- Первую ходку сделал.
С тех пор много чего изменилось.
Хорь, заматерев, сколотил бригаду себе подобных и стал утверждаться в жизни. Парни не брезговали ничем. Поначалу обирали пьяных в электричках, караулили в темноте припозднившихся прохожих, дальше - больше: шарашили при случае дальнобойщиков, избивали привокзальных проституток, у которых не было "крыши", и отбирали у них трудовые доходы. Мало было на свете такого, чего не сделал бы Хорь ради денег.
Его банда сначала была небольшая - пять человек. Потом он вошел в силу, перед ним заискивали, дружбы с ним искали. Хорь сумел расправиться с конкурентами и единолично стал заправлять на рынке, откуда раньше его парни возвращались с разбитыми рожами. После этого молодняк к нему валом повалил. Его "крыша" считалась верным прикрытием. Это давало деньги, а деньги - власть.
Подлость и злобность Хоря были известны, с ним опасались связываться. Крупные бригады он пока не задевал, копил силы. В банде он был главарь, играя среди своих бакланов роль пахана, его слово решало все. Одного, второго шибко прытких, захотевших покачать права, изувечил так, что у всех остальных надолго отбил охоту меряться с ним силой. Увечил их не сам, он ничего не любил делать своими руками. К двадцати семи годам Хорь приобрел репутацию отморозка.
Настоящая фамилия бандита была Хорев. Но свое прозвище он получил не только из-за этого.
В детстве довольно хилый, с годами он превратился в крепкого мужика, и только голова у него оставалась такой же маленькой, как у недоразвитого подростка. Вытянутое, как у хищного зверька, лицо с близко расположенными маленькими глазками было неприятно. Хорь все время как будто принюхивался к чему-то, был настороже, держа нос по ветру, чтобы не пропустить удар или случайно подвернувшуюся жертву.
Он признавал одну лишь силу. Его не уважали, его боялись. А после того, как к нему под "крышу" запросились сразу несколько крупных бизнесменов, его авторитет возрос.
Хорь сам присмотрел этих лохов. Только простачки думают, что, как он любил гнусавым голосом фальшиво петь, когда был в хорошем настроении: "С неба звездочка упала, прямо к милому в штаны..." Ага, в штаны, лыбился он. В штаны, может, и упадет, а чтобы лох сам к тебе за помощью обратился, надо дело хорошо организовать - припугнуть его для скорости как следует.
Клиентов пуганули. Дети, жены, у кого-то и любовница есть, которой дорожит, - рисковать никто не стал. Хочешь жить спокойно, без проблем - плати.
И платили. Подмосковный двухэтажный особняк с сауной, бассейном, громадным гаражом, большой территорией, где хватило места, чтобы пристроить к сауне зал для тренажеров - там качались его парни, но не все, а лишь приближенные к его особе, - все это свидетельствовало о том, что Хорь не бедствовал и платили ему хорошо.
Кроме особняка, он приобрел квартиру в городе.
Один клиент, владелец автосалона, переоценив свои возможности, отказался от услуг банды.
- Сильно упрямый, - стиснул зубы Хорь.
Две новеньких иномарки несговорчивого господина через три дня взлетели на воздух, добавив работы милиции.
- Зачем ментовку по пустякам беспокоить? - В гаденькой улыбке показывал гнилые зубы Хорь. - Сами разберемся. Дурак платит дважды.
После этого его подопечные стали как шелковые.
- Никто больше не рыпнется, - подхалимничал Блоха, преданно заглядывая в маленькие злые глазки шефа.
Между двумя ближайшими подручными Хоря, Блохой и Мартыном, существовало своеобразное соревнование. Каждый терпеливо караулил проколы соперника, чтобы потом внезапно налететь, как коршун, и нанести болезненный удар. Лишь присутствие главаря сдерживало обоих от решительных действий.
Хорю такое положение было на руку. Его забавляла взаимная ненависть подчиненных.
Сейчас, после сауны и бассейна, он был настроен хорошо.
- Ну, чего рожи друг от друга отвернули? - усаживаясь за уставленный закусками и бутылками стол, крикнул он. - Сусанна где?
На пороге возникла женщина с густыми темными волосами, спадавшими на плечи.
Мощная грудь распирала трикотажный халат, застегнутый доверху. Она была в теле и выглядела старше своих тридцати лет. Лицо, некогда красивое, безобразил двойной подбородок и плохо прикрытый волосами шрам у виска. Сусанна пила, в запое была два раза в год и имела одутловатое лицо с нездоровым оттенком кожи. У нее были глаза, как у надзирателя в колонии. Примерно такую работу она выполняла и в загородном доме Хоря.
- Тебя разносит не по дням, а по часам, - критически оглядывая ее, фыркнул Хорь.
- Нам ли жить в печали? - игриво подбоченясь, ответила, ничуть не смутившись, Сусанна и тут же спросила, согнав с лица улыбку: Девок приводить?
Хорь, осклабившись, кивнул.
Не имея возможности в молодости получить то, что желал, Хорь сейчас торопливо наверстывал упущенное. Годы, проведенные в колонии, не прошли даром. Он вышел оттуда законченым подонком с изощренным вкусом.
Еще в молодости он боялся подходить к девицам. Невзрачный, с неприятным лицом - чем он мог их прельстить? Он скрипел зубами от ярости, видя, что другие парни, ничем не отличающиеся от него, гуляли с девками, лапали их по подъездам, а кое-кто хвастался, что и в штаны к подруге не раз залезал. С ним не хотел ходить никто.
Одна девица, на которую он полгода пялил глаза, бросила ему презрительно, когда он осмелился подкатить к ней:
- Да лучше с первым попавшимся... чем с тобой. Прыщи сначала выведи.
Он обозлился.
Девица строгостью нравов не отличалась и вовсю терлась, где придется, с другими пацанами, не переходя известный рубеж.
Хорь решил проучить ее. На это дело он подбил своего приятеля Яшку, который тоже не пользовался успехом у женского пола.
Они заманили дечонку на пустырь.
Хорь потом долго с наслаждением вспоминал ее крики, когда она молила не раздевать ее.
Яшка заломил ей руки за спину, а Хорь деревянными пальцами расстегивал на ней платье. Он лапал ее за грудь, не решаясь залезть в штаны.
- Ну что же ты, - подпрыгивал от нетерпения Яшка, - давай первый, а то я сам...
Девица уже не вопила. Это было бесполезно. Ее криков все равно никто не мог услышать. Она, всхлипывая от беспомощности, пыталась прикрыть нагую грудь руками, пока Хорь пыхтел на ней.
У него ничего не получалось. Он смотрел на голые белые ягодицы, лежавшие на земле и, кляня себя за беспомощность и ничтожество, оставил девицу в покое.
Она даже не пыталась сдвинуть ноги, так и осталась лежать, раскинув их в разные стороны.
Яшка уже расстегивал ремень и, задыхаясь от предвкушения, стаскивал с себя пыльные вонючие брюки.
Хорь со злостью увидел, что его приятель оказался гораздо опытнее его. Он по-хозяйски еще шире раздвинул полные белые ноги и, не стесняясь, сунул туда руку.
Хорь увидел лишь темные волосы на бугорке внизу живота и проворные Яшкины пальцы, которые быстро сновали туда-сюда.
Девица слабо застонала.
Хорь не мог оторвать глаз от происходящего. Он почувствовал, что действия приятеля девице не безразличны. Она уже не пылась вырваться.
Яшка вытащил руку и навалился всем весом на распростертое на земле тело.
Что было потом, Хорь не видел, потому что убежал. Его душили злоба, ревность, презрение к себе и ненависть, ненависть ко всему миру.
Девица жаловаться никому не стала.
После этой истории были и другие. И каждый раз Хорь не мог преодолеть свою робость, проклинал себя, но ничего не мог с этим поделась. С тем же Яшкой однажды они напали в темноте на молодую женщину, которая шла с работы. Она стала сопротивляться и звать на помощь. Вырвав сумку, пацаны скрылись.
И опять это сошло Хорю с рук. Он взрослел, и вместе с этим росли озлобление и ненависть к окружающим.
Хорь слыл дерзким парнем, способным на все. А между тем это было не так. Он не мог справиться ни с одной девицей. Он боялся, что про его слабость прознают другие. Хорь страшился этого, как чумы. В его мирке такого не прощают. Это позор.
Он понял, что особенно сильный страх у него появляется перед взрослыми, знающими себе цену женщинами. В мыслях готов был делать с ними, что угодно, но когда доходило до дела, становился настоящим импотентом. Виноваты ли были в этом наследственность, его вечно пьяная мать или воспитание, которого не получил, трудно сказать. Неудача с той, первой, девицей была не случайна.
С детства, как только себя помнил, он наблюдал, как родительница приводила домой очередного хахаля. Комната в коммунальной квартире была небольшой, и его никто не стеснялся. Он слышал, а иногда и видел, что творилось на старом скрипучем диване.
Потом мать, трясясь с перепоя, бескровными, как у мертвеца, руками набулькивала в стакан остаток водки - без опохмелья ее мог хватить кондратий.
Хорь ее ненавидел. Измятую комбинацию, тощие груди со сморщенными сосками, в синяках, с мерзкой улыбкой на лице. Его тошнило от всего этого. Наверное тогда у него и появилось стойкое отвращение ко всему тому, что связано с физической близостью и с женщиной вообще. Он чувствовал себя ублюдком, импотентом, не способным быть, как все. И мог часами жадно слушать рассказы других, кто занимался любовью.
Вездесущий Яшка, проживающий в таких же примерно условиях, что и Хорь, знал все, что происходило в округе.
- Смотри, смотри, - дергал он Хоря за рукав, показывая на прехорошенькую кисоньку, гордо шествующую с портфелем из музыкальной школы. - Мне про нее Борька из третьего подъезда говорил...
Кисонька в свои пятнадцать лет была необыкновенно хороша и недоступна для такой шпаны, как Хорь. Маменькина дочка.
- Собрались у Борьки вчетвером, пока родители на работе. Эта мамзель с ними. Понял, четверо ребят и она. Бутылочку крутанули. Борис вторым был как хозяин квартиры. По очереди они на нее залезали, понял, нет? Трое в коридоре дожидаются, а один с этой кисонькой. Во как!
Хорь страшно завидовал этой компании и Яшке, у которого не было комплексов.
К тому времени, когда ему исполнилось шестнадцать лет, мать совсем спилась.
В жизни Хоря это мало что меняло. Не изменилось и его отношение к женскому полу. Казалось, что девицы, стоит им лишь взглянуть на него, каким-то своим особым чутьем догадываются о его мужской слабости.
Одна привокзальная сучка так ему и сказала, нечего, мол, время с тобой терять. И потом еще насмехалась: евнух, мерин выхолощенный. Он избил ее до потери пульса, но помогло это мало.
Его болезненное самолюбие получало удар за ударом.
Просмотр эротических фильмов желаемого результата не давал. Они вообще на него плохо действовали. Вроде бы слегка заводился вначале, а потом... Потом было еще хуже, с ним начинали твориться непонятные вещи. Энергия, не найдя выхода, копилась, а потом как будто что-то взрывалось и, как яд, как зараза, мгновенно распространялась внутри. Он становился бешеным и в такие минуты мог сотворить, что угодно.
Раз от разу переживать такие моменты становилось все труднее. Однажды он, не владея собой, расколотил видюшник. То, что это болезнь, он понял, когда на него накатило без очередного просмотра порнухи. К врачу он не хотел обращаться. И еще он понял, что после приступов бешенства наступало облегчение.
Он боялся только одного, что о его недееспособности узнают другие, и тогда авторитет неизбежно падет.
Он и срок в колонии перенес легко по сравнению с другими. Мужики на стенку лезли, тоскуя по бабе, а ему хоть бы что. Кто сильнее, петушил других. Его не трогали, он умел за себя постоять.
С импотенцией было покончено неожиданным образом.
Хорь - тогда он, вернувшись из колонии, только-только начал сколачивать свою бригаду, - должен был встретиться на Курском вокзале с одним знакомцем, с которым имел дело еще до отсидки. Приятель запаздывал.
Тем временем к Хорю подвалила девица. Она стала неумело заигрывать с ним. Малолетка, в грязной потрепанной одежде, но личико смазливое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54