Или правильно вот так ускользнуть, элегантно и без суеты?
В девятнадцать лет я, конечно же, не знал ответа, хотя о смерти мне было известно гораздо больше остальных прыщавых придурков со второго курса университета Майами, где я учился.
И как-то чудным осенним днем, когда я шел в сторону Студенческого Союза после лекции по химии, недалеко от меня появилась Дебора.
– Дебора, – позвал я ее, как мне казалось, очень по-студенчески, – пойдем выпьем колы.
Гарри советовал мне чаще появляться в Союзе и пить там колу. Так мне легче будет сойти за человека, а также научиться вести себя как другие люди. И конечно, он был прав. Несмотря на вред для моих зубов, я очень многое узнавал о представителях этого неприятного биологического вида.
Дебора, которая в свои семнадцать уже была очень серьезной, покачала головой.
– Папа, – сказала она.
И очень скоро мы ехали через весь город в хоспис, куда поместили Гарри. Хоспис сам по себе уже не есть добрая новость. Это значит, врачи говорят, что Гарри готов умереть, и полагают, что он будет с ними сотрудничать.
Когда мы приехали, Гарри выглядел не слишком хорошо. На фоне белых простыней он был такой зеленый и тихий, что я подумал – мы опоздали. От своей долгой борьбы он стал худым и костлявым, будто что-то пожирало его изнутри. Аппарат искусственного дыхания рядом с ним издавал шипение – звук Дарта Вейдера из живой могилы. Гарри был жив, строго говоря.
– Папа, – сказала Дебора, взяв его за руку. – Я привела Декстера.
Гарри открыл глаза, и его голова перекатилась в нашу сторону, словно некая невидимая сила подтолкнула ее с дальнего края подушки. Но глаза были не его. Какие-то темные углубления, тусклые и пустые, необитаемые. Тело Гарри, может быть, еще было живым, но он уже ушел из дому.
– Нехорошо, – сказала нам медсестра. – Мы ведь хотим, чтобы ему было сейчас удобно.
И занялась большим шприцем: наполнила его, подняла вверх, нажала на поршень, чтобы выпустить пузырек воздуха.
– …подождите… – Звук был таким тихим, мне вначале показалось, что это аппарат искусственного дыхания. Я обвел глазами палату и наконец остановил их на том, что осталось от Гарри. – …подождите… – повторил он, кивая в сторону медсестры.
А она или не слышала его, или решила проигнорировать. Подошла к нему сбоку, аккуратно подняла похудевшую руку и начала протирать ее ватным тампоном.
– …нет… – выдохнул Гарри, тихо, почти неслышно.
Я посмотрел на Дебору. Она стояла, вся – внимание, идеальная поза формальной неуверенности. Снова взглянул на Гарри. Он смотрел прямо мне в глаза.
– …не надо… – произнес он, и теперь в его глазах появилось нечто, напоминающее ужас, – укол… не надо.
Я шагнул вперед и удержал руку медсестры, не дав ей воткнуть иглу в вену Гарри.
– Подождите, – сказал я.
Она посмотрела на меня, и на мгновение что-то мелькнуло в ее глазах. Я чуть не отшатнулся от неожиданности. Холодная ярость, реакция не человека, но рептилии – «Я хочу», как будто мир – ее собственная площадка для игр. Мгновенная вспышка, но я уверен, что прав. Ей хотелось вогнать иглу мне в глаз за то, что ее остановили. Ей хотелось воткнуть ее мне в грудь и вертеть ею, пока у меня не выскочат ребра, а сердце не окажется в ее руках и она не начнет выдавливать, выкручивать, вырывать из меня жизнь. Передо мной был монстр, охотник, убийца. Хищник, бездушный и бессердечный.
Как и я сам.
Однако ее деланная улыбка вернулась очень скоро.
– Что такое, голубчик? – спросила она, ласково так – самая настоящая Последняя Сестра Милосердия.
Я почувствовал, что язык вдруг стал слишком велик для рта, казалось, прошло несколько минут, пока я смог ответить:
– Он не хочет, чтобы ему делали укол.
Сестра снова улыбнулась; улыбка, чудная такая штучка, устроилась у нее на лице, прямо благословение Господне.
– Ваш папа очень болен. Ему очень больно.
Она подняла шприц иглой вверх, и луч света из окна мелодраматично отразился в ней. Игла засияла, как тот самый Святой Грааль.
– Нужно сделать ему укол, – сказала она.
– Он не хочет, – ответил я.
– Ему больно, – сказала она.
Гарри что-то промолвил, но я не расслышал. Мои глаза замкнулись на Сестре, ее – на мне, два монстра с одним и тем же куском мяса между ними. Не отводя от нее взгляда, я наклонился к нему.
– …Я… хочу… боль… – произнес Гарри.
Я бросил на него взгляд. В этом почти сформировавшемся cкелете, уютно свернувшемся под одеялом, с прической «ежиком», слишком пышной для его головы, я увидел, что Гарри вернулся и продолжает пробивать себе дорогу в тумане.
Я снова посмотрел на Последнюю Сестру.
– Ему хочется боли, – отрезал я и где-то в ее нахмурившихся бровях, раздраженном рывке головой услышал рев дикого зверя, наблюдающего, как его добыча летит в пропасть.
– Я должна рассказать доктору, – сказала она.
– Хорошо, – ответил я, – мы подождем.
Я проследил, как она выплыла в коридор, как крупная хищная птица. Я почувствовал прикосновение. Гарри следил за мной, как я наблюдал за Последней Сестрой.
– Ты… понимаешь… – сказал Гарри.
– Ты о сестре?
Он закрыл глаза и слегка кивнул – всего один раз.
– Да. Я понимаю.
– Как… ты… – сказал Гарри.
– Что? – потребовала Дебора. – О чем это вы говорите? Папа, как ты себя чувствуешь? Что это значит – «как ты»?
– Как я насчет медсестры. Он имеет в виду, не приударить ли мне за сестрой, Деб, – выкрутился я и снова повернулся к Гарри.
– О, ну да, – пробормотала Дебора, а я уже полностью сконцентрировался на Гарри.
– Что она сделала? – спросил я его.
Он попытался поднять голову, но сумел лишь слегка качнуть ею. Поморщился. Стало ясно, что боль возвращалась, как он и хотел.
– Слишком много, – произнес Гарри. – Она колет… слишком много…
Он снова тяжело задышал и закрыл глаза. В тот день я, наверное, совсем отупел, потому что сразу не понял, что он имеет в виду.
– Слишком много чего?
Гарри открыл затуманенный болью глаз.
– Морфина, – прошептал он.
В меня как будто ударила вспышка молнии.
– Слишком большая доза, – дошло до меня. – Она убивает слишком большой дозой. А в таком месте, как здесь, это практически ее работа, никто не будет задавать вопросов! Так это же…
Гарри снова сжал мне руку, и я прекратил болтовню.
– Не дай ей, – хрипло произнес он. – Не дай ей снова усыпить меня.
– Пожалуйста, – голос Деборы звучал так, как будто вот-вот порвется, – парни, о чем вы говорите?
Я посмотрел на Гарри, но он закрыл глаза – внезапный приступ боли навалился на него.
– Он считает… м-м… – начал я и тут же умолк. Дебора, конечно, знать не знала, кто я такой, а Гарри совершенно твердо велел мне держать ее в неведении. Что я мог рассказать ей, не открыв чего-то?
– Он думает, что сестра колет ему слишком много морфина, – наконец сказал я. – Намеренно.
– Бред, – ответила Деб. – Она ведь медсестра. Гарри взглянул на нее, но промолчал. Если честно, то и мне нечего было ответить на невообразимую наивность Деб.
– Что мне делать? – спросил я Гарри.
Гарри посмотрел на меня очень долгим взглядом. Сначала я подумал, что от боли его разум блуждает где-то, потом понял, что Гарри очень даже на месте. Он так сильно сжал челюсти, казалось, кости вот-вот пробьют его тонкую бледную кожу, а глаза были такими ясными и острыми, какими я их никогда не видел после того, как он в первый раз дал «рецепт Гарри».
– Останови ее, – наконец сказал он.
По всему телу у меня пробежала сильная дрожь. Остановить ее? Разве это возможно? Или он имеет в виду – остановить ее? До сих пор Гарри помогал мне контролировать моего Темного Пассажира, скармливая ему бездомных собак, беря с собой на охоту на оленей. Однажды мы ездили с ним ловить одичавшую обезьяну, которая терроризировала южный район Майами. Она так напоминала человека, но, конечно же, была не права. Чудесный день.
