А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Отец - военный строитель, мать - домохозяйка. Короче - интеллигенция. Живут они в хорошем районе, в трехкомнатной квартире на самом берегу Волги, и Игореша у них единственный сын, любимый, взлелеянный…
Пока юноша рассказывал о своей семье, Маринка неожиданно затосковала. Ее новый знакомый такой воспитанный, интеллигентный, студент… А она… В училище экзамены только через неделю. Да и поступит ли?
- Может, пойдем к моему приятелю? - волнуясь от собственной смелости, предложил Игореша.
Перед Маринкой в дождливом густеющем сумраке внезапно всплыли осуждающие глаза матери, зазвучал ее визгливый надрывный голос: «Только посмей с брюхом заявиться… Сначала ЗАГС, а потом - все остальное!»
- Нет, - сказала она со вздохом. - Лучше давайте еще погуляем. Я дождь очень люблю.
Они бродили по улицам, пока не вымокли до нитки. Игореша жалобно чихал и жаловался на жизнь:
- Очень тяжело учиться. Преподаватели дерут три шкуры. Кормежки никакой… Знаете ли вы, Марина, что, между прочим, даже металл устает? Железная балка рано или поздно может не выдержать нагрузки и лопнуть. Так вот и я устал без женской ласки, один, в чужом городе…
Маринке стало жалко юношу. Он казался таким смешным - сутулый, робкий, с торчащим ежиком коротких волос на голове. Он был совсем не то, что грубые мурмышские парни, которые так смело лезли девчонкам под юбку и за пазуху, как будто они там что-то забыли.
Все удивляло ее здесь, в городе: вот они могут идти вдвоем под ручку, прижавшись друг к другу под зонтиком, и никто даже слова не скажет, никому до них дела нет! В Мурмыше все соседки уже обсудили бы их совместное явление и сделали бы далеко идущие выводы.
Очень понравился Маринке большой город! Свободно ей показалось в нем, привольно. Что хочешь, то и делай, ни перед кем отчета держать не надо, ни матери, ни соседей, ни злых языков нет.
Некоторое время они с Игорешей постояли у подъезда в дождевом жидком, свете фонаря, а потом девушка шмыгнула в спасительное тепло дома.
Аслан ничего не сказал, когда его жиличка вернулась. Даже не посмотрел в ее сторону, только скользнул по ее счастливому мокрому лицу тусклым взглядом и вновь сцепил коротенькие ручки на животе.
***
Через неделю Маринка отправилась в Мурмыш с первыми заработанными деньгами, полная до краев нового светлого чувства, вызванного Игорешей. Теперь мать уже не казалась ей такой грозной, как раньше.
- А, это ты! - фыркнул постреленок Валька, будто они только вчера виделись. - Ну и влетит тебе…
Он не договорил, стащил со стола корку хлеба, макнул ее в соль и выкатился на улицу к приятелям.
Маринка вошла в дом и озабоченно сморщила нос. Ощутимо пахло газом - колонка в углу сифонила уже давно, но ремонтировать ее было дорого, да и не на что. Мать не раз просила у Расула денег на ремонт, а тот не давал. Приходилось пошире открывать форточки в доме, не опасаясь местных поселковых воров. Они-то знали, что воровать в доме нечего, кроме старенького черно-белого телевизора и стоптанных тапок.
- Ишь ты, выступает как… Ну чисто пава! - комментировали ее явление на улице любопытные соседки. - Вот ей мать задаст…
Верка явилась с работы готовая к бою. Глаза ее с бешеной лисьей рыжинкой засверкали еще на дальних подступах к дому. На крыльцо она взошла уже изрядно заведенная.
- Ишь, шалава, намазалась вся! - заверещала она, вместо приветствия. Своего пронзительного ультразвукового голоса она не стеснялась, не стеснялась и соседских ушей: всякая мать имеет право воспитывать дочь и учить ее уму-разуму! - Только из дома, как сразу хвостом крутить! Я тебя за этим в город посылала?!
Маринка оторопела под градом несправедливых обвинений.
- Еще и копейки не заработала, а уже хахаля городского завела! - Мать стянула со стула тряпку и с размаху вытянула дочь по спине.
- Правильно! Молодец, Верка! - довольно кивали соседки, прислушиваясь к звукам семейного скандала. - Так ее, учи, учи!
