В результате недолгих поисков в словно бы обезлюдевшем доме коммандер обнаружил Уилфреда в кабинете. Вместе с ним сидела Дот Моксон, а на столе лежала раскрытая бухгалтерская книга. Когда Дэлглиш, постучав, вошел в комнату, оба уставились на него с видом чуть ли не виновато-заговорщическим. Казалось, им потребовалось несколько секунд на то, чтобы понять, кто это. Когда же Энсти улыбнулся, лицо у него стало таким же приторно-умильным, как обычно, лишь в глазах затаилась напряженность. Дэлглиш почувствовал, что Энсти совсем не пожалел бы, услышав вдруг, что гость уезжает. Возможно, Уилфред воображал себя этаким средневековым аббатом, встречающим путников хлебом и элем, однако на самом деле ему хотелось получать благодарность за гостеприимство без неудобств, связанных с необходимостью принимать гостей. Он сказал, что из Уорхэма ничего не нужно, а потом поинтересовался: сколько Дэлглиш рассчитывает жить в коттедже? Конечно, торопиться некуда. Гостю вовсе ни к чему как-то себя стеснять. Правда, когда Дэлглиш ответил, что останется только для разборки библиотеки отца Бэддли, владелец дома с трудом скрыл облегчение и предложил отрядить в «Надежду» Филби с несколькими ящиками. Дороти Моксон молчала, но все время разговора смотрела на Дэлглиша в упор, точно не желала скрывать раздражения и мечтала как можно скорее вернуться к бухгалтерии.
Приятно было снова очутиться в «Надежде», ощутить знакомый, чуть церковный запах и предвкушать долгую прогулку по скалам перед поездкой в Уорхэм. Дэлглиш успел распаковать саквояж и переодеться в крепкие башмаки для ходьбы, когда услышал, как перед окном останавливается автобус для пациентов. Подойдя к окну, коммандер увидел, что Филби выгружает первый из обещанных ящиков. Взвалив ящик на плечо, работник поднялся на крыльцо, пинком открыл дверь, внеся с собой в комнату застоявшийся запах пота, и швырнул ящик к ногам Дэлглиша с отрывистым заявлением:
— Там еще пара.
Дэлглиш правильно понял эту фразу как приглашение помочь с разгрузкой. Сейчас он впервые хорошенько мог разглядеть подручного Энсти при ярком свете — и зрелище оказалось не из приятных. Коммандеру редко приходилось встречать людей с такой отталкивающей — на чисто физическом уровне — внешностью. Ростом Филби был невысок, чуть выше пяти футов, но коренаст и широк в плечах. Руки и ноги толстые и бесформенные, как деревянные чурбачки, голова круглая, будто мяч, а кожа, несмотря на постоянную работу на свежем воздухе, розовая, блестящая и очень гладкая, как надувная. На другом, более привлекательном, лице глаза его показались бы даже красивыми — чуть раскосые, с крупными иссиня-черными зрачками. Реденькие черные волосы Филби зачесывал назад, так что они свисали сзади неровными сальными прядками. На нем были сандалии на ремешках, грязно-белые, до неприличия короткие шорты и серая майка — вся в пятнах пота. Поверх этого болталась распахнутая сутана, перехваченная на поясе шнурком. Без столь неуместного одеяния Филби выглядел бы просто грязным и неухоженным, а вот оно придавало ему вид по-настоящему жутковатый.
Поскольку после того, как ящики были благополучно выгружены, Филби не проявил никакого желания уходить, Дэлглиш догадался, что тот хочет получить чаевые. Предложенная мелочь перекочевала в карман сутаны с практикой, явно порожденной немалым опытом, однако без малейшей благодарности. Дэлглишу было интересно узнать, что, несмотря на дорогостоящий эксперимент с домашними яйцами, в обители братской любви отменены не все экономические законы внешнего мира. На прощание Филби с силой пнул ящики, словно желая оправдать полученную мзду, продемонстрировав, какие они крепкие. К его видимому разочарованию, с ними и в самом деле ничего не случилось. В итоге Филби бросил на них еще один кислый взгляд и удалился, оставив Дэлглиша гадать: и где только Энсти откопал этого члена персонала? На его предубежденный взгляд, этот человек выглядел как насильник со стажем, хотя, пожалуй, такое было слишком даже для Уилфреда Энсти.
Вторую попытку Дэлглиша тронуться в путь пресекло появление нового визитера. На сей раз —Хелен Рейнер. Она приехала из Тойнтон-Грэйнж на велосипеде, в корзине которого громоздилось постельное белье для гостя. По ее словам, Уилфред испугался, будто простыни в «Надежде» недостаточно хорошо проветрены. Дэлглиша удивило, что она не воспользовалась возможностью приехать с Филби на автобусе. Впрочем, скорее всего ей тоже было неприятно находиться с ним рядом. Она вошла в дом тихо, быстро и, не слишком явно давая Дэлглишу понять, что от него сплошные хлопоты, тем не менее недвусмысленно продемонстрировала, что пришла вовсе не со светским визитом, поболтать о том о сем, и что ее ждет куча куда более важных дел. Они вместе постелили постель. Сестра Рейнер расправила простыню и аккуратно полоткнула уголки с таким проворством и опытом, что Дэлглиш, отставший от нее буквально на пару секунд, почувствовал себя неуклюжим и медлительным. Сперва оба молчали. Адам все гадал — подходящее ли сейчас время для того, чтобы расспрашивать про недоразумение, случившееся в последний вечер жизни отца Бэддли. Видимо, его слишком запугало долгое пребывание в больнице. Коммандеру потребовалось усилие воли, чтобы произнести:
— Возможно, я не в меру чувствителен, да только мне жаль, что никого не было с отцом Бэддли, когда он умирал. Ведь никто не заглянул к нему в тот вечер удостовериться, что все в порядке…
Разумеется, Хелен могла бы возразить на сей плохо замаскированный укор, что подобные намеки неуместны от человека, который сам добрых тридцать лет не интересовался участью старого священника. Однако Хелен отозвалась без малейшей злобы, почти пылко:
— Да, ужасно вышло. Конечно, с медицинской точки зрения это ничего не изменило бы, но такого просто не должно было произойти, кому-нибудь из нас следовало бы заглянуть… Вам понадобится третье одеяло? Если нет, я его заберу. Это одно из наших, тойнтонских.
— Двух вполне хватит. А как именно это произошло?
— С отцом Бэддли? Он умер от идиопатического миокардита.
— Нет, я имею в виду, как вышло все это недоразумение?
— Когда преподобный приехал из больницы, я привезла ему на ленч холодного цыпленка, а потом устроила так, чтобы он поспал днем. Потом Дот напоила его чаем и помогла умыться. Переодела его в пижаму, но он настоял на том, чтобы надеть сверху облачение. Примерно в половине седьмого я поджарила для него яичницу, прямо здесь, на кухне. Он все твердил, что хочет провести вечер тихо и чтобы никто его не тревожил — кроме, само собой, Грейс Уиллисон. Я же сказала, что кто-нибудь заедет часиков в десять, и его это, кажется, успокоило. Он пообещал, если что, постучать по стене кочергой. Потом я зашла в соседний коттедж и предупредила Миллисенту, чтобы она слушала, не постучит ли отец Бэддли. Она также вызвалась заглянуть к нему перед сном. Во всяком случае, я так ее поняла. А она, судя по всему, решила, что приеду либо я, либо Эрик. Как я уже говорила, такого не должно было произойти. Страшно себя корю. Эрик ни в чем не виноват. Как ухаживающая за отцом Бэддли медсестра, я обязана была позаботиться, чтобы его еще раз профессионально осмотрели перед сном.
— Эти упорные повторения, что он хочет остаться один… — промолвил Дэлглиш. — У вас не сложилось впечатления, будто Майкл кого-то ждал?
— Ну кого он мог ждать, кроме бедняжки Грейс? Мне кажется, просто в больнице он постоянно был на людях и теперь хотел посидеть в тишине и покое.
— А вы все той ночью находились в Тойнтон-Грэйнж?
— Все, кроме Генри, который еще не вернулся из Лондона. А где еще нам было находиться?
— Кто распаковывал его саквояж?
— Я. Преподобного увезла в больницу «скорая помощь», так что с ним было совсем мало вещей. Только то, что мы нашли у кровати и успели сложить.
— Библия, молитвенники дневник?
Хелен на мгновение подняла на Адама глаза. Лицо ее оставалось бесстрастным. Снова потупившись, она продолжила заправлять одеяло в пододеяльник.
— Да.
— Что вы с ними сделали?
— Оставила на столике в изголовье кровати. Должно быть, он сам их потом куда-то переложил.
Выходит, отец Бэддли возил с собой дневник в больницу. А значит, записи велись до последнего времени. И если Энсти не солгал, что на следующее утро дневника уже не было, значит, тетрадь забрали в течение этих двенадцати часов.
Дэлглиш задумался, как сформулировать следующий вопрос, не возбуждая подозрений. Стараясь, чтобы голос звучал небрежно, он заметил:
— Возможно, при жизни за ним ухаживали не слишком рьяно, зато после смерти позаботились. Сперва кремация, а потом похороны. Не слишком ли добросовестно?
К удивлению Адама, Хелен вдруг взорвалась, точно разделяя его вполне оправданное возмущение:
— Ну разумеется! Смешно и нелепо! И это все Миллисента виновата. Заявила Уилфреду, будто Майкл часто выражал желание, чтобы его кремировали. Ума не приложу почему. Хотя они с Майклом и были соседями, но не слишком-то вмешивались в дела друг друга. И все же она сказала именно так. А Уилфред был уверен, что Майкл хотел, чтобы его погребли по всем каноническим правилам — вот бедняга и получил сразу все. А остальным только куча лишних забот и расходов. Да еще и доктору Маккейту из Уорхэма пришлось подписывать свидетельство о смерти вместе с Эриком. И вся эта суета из-за того, что Уилфреда, видите ли, совесть замучила.
— В самом деле? Из-за чего?
— Да из-за сущих пустяков. У меня сложилось такое впечатление, будто ему казалось, что Майкла последнее время совсем забросили. Обычные угрызения оставшихся в живых после смерти близкого человека. Эта подушка вас устроит? По-моему, комковатая, а, судя по вашему виду, вам нужно как следует выспаться. Если понадобится что-нибудь еще, обязательно обращайтесь в Грэйнж. Молоко привозят к воротам. Я заказала для вас пинту ежедневно. Если вам слишком много, мы найдем, куда деть излишки. Ну вот, теперь у вас все, что нужно?
Дэлглиш покорно кивнул, чувствуя себя ребенком перед строгой нянькой. Проворство и уверенность сестры Рейнер, ее сосредоточенность на каждом занятии, даже ободряющая улыбка, которой она одарила коммандера на прощание, — все это вновь низводило его до статуса пациента. Когда она выкатила велосипед обратно на дорожку и уселась в седло, Дэлглиш не мог отделаться от ощущения, будто к нему только что наведывалась приходящая медсестра. Однако он все больше и больше начинал уважать Хелен. Она не возмущалась его расспросами и проявила удивительную откровенность. Интересно — почему?
II
Стояло теплое туманное утро, над головой клубились низкие тучи. Когда Дэлглиш начал взбираться вверх по тропе, что вела на утес, о землю ударили первые крупные и редкие капли дождя. Внизу тяжеловесно покачивалось молочно-голубое матовое море, вздымающиеся волны были испещрены рябью дождя и переменчивыми узорами пены. Пахло осенью — словно где-то вдали, так что сюда не долетало ни единой струйки дыма, жгли палые листья. Узкая тропинка вела все выше, огибая край утеса, то подходя совсем близко к обрыву и на краткий миг создавая иллюзию головокружительной опасности, то убегая в глубь суши меж бронзовых, поломанных ветром папоротников и низких кустов ежевики, гроздья красных и черных ягод которой казались плотнее и мельче, чем сочные кисти на живых изгородях дальше от берега. Мыс то и дело пересекали невысокие каменные стенки, здесь и там виднелись обломки известняка. Часть из них торчали из земли, точно могильные плиты на старом, пришедшем в запустение кладбище.
Дэлглиш шагал осторожно. Это была его первая долгая прогулка после болезни, да и прежде, в силу профессии, вылазки на природу относились для него к разряду редких удовольствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Приятно было снова очутиться в «Надежде», ощутить знакомый, чуть церковный запах и предвкушать долгую прогулку по скалам перед поездкой в Уорхэм. Дэлглиш успел распаковать саквояж и переодеться в крепкие башмаки для ходьбы, когда услышал, как перед окном останавливается автобус для пациентов. Подойдя к окну, коммандер увидел, что Филби выгружает первый из обещанных ящиков. Взвалив ящик на плечо, работник поднялся на крыльцо, пинком открыл дверь, внеся с собой в комнату застоявшийся запах пота, и швырнул ящик к ногам Дэлглиша с отрывистым заявлением:
— Там еще пара.
Дэлглиш правильно понял эту фразу как приглашение помочь с разгрузкой. Сейчас он впервые хорошенько мог разглядеть подручного Энсти при ярком свете — и зрелище оказалось не из приятных. Коммандеру редко приходилось встречать людей с такой отталкивающей — на чисто физическом уровне — внешностью. Ростом Филби был невысок, чуть выше пяти футов, но коренаст и широк в плечах. Руки и ноги толстые и бесформенные, как деревянные чурбачки, голова круглая, будто мяч, а кожа, несмотря на постоянную работу на свежем воздухе, розовая, блестящая и очень гладкая, как надувная. На другом, более привлекательном, лице глаза его показались бы даже красивыми — чуть раскосые, с крупными иссиня-черными зрачками. Реденькие черные волосы Филби зачесывал назад, так что они свисали сзади неровными сальными прядками. На нем были сандалии на ремешках, грязно-белые, до неприличия короткие шорты и серая майка — вся в пятнах пота. Поверх этого болталась распахнутая сутана, перехваченная на поясе шнурком. Без столь неуместного одеяния Филби выглядел бы просто грязным и неухоженным, а вот оно придавало ему вид по-настоящему жутковатый.
Поскольку после того, как ящики были благополучно выгружены, Филби не проявил никакого желания уходить, Дэлглиш догадался, что тот хочет получить чаевые. Предложенная мелочь перекочевала в карман сутаны с практикой, явно порожденной немалым опытом, однако без малейшей благодарности. Дэлглишу было интересно узнать, что, несмотря на дорогостоящий эксперимент с домашними яйцами, в обители братской любви отменены не все экономические законы внешнего мира. На прощание Филби с силой пнул ящики, словно желая оправдать полученную мзду, продемонстрировав, какие они крепкие. К его видимому разочарованию, с ними и в самом деле ничего не случилось. В итоге Филби бросил на них еще один кислый взгляд и удалился, оставив Дэлглиша гадать: и где только Энсти откопал этого члена персонала? На его предубежденный взгляд, этот человек выглядел как насильник со стажем, хотя, пожалуй, такое было слишком даже для Уилфреда Энсти.
Вторую попытку Дэлглиша тронуться в путь пресекло появление нового визитера. На сей раз —Хелен Рейнер. Она приехала из Тойнтон-Грэйнж на велосипеде, в корзине которого громоздилось постельное белье для гостя. По ее словам, Уилфред испугался, будто простыни в «Надежде» недостаточно хорошо проветрены. Дэлглиша удивило, что она не воспользовалась возможностью приехать с Филби на автобусе. Впрочем, скорее всего ей тоже было неприятно находиться с ним рядом. Она вошла в дом тихо, быстро и, не слишком явно давая Дэлглишу понять, что от него сплошные хлопоты, тем не менее недвусмысленно продемонстрировала, что пришла вовсе не со светским визитом, поболтать о том о сем, и что ее ждет куча куда более важных дел. Они вместе постелили постель. Сестра Рейнер расправила простыню и аккуратно полоткнула уголки с таким проворством и опытом, что Дэлглиш, отставший от нее буквально на пару секунд, почувствовал себя неуклюжим и медлительным. Сперва оба молчали. Адам все гадал — подходящее ли сейчас время для того, чтобы расспрашивать про недоразумение, случившееся в последний вечер жизни отца Бэддли. Видимо, его слишком запугало долгое пребывание в больнице. Коммандеру потребовалось усилие воли, чтобы произнести:
— Возможно, я не в меру чувствителен, да только мне жаль, что никого не было с отцом Бэддли, когда он умирал. Ведь никто не заглянул к нему в тот вечер удостовериться, что все в порядке…
Разумеется, Хелен могла бы возразить на сей плохо замаскированный укор, что подобные намеки неуместны от человека, который сам добрых тридцать лет не интересовался участью старого священника. Однако Хелен отозвалась без малейшей злобы, почти пылко:
— Да, ужасно вышло. Конечно, с медицинской точки зрения это ничего не изменило бы, но такого просто не должно было произойти, кому-нибудь из нас следовало бы заглянуть… Вам понадобится третье одеяло? Если нет, я его заберу. Это одно из наших, тойнтонских.
— Двух вполне хватит. А как именно это произошло?
— С отцом Бэддли? Он умер от идиопатического миокардита.
— Нет, я имею в виду, как вышло все это недоразумение?
— Когда преподобный приехал из больницы, я привезла ему на ленч холодного цыпленка, а потом устроила так, чтобы он поспал днем. Потом Дот напоила его чаем и помогла умыться. Переодела его в пижаму, но он настоял на том, чтобы надеть сверху облачение. Примерно в половине седьмого я поджарила для него яичницу, прямо здесь, на кухне. Он все твердил, что хочет провести вечер тихо и чтобы никто его не тревожил — кроме, само собой, Грейс Уиллисон. Я же сказала, что кто-нибудь заедет часиков в десять, и его это, кажется, успокоило. Он пообещал, если что, постучать по стене кочергой. Потом я зашла в соседний коттедж и предупредила Миллисенту, чтобы она слушала, не постучит ли отец Бэддли. Она также вызвалась заглянуть к нему перед сном. Во всяком случае, я так ее поняла. А она, судя по всему, решила, что приеду либо я, либо Эрик. Как я уже говорила, такого не должно было произойти. Страшно себя корю. Эрик ни в чем не виноват. Как ухаживающая за отцом Бэддли медсестра, я обязана была позаботиться, чтобы его еще раз профессионально осмотрели перед сном.
— Эти упорные повторения, что он хочет остаться один… — промолвил Дэлглиш. — У вас не сложилось впечатления, будто Майкл кого-то ждал?
— Ну кого он мог ждать, кроме бедняжки Грейс? Мне кажется, просто в больнице он постоянно был на людях и теперь хотел посидеть в тишине и покое.
— А вы все той ночью находились в Тойнтон-Грэйнж?
— Все, кроме Генри, который еще не вернулся из Лондона. А где еще нам было находиться?
— Кто распаковывал его саквояж?
— Я. Преподобного увезла в больницу «скорая помощь», так что с ним было совсем мало вещей. Только то, что мы нашли у кровати и успели сложить.
— Библия, молитвенники дневник?
Хелен на мгновение подняла на Адама глаза. Лицо ее оставалось бесстрастным. Снова потупившись, она продолжила заправлять одеяло в пододеяльник.
— Да.
— Что вы с ними сделали?
— Оставила на столике в изголовье кровати. Должно быть, он сам их потом куда-то переложил.
Выходит, отец Бэддли возил с собой дневник в больницу. А значит, записи велись до последнего времени. И если Энсти не солгал, что на следующее утро дневника уже не было, значит, тетрадь забрали в течение этих двенадцати часов.
Дэлглиш задумался, как сформулировать следующий вопрос, не возбуждая подозрений. Стараясь, чтобы голос звучал небрежно, он заметил:
— Возможно, при жизни за ним ухаживали не слишком рьяно, зато после смерти позаботились. Сперва кремация, а потом похороны. Не слишком ли добросовестно?
К удивлению Адама, Хелен вдруг взорвалась, точно разделяя его вполне оправданное возмущение:
— Ну разумеется! Смешно и нелепо! И это все Миллисента виновата. Заявила Уилфреду, будто Майкл часто выражал желание, чтобы его кремировали. Ума не приложу почему. Хотя они с Майклом и были соседями, но не слишком-то вмешивались в дела друг друга. И все же она сказала именно так. А Уилфред был уверен, что Майкл хотел, чтобы его погребли по всем каноническим правилам — вот бедняга и получил сразу все. А остальным только куча лишних забот и расходов. Да еще и доктору Маккейту из Уорхэма пришлось подписывать свидетельство о смерти вместе с Эриком. И вся эта суета из-за того, что Уилфреда, видите ли, совесть замучила.
— В самом деле? Из-за чего?
— Да из-за сущих пустяков. У меня сложилось такое впечатление, будто ему казалось, что Майкла последнее время совсем забросили. Обычные угрызения оставшихся в живых после смерти близкого человека. Эта подушка вас устроит? По-моему, комковатая, а, судя по вашему виду, вам нужно как следует выспаться. Если понадобится что-нибудь еще, обязательно обращайтесь в Грэйнж. Молоко привозят к воротам. Я заказала для вас пинту ежедневно. Если вам слишком много, мы найдем, куда деть излишки. Ну вот, теперь у вас все, что нужно?
Дэлглиш покорно кивнул, чувствуя себя ребенком перед строгой нянькой. Проворство и уверенность сестры Рейнер, ее сосредоточенность на каждом занятии, даже ободряющая улыбка, которой она одарила коммандера на прощание, — все это вновь низводило его до статуса пациента. Когда она выкатила велосипед обратно на дорожку и уселась в седло, Дэлглиш не мог отделаться от ощущения, будто к нему только что наведывалась приходящая медсестра. Однако он все больше и больше начинал уважать Хелен. Она не возмущалась его расспросами и проявила удивительную откровенность. Интересно — почему?
II
Стояло теплое туманное утро, над головой клубились низкие тучи. Когда Дэлглиш начал взбираться вверх по тропе, что вела на утес, о землю ударили первые крупные и редкие капли дождя. Внизу тяжеловесно покачивалось молочно-голубое матовое море, вздымающиеся волны были испещрены рябью дождя и переменчивыми узорами пены. Пахло осенью — словно где-то вдали, так что сюда не долетало ни единой струйки дыма, жгли палые листья. Узкая тропинка вела все выше, огибая край утеса, то подходя совсем близко к обрыву и на краткий миг создавая иллюзию головокружительной опасности, то убегая в глубь суши меж бронзовых, поломанных ветром папоротников и низких кустов ежевики, гроздья красных и черных ягод которой казались плотнее и мельче, чем сочные кисти на живых изгородях дальше от берега. Мыс то и дело пересекали невысокие каменные стенки, здесь и там виднелись обломки известняка. Часть из них торчали из земли, точно могильные плиты на старом, пришедшем в запустение кладбище.
Дэлглиш шагал осторожно. Это была его первая долгая прогулка после болезни, да и прежде, в силу профессии, вылазки на природу относились для него к разряду редких удовольствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52