Мы прошли всю теорию вопроса: как выслеживать, как избавляться от улик и так далее. Гарри знал, что в один прекрасный день ЭТО произойдет, и он хотел подготовить меня к тому, что ЭТО придется сделать. Однако он всегда сдерживал меня от того, чтобы я на самом деле сделал ЭТО. Но сейчас – остановить ее? Он правда это имеет в виду?
– Пойду поговорю с врачом, – сказала Дебора. – Пусть распорядится уменьшить дозировку.
Я открыл было рот, но Гарри сжал мне руку и болезненно кивнул.
– Иди, – сказал он, и Дебора на мгновение задержала на нем взгляд, прежде чем повернуться и уйти в поисках врача.
Когда она вышла, в комнате повисло мертвое молчание. Я не мог ни о чем думать, кроме того, что сказал Гарри. «Останови ее». И я не мог придумать никакой иной интерпретации, кроме как той, что он наконец дает мне свободу, разрешение на Настоящее Дело. Я не решался спросить его, это ли он хотел сказать, из страха выяснить, что он имеет в виду что-то другое. Поэтому я долго-долго стоял и смотрел через небольшое окошко на сад, где брызги красных цветов окружали фонтаны.
Время шло. Во рту пересохло.
– Декстер, – наконец сказал Гарри.
Я не ответил. Ничего не мог придумать адекватно моменту.
– Такие дела, – медленно произнес Гарри с болью в голосе, и наши глаза встретились.
Он улыбнулся мне неестественной полуулыбкой, увидев, что я наконец снова с ним.
– Я скоро уйду, – произнес Гарри. – Я не могу помешать тебе быть… таким, какой ты есть.
– Каким, пап? – спросил я.
Он сделал немощное движение хрупкой рукой.
– Рано или поздно… тебе… понадобится… сделать это с человеком, – сказал он, и от этой мысли я почувствовал, как кровь запела у меня в жилах. – С человеком, который… этого заслуживает.
– Как медсестра.
Мое горло совершенно пересохло.
– Да, – сказал он и надолго закрыл глаза. Потом заговорил снова неуверенным от боли голосом: – Она это заслужила, Декстер. – Еще один неровный вздох. Во рту у Гарри что-то потрескивало, как будто тоже в горле пересохло. – Она сознательно дает пациентам слишком большие дозы… Убивает их… Убивает… намеренно. Она убийца, Декстер… Убийца.
Я откашлялся. Голова слегка кружилась, и вообще я чувствовал себя не очень, но, в конце концов, это такой важный момент в жизни молодого человека.
– Ты хочешь… – начал я и замолчал: голос сорвался. – То есть нормально, если я… остановлю ее, пап?
– Да, – ответил он. – Останови ее.
По какой-то причине мне хотелось быть абсолютно уверенным.
– Ты имеешь в виду, ты знаешь… как я делал… с… ты знаешь… с обезьяной?
Глаза Гарри были закрыты, он явно уплывал вдаль на растущей волне боли. Он вздохнул, тихо и неровно.
– Останови медсестру, – сказал он. – Как… обезьяну. Голова его слегка отклонилась назад, он задышал чаще, но так же неровно.
Так.
Вот оно.
Останови медсестру так же, как и обезьяну. Звучит достаточно дико. Но для моего безумно звенящего мозга все это казалось музыкой. Гарри дал мне свободу. У меня есть разрешение. Мы говорили, что однажды это должно произойти, однако он удерживал меня. До сих пор.
Сейчас…
– Мы говорили… об этом, – сказал Гарри, не открывая глаз. – Ты знаешь, что делать…
– Я видела врача. – В палату влетела Дебора. – Он зайдет и исправит дозировку в рецептурном листе.
– Хорошо, – сказал я, чувствуя, как Нечто поднимается во мне от основания позвоночника, какая-то электрическая волна тряхнула меня и накрыла капюшоном. – Пойду побеседую с медсестрой.
Дебора выглядела испуганной, может быть, из-за моего тона.
– Декстер… – сказала она.
Я сделал паузу, стараясь обрести контроль над варварским ликованием, все возрастающим во мне.
– Не люблю неясностей.
Мой голос показался странным даже мне самому. Я прошел мимо Деборы быстрее, чем она могла бы зарегистрировать выражение моего лица.
