Казалось, прежний хозяин, чтобы отпугнуть незваных гостей, специально завалил помещение всевозможным тряпьем, чтобы с порога было видно: ничего путного и пригодного для дела здесь быть не может.
Резко пахло пылью, мышами и какой-то дрянью.
Расчет старика оказался верен, если бы Ашот точно не знал, что здесь искать, он ни на минуту не задержался бы в затхлом помещении.
Отодвинув загораживающие проход тряпки, он оказался во второй части своеобразного хранилища.
Здесь тоже было не лучше: сваленная в кучу старая обувь, тюк с торчащей из него ветхой дрянью. На кой черт все это здесь лежит? - зло подумал Ашот, споткнувшись в темноте обо что-то и больно ударившись головой.
В углу громоздились поломанные ящики, с которых свисало широкое, в безобразных пятнах покрывало. Ашот шагнул именно туда.
И не ошибся.
С брезгливостью сдернув покрывало на пол, он увидел за ним небольшое, чисто выметенное пространство. Здесь в багетовых рамах на полу и у стены стояли картины.
Ашот насчитал семь разных по размеру полотен. Все они были бережно укрыты тонкой чистой тканью. Он, одно за другим откидывая покрывала, стал с интересом рассматривать картины.
Странный вкус был у старика!
В живописи Ашот разбирался, как пошутил бы в другое время, на уровне медицинского работника.
Здесь было три пейзажа, два портрета и натюрморт, при виде которого у парня обильно потекла слюна, до того аппетитно красовалась на столе разложенная снедь.
Румяные тушки крупной и мелкой дичи, украшенные пучками зелени, казалось, уже готовы были захрустеть на зубах. Куски обжаренного, покрытого тончайшей корочкой мяса, умело выложенные свежими овощами, просились в рот. Вино в прозрачном графинчике веселило душу и вызывало приступ жажды. К массивной, обьемистой рюмке, по стенке которой скатывалась тяжелая рубиновая капля вина, рука так и тянулась сама. Серпантин желто-золотистого лимона, бархатный угол темно-зеленой скатерти... К такому столу хотелось присесть надолго и отведать всего понемногу.
Талантливый, видать, художник, вздохнул голодный Ашот.
Он перевернул один из приглянувшихся ему пейзажей, легкий, светлый, весенний, и увидел размашистую надпись: Дарье Стрелецкой. Росчерк художника он прочитать не мог.
Зато седьмое полотно даже картиной назвать было неприлично. Какая-то бессмысленная мазня с жуткой рожей посредине. Видно, покойник тоже такую манеру не жаловал. Рожу он поместил в самый конец ряда, чтобы не застила.
Ашот не мог при скудном освещении хорошо осмотреть все картины, но даже в таких условиях, выхватывая то одну часть полотна, то другую, он убеждался, что написаны они настоящими художниками. Музейные картины. Он видел росчерки в углу, но они ему ничего не говорили. Подписи были сделаны разной рукой. Разве что на двух пейзажах из трех он увидел одинаковый росчерк. Он попытался представить, что сейчас на его месте стоит настоящий ценитель и в немом благоговении взирает на сохранившиеся сокровища. Фантастика! Он попытался запомнить подписи художников.
Сколько же все это стоит? В который раз за сегодняшний вечер подумал Ашот. Ну, старик, ну, покойничек! Иметь такие сокровища и умереть в нищей поселковой больнице... Будь у Ашота лекарство, он сумел бы вырвать старика из лап смерти. Что же он, дурак богатый, думал, а?.. В таком случае, дорогой, захохотало что-то внутри Ашота, тебе не досталось бы его наследство...
Один портрет производил особенно сильное впечатление. Он не мог оторвать от него глаз. Темные зрачки, как живые, уставились на Мирзояна. Пожилой мужчина с портрета спрашивал, укорял, молил о чем-то... И предрекал несчастье. Как умирающий старик смотрит, екнуло сердце.
Ашот отступил на шаг и с усилием отвел глаза в сторону, приказав себе на смотреть на портрет. Он почувствовал мистический страх. Нервы ни к черту, надергался за день, ночь не спал, да и устал сегодня, как собака.
Он решил не брать картины с собой. Пусть стоят пока здесь, как и стояли, потом что-нибудь придумает. Полотна не слишком громоздкие, но с рамами ему их сейчас не утащить, а вырезать - рука не поднималась. А главное, он боялся признаться себе в этом, его страшил портрет пожилого мужчины.
Он бережно укрыл картины, потом снова повесил на ящики запятнанное покрывало и, убедившись, что оставляет все, как было, покинул кладовку.
До рассвета он продремал на старом диване. Дом, словно в благодарность за то, что он оставляет здесь часть сокровищ, не беспокоил его непонятными звуками.
Еще затемно Ашот, переложив драгоценности в свою сумку, закрыл на замок дверь и осторожно выскользнул за калитку. Опять пришлось несколько минут повозиться с замком, его внимание было целиком поглощено этим занятием.
А зря. На противоположной стороне улицы, в соседнем доме осторожно открылась дверь, и оттуда вышел мужчина в темном плаще. Он прижался к толстой липе, чтобы его не заметили, и стал наблюдать за Мирзояном.
В последний раз глянув на дом, словно прощаясь с ним или пытаясь еще лучше запомнить местоположение, Ашот быстро зашагал по улице.
Наблюдатель в плаще, не приближаясь и не слишком отставая, двинулся следом по противоположной стороне улицы.
Вдруг Ашот, будто почувствовав что-то неладное, резко оглянулся. Его преследователь быстро прижался к забору.
Мирзоян ничего не заметил, только вздохнул. Опять ему начинает мерещиться опасность за каждым кустом.
Улица была безлюдная, лишь возле самой станции Мирзояну встретились несколько человек, тоже, видно, торопившихся на первую утреннюю электричку.
Преследователь Ашота подошел вслед за ним к кассе и, сделав вид, что изучает расписание, продолжал исподлобья внимательно следить за армянином. Он хорошо запомнил его лицо.
Глава 15
Хорь резко повернулся и застонал от боли.
- Суки! Все меня бросили, твари! - Он выматерился, но облегчения это не принесло.
В дверях показалось перепуганное лицо домоуправительницы Сусанны.
- Выпей, - она протягивала ему склянку с лекарством.
Он швырнул его на пол и зашелся в захлебывающемся кашле. Внутри что-то хлюпнуло, и он потерял сознание.
Прошло несколько дней с тех пор, как было совершено два нападения на людей Беглова. Операции проводились в один день и обе закончились провалом.
Фургон обуви удалось захватить, но внезапно нагрянули руоповцы. Водителя чеха в перестрелке застрелили, людей Хоря тоже. Блоху, который должен был обеспечивать прикрытие, ранили, но он до приезда ментов успел скрыться с товаром.
Хорь узнал об этом позднее.
Другому подручному, Мартыну, повезло еще меньше. Операция по захвату машины с контрабандным оружием, которая шла из Прибалтики, провалилась. Люди Артема, встречающие товар, почуяли неладное раньше времени. Вспыхнул настоящий бой. Мартына застрелили первого, в упор, как собаку.
Хорь видел собственными глазами, как тот упал, обливаясь кровью, успев сделать ответный выстрел: противнику снесло полчерепа.
Там все полегли, и свои, и чужие.
Хорь не был готов к такому повороту событий. Команда Артема оказалась крепче, чем он предполагал. Хорь видел, как смерть косила его людей, чувствовал ледяное дыхание на затылке, и в какой-то момент им овладело иступление. Он подохнет сейчас, как падаль, потому что подставился и людей своих подставил. Подыхать не хотелось. Он слишком дорожил своей шкурой, чтобы сгинуть из-за собственной дури.
Боль в плече заставила отскочить в сторону. Это спасло ему жизнь, потому что следующий выстрел уложил бы его на месте. Пуля срикошетила, осколком ранило лицо, другая в мелкие дребезги разнесла мобильный телефон, вывалившийся из кармана. Хорь прицелился и сделал ответный выстрел.
Внезапно наступившая тишина оглушила. Хорь смотрел на место бойни и не верил своим глазам. Это... это невозможно! Он дышал, как загнанный зверь. Всех людей потерял. Когда до него наконец дошло, что проиграл и остался один, он озверел. Тишина давила, сжимала мертвыми тисками.
- У-у-а, - взвыл он, не помня себя.
В ответ раздался чей-то слабый голос.
Нет, он остался не один. Иван, парень из его команды, громко стонал, привалясь к дверце машины, призывая на помощь.
Хорь, обливаясь потом, дотащился до него.
Парень был ранен в живот. Умоляющими глазами смотрел он на шефа.
Хорь не раздумывал ни минуты. Поднял его ТТ, валяющийся рядом, и сделал контрольный выстрел.
Иван с удивленным выражением лица уткнулся в землю.
Теперь пора уходить, пока менты не нагрянули. Хорь с сожалением взглянул на машину с разбитым лобовым стеклом и покореженной дверцей. Не годится. Далеко на ней не уедешь. Все дороги сейчас перекроют. Да и не известно еще: на ходу ли машина.
Даже в такой ситуации голова его продолжала работать. Две машины, брошенные на дороге, не могли вывести оперативников на его след, он позаботился об этом заранее. Болезненная гримаса исказила залитое кровью лицо: если ему сейчас не удастся подорвать когти, то о нем тоже позаботятся... лет на пятнадцать строгого режима, а то и зеленкой лоб намажут.
За поворотом дороги темнел небольшой лесок.
Левая рука не действовала, плохо слушалась нога, но, собрав все силы, Хорь двинулся к лесу. Там было спасение. Он подгонял себя, но быстрее идти не мог. Кружилась голова.
Передвигаясь, Хорь прижимал к себе раненую руку, чтобы не оставлять следов крови. Когда до леса оставалось всего ничего, он услышал невдалеке вой сирены. Чтоб ее... в душу мать... Милиция!
Он упал в какую-то канаву возле чахлого облетевшего кустарника и замер. От страха путались мысли, он ожидал, что сейчас доберутся до него.
Но его не заметили. Сколько пролежал так на холодной земле, он не помнит, потому что временами отключался, теряя сознание. Начал кровоточить висок.
Дорога проходила рядом, очухиваясь, он слышал, как шумели моторы машин. Иногда ветер доносил до него отголоски разговоров. Он врос в землю, боясь приподнять голову и тронуться с места.
Иногда в замутненном сознании он видел умоляющий взгляд Ивана, истекающего кровью. Он опять поднимал ТТ и стрелял, стрелял в него! Иван хрипел и что-то говорил ему.
Хорь ни о чем не жалел и, мотая головой, отгонял от себя кровавое видение. Все правильно: не ты убьешь, так тебя... Убьют, сдадут. Зачем ему Иван? Парень был не жилец, это ясно. Раненый, слабый, его бы опера в два счета раскололи. И до Хоря добрались.
С наступлением сумерек место нападения опустело. Уехали "скорая помощь" и несколько милицейских автомобилей. Осталась одна черная "Волга". Оперативники, негромко переговариваясь, продолжали торчать на дороге.
- Ищут, вынюхивают... - пробормотал Хорь.
Он уже не боялся приподнять голову. Не нашли до сих пор, значит, не сыщут и дальше. Он пробовал ползти в сторону леса, но отказался от этой затеи. Плечо горело, до него нельзя было дотронуться.
Лишь к ночи, когда дорога опустела, он поднялся на ноги. Надо было выбираться отсюда.
Хорь нашел осеннюю холодную лужу, стянутую по краям ледком, и стал приводить себя в порядок.
- Кровь надо смыть, - пробормотал он, подбадривая себя.
Кое-как ему удалось замыть следы на кожаной куртке. С брюками дело обстояло хуже, но он справился и с этим.
- Сойдет!
Он, отряхивался, как зверь, которому удалось спастись, побороть сильного противника. Он и походил сейчас на зверюгу, раненого, но недобитого волчару, который готов загрызть всех, чтобы выжить самому.
Хорь решил выйти на шоссе и остановить подходящую машину. Косить надо под пьяного, которого выбросил сука-видитель на обочину и обобрал, воспользовавшись ситуацией, но обобрал не до конца.
Хорь нащупал пачку денег в кармане. Он надеялся, что ему повезет. Очень надеялся!
Машину удалось остановить с третьей попытки, две первые промчались мимо на полной скорости.
- Падлы! - погрозил им вслед Хорь кулаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54