Он подтянул ее на перевязи.
– С ней не потанцуешь, шагу не можешь ступить, чтобы не ударить кого-нибудь по ноге. Надо быстрее пристроить ее где-нибудь и надеяться, что Джоан не заметит этого.
Джоан – ослепительно прекрасная Маргарита – в этот момент кружилась в танце в объятиях арабского шейха. Увидев в дверях двух приятелей, она выскользнула из круга танцующих вместе со своим партнером.
– Не нашли себе партнерш для танца? – спросила она заботливо, подходя к друзьям. – Укажите мне, кому бы вы хотели быть представлены.
– Моя дорогая, я не могу танцевать с этой шпагой, – запротестовал Коркрэн. – Из-за нее все сторонятся меня.
– Мягко сказано, – сказал шейх. – Я лишился чуть ли недюйма кожи на ноге.
– О, дорогой, – сказала Джоан, расстроенная их словами. – Не мог бы ты держать ее подальше от людей?
– Могу, – сказал Фауст. – Пойду и избавлюсь от этого вредоносного оружия.
– Но тебе она очень идет, – вздохнула Джоан. – Ты должен только положить руку на эфес, вот так.
– В светских кругах, – вмешался Эмберли, – танцевать со шпагой на боку считалось плохой манерой.
– Неужели? – спросила Джоан с сомнением. – Я видела на картинах…
– С меня достаточно, – заявил Фауст и собрался уходить.
Только он повернулся, конец шпаги вонзился в незнакомца, который вспыхнул от ярости, но холодно сказал, что все в порядке.
– Я уже в третий раз попадаю в этого типа, – шепнул Фауст не без удовольствия.
– Возможно, тебе действительно лучше избавиться от нее, – сказала Джоан с неохотой и обратилась к Эмберли:
– Вы не должны снимать маску до полуночи, вы же знаете, – попрекнула она его.
Он надел маску снова.
– Почему маски обязательны, Маргарита? – поинтересовался он.
– Вы хотите сказать, что их следовало бы носить только тем, кто в костюмах домино? Возможно, но я очень хотела, чтобы это был настоящий маскарад, а кроме того, с масками так смешно, что я подумала, что все без исключения должны быть в масках.
– Но я заметил, что ваш брат не в маске, – отметил шейх, кивнув в ту сторону, где Фонтейн, одетый как кардинал Вулси, разговаривал с мадам Помпадур.
– Да, но он хозяин. Хотите, я найду вам партнершу, Мефистофель?
Эмберли в это время наблюдал за девушкой в другом конце зала.
– Не могли бы вы представить меня вон той итальянской пастушке? – спросил он.
Джоан взглянула на девушку.
– Да, конечно, но я не знаю, кто она.
– Китти Кросби, не так ли? – спросил шейх.
– Я думала, Китти оденется цыганкой.
– Вот как? Тогда это, должно быть, мисс Галифакс. Хотя нет, не думаю.
Джоан посмотрела на Эмберли.
– Как забавно! Видите, я не узнала одну из моих давних подруг. Идемте, я представлю вас. Она повела его в ту часть зала, где стояла пастушка.
– Могу я представить вам Мефистофеля? – сказала она, улыбаясь.
Глаза пастушки блеснули в разрезе маски. Она поклонилась и бросила быстрый взгляд на стоявшую перед ней фигуру в алом костюме.
– Потанцуем? – спросил мистер Эмберли.
– С удовольствием, – ответила она.
Он провел ее в круг танцующих и обнял за талию. Она танцевала хорошо, но не проявляла никакого желания поболтать. Мистер Эмберли уверенно вел ее в толпе танцующих и для начала спросил:
– Интересно, вы – мисс Галифакс или мисс Кросби?
Ее яркие губы улыбались.
– Ах, – сказала пастушка.
– Или ни та ни другая? – настаивал мистер Эмберли.
Он почувствовал, как ее рука слегка сжалась.
– Вы увидите, когда снимут маски, Мефистофель.
– Вот как? – сказал мистер Эмберли.
Он заметил, что ее взгляд изучает его лицо, и улыбнулся.
– Похоже на сборище, не так ли? – сказал он. – Как вы думаете, Фонтейны действительно знают всех присутствующих?
– О, конечно!
– В наше-то время, когда не избежать незваных гостей? – пробормотал мистер Эмберли.
– Не думаю, что это здесь принято, – сказала она.
– Видимо, вы знаете об этом больше, чем я, – согласился он вежливо.
Музыка кончилась. Мистер Эмберли не стал, подобно остальным, аплодировать, а повел свою партнершу к двери.
– Позвольте мне предложить вам что-нибудь выпить, – сказал он и указал на диван в алькове зала. – Не подождете ли вы меня здесь?
Пастушка, казалось, обдумывала его предложение, потом, пожав плечами, сказала:
– Хорошо.
Когда он вернулся с бокалами в руке, она сидела на диване.
– Значит, вы не ушли? – заметил он, подавая ей бокал.
– Почему вы подумали, что я уйду? – холодно спросила она.
– Я подумал, что вы потеряете терпение. В буфете обслуживают так медленно.
Он сел рядом с ней.
– Вы напоминаете мне одну девушку, которую я встречал, – сказал он задумчиво. – Кто бы вы могли быть?
Она сделала глоток и сказала:
– Забавно, кажется, я вас совсем не знаю. Вы здесь не живете, не так ли?
– О, да! – ответил он. – Я всего лишь перелетная птица. Остановился у Мэтьюсов.
– Вот как? И надолго?
– Нет, до тех пор, пока не проясню одно маленькое дело, которое интересует меня.
Она наклонила голову.
– Ясно. Однако звучит интригующе.
Он взглянул на нее:
– Все-таки, наверное, вы не та девушка, о которой я подумал.
– Нет? Кто же она?
– О, вы едва ли ее знаете. Довольно неопытная молодая девица.
Она вся напряглась.
– Я едва ли могу претендовать на такую лесть.
– Но я не говорил, что полностью уверен, что вы не та девушка, – сказал он. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Вы любите стрельбу?
– Никогда этим не занималась, – ответила она чересчур спокойным голосом.
– Нет? Это странно, хотя девять женщин из десяти не имеют представления об огнестрельном оружии. – Он открыл портсигар и предложил ей сигарету. – Но иногда бывают исключения из этого правила. На днях я встретил девушку, у которой был настоящий автоматический пистолет. И полностью заряженный.
Она взяла сигарету из портсигара; жест был довольно уверенным.
– В наши дни, возможно, имеет смысл носить при себе пистолет, когда стемнеет, – сказала она.
Он помедлил, прежде чем зажечь спичку.
– Разве я сказал, что это было после наступления темноты? —спросил он удивленно.
– Полагаю, что так было, – сказала она довольно резко. – Не правда ли?
Он поднес спичку к ее сигарете.
– Фактически так и было, – согласился он.
Она выпустила длинную струю дыма и повернула голову, чтобы видеть его.
– Я пытаюсь определить, кто вы по профессии, – сказала она. – У меня такое чувство, что вы, вероятно, газетный репортер.
Она увидела, как его зубы мелькнули в улыбке.
– Не скажете ли, почему вы подумали именно об этом? – спросил он.
Она покачала головой.
– Не люблю быть грубой, – сказала она сладким голосом. – Так вы – репортер?
– Нет, моя прекрасная леди. Я – барристер.
Он догадался, что под маской она нахмурила брови.
– О, – сказала она, – барристер.
– В уголовном суде, – он кивнул головой, как бы подтверждая свои слова.
Она резко поднялась.
– Это, должно быть, очень интересно, но мне нужно вернуться в танцевальный зал: я приглашена на этот танец. – Она помолчала, и он увидел, как ее губы искривились презрительно. – Могу я сделать комплимент вашему костюму? Он подходит вам чрезвычайно!
Мистер Эмберли пожал плечами. Он наблюдал, как она прошла через холл, затем отправился искать свою кузину.
Он видел,что кузина незадолго до этого поднималась по лестнице с каким-то молодым человеком, явно влюбившимся в прекрасную незнакомку. О молодежи мистер Эмберли был плохого мнения и не видел ничего предосудительного в том чтобы прервать их тет-а-тет и пригласить Филисити на танец, который, без сомнения, предназначался ему. Он пробрался по лестнице между парочками, облюбовавшими это место, и поднялся в верхний холл. Здесь было так же просторно, как и внизу, а стулья и ширмы были расставлены с таким расчетом, чтобы создать небольшие закутки для отдыха. В одном конце холла была широкая лестничная клетка, освещенная яркими огнями, в другом – сводчатый проход, который вел к широкому коридору, делавшему резкий поворот направо. Имея причины догадываться, что кузину можно найти в картинной галерее, которая, как говорили, была расположена в глубине дома, Эмберли направился к проходу, высматривая путь в галерею.
В конце прохода помещение по правую сторону было освещено, другая сторона была темной, словно показывая, что эта часть дома вечером не используется. Эмберли догадался, что налево расположены комнаты слуг, черная лестница, и повернул направо.
Пол здесь был обит войлоком, что скрадывало звук шагов. Несколько дверей, на одной из которых была табличка «Женский туалет», были открыты; в интервалах между ними стояли несколько предметов изящной старинной мебели, очень отличавшейся от массивной мебели красного дерева, которая так портила гостиную на первом этаже. Видно было, что покойный Фонтейн предпочитал солидную продукцию своего времени более изящной обстановке прежних веков. Можно было догадаться, что и его наследник не собирается избавляться от стульев, столов и комодов викторианской эпохи, чтобы заменить их этими изгнанными из жилых помещений произведениями искусства.
Картины в тяжелых золоченых рамах висели на белых стенах. Мистер Эмберли, неплохо знавший живопись, на ходу поглядывал на них, но вдруг остановился у замечательного портрета работы Рейнольдза. Он все еще стоял у картины, задумчиво рассматривая ее, когда из галереи в конце коридора вышел хозяин дома.
Фонтейн был в хорошем настроении: он вовсю и от души наслаждался балом. Непринужденно разгуливая среди гостей, он являл собой образец превосходного хозяина, заботящегося о том, чтобы прием прошел успешно, и вносил немалую лепту в общее оживление своей приветливостью и веселостью.
Увидев Эмберли, он сразу подошел к нему и хлопнул по плечу:
– Так не пойдет, Мефистофель, – сказал он недовольно. – Не танцуете? Только не говорите, что не нашли себе партнершу!
– Нашел. Вот ищу ее, но остановился, заглядевшись на эту картину. Завидую вашей коллекции.
– Неужели? – спросил Фонтейн. – Боюсь, она не в моем вкусе. Хотя у меня есть несколько неплохих работ на спортивную тему. Если хотите, можете посмотреть. В моем кабинете.
– Я предпочитаю эту, – ответил Эмберли, продолжая смотреть на портрет женщины. – Кто это?
– Мой дорогой, понятия не имею! Прапрабабушка, видимо. Характерные для семьи нависшие брови. Бабенка смотрится совсем неплохо. Лучше спросите мою домоправительницу. Она знает гораздо больше меня о всех этих предках.
Эмберли отвернулся от картины и заметил, что бал имеет успех. Фонтейну это понравилось.
– Думаю, все идет прекрасно, не так ли? Ужасно глупо, однако, но я не настолько стар, чтобы не находить в этом удовольствие. Коль скоро вокруг меня столько веселых людей, и неплохой оркестр, и танцы, и все прочее, я забываю все свои неприятности. Вам покажется это смешным, но мне нравятся подобные вещи. Всегда нравились.
– У вас много неприятностей? – спросил небрежно Эмберли. —Непохоже.
На лицо Фонтейна как будто набежала туча.
– Полагаю, у всех есть неприятности личного характера, – ответил он. – Вы знаете, такое поместье, как у меня, всегда доставляет много беспокойства.
– Могу представить. Но, как я догадываюсь, вы не любите этот дом?
– Да, – сказал Фонтейн с неожиданной горячностью. – Я ненавижу его. Я привык думать, что он мне нравится. Всегда с удовольствием предвкушал, как поселюсь здесь в конце концов. Но иногда я молю Бога о возвращении в свою городскую квартиру, где нет всех этих… забот о поместье, которые меня беспокоят.
– Да, вполне понимаю вас. Но думаю, здесь есть и свои преимущества.
Улыбка, похожая на гримасу, исказила лицо Фонтейна.
– О, да. Значительные преимущества, – согласился он. – Но дело в том, что я не планировал стать сельским помещиком. Слушайте, вы уверены, что не хотите, чтобы я представил вас какой-нибудь чаровнице? Нет? Что ж, мне надо возвращаться в зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40