О В. Заключением экспертизы установлено, что обнаруженные у вас старинные золотые монеты и медали принадлежат Харьковскому музею. Вы этим заключением, разумеется, тоже не интересовались?
Я С И Н С К А Я. Нет, не интересовалась. Надеюсь, вы не собираетесь обвинять меня в ограблении музея?
С У Х О В. Нет, не собираюсь. Но против вас имеются другие обвинения…
Я С И Н С К А Я. Такие же вздорные?
С У Х О В. Вы помните о своем пребывании в Омске?
Я С И Н С К А Я. Смутно. Это было так давно.
С У Х О В. Попытаюсь вам напомнить. По документам колчаковского Омского управления государственной охраны – вот они – серьги-каскады, которые якобы получены вами во время бенефиса в Варшаве, в действительности являлись собственностью госпожи Бобровой-Новгородской, пожертвовавшей их в семнадцатом году монархической организации «Алмазный фонд».
Я С И Н С К А Я. Это ложь. Светозаров просто хотел скомпрометировать моего друга и покровителя генерала Волкова.
С У Х О В. Вы знаете Елену Петровну Эгерт?
Я С И Н С К А Я. Немного.
С У Х О В. У нее одно время хранились ценности монархической организации «Алмазный фонд», в том числе и серьги-каскады. Я могу устроить вам очную ставку с ней. Хотите?
Я С И Н С К А Я. У меня нет никакого желания встречаться с ней. Думаю, в этом вообще нет необходимости. Меня вполне устраивает ваше общество.
С У Х О В. Тогда говорите правду.
Я С И Н С К А Я. Я стараюсь. Просто мне не всегда это удается.
С У Х О В. Как у вас оказались серьги-каскады?
Я С И Н С К А Я. Мне их подарили.
С У Х О В. Кто и где?
Я С И Н С К А Я. Винокуров. Во время моего посещения Екатеринбурга. Я там гостила у подруги.
С У Х О В. Почему же вы сказали генералу Волкову, что приобрели эти серьги у ювелира Кутова на деньги, одолженные у подруги?
Я С И Н С К А Я. Вы действительно настолько наивны или просто притворяетесь?
С У Х О В. Попрошу ответить на мой вопрос.
Я С И Н С К А Я. Генерал Волков был слишком ревнив. Такой дорогой подарок, как серьги-каскады, мог навести его на всяческие мысли. А я его любила и не хотела расстраивать.
С У Х О В. Вы хотите сказать, что между вами и Винокуровым были тогда чисто дружеские отношения?
Я С И Н С К А Я. Нет, я этого не хочу сказать.
С У Х О В. А что же?
Я С И Н С К А Я. Я говорю лишь о том, что у каждой красивой женщины, ежели она бедна, но любит драгоценности, имеются свои маленькие тайны. Уверяю вас, в них совсем не обязательно посвящать человека, который собирается на тебе жениться. Можете мне поверить на слово.
С У Х О В. Брошь «Северная звезда», принадлежавшую некогда госпоже Шадринской, вам тоже подарил Винокуров?
Я С И Н С К А Я. Да, он, но не в Екатеринбурге, а в Харькове.
С У Х О В. И «Улыбку раджи»?
Я С И Н С К А Я. Что вы имеете в виду?
С У Х О В. Так называется в описи ценностей «Алмазного фонда» найденный у вас кулон.
Я С И Н С К А Я. Нет, кулон мне подарил не Винокуров.
С У Х О В. А кто же?
Я С И Н С К А Я. Павел Алексеевич Уваров.
С У Х О В. Он что… тоже одна из ваших «маленьких тайн»?
Я С И Н С К А Я. Вы считаете, что у меня плохой вкус?
С У Х О В. Не берусь судить.
Я С И Н С К А Я. Он меня в Харькове пригласил как-то на «Ромео и Джульетту»… Перед ним одним я бы, возможно, и устояла, но, сами понимаете, – Шекспир! Это уже было свыше моих сил. Я благоговею перед классиками.
С У Х О В. На допросе Уваров заявил, что Винокуров его ненавидел и даже готовил на него в Одессе покушение. Соответствует ли это действительности?
Я С И Н С К А Я. Возможно, хотя их и принимали за друзей.
С У Х О В. Винокуров ревновал вас к Уварову?
Я С И Н С К А Я. Он не был ревнив и не ходил на Шекспира. Просто Уваров слишком многое знал о нем, а люди не любят, когда о них слишком многое знают.
С У Х О В. Уваров знал, что Винокуров присвоил ценности «Алмазного фонда»?
Я С И Н С К А Я. Да.
С У Х О В. От кого?
Я С И Н С К А Я. Не знаю.
С У Х О В. Он настаивал на том, чтобы Винокуров вернул присвоенное руководству организации?
