Грегор Абуш понял меня с полуслова. Успокаивая, он положил руку мне на плечо:
– Нам некуда спешить. Поймите, это вовсе не игра на ваших нервах, Латорп! Просто для меня куда важнее, чтобы вы сначала рассказали, что вам удалось узнать за это время. По вашему лиwу видно, что у вас полный мешок новостей.
– Это еще ничего не значит, – я продолжал сердиться.
Но Грегор Абуш спокойно возразил:
– Предчувствие говорит мне: эта ночь, возможно, даже ближайшие часы будут решающими. Не обладая полной информацией, я могу совершить нечто такое, о чем потом придется сожалеть. Так что начинайте вы!
– Хорошо. С кого?
– С Оливера Дэрти. Удалось вам что-нибудь выудить?
– Он нервничает, опасается полиции, но это все. Не сказал ни единого словечка, которое пригодилось бы нам в качестве опорной точки. Единственный положительный момент – у меня создалось впечатление, будто он не сомневается насчет Альберта Герштейна.
– Насчет участия Альберта в ограблении?
Я кивнул.
– Мало, слишком мало. – Грегор Абуш покачал головой. – Я почему-то надеялся, что вам больше повезет. Поройтесь в своей памяти. Может быть, какая-нибудь важная деталь просто позабыта?
Я попытался сконцентрироваться, но безрезультатно.
– Ничего, – удрученно сказал я. – В голове полная пустота. У нас с Оливером Дэрти не было возможности долго болтать. Обменялись несколькими фразами, сразу же после этого пришел Хуго Александер. Между прочим, вы знаете, что так называемые письма Христа украдены?
– Знаю. По сравнению с ограблением банка и убийством это пустяк. Не будем отклоняться! О чем вы говорили с Оливером Дэрти после ухода Хуго Александера?
Я собирался было упомянуть про запах духов «Пармская фиалка», но в последний момент решил смолчать. В моей голове, в подсознании, шевелилась какая-то неуверенная мысль, пока еще слишком туманная, чтобы поделиться ею.
– Больше мы ни о чем не говорили, – ответил я на вопрос Грегора Абуша. – Легли спать. Я лично как рухнул в постель, так и дрыхнул до вашего телефонного звонка…
Закончить предложение мне не дало нахлынувшее на меня внезапное озарение. Вдруг я совершенно явственно ощутил тот водораздел между сном и явью, который был размыт ночью. Многое из того, что я в перерывах между сном воспринимал как фантазию, сейчас обрело абсолютно реальные очертания.
– Дэрти ночью куда-то уходил!
– Уходил? – Грегор Абуш всем телом подался вперед.
– Да. Причем тайком. В том момент, когда телефонный звонок разбудил меня, причем по-настоящему, он довольно неуклюже притворился погруженным в глубокий сон. Храпел так, что стены дрожали.
Я засмеялся, вспоминая его неловкую попытку обмануть меня.
– Это уже кое-что! – похвалил меня Грегор Абуш. – Попробуем расшифровать его таинственную ночную прогулку. По моему убеждению, Оливер Дэрти ночью гостил именно в этом доме, – Грегор Абуш показал на экран.
Подумав, я пришел к тому же заключению.
– А теперь второе: Александр Луис. Мнится мне, что с ним связан какой-то сюрприз.
– Как вы угадали? – смутился я.
– Как всегда, прочитал на вашем лице, – Грегор Абуш улыбнулся. – Когда я назвал его по имени, в ваших глазах вспыхнул довольно-таки красноречивый сигнал.
Я рассказал о своей беседе с Луисом, стараясь по мере возможности не пропустить ни одной мелочи.
Грегор Абуш напряженно слушал, впитывая каждое мое слово. Когда я закончил, он продолжал молчать.
– Это лишь одна сторона медали, – начал было я.
Начальник полиции повелительным жестом остановил меня:
– Попозже! Мне надо подумать! – энергично бросил он.
Подперев подбородок обеими руками, на которых от напряжения вздулись вены, полузакрыв глаза, он минуты две или три решал в уме какое-то неизвестное мне уравнение.
– Кое-что совпадает!
– Вы считаете рассказ Луиса достоверным? – удивился я. – А по-моему, вранье от начала до конца!
– Доказательства? – Грегор Абуш казался по-прежнему погруженным в глубокое раздумье.
– Пожалуйста… Луис утверждает, будто работает в «Александрийском герольде» уголовным репортером лишь потому, что не было иного свободного места. В действительности, на работу его устроил Винцент Басани, используя свои связи и влияние. Газетчику, занимавшемуся до тех пор уголовной хроникой, неожиданно предложили более перспективную работу в Новом Виндзоре. Тоже по протекции Винцента Басани.
– Вот как! – Грегор Абуш оживленно реагировал. – Это уже шаг вперед!
– Вторая ложь еще более подозрительна, – продолжал я. – Луис, как вам известно, выдавал себя за бывшего сотрудника студенческого журнала «Дискуссия». Я позвонил в редакцию. Там про такого и слыхом не слыхали.
– Какой же вывод вы из этого делаете? – спросил Грегор Абуш с улыбкой.
– То, что Луис и Басани тесно связаны!
– Отлично! – Грегор Абуш, очевидно, хотел меня похвалить, но в его интонации особого энтузиазма не ощущалось.
– А теперь моя очередь! – объявил он после паузы, – Вам следует знать, что, сражаясь с начальством в Новом Виндзоре, я отвоевал себе еще одно техническое новшество. Сейчас у меня есть возможность фиксировать изображения при помощи видеофильма.
Начальник полиции вставил в видеомагнитофон кассету и нажал на кнопку:
– Смотрите! Это избавит меня от труда самому рассказывать.
С экрана исчез мокрый булыжник перед домом Ральфа Герштейна и покрытые резьбой массивные двери. Это успевшее мне уже порядком надоесть изображение заменило помещение без окон, с бетонированным полом и грязными, побеленными известкой, стенами.
Помещение напоминало склад старых вещей. Повсюду валялись ржавые моторы, автомобильные колеса, карманные фонари, сломанные корпуса игральных автоматов, будильники без стрелок. Сваленные в кучу вещи в своей совокупности напоминали сюрреалистическую панораму.
Яркий свет прожектора освещал находившуюся на переднем плане странную конструкцию.
Отшлифованные до блеска алюминиевые полосы были скреплены так, что получилось подобие человеческого скелