– Ничего определенного. Предчувствие, что ли. Просто пришло в голову, и все. Правда, ничего определенного…
– Кроме того, что ты определенно нашел его! – прорычала она, снова ткнув меня в бок.
– На самом деле все не совсем так. Скорее он нашел меня.
– Хватит умничать! – Мне ничего не осталось, кроме как развести руками – настолько невыносимой бывает иногда Деб. – Ты же обещал, черт тебя возьми!
Что-то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из политических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
– Извини, Деб, – сказал я. – Я просто не мог подумать, что из этого что-нибудь получится. Просто… предчувствие, что ли…
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию, даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
– Ты мне лучше помоги. Что мне сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
– А Ла Гэрта уже опрашивала тебя?
– Всесторонне и исчерпывающе. Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.
– И она не поинтересовалась. Не вопрос – утверждение.
– Убежден, что у детектива Ла Гэрты много забот, – сказал я, умолчав о том, что часть этих забот, очевидно, касается меня. – Но рано или поздно кто-то поинтересуется. – Я посмотрел туда, где она возглавляла операцию. – Возможно, это будет сержант Доукс, – добавил я не без страха.
Она кивнула.
– Он порядочный коп. Ему бы только чуть поменьше спеси.
– Спесь – это, может быть, единственное, что у него есть, – возразил я. – Но по какой-то причине он меня не любит. И спросит о чем угодно, если решит, что этим загонит меня в угол.
– Тогда скажи ему правду, – сказала Дебора с невозмутимым видом. – Но сначала скажи ее мне.
И она снова ткнула меня в то же место.
– Пожалуйста, Дебора, ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
– Не знаю, – ответила она. – Но чувствую, что начинаю узнавать.
– Такое больше не повторится, – пообещал я. – Это было просто какое-то ночное вдохновение, Дебора. Что бы я тебе сказал, если бы позвонил, а дело обернулось бы ничем?
– Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! Еще тычок.
– Я правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя.
– А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя.
Вот так сюрприз. Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил:
– Прости меня, Деб. – А потом, как неунывающая Полианна, которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: – Но по крайней мере там был рефрижератор.
Она моргнула.
– Там был грузовик?
– Ох, Деб, они тебе не рассказали?
Тычок.
– Черт возьми, Декстер! – зашипела она. – Так что же грузовик?
– Был грузовик, – произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией, и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. – Он сидел за рулем фургона-рефрижератора. Когда бросил мне голову.
Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза.
– Иди ты… – наконец смогла сказать она.
– Как скажешь.
– Господи Иисусе… – произнесла Дебора, глядя в пространство и, очевидно, видя свое повышение по службе, проплывающее где-то у меня над головой.
Она скорее всего собиралась продолжить, если бы в этот момент Эйнджел – не родственник – не подал голос, перебивший гул, висящий над Ареной.
– Детектив? – крикнул он, вертя головой в поисках Л а Гэрты.
Голос звучал странно, словно в беспамятстве, как вскрик полузадушенного человека, не привыкшего громко говорить на людях. В помещении сразу же стало тихо. В интонации были одновременно и шок, и триумф: я нашел что-то важное, но – о Господи!
Все глаза повернулись в сторону Эйнджела, а он показывал вниз, на сидящего на корточках лысого мужчину, который медленно и осторожно что-то вынимал из верхнего пакета.
Мужчина наконец вытащил эту штуку из пакета, неловко держа, уронил, и она покатилась по льду. Он потянулся за ней, поскользнулся и поехал по льду вслед за поблескивающей штуковиной, пока их обоих не прибило к борту. Трясущейся рукой Эйнджел дотянутся до нее, схватил и поднял, чтобы всем нам было видно.
Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как всеподавляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало.
Это было зеркало заднего вида с грузовика.
Глава 11
Огромное одеяло оглушительной тишины висело над Ареной всего мгновение. Затем гул голосов приобрел новый оттенок – люди старались увидеть, объяснить, обсудить.
Зеркало. Что, черт возьми, это означает?
Хороший вопрос. Несмотря на то, что такой поворот событий очень тронул меня, никаких спонтанных теорий о том, каково его значение, у меня не появилось. Так иногда бывает в большом искусстве. Оно воздействует на тебя, а ты не можешь объяснить как. Глубокий символизм? Тайное послание? Мучительная мольба о помощи и понимании? Невозможно ответить – впрочем, для меня и вовсе не первостепенно. Я хотел надышаться всем этим. Пусть другие беспокоятся, как зеркало оказалось здесь. В конце концов, могло просто выпасть, и он решил выбросить его в первый подвернувшийся мешок для мусора.
Нет, невозможно, конечно, нет. Зеркало оказалось здесь по какой-то очень важной причине. Для него эти мешки – не мусорные. Как он только что элегантно доказал хоккейным представлением, способ преподнесения – важная часть того, что он делает. Он не допустит обыденности ни в одной детали. Что же означает зеркало? Все сходится на том, что, как бы ни импровизировал убийца, зеркало к фрагментам тела он приложил совершенно намеренно. Более того, где-то между лопаток у меня появилось ощущение, что это очень точное и очень личное послание.
Мне?
Если не мне, то кому? Остальная часть действия обращена к миру в целом: «Смотрите, кто я есть! Смотрите, кто мы все есть. Смотрите, что я делаю». Зеркало от грузовика не вписывается в программное заявление. Сегментирование тела, дренирование крови – это необходимо и элегантно. Но зеркало – причем, если окажется, что оно от того фургона, который я преследовал, – другое дело. Элегантно – да; но что оно добавляет к общей картине? Ничего. Зеркало вложено с какой-то другой целью, и цель эта должна иметь новую и совершенно другую мотивацию. Я почти чувствовал электрический заряд мысли, пронизывающий меня. Если зеркало с грузовика, то предназначаться оно может только мне.
Но что оно означает?
– На кой черт оно здесь? – спросила Деб. – Зеркало. Зачем?
– Не знаю, – ответил я, все еще ощущая в себе пульсирующую энергию. – Тем не менее, поспорю с тобой на ужин с крабами у Джо, что оно с того фургона-рефрижератора.
– Не спорь, – сказала она. – По крайней мере, оно решает один важный вопрос.
Пораженный, я смотрел на Деб. Она – правда, что ли, интуитивно – нашла то, что пропустил я?
– Что за вопрос, сестричка?
Она кивнула на кучку копов управленческого уровня, пререкающихся на краю поля.
– Юрисдикция. На сей раз она наша. Пошли.
На поверхности детектив Ла Гэрта не выглядела впечатленной этим новым вещественным доказательством. Возможно, она хотела скрыть глубокое беспокойство, вызванное символизмом зеркала и всем, что с ним может быть связано, за тщательно возведенным фасадом безразличия. Или так, или она действительно непробиваема, как бетонная стена. Она все еще стояла с Доуксом. К его чести, он выглядел обеспокоенным, но, может быть, его лицо просто устало от вечно злобного взгляда и решило примерить что-то новое.
– Морган, – обратилась Ла Гэрта к Деб. – Я не узнала вас в одежде.
– Полагаю, иногда можно не заметить массу очевидного, детектив, – ответила Дебора, прежде чем я смог остановить ее.
– Точно, – парировала Ла Гэрта. – Именно поэтому некоторые из нас никогда не становятся детективами.
Полная и бескровная победа. Ла Гэрта, даже не дождавшись, пока пуля долетит до цели, отвернулась от Деб и заговорила с Доуксом:
– Выясните, у кого есть ключи от Арены. Кто может зайти сюда в любое время.
– Ага, – произнес Доукс. – Проверить все замки, не взломаны ли?
– Нет. – Ла Гэрта довольно мило нахмурилась. – У нас теперь есть свой контакт со льдом. – Она взглянула на Дебору. – Этот рефрижератор только путает нам карты. – Снова Доуксу. – Ткани должны были повредить здесь, на льду. Поэтому убийца как-то связан со льдом в этом здании. – Она в последний раз посмотрела на Дебору. – А не с грузовиком.