Я С И Н С К А Я. Разве Уваров произвел на вас впечатление идиота? После расстрела царской семьи на подобном мог настаивать только идиот. Павла Алексеевича вполне устроило, если бы ценности «Фонда» были честно поделены между достойными и порядочными людьми, которые рисковали жизнью и состоянием во имя монархии.
С У Х О В. К ним он, вероятно, относил и себя?
Я С И Н С К А Я. Только себя.
С У Х О В. Он говорил об этом Винокурову?
Я С И Н С К А Я. Разумеется. Он относился к Винокурову с истинной симпатией и считал нетактичным скрывать от него свои искренние убеждения, тем более что эта идея казалась ему очень удачной, так же как и мне…
С У Х О В. Я так понял, что Уваров шантажировал Винокурова?
Я С И Н С К А Я. Шантаж? Что вы! Люди из общества так низко никогда не опускаются. Единственное, что Павел Алексеевич мог себе позволить, так это намек.
С У Х О В. На что?
Я С И Н С К А Я. Ну как на что? На то, что неимоверная жадность и глупое упрямство чреваты всяческими неприятностями и что он был бы очень огорчен, если бы Винокурова разжаловали, посадили за решетку или, не дай бог, расстреляли.
С У Х О В. И как же Винокуров реагировал на эти… намеки?
Я С И Н С К А Я СИНСКАЯ. Он должен был понять, что Павел Алексеевич желает ему добра.
С У Х О В. Как Винокуров реагировал на шантаж?
Я С И Н С К А Я. Если исключить упомянутое вами маленькое недоразумение в Одессе, то можно сказать, что положительно.
С У Х О В. Положительно?
Я С И Н С К А Я. Представьте себе, именно так. Учтите, что Павел Алексеевич красноречив и всегда умел привлечь симпатии собеседников. Он обладал даром убеждать и как-то говорил мне, что готовил себя в проповедники. Уверена, что на этом поприще его ждали неувядаемые лавры и всеобщее признание. Ему ничего не стоило бы обратить всех язычников в христианство, а христиан тут же сделать мусульманами или буддистами.
С У Х О В. Вы знаете «перстень Калиостро», который хранился у господина Уварова в отхожем месте?
Я С И Н С К А Я. Сапфир с вырезанным на нем изображением Геркулеса?
С У Х О В. Он самый.
Я С И Н С К А Я. Знаю.
С У Х О В. Как он попал к нему?
Я С И Н С К А Я. Точно так же, как и мой кулон с голубым алмазом, геммы, медали, старинные золотые монеты…
С У Х О В. От Винокурова?
Я С И Н С К А Я. Да.
С У Х О В. Результат шантажа?
Я С И Н С К А Я. Красноречия.
С У Х О В. А каким образом у Винокурова оказались изъятые у вас, Кробуса и Уварова экспонаты музея?
Я С И Н С К А Я. Не знаю. Могу лишь сказать, что покойный Юрий Николаевич любил коллекционировать все, что можно было легко и выгодно продать, особенно золото, картины, драгоценные камни. Он был прирожденным коллекционером и…
С У Х О В…проповедником?
Я С И Н С К А Я. Нет, мечтателем.
С У Х О В. Вон как?!
Я С И Н С К А Я. Да. Он мечтал открыть в Париже русский бордель. Патриот до мозга костей! Он так хотел утереть нос этим наглым французам! Но увы, все его дерзновенные мечты оборвала неожиданная смерть. Он даже не успел организовать офицерский бордель в самом Харькове. Представляете, как ему было тяжко умирать? Просто сердце кровью обливается!…
С У Х О В. Почему вы не эвакуировались вместе с белыми из Харькова?
Я С И Н С К А Я. Я не имела такой возможности.
С У Х О В. Почему же? По имеющимся у нас сведениям, вам предлагали место в штабном вагоне. Я не ошибаюсь?
Я С И Н С К А Я. Нет, не ошибаетесь. Но я не могла покинуть на произвол судьбы Павла Алексеевича. В ноябре он заболел сыпным тифом. Санитарные поезда вывозили только раненых. Единственный санитарный поезд, предназначенный для инфекционных больных, был по приказу командования расформирован.
С У Х О В. Но ведь Уварова соглашались взять в теплушку?
Я С И Н С К А Я. Я не могла обречь его на такую муку.
С У Х О В. И кроме того, все ваши ценности хранились у него в тайнике и вы не знали, где этот тайник находится?
Я С И Н С К А Я. Это имело второстепенное значение.
С У Х О В. Но все же имело?
Я С И Н С К А Я. А вы не столь наивны, как кажетесь…
Из стенограммы опросапомощника заведующего отделом утилизации
ВСНХ тов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82