– Разговор с Крюдешанком сам по себе еще не доказывает его вину. Как раз наоборот. Дэрти ведь хорошо знал, что Крюдешанк рассказал о телефонном разговоре. И это упрямое запирательство лишь усиливает подозрения, обращается против него самого. Вы ведь лучше знаете его, Латорп. Что он, впрямь такой придурок, что и в Александрии подобного не сыскать?
– Никоим образом. Оливер Дэрти, по крайней мере как делец, тонкая штучка. У него всегда ума хватало, чтобы лавировать, не нарушая законы. Запирательство Дэрти меня просто приводит в смятение.
– Но какое-то логическое объяснение ведь должно быть?
Я призадумался.
– Не знаю. Все, что он сказал, по-моему, свидетельствует о его внутренней растерянности. Я допускаю возможность, что первоначальный план где-то дал трещину. Кроме того, ведь есть кое-что и еще, пока не включенное нами в расчеты…
– Что же?
– Судьба похищенного. Возможно, лишь один человек знает, где спрятана добыча, тот, кто вопреки первоначальному плану, в последний момент решил работать только на себя. Отсюда – недоверие друг к другу, растерянность, очевидные противоречия в показаниях.
– Отлично! – похвалил меня Грегор Абуш. – Вы заслужили особый приз.
Порывшись на полке, он вернулся с керамической фигурой, изображавшей вождя индейцев. У пояса индейца висел томагавк, с помощью которого начальник полиции и лишил фигуру головы. Комнату наполнил аромат, который мог принадлежать только очень старому рому.
– Я теперь убежден, что не дал маху, пригласив вас на помощь, Латорп! – воскликнул Грегор Абуш, чокаясь. – Мне, провинциальному полицейскому, необходима интеллектуальная поддержка. Кто же тогда, по вашему мнению, знает, где спрятано награбленное, Карпентер, что ли?
– Рассуждая логически, это наиболее вероятная возможность. Если добавить Винцента Басани, то мы имеем дело с шестью в равной степени подозрительными лицами. О пяти, по крайней мере, известно, где они сейчас находятся. Что же произошло с Карпентером? Это знает разве только бог или сатана. Надо думать, что он с мешком денег находится далеко отсюда. Но у преступления есть своя особая логика, и она зачастую не укладывается в обычные рамки. Быть может, Карпентер вообще уже на том свете.
– Мне тоже приходило это в голову, – согласился Грегор Абуш. – Если так, то многое становится еще более непонятным, в том числе отказ Дэрти признаться, что он говорил по телефону с Крюдешанком. Пока первоочередная задача, более или менее реальная – узнать, кто же надел в тот день черный капюшон. Между прочим, я вспомнил еще об одном отправном пункте рассуждений. Во время съемок фильма на улице стояла знакомая Берлунда, та самая, жених которой работает в банке кассиром. Она продавщица в обувном магазине. Эта девушка видела, как преступник выходил из машины. На ногах у него были не туфли, а, полусапожки на молнии. Утверждать это твердо она, правда, не может. Лично я настроен скептически. Знаю по опыту, как трудно полагаться на таких свидетельниц.
– А я уже подумал было, что черный капюшон у нас в руках, – засмеялся я, скрывая разочарование.
– Чепуха. Такая обувь у половины населения Александрии. Вторая половина, когда наступает этот библейский потоп, спешит обуть резиновые сапоги.
– Значит, пустой билет, – неизвестно почему, но я почувствовал огорчение, даже старый ром потерял вкус. – Не кажется ли вам, что мы похожи на водолазов, которые, погружаясь все глубже, поднимают вокруг себя такую муть, что не видят собственных ног?
– Нет, не кажется, – улыбнулся Грегор Абуш. – Чтобы вы окончательно не впали в отчаяние, открою вам свои карты, хотя вначале не хотел этого делать. Мои надежды основываются на не совсем дозволенном, но часто применяемом приеме. Каждое слово, которое звучит в квартире Альберта Герштейна и в доме Ральфа Герштейна, фиксирует аппаратура для подслушивания. По этой-то причине я и отпустил задержанных… Но здесь мне пришлось наткнуться на новую загадку. Когда мои люди устанавливали аппаратуру на квартире Альберта Герштейна, они открыли, что кто-то уже опередил их в этом.
15
Здание, в котором находилась дискотека «Архимед», еще несколько месяцев назад служило заводу «Посейдон» в качестве склада для консервов. Новый владелец в целях бережливости ограничился одним-единственным новшеством: скульптурой Архимеда работы Дина Панчека.
Молочное стекло окон дискотеки по-прежнему украшал символ продукции «Посейдона», уже знакомый мне по этикеткам консервных коробок, – древнегреческий морской бог с нанизанной на трезубец рыбой.
Как только мы вошли, на нас обрушились волны невообразимого шума. В начале я даже и не сообразил, что это музыка. Немного погодя, все же узнал одно из произведений Ральфа Герштейна, чье воспроизведение настолько искажалось бесчисленными усилителями, что саксофоны звучали как иерихонские трубы.
– Разве мы не могли поговорить в другом месте? – возмутился я, пытаясь перекричать шум. – Здесь можно лишиться барабанных перепонок!
– Что? – крикнул Луис, отряхиваясь, как вынырнувший из плавательного бассейна пудель.
– Ничего не слышу!
Мы уселись в нише в дальнем углу зала, где шум не был таким ужасным. Заказав официанту три кружки пива, Луис принялся рассказывать про дискотеку примерно в таком тоне, в каком гид демонстрирует иностранным туристам подпольный игорный дом:
– Это заведение принадлежит самому Винценту Басани, хотя официальным владельцем числится другой.
Свой насквозь промокший плащ Луис перебросил через низкий деревянный барьер, отделявший нашу нишу от соседней. Скопившаяся в карманах вода вытекала из них тонкой струйкой.
– Он также является хозяином местных винных и пивоваренных заводов. Между прочим, ходит молва, что его «Александрийский нектар» – это самый жульнический алкогольный напиток, соперничать с которым может разве что «Понтийский нектар» того же Басани. Одним словом, все здесь совершенно законно: в принадлежащем Винценту Басани заведении продают его продукцию. Официально посетители здесь могут получить одно лишь пиво, но осмотритесь внимательнее…
Я осмотрелся. Почти все помещение было отведено под танцплощадку. Ее окружали отгороженные друг от друга кабины – каждая со столиком и полумягким диваном для удобства гостей. Большинство посетителей танцевали, парни и девушки продолжали при этом курить. Обволакиваемые густыми клубами сизого дыма, танцоры, почти не сходя с места, истово топтались в ритме шейка. Посетители были большей частью молоды. Совсем чужеродным казался благостный старичок, в чьи обязанности входило менять пластинки. Луис сказал, что «диск-жокей» является одним из самых ревностных последователей секты третьего пришествия.
После очередного танца последовала короткая пауза. Продолжая дымить сигаретами, парочки вернулись к своим столикам. Сейчас облако дыма сконцентрировалось по бокам зала, давая возможность разобраться в том, что происходит у противоположной стены.
Луис глазами показал на растрепанную девушку, которая только что подсыпала в свою пивную кружку какой-то порошок. Трое подростков после каждой затяжки, как это принято у курильщиков марихуаны, передавали сигарету по кругу. Время от времени кто-то из молодежи подходил к столику, где, не притрагиваясь к пивным кружкам, чопорно сидели двое пожилых мужчин с невыразительными физиономиями.
– Это подручные Винцента Басани, – пояснил Луис, продолжая свой рассказ. – Продают наркотики, к тому же, как вы видите, совершенно открыто. Басани никого не боится… Что касается молодежи, то это в большинстве бывшие рабочие «Посейдона». В дискотеке Басани дает им возможность за небольшие деньги потанцевать, выпить кружку, выкурить сигарету марихуаны. Готов поспорить, что на следующих выборах они проголосуют именно за него.
– Вы раскрываете мне секреты, которые в Александрии, должно быть, известны каждому прохожему, – заметил я с иронией. – По-моему…
Закончить я не успел. Кто-то застучал что есть силы по барьеру, отделявшему нишу от соседней.
– Вы, там, заберите свой плащ! – раздался знакомый голос. – Как будто не хватает потопа на улице!
Говорящий уже стоял у нашего столика. Это был Альберт Герштейн.
– Ах, это ты, Луис? – он засмеялся. – Как это я сразу не догадался? Ты, должно быть, специально отказываешься от зонта и шляпы, чтобы набрать побольше воды. Из вашей ниши натекло столько, что Даниэла…
– Она с тобой?
– Ну да… Так вот, Даниэла уже собиралась послать меня в зоомагазин за золотыми рыбками…
– Насколько мне известно, она уже давно мечтала завести себе аквариум, – в тон ему ответил Луис.
Я стал свидетелем одной из тех характерных для жителей Александрии словесных дуэлей, где уколы рапиры заменяются остротами. Видать, Луис успел усвоить манеру местных жителей – шутить с подчеркнуто серьезным выражением лица.
Я внимательно следил за обоими. В веселости журналиста я снова усмотрел некий подтекст. Взгляд его под полусомкнутыми веками, казалось, так и ощупывал собеседника.
В противовес ему, Альберт Герштейн излучал беззаботную браваду. Возможно, она была несколько преувеличенной, но ни в коей мере не искусственной. Он выглядел человеком, который, стряхнув с плеч тяжкую ношу, глядит на еще возможные подвохи судьбы оптимистично.
Меня он нарочно не замечал. Лишь встретившись с моим испытующим взглядом, как будто сгорбился, но сразу же взял себя в руки и с пренебрежительной гримасой заявил:
– А, господин Латорп! Честное слово, не узнал. Как поживает ваш друг Грегор Абуш? Передайте ему мой привет и скажите, если для упрочения его карьеры ему необходим объект для ареста, то я к его услугам!
Не дождавшись моего ответа, Альберт Герштейн уже снова повернулся к Луису:
– Слыхал? Менестрель наглотался на сей раз до того, что находится при смерти.
– Поздравляю! – торжественно заявил Луис. – Ты освободился от опасного соперника. Не зная его пристрастия к наркотикам, я бы решил, что это ты его отравил.
Певец, известный под именем Безумного Менестреля, был любимцем телевизионной компании «Эй-Пи-Ти-Си». Каждую вторую неделю ему выделялся целый час – к большому огорчению моей жены, считавшей, что таким образом у нее крадут серию какого-нибудь увлекательного фильма. Менестрель сочинял свои песни под воздействием гашиша и исполнял их, находясь в состоянии столь сильного наркотического опьянения, что после окончания передачи напоминал настоящего сумасшедшего. Рассказывали, что несколько раз его пришлось прямиком из студии везти в больницу. Это, естественно, вредило его здоровью, но только увеличивало популярность.
– Отравлять не моя специальность. Тогда я уже, скорее, отправил бы на тот свет знаменитого уголовного репортера Александра Луиса. Но ты не заслуживаешь и такого внимания, – Альберт Герштейн не остался в долгу.
Луис и Герштейн продолжали обмениваться александрийскими остротами. Я пришел к заключению, что эта свойственная местным жителям тенденция к юмору в любой ситуации – своеобразная терапия, с помощью которой они лечат провинциальную скуку.
– Альберт относится с почтением лишь к трем вещам, – сказал Луис. – Это его голос, его дядя Ральф Герштейн и чужие любовницы. В свое время, когда Альберт еще не знал, что будет партнером Теи, он прямо-таки из кожи лез вон, чтобы познакомиться с ней. Прослышав, что Tea придет в бар. «Прекрасная Елена», он немедля помчался туда. Весь вечер истязал свои го/юсовые связки исключительно для нее.
–. Почему только для нее? – Альберт Герштейн притворился возмущенным. – Там ведь были и другие посетители, например, Винцент Басани да и ты сам.
– Это еще не означает, что мы тебя слушали, – возразил Луис. – Возможно, мы были заняты столь важной беседой, что твое пение нам скорее мешало… Но как бы там ни было, тебе администрация в тот вечер не платила за выступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Никоим образом. Оливер Дэрти, по крайней мере как делец, тонкая штучка. У него всегда ума хватало, чтобы лавировать, не нарушая законы. Запирательство Дэрти меня просто приводит в смятение.
– Но какое-то логическое объяснение ведь должно быть?
Я призадумался.
– Не знаю. Все, что он сказал, по-моему, свидетельствует о его внутренней растерянности. Я допускаю возможность, что первоначальный план где-то дал трещину. Кроме того, ведь есть кое-что и еще, пока не включенное нами в расчеты…
– Что же?
– Судьба похищенного. Возможно, лишь один человек знает, где спрятана добыча, тот, кто вопреки первоначальному плану, в последний момент решил работать только на себя. Отсюда – недоверие друг к другу, растерянность, очевидные противоречия в показаниях.
– Отлично! – похвалил меня Грегор Абуш. – Вы заслужили особый приз.
Порывшись на полке, он вернулся с керамической фигурой, изображавшей вождя индейцев. У пояса индейца висел томагавк, с помощью которого начальник полиции и лишил фигуру головы. Комнату наполнил аромат, который мог принадлежать только очень старому рому.
– Я теперь убежден, что не дал маху, пригласив вас на помощь, Латорп! – воскликнул Грегор Абуш, чокаясь. – Мне, провинциальному полицейскому, необходима интеллектуальная поддержка. Кто же тогда, по вашему мнению, знает, где спрятано награбленное, Карпентер, что ли?
– Рассуждая логически, это наиболее вероятная возможность. Если добавить Винцента Басани, то мы имеем дело с шестью в равной степени подозрительными лицами. О пяти, по крайней мере, известно, где они сейчас находятся. Что же произошло с Карпентером? Это знает разве только бог или сатана. Надо думать, что он с мешком денег находится далеко отсюда. Но у преступления есть своя особая логика, и она зачастую не укладывается в обычные рамки. Быть может, Карпентер вообще уже на том свете.
– Мне тоже приходило это в голову, – согласился Грегор Абуш. – Если так, то многое становится еще более непонятным, в том числе отказ Дэрти признаться, что он говорил по телефону с Крюдешанком. Пока первоочередная задача, более или менее реальная – узнать, кто же надел в тот день черный капюшон. Между прочим, я вспомнил еще об одном отправном пункте рассуждений. Во время съемок фильма на улице стояла знакомая Берлунда, та самая, жених которой работает в банке кассиром. Она продавщица в обувном магазине. Эта девушка видела, как преступник выходил из машины. На ногах у него были не туфли, а, полусапожки на молнии. Утверждать это твердо она, правда, не может. Лично я настроен скептически. Знаю по опыту, как трудно полагаться на таких свидетельниц.
– А я уже подумал было, что черный капюшон у нас в руках, – засмеялся я, скрывая разочарование.
– Чепуха. Такая обувь у половины населения Александрии. Вторая половина, когда наступает этот библейский потоп, спешит обуть резиновые сапоги.
– Значит, пустой билет, – неизвестно почему, но я почувствовал огорчение, даже старый ром потерял вкус. – Не кажется ли вам, что мы похожи на водолазов, которые, погружаясь все глубже, поднимают вокруг себя такую муть, что не видят собственных ног?
– Нет, не кажется, – улыбнулся Грегор Абуш. – Чтобы вы окончательно не впали в отчаяние, открою вам свои карты, хотя вначале не хотел этого делать. Мои надежды основываются на не совсем дозволенном, но часто применяемом приеме. Каждое слово, которое звучит в квартире Альберта Герштейна и в доме Ральфа Герштейна, фиксирует аппаратура для подслушивания. По этой-то причине я и отпустил задержанных… Но здесь мне пришлось наткнуться на новую загадку. Когда мои люди устанавливали аппаратуру на квартире Альберта Герштейна, они открыли, что кто-то уже опередил их в этом.