И в коридоре хосписа, протискиваясь между тюками чистого, хрустящего, белого постельного белья, я почувствовал, как Темный Пассажир в первый раз становится Новым Водителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
В девятнадцать лет я, конечно же, не знал ответа, хотя о смерти мне было известно гораздо больше остальных прыщавых придурков со второго курса университета Майами, где я учился.
И как-то чудным осенним днем, когда я шел в сторону Студенческого Союза после лекции по химии, недалеко от меня появилась Дебора.
– Дебора, – позвал я ее, как мне казалось, очень по-студенчески, – пойдем выпьем колы.
Гарри советовал мне чаще появляться в Союзе и пить там колу. Так мне легче будет сойти за человека, а также научиться вести себя как другие люди. И конечно, он был прав. Несмотря на вред для моих зубов, я очень многое узнавал о представителях этого неприятного биологического вида.
Дебора, которая в свои семнадцать уже была очень серьезной, покачала головой.
– Папа, – сказала она.
И очень скоро мы ехали через весь город в хоспис, куда поместили Гарри. Хоспис сам по себе уже не есть добрая новость. Это значит, врачи говорят, что Гарри готов умереть, и полагают, что он будет с ними сотрудничать.
Когда мы приехали, Гарри выглядел не слишком хорошо. На фоне белых простыней он был такой зеленый и тихий, что я подумал – мы опоздали. От своей долгой борьбы он стал худым и костлявым, будто что-то пожирало его изнутри. Аппарат искусственного дыхания рядом с ним издавал шипение – звук Дарта Вейдера из живой могилы. Гарри был жив, строго говоря.
– Папа, – сказала Дебора, взяв его за руку. – Я привела Декстера.
Гарри открыл глаза, и его голова перекатилась в нашу сторону, словно некая невидимая сила подтолкнула ее с дальнего края подушки. Но глаза были не его. Какие-то темные углубления, тусклые и пустые, необитаемые. Тело Гарри, может быть, еще было живым, но он уже ушел из дому.
– Нехорошо, – сказала нам медсестра. – Мы ведь хотим, чтобы ему было сейчас удобно.
И занялась большим шприцем: наполнила его, подняла вверх, нажала на поршень, чтобы выпустить пузырек воздуха.
– …подождите… – Звук был таким тихим, мне вначале показалось, что это аппарат искусственного дыхания. Я обвел глазами палату и наконец остановил их на том, что осталось от Гарри. – …подождите… – повторил он, кивая в сторону медсестры.
А она или не слышала его, или решила проигнорировать. Подошла к нему сбоку, аккуратно подняла похудевшую руку и начала протирать ее ватным тампоном.
– …нет… – выдохнул Гарри, тихо, почти неслышно.
Я посмотрел на Дебору. Она стояла, вся – внимание, идеальная поза формальной неуверенности. Снова взглянул на Гарри. Он смотрел прямо мне в глаза.
– …не надо… – произнес он, и теперь в его глазах появилось нечто, напоминающее ужас, – укол… не надо.
Я шагнул вперед и удержал руку медсестры, не дав ей воткнуть иглу в вену Гарри.
– Подождите, – сказал я.
Она посмотрела на меня, и на мгновение что-то мелькнуло в ее глазах. Я чуть не отшатнулся от неожиданности. Холодная ярость, реакция не человека, но рептилии – «Я хочу», как будто мир – ее собственная площадка для игр. Мгновенная вспышка, но я уверен, что прав. Ей хотелось вогнать иглу мне в глаз за то, что ее остановили. Ей хотелось воткнуть ее мне в грудь и вертеть ею, пока у меня не выскочат ребра, а сердце не окажется в ее руках и она не начнет выдавливать, выкручивать, вырывать из меня жизнь. Передо мной был монстр, охотник, убийца. Хищник, бездушный и бессердечный.
Как и я сам.
Однако ее деланная улыбка вернулась очень скоро.
– Что такое, голубчик? – спросила она, ласково так – самая настоящая Последняя Сестра Милосердия.
Я почувствовал, что язык вдруг стал слишком велик для рта, казалось, прошло несколько минут, пока я смог ответить:
– Он не хочет, чтобы ему делали укол.
Сестра снова улыбнулась; улыбка, чудная такая штучка, устроилась у нее на лице, прямо благословение Господне.
– Ваш папа очень болен. Ему очень больно.
Она подняла шприц иглой вверх, и луч света из окна мелодраматично отразился в ней. Игла засияла, как тот самый Святой Грааль.
– Нужно сделать ему укол, – сказала она.
– Он не хочет, – ответил я.
– Ему больно, – сказала она.
Гарри что-то промолвил, но я не расслышал. Мои глаза замкнулись на Сестре, ее – на мне, два монстра с одним и тем же куском мяса между ними. Не отводя от нее взгляда, я наклонился к нему.
– …Я… хочу… боль… – произнес Гарри.
Я бросил на него взгляд. В этом почти сформировавшемся cкелете, уютно свернувшемся под одеялом, с прической «ежиком», слишком пышной для его головы, я увидел, что Гарри вернулся и продолжает пробивать себе дорогу в тумане.
Я снова посмотрел на Последнюю Сестру.
– Ему хочется боли, – отрезал я и где-то в ее нахмурившихся бровях, раздраженном рывке головой услышал рев дикого зверя, наблюдающего, как его добыча летит в пропасть.
– Я должна рассказать доктору, – сказала она.
– Хорошо, – ответил я, – мы подождем.
Я проследил, как она выплыла в коридор, как крупная хищная птица. Я почувствовал прикосновение. Гарри следил за мной, как я наблюдал за Последней Сестрой.
– Ты… понимаешь… – сказал Гарри.
– Ты о сестре?
Он закрыл глаза и слегка кивнул – всего один раз.
– Да. Я понимаю.
– Как… ты… – сказал Гарри.
– Что? – потребовала Дебора. – О чем это вы говорите? Папа, как ты себя чувствуешь? Что это значит – «как ты»?
– Как я насчет медсестры. Он имеет в виду, не приударить ли мне за сестрой, Деб, – выкрутился я и снова повернулся к Гарри.
– О, ну да, – пробормотала Дебора, а я уже полностью сконцентрировался на Гарри.
– Что она сделала? – спросил я его.
Он попытался поднять голову, но сумел лишь слегка качнуть ею. Поморщился. Стало ясно, что боль возвращалась, как он и хотел.
– Слишком много, – произнес Гарри. – Она колет… слишком много…
Он снова тяжело задышал и закрыл глаза. В тот день я, наверное, совсем отупел, потому что сразу не понял, что он имеет в виду.
– Слишком много чего?
Гарри открыл затуманенный болью глаз.
– Морфина, – прошептал он.
В меня как будто ударила вспышка молнии.
– Слишком большая доза, – дошло до меня. – Она убивает слишком большой дозой. А в таком месте, как здесь, это практически ее работа, никто не будет задавать вопросов! Так это же…
Гарри снова сжал мне руку, и я прекратил болтовню.
– Не дай ей, – хрипло произнес он. – Не дай ей снова усыпить меня.
– Пожалуйста, – голос Деборы звучал так, как будто вот-вот порвется, – парни, о чем вы говорите?
Я посмотрел на Гарри, но он закрыл глаза – внезапный приступ боли навалился на него.
– Он считает… м-м… – начал я и тут же умолк. Дебора, конечно, знать не знала, кто я такой, а Гарри совершенно твердо велел мне держать ее в неведении. Что я мог рассказать ей, не открыв чего-то?
– Он думает, что сестра колет ему слишком много морфина, – наконец сказал я. – Намеренно.
– Бред, – ответила Деб. – Она ведь медсестра. Гарри взглянул на нее, но промолчал. Если честно, то и мне нечего было ответить на невообразимую наивность Деб.
– Что мне делать? – спросил я Гарри.
Гарри посмотрел на меня очень долгим взглядом. Сначала я подумал, что от боли его разум блуждает где-то, потом понял, что Гарри очень даже на месте. Он так сильно сжал челюсти, казалось, кости вот-вот пробьют его тонкую бледную кожу, а глаза были такими ясными и острыми, какими я их никогда не видел после того, как он в первый раз дал «рецепт Гарри».
– Останови ее, – наконец сказал он.
По всему телу у меня пробежала сильная дрожь. Остановить ее? Разве это возможно? Или он имеет в виду – остановить ее? До сих пор Гарри помогал мне контролировать моего Темного Пассажира, скармливая ему бездомных собак, беря с собой на охоту на оленей. Однажды мы ездили с ним ловить одичавшую обезьяну, которая терроризировала южный район Майами. Она так напоминала человека, но, конечно же, была не права. Чудесный день.
Мы прошли всю теорию вопроса: как выслеживать, как избавляться от улик и так далее. Гарри знал, что в один прекрасный день ЭТО произойдет, и он хотел подготовить меня к тому, что ЭТО придется сделать. Однако он всегда сдерживал меня от того, чтобы я на самом деле сделал ЭТО. Но сейчас – остановить ее? Он правда это имеет в виду?
– Пойду поговорю с врачом, – сказала Дебора. – Пусть распорядится уменьшить дозировку.
Я открыл было рот, но Гарри сжал мне руку и болезненно кивнул.
– Иди, – сказал он, и Дебора на мгновение задержала на нем взгляд, прежде чем повернуться и уйти в поисках врача.
Когда она вышла, в комнате повисло мертвое молчание. Я не мог ни о чем думать, кроме того, что сказал Гарри. «Останови ее». И я не мог придумать никакой иной интерпретации, кроме как той, что он наконец дает мне свободу, разрешение на Настоящее Дело. Я не решался спросить его, это ли он хотел сказать, из страха выяснить, что он имеет в виду что-то другое. Поэтому я долго-долго стоял и смотрел через небольшое окошко на сад, где брызги красных цветов окружали фонтаны.
Время шло. Во рту пересохло.
– Декстер, – наконец сказал Гарри.
Я не ответил. Ничего не мог придумать адекватно моменту.
– Такие дела, – медленно произнес Гарри с болью в голосе, и наши глаза встретились.
Он улыбнулся мне неестественной полуулыбкой, увидев, что я наконец снова с ним.
– Я скоро уйду, – произнес Гарри. – Я не могу помешать тебе быть… таким, какой ты есть.
– Каким, пап? – спросил я.
Он сделал немощное движение хрупкой рукой.
– Рано или поздно… тебе… понадобится… сделать это с человеком, – сказал он, и от этой мысли я почувствовал, как кровь запела у меня в жилах. – С человеком, который… этого заслуживает.
– Как медсестра.
Мое горло совершенно пересохло.
– Да, – сказал он и надолго закрыл глаза. Потом заговорил снова неуверенным от боли голосом: – Она это заслужила, Декстер. – Еще один неровный вздох. Во рту у Гарри что-то потрескивало, как будто тоже в горле пересохло. – Она сознательно дает пациентам слишком большие дозы… Убивает их… Убивает… намеренно. Она убийца, Декстер… Убийца.
Я откашлялся. Голова слегка кружилась, и вообще я чувствовал себя не очень, но, в конце концов, это такой важный момент в жизни молодого человека.
– Ты хочешь… – начал я и замолчал: голос сорвался. – То есть нормально, если я… остановлю ее, пап?
– Да, – ответил он. – Останови ее.
По какой-то причине мне хотелось быть абсолютно уверенным.
– Ты имеешь в виду, ты знаешь… как я делал… с… ты знаешь… с обезьяной?
Глаза Гарри были закрыты, он явно уплывал вдаль на растущей волне боли. Он вздохнул, тихо и неровно.
– Останови медсестру, – сказал он. – Как… обезьяну. Голова его слегка отклонилась назад, он задышал чаще, но так же неровно.
Так.
Вот оно.
Останови медсестру так же, как и обезьяну. Звучит достаточно дико. Но для моего безумно звенящего мозга все это казалось музыкой. Гарри дал мне свободу. У меня есть разрешение. Мы говорили, что однажды это должно произойти, однако он удерживал меня. До сих пор.
Сейчас…
– Мы говорили… об этом, – сказал Гарри, не открывая глаз. – Ты знаешь, что делать…
– Я видела врача. – В палату влетела Дебора. – Он зайдет и исправит дозировку в рецептурном листе.
– Хорошо, – сказал я, чувствуя, как Нечто поднимается во мне от основания позвоночника, какая-то электрическая волна тряхнула меня и накрыла капюшоном. – Пойду побеседую с медсестрой.
Дебора выглядела испуганной, может быть, из-за моего тона.
– Декстер… – сказала она.
Я сделал паузу, стараясь обрести контроль над варварским ликованием, все возрастающим во мне.
– Не люблю неясностей.
Мой голос показался странным даже мне самому. Я прошел мимо Деборы быстрее, чем она могла бы зарегистрировать выражение моего лица.
И в коридоре хосписа, протискиваясь между тюками чистого, хрустящего, белого постельного белья, я почувствовал, как Темный Пассажир в первый раз становится Новым Водителем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35