– Ага, – произнес Доукс.
Голос его прозвучал неуверенно, однако дело ведет не он.
Ла Гэрта перевела взгляд на меня.
– Думаю, ты можешь ехать домой, Декстер. Я знаю, где ты живешь, если вдруг понадобишься.
По крайней мере хоть не подмигнула. Дебора проводила меня до больших двойных дверей Арены.
– Если так пойдет дальше, через год я буду регулировщиком, – продолжала ворчать она.
– Ерунда, Деб, максимум на пару месяцев.
– Спасибо.
– Нет, правда. Ты не должна так явно ее провоцировать. Видела, как это делает сержант Доукс? Ради Бога, действуй потоньше.
– Потоньше! – Она резко затормозила и схватила меня за грудки. – Послушай, Декстер. Это ведь никакая не игра.
– А вот нет, Деб. Игра, да еще какая. Политическая игра. А ты не играешь в нее как следует.
– Я ни во что не играю! – зарычала она. – На карте человеческие жизни. На свободе гуляет мясник, и он останется на свободе, пока здесь распоряжается эта слабоумная Ла Гэрта.
Я подавил в себе всплеск надежды.
– Вполне вероятно…
– Так оно и есть, – настаивала Дебора.
– Но, Дебора, ты ничего не сможешь изменить, если сошлешь себя регулировать движение в Коконат-Гроув.
– Ты прав. Если только не найду убийцу.
Ну вот, приехали. У некоторых просто отсутствует представление о том, как устроен мир. А так она очень не глупа, правда. Просто унаследовала у Гарри всю его земную прямоту, его прямолинейность в решении проблем, только вот забыла прихватить немного мудрости. У Гарри туповатость применялась, когда надо было решить какой-нибудь дерьмовый вопрос. У Деборы это был способ притвориться, что такового не существует.
До моей машины меня подвез один из патрулей. Потом я ехал домой, представляя, что оставил голову у себя, тщательно завернул в салфетку, положил на заднее сиденье и вот везу домой. Ужасно и глупо, согласен. В первый раз я понял этих грустных людей, чаще всего шрайнеров, которые ласкают женские туфли или носят с собой грязное белье. Жуткое чувство, мне захотелось принять душ, наверное, так же сильно, как хотелось бы погладить эту голову.
Только вот у меня ее не было. Делать нечего, пора домой. Я ехал медленно, на несколько миль в час ниже разрешенной скорости. В Майами это как повесить на спину плакат «Вмажь мне!». Конечно, мне никто не вмазал, для этого им пришлось бы замедлить ход. Мне гудели семь раз, восемь раз показали средний палец, и пять машин просто объехали меня – кто по тротуару, кто по встречной.
Впрочем, сегодня даже высокая энергетика этих водителей не смогла поднять мне настроение. Я был смертельно утомлен и потрясен, мне нужно подумать, забыть гулкое эхо Арены и тупую болтовню Ла Гэрты. Медленная езда дала мне возможность поразмыслить, разобраться в значении всего произошедшего за день. И выяснилось, что одна глупая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям об убийце, выкатившейся на дорогу голове, засунутому в мешок зеркалу и восхитительно сухим фрагментам тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Кроме того, что ты определенно нашел его! – прорычала она, снова ткнув меня в бок.
– На самом деле все не совсем так. Скорее он нашел меня.
– Хватит умничать! – Мне ничего не осталось, кроме как развести руками – настолько невыносимой бывает иногда Деб. – Ты же обещал, черт тебя возьми!
Что-то я не припоминаю никаких обещаний, в которые включался бы ночной звонок с пересказом кошмарного сна, однако из политических соображений об этом не стоило говорить, посему я оставил утверждение без комментариев.
– Извини, Деб, – сказал я. – Я просто не мог подумать, что из этого что-нибудь получится. Просто… предчувствие, что ли…
Естественно, у меня и в мыслях не было попытаться объяснять это через парапсихологию, даже такому близкому человеку, как Деб. Да мне этого и не хотелось. В голову пришло совсем другое.
– Ты мне лучше помоги. Что мне сказать, если они решат спросить, зачем это я катался там на машине в четыре утра?
– А Ла Гэрта уже опрашивала тебя?
– Всесторонне и исчерпывающе. Меня даже передернуло.
На лице Деб появилось раздраженное выражение.
– И она не поинтересовалась. Не вопрос – утверждение.
– Убежден, что у детектива Ла Гэрты много забот, – сказал я, умолчав о том, что часть этих забот, очевидно, касается меня. – Но рано или поздно кто-то поинтересуется. – Я посмотрел туда, где она возглавляла операцию. – Возможно, это будет сержант Доукс, – добавил я не без страха.
Она кивнула.
– Он порядочный коп. Ему бы только чуть поменьше спеси.
– Спесь – это, может быть, единственное, что у него есть, – возразил я. – Но по какой-то причине он меня не любит. И спросит о чем угодно, если решит, что этим загонит меня в угол.
– Тогда скажи ему правду, – сказала Дебора с невозмутимым видом. – Но сначала скажи ее мне.
И она снова ткнула меня в то же место.
– Пожалуйста, Дебора, ты же знаешь, какая у меня нежная кожа.
– Не знаю, – ответила она. – Но чувствую, что начинаю узнавать.
– Такое больше не повторится, – пообещал я. – Это было просто какое-то ночное вдохновение, Дебора. Что бы я тебе сказал, если бы позвонил, а дело обернулось бы ничем?
– Но оно не обернулось ничем. Как раз наоборот! Еще тычок.
– Я правда не был уверен, что так случится. И я бы чувствовал себя последним придурком, если бы втянул тебя.
– А теперь представь, как бы я себя чувствовала, если бы он убил тебя.
Вот так сюрприз. Мне трудно даже начать представлять, что бы она почувствовала. Сожаление? Разочарование? Гнев? Боюсь, все эти штуки выше меня. И я просто повторил:
– Прости меня, Деб. – А потом, как неунывающая Полианна, которая в любом деле находит светлые стороны, добавил: – Но по крайней мере там был рефрижератор.
Она моргнула.
– Там был грузовик?
– Ох, Деб, они тебе не рассказали?
Тычок.
– Черт возьми, Декстер! – зашипела она. – Так что же грузовик?
– Был грузовик, – произнес я, несколько сконфуженный ее настолько эмоционально обнаженной реакцией, и, конечно же, тем фактом, что столь симпатичная женщина выбивает из меня все это дерьмо. – Он сидел за рулем фургона-рефрижератора. Когда бросил мне голову.
Дебора схватила меня за руки и уставилась прямо в глаза.
– Иди ты… – наконец смогла сказать она.
– Как скажешь.
– Господи Иисусе… – произнесла Дебора, глядя в пространство и, очевидно, видя свое повышение по службе, проплывающее где-то у меня над головой.
Она скорее всего собиралась продолжить, если бы в этот момент Эйнджел – не родственник – не подал голос, перебивший гул, висящий над Ареной.
– Детектив? – крикнул он, вертя головой в поисках Л а Гэрты.
Голос звучал странно, словно в беспамятстве, как вскрик полузадушенного человека, не привыкшего громко говорить на людях. В помещении сразу же стало тихо. В интонации были одновременно и шок, и триумф: я нашел что-то важное, но – о Господи!
Все глаза повернулись в сторону Эйнджела, а он показывал вниз, на сидящего на корточках лысого мужчину, который медленно и осторожно что-то вынимал из верхнего пакета.
Мужчина наконец вытащил эту штуку из пакета, неловко держа, уронил, и она покатилась по льду. Он потянулся за ней, поскользнулся и поехал по льду вслед за поблескивающей штуковиной, пока их обоих не прибило к борту. Трясущейся рукой Эйнджел дотянутся до нее, схватил и поднял, чтобы всем нам было видно.
Внезапно воцарившаяся в помещении тишина была благоговейной, захватывающей и прекрасной, как всеподавляющий взрыв аплодисментов после того, как с гениального произведения сняли покрывало.
Это было зеркало заднего вида с грузовика.
Глава 11
Огромное одеяло оглушительной тишины висело над Ареной всего мгновение. Затем гул голосов приобрел новый оттенок – люди старались увидеть, объяснить, обсудить.
Зеркало. Что, черт возьми, это означает?
Хороший вопрос. Несмотря на то, что такой поворот событий очень тронул меня, никаких спонтанных теорий о том, каково его значение, у меня не появилось. Так иногда бывает в большом искусстве. Оно воздействует на тебя, а ты не можешь объяснить как. Глубокий символизм? Тайное послание? Мучительная мольба о помощи и понимании? Невозможно ответить – впрочем, для меня и вовсе не первостепенно. Я хотел надышаться всем этим. Пусть другие беспокоятся, как зеркало оказалось здесь. В конце концов, могло просто выпасть, и он решил выбросить его в первый подвернувшийся мешок для мусора.
Нет, невозможно, конечно, нет. Зеркало оказалось здесь по какой-то очень важной причине. Для него эти мешки – не мусорные. Как он только что элегантно доказал хоккейным представлением, способ преподнесения – важная часть того, что он делает. Он не допустит обыденности ни в одной детали. Что же означает зеркало? Все сходится на том, что, как бы ни импровизировал убийца, зеркало к фрагментам тела он приложил совершенно намеренно. Более того, где-то между лопаток у меня появилось ощущение, что это очень точное и очень личное послание.
Мне?
Если не мне, то кому? Остальная часть действия обращена к миру в целом: «Смотрите, кто я есть! Смотрите, кто мы все есть. Смотрите, что я делаю». Зеркало от грузовика не вписывается в программное заявление. Сегментирование тела, дренирование крови – это необходимо и элегантно. Но зеркало – причем, если окажется, что оно от того фургона, который я преследовал, – другое дело. Элегантно – да; но что оно добавляет к общей картине? Ничего. Зеркало вложено с какой-то другой целью, и цель эта должна иметь новую и совершенно другую мотивацию. Я почти чувствовал электрический заряд мысли, пронизывающий меня. Если зеркало с грузовика, то предназначаться оно может только мне.
Но что оно означает?
– На кой черт оно здесь? – спросила Деб. – Зеркало. Зачем?
– Не знаю, – ответил я, все еще ощущая в себе пульсирующую энергию. – Тем не менее, поспорю с тобой на ужин с крабами у Джо, что оно с того фургона-рефрижератора.
– Не спорь, – сказала она. – По крайней мере, оно решает один важный вопрос.
Пораженный, я смотрел на Деб. Она – правда, что ли, интуитивно – нашла то, что пропустил я?
– Что за вопрос, сестричка?
Она кивнула на кучку копов управленческого уровня, пререкающихся на краю поля.
– Юрисдикция. На сей раз она наша. Пошли.
На поверхности детектив Ла Гэрта не выглядела впечатленной этим новым вещественным доказательством. Возможно, она хотела скрыть глубокое беспокойство, вызванное символизмом зеркала и всем, что с ним может быть связано, за тщательно возведенным фасадом безразличия. Или так, или она действительно непробиваема, как бетонная стена. Она все еще стояла с Доуксом. К его чести, он выглядел обеспокоенным, но, может быть, его лицо просто устало от вечно злобного взгляда и решило примерить что-то новое.
– Морган, – обратилась Ла Гэрта к Деб. – Я не узнала вас в одежде.
– Полагаю, иногда можно не заметить массу очевидного, детектив, – ответила Дебора, прежде чем я смог остановить ее.
– Точно, – парировала Ла Гэрта. – Именно поэтому некоторые из нас никогда не становятся детективами.
Полная и бескровная победа. Ла Гэрта, даже не дождавшись, пока пуля долетит до цели, отвернулась от Деб и заговорила с Доуксом:
– Выясните, у кого есть ключи от Арены. Кто может зайти сюда в любое время.
– Ага, – произнес Доукс. – Проверить все замки, не взломаны ли?
– Нет. – Ла Гэрта довольно мило нахмурилась. – У нас теперь есть свой контакт со льдом. – Она взглянула на Дебору. – Этот рефрижератор только путает нам карты. – Снова Доуксу. – Ткани должны были повредить здесь, на льду. Поэтому убийца как-то связан со льдом в этом здании. – Она в последний раз посмотрела на Дебору. – А не с грузовиком.
– Ага, – произнес Доукс.
Голос его прозвучал неуверенно, однако дело ведет не он.
Ла Гэрта перевела взгляд на меня.
– Думаю, ты можешь ехать домой, Декстер. Я знаю, где ты живешь, если вдруг понадобишься.
По крайней мере хоть не подмигнула. Дебора проводила меня до больших двойных дверей Арены.
– Если так пойдет дальше, через год я буду регулировщиком, – продолжала ворчать она.
– Ерунда, Деб, максимум на пару месяцев.
– Спасибо.
– Нет, правда. Ты не должна так явно ее провоцировать. Видела, как это делает сержант Доукс? Ради Бога, действуй потоньше.
– Потоньше! – Она резко затормозила и схватила меня за грудки. – Послушай, Декстер. Это ведь никакая не игра.
– А вот нет, Деб. Игра, да еще какая. Политическая игра. А ты не играешь в нее как следует.
– Я ни во что не играю! – зарычала она. – На карте человеческие жизни. На свободе гуляет мясник, и он останется на свободе, пока здесь распоряжается эта слабоумная Ла Гэрта.
Я подавил в себе всплеск надежды.
– Вполне вероятно…
– Так оно и есть, – настаивала Дебора.
– Но, Дебора, ты ничего не сможешь изменить, если сошлешь себя регулировать движение в Коконат-Гроув.
– Ты прав. Если только не найду убийцу.
Ну вот, приехали. У некоторых просто отсутствует представление о том, как устроен мир. А так она очень не глупа, правда. Просто унаследовала у Гарри всю его земную прямоту, его прямолинейность в решении проблем, только вот забыла прихватить немного мудрости. У Гарри туповатость применялась, когда надо было решить какой-нибудь дерьмовый вопрос. У Деборы это был способ притвориться, что такового не существует.
До моей машины меня подвез один из патрулей. Потом я ехал домой, представляя, что оставил голову у себя, тщательно завернул в салфетку, положил на заднее сиденье и вот везу домой. Ужасно и глупо, согласен. В первый раз я понял этих грустных людей, чаще всего шрайнеров, которые ласкают женские туфли или носят с собой грязное белье. Жуткое чувство, мне захотелось принять душ, наверное, так же сильно, как хотелось бы погладить эту голову.
Только вот у меня ее не было. Делать нечего, пора домой. Я ехал медленно, на несколько миль в час ниже разрешенной скорости. В Майами это как повесить на спину плакат «Вмажь мне!». Конечно, мне никто не вмазал, для этого им пришлось бы замедлить ход. Мне гудели семь раз, восемь раз показали средний палец, и пять машин просто объехали меня – кто по тротуару, кто по встречной.
Впрочем, сегодня даже высокая энергетика этих водителей не смогла поднять мне настроение. Я был смертельно утомлен и потрясен, мне нужно подумать, забыть гулкое эхо Арены и тупую болтовню Ла Гэрты. Медленная езда дала мне возможность поразмыслить, разобраться в значении всего произошедшего за день. И выяснилось, что одна глупая фраза все время звенит у меня в голове, перескакивая с извилины на извилину. Казалось, она живет собственной жизнью. Чем больше я в нее мысленно вслушивался, тем больше смысла находил. А по ту сторону смысла она превращалась в некую искушающую мантру. Стала ключом к мыслям об убийце, выкатившейся на дорогу голове, засунутому в мешок зеркалу и восхитительно сухим фрагментам тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35