15
Здание, в котором находилась дискотека «Архимед», еще несколько месяцев назад служило заводу «Посейдон» в качестве склада для консервов. Новый владелец в целях бережливости ограничился одним-единственным новшеством: скульптурой Архимеда работы Дина Панчека.
Молочное стекло окон дискотеки по-прежнему украшал символ продукции «Посейдона», уже знакомый мне по этикеткам консервных коробок, – древнегреческий морской бог с нанизанной на трезубец рыбой.
Как только мы вошли, на нас обрушились волны невообразимого шума. В начале я даже и не сообразил, что это музыка. Немного погодя, все же узнал одно из произведений Ральфа Герштейна, чье воспроизведение настолько искажалось бесчисленными усилителями, что саксофоны звучали как иерихонские трубы.
– Разве мы не могли поговорить в другом месте? – возмутился я, пытаясь перекричать шум. – Здесь можно лишиться барабанных перепонок!
– Что? – крикнул Луис, отряхиваясь, как вынырнувший из плавательного бассейна пудель.
– Ничего не слышу!
Мы уселись в нише в дальнем углу зала, где шум не был таким ужасным. Заказав официанту три кружки пива, Луис принялся рассказывать про дискотеку примерно в таком тоне, в каком гид демонстрирует иностранным туристам подпольный игорный дом:
– Это заведение принадлежит самому Винценту Басани, хотя официальным владельцем числится другой.
Свой насквозь промокший плащ Луис перебросил через низкий деревянный барьер, отделявший нашу нишу от соседней. Скопившаяся в карманах вода вытекала из них тонкой струйкой.
– Он также является хозяином местных винных и пивоваренных заводов. Между прочим, ходит молва, что его «Александрийский нектар» – это самый жульнический алкогольный напиток, соперничать с которым может разве что «Понтийский нектар» того же Басани. Одним словом, все здесь совершенно законно: в принадлежащем Винценту Басани заведении продают его продукцию. Официально посетители здесь могут получить одно лишь пиво, но осмотритесь внимательнее…
Я осмотрелся. Почти все помещение было отведено под танцплощадку. Ее окружали отгороженные друг от друга кабины – каждая со столиком и полумягким диваном для удобства гостей. Большинство посетителей танцевали, парни и девушки продолжали при этом курить. Обволакиваемые густыми клубами сизого дыма, танцоры, почти не сходя с места, истово топтались в ритме шейка. Посетители были большей частью молоды. Совсем чужеродным казался благостный старичок, в чьи обязанности входило менять пластинки. Луис сказал, что «диск-жокей» является одним из самых ревностных последователей секты третьего пришествия.
После очередного танца последовала короткая пауза. Продолжая дымить сигаретами, парочки вернулись к своим столикам. Сейчас облако дыма сконцентрировалось по бокам зала, давая возможность разобраться в том, что происходит у противоположной стены.
Луис глазами показал на растрепанную девушку, которая только что подсыпала в свою пивную кружку какой-то порошок. Трое подростков после каждой затяжки, как это принято у курильщиков марихуаны, передавали сигарету по кругу. Время от времени кто-то из молодежи подходил к столику, где, не притрагиваясь к пивным кружкам, чопорно сидели двое пожилых мужчин с невыразительными физиономиями.
– Это подручные Винцента Басани, – пояснил Луис, продолжая свой рассказ. – Продают наркотики, к тому же, как вы видите, совершенно открыто. Басани никого не боится… Что касается молодежи, то это в большинстве бывшие рабочие «Посейдона». В дискотеке Басани дает им возможность за небольшие деньги потанцевать, выпить кружку, выкурить сигарету марихуаны. Готов поспорить, что на следующих выборах они проголосуют именно за него.
– Вы раскрываете мне секреты, которые в Александрии, должно быть, известны каждому прохожему, – заметил я с иронией. – По-моему…
Закончить я не успел. Кто-то застучал что есть силы по барьеру, отделявшему нишу от соседней.