«Игореша! Откуда она узнала про него?» - мелькнула в Маринкиной голове тревожная мысль. Она только закрывала голову руками от ударов, испуганно думая, что мать больше не пустит ее в город, запрет в доме, а потом отправит на станцию работать сцепщицей вагонов.;.
Вскоре Верка выдохлась и устало осела на стуле. И выдала своего информатора:
- Расул вчера в городе был, Аслан ему все рассказал! - Она вытерла полной рукой выступивший на лбу пот (погода после затяжных дождей стояла жаркая, душная, после обеда в воздухе сильно парило, как перед грозой) и уже более спокойно продолжала: - Ой, позор-то какой на старости лет!.. Ой, воспитала я доченьку… Только одной ногой из дома, а уже пошла шлындрать, подолом мести. - Она сдула нижней губой прилипшую ко лбу прядь и деловито осведомилась: - Деньги привезла? Сколько?
Увидев жидкую пачку в руках дочери, мать сначала нахмурилась, но потом лицо ее прояснело, и она живо схватила мятые купюры. Пересчитала. Задумалась. Спрятала деньги в вырез лифчика.
Больше в тот вечер она не дралась и не кричала. Только перед сном с видимым равнодушием спросила:
- Что за парень-то? Ах, студе-ент… - протянула разочарованно и насмешливо добавила: - В кармане небось мыши ход проели. Ни гроша, ни шиша, одна давалка хороша… И смотри мне, без ЗАГСа - ни-ни! Лучше потом развестись, чем по поселку недокруткой на всю жизнь прослыть. Позору не оберешься.
Младшая Ленка, застыв у косяка, с любопытством поглядывала на сестру. Мать заметила ее взгляд, мимоходом прижалась губами к лобику средней дочери в прозрачной сеточке трогательно голубых сосудов под кожей и с ворчливой лаской заметила:
- Вот еще невеста растет… Женишка мамке в дом приведет.
- Мам, дай десятку на жувачку, - пользуясь добрым расположением родительницы, заныла Ленка.
На, доченька, бери, - рассиропилась мать, застыла на стуле бесформенным кулем, разморенная жарой, уставшая от работы и от скандала, умиротворенная привезенными деньгами.
- Мам, - боязливо вымолвила Маринка, выйдя из ступора, - газом очень пахнет.
- Ну и пусть пахнет, - легкомысленно заметила мать. - Пахнет - это не воняет. Что, мне за свой счет ремонтировать? Государство обязано за этим следить. Вот пусть и следит.
Рано утром, в половине четвертого, Маринка поднялась, чтобы успеть на первую электричку. Все спали. Мать мирно похрапывала, уткнувшись лицом в подушку, Ленка звучно сопела носом, Валька нервно подергивался во сне под одеялом, как спящая собака, которой снится погоня за кошкой.
Наскоро перекусив, девушка зашла в комнату и в нерешительности застыла возле кровати. Мать сонно заворочалась, а потом затихла, звучно всхрапнув. Скрипнула дверца шкафа - девушка достала оттуда зимнее пальто, перекинула его через руку, бесшумно вынула зимние сапоги. Потом постояла задумчиво и все же решилась: наклонилась к ящику, достала деньги и, скрипнув половицей, быстро выбежала из дома.
Глава 5
- Что вы чувствуете?
- Запах газа… Газом очень пахнет. (Студентка беспокойно поднимается с кушетки, оглядывается по сторонам.) Почему пахнет газом?
Вы слышите? Газом пахнет! Нужно немедленно бежать!
- Пожалуйста, успокойтесь. Ложитесь. Продолжаем…
***
В общежитии педучилища Маринке очень понравилось. Там не было ни потного одышливого Аслана, ни его молчуньи жены, пропахшей горелым маслом, там не было ни воркотни матери, ни ябед младшей сестренки. Приехавшие из районных центров, поселков и деревень девчонки мигом подружились. В комнате, кроме Маринки, жили еще три будущие учительницы младших классов - задорные,- языкатые, веселые - Лика, Ира, Тамара. Лика была из всех четверых самая красивая, самая бойкая - самая-самая! Огненные волосы, тонкая, как тростинка, фигурка, опушенные длинными угольными ресницами карие бешеные глаза…
- Ой, девчонки! - признавалась она подругам. - Жить-то как хочется! Любить хочется, кататься на шикарных машинах, сорить деньгами…
Непонятно каким ветром занесло сердцеедку Лику в педагогическое училище. Не собиралась же она, в самом деле, после его окончания свою жизнь потратить на то, чтобы утирать носы сопливым детишкам…
Итак, началась новая жизнь, и Маринке теперь все было трын-трава. Про родной Мурмыш она даже не вспоминала.
В первый же выходной девчонки предложили новой подружке отправиться на дискотеку. Маринка отказалась.
- Меня Игореша ждет, - смущенно поведала она.
Больше ее и не приглашали. Знали, что бесполезно, никуда Маринка без своего Игореши не двинется, она к нему точно невидимой веревочкой привязана, без него жизни не мыслит.
- А вы что, жениться собираетесь? - любопытствовали подружки.
Маринка сконфуженно дергала плечом и заливалась смущенной краской.
- Игореше еще учиться надо. И мне тоже…
Учеба Маринке казалась легкой, необременительной, приятной - не то что в школе, когда воды принеси, да кролям на огороде травы нарви, да огород прополи, да полей, да еще не забудь хлев почистить, да еще младшая ребятня тебя постоянно за подол дергает… А тут - никаких забот! Только денег мало.
Стипендия была мизерная, и Маринка подрядилась в соседний магазин мыть по вечерам пол. Все какая-никакая прибавка к скудному студпайку. Она драила кафельные плиты серого пола, что-то весело мурлыкала под нос и мечтала о том, как в ближайшее воскресенье они с Игорешей отправятся на набережную. И будут гулять тихим осенним вечером под ручку, как настоящая парочка, и будут тайком целоваться в прозрачном свете тусклого фонаря, пока не онемеют губы и хватит дыхания. Если только, конечно, Игореша сможет прийти, вздыхала девушка. Ведь ему так тяжело учиться в своем строительном, «сопромат» совсем замучил…
- Преподаватель у них по «сопромату» по фамилии Зверяев, ну точно зверь! - делилась Маринка с подружками. - По тридцать раз заставляет одно и то же место проходить, задает много, до поздней ночи учить приходится. А то еще требует, чтобы в воскресенье к нему на дачу ехали, огород перекапывали под зиму. Не то, грозится, зачет не поставлю…
Девчонки слушали и сочувственно качали головой. И поражались - и чего это Маринка нашла в своем Игореше? Долговязый да хилый. Только что студент…
- Ой, боюсь его родителей, - вздыхала Маринка, - как они еще меня примут? Отец у него строгий, майор, военный строитель.
И она утыкалась носом в очередную книжку в ожидании нескорого свидания.
Однажды Игореша, устав от поцелуев под сенью багряных кленов и от бесплодного вожделения, все же уговорил Маринку отправиться к своему другу. «Друг» Игореши обитал в частном доме на самой окраине городе, добираться к нему пришлось на трамвае с пересадкой. Ему принадлежала одна половина покосившегося дома, а другую половину занимал глухой, выживший из ума дед.
Маринка толкнула дверь в горницу. Петли неохотно скрипнули, заныли в полный голос. Комната была заставлена какими-то ветхими вещами, завалена ношеной обувью. Мягко горела печурка, отбрасывая беглые оранжевые блики на стены, оклеенные обоями с выцветшими колокольчиками. Комната казалась нежилой, необитаемой. Вместо постели на топчан в углу комнаты были накиданы старые тряпки, а поверх брошено истлевшее лоскутное одеяло. Запах стоял затхлый, как на складе. Маринке показалось, что в полумраке тускло сверкнули желтоватым огнем пуговицы военной шинели. Да нет, показалось.
- Тут всякое барахло валяется, - смущенно поведал Игореша и притворил дверь. - Не ходи, там мышей полно…
Они опустились на твердый, пропахший кислым топчан и робко замерли, впервые очутившись наедине. Чуть отдышавшись и привыкнув к полумраку, Игореша отважился и с размаху впился в Маринкины сжатые губы. А потом осторожно повалил ее на комкастые, пропахшие мышами подушки, взволнованными пальцами нашаривая пуговицу материного выходного платья.
Маринка не боялась того, что происходит. Она просто думала, что так и надо. Ведь это, наверное, и есть любовь…
***
- Там, за углом, остановка, а дальше ты знаешь, - сбивчиво объяснил Игореша, застегиваясь на ходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37