– Вы, там, заберите свой плащ! – раздался знакомый голос. – Как будто не хватает потопа на улице!
Говорящий уже стоял у нашего столика. Это был Альберт Герштейн.
– Ах, это ты, Луис? – он засмеялся. – Как это я сразу не догадался? Ты, должно быть, специально отказываешься от зонта и шляпы, чтобы набрать побольше воды. Из вашей ниши натекло столько, что Даниэла…
– Она с тобой?
– Ну да… Так вот, Даниэла уже собиралась послать меня в зоомагазин за золотыми рыбками…
– Насколько мне известно, она уже давно мечтала завести себе аквариум, – в тон ему ответил Луис.
Я стал свидетелем одной из тех характерных для жителей Александрии словесных дуэлей, где уколы рапиры заменяются остротами. Видать, Луис успел усвоить манеру местных жителей – шутить с подчеркнуто серьезным выражением лица.
Я внимательно следил за обоими. В веселости журналиста я снова усмотрел некий подтекст. Взгляд его под полусомкнутыми веками, казалось, так и ощупывал собеседника.
В противовес ему, Альберт Герштейн излучал беззаботную браваду. Возможно, она была несколько преувеличенной, но ни в коей мере не искусственной. Он выглядел человеком, который, стряхнув с плеч тяжкую ношу, глядит на еще возможные подвохи судьбы оптимистично.
Меня он нарочно не замечал. Лишь встретившись с моим испытующим взглядом, как будто сгорбился, но сразу же взял себя в руки и с пренебрежительной гримасой заявил:
– А, господин Латорп! Честное слово, не узнал. Как поживает ваш друг Грегор Абуш? Передайте ему мой привет и скажите, если для упрочения его карьеры ему необходим объект для ареста, то я к его услугам!
Не дождавшись моего ответа, Альберт Герштейн уже снова повернулся к Луису:
– Слыхал? Менестрель наглотался на сей раз до того, что находится при смерти.
– Поздравляю! – торжественно заявил Луис. – Ты освободился от опасного соперника. Не зная его пристрастия к наркотикам, я бы решил, что это ты его отравил.
Певец, известный под именем Безумного Менестреля, был любимцем телевизионной компании «Эй-Пи-Ти-Си». Каждую вторую неделю ему выделялся целый час – к большому огорчению моей жены, считавшей, что таким образом у нее крадут серию какого-нибудь увлекательного фильма. Менестрель сочинял свои песни под воздействием гашиша и исполнял их, находясь в состоянии столь сильного наркотического опьянения, что после окончания передачи напоминал настоящего сумасшедшего. Рассказывали, что несколько раз его пришлось прямиком из студии везти в больницу. Это, естественно, вредило его здоровью, но только увеличивало популярность.
– Отравлять не моя специальность. Тогда я уже, скорее, отправил бы на тот свет знаменитого уголовного репортера Александра Луиса. Но ты не заслуживаешь и такого внимания, – Альберт Герштейн не остался в долгу.
Луис и Герштейн продолжали обмениваться александрийскими остротами. Я пришел к заключению, что эта свойственная местным жителям тенденция к юмору в любой ситуации – своеобразная терапия, с помощью которой они лечат провинциальную скуку.
– Альберт относится с почтением лишь к трем вещам, – сказал Луис. – Это его голос, его дядя Ральф Герштейн и чужие любовницы. В свое время, когда Альберт еще не знал, что будет партнером Теи, он прямо-таки из кожи лез вон, чтобы познакомиться с ней. Прослышав, что Tea придет в бар. «Прекрасная Елена», он немедля помчался туда. Весь вечер истязал свои го/юсовые связки исключительно для нее.
–. Почему только для нее? – Альберт Герштейн притворился возмущенным. – Там ведь были и другие посетители, например, Винцент Басани да и ты сам.
– Это еще не означает, что мы тебя слушали, – возразил Луис. – Возможно, мы были заняты столь важной беседой, что твое пение нам скорее мешало… Но как бы там ни было, тебе администрация в тот вечер не платила за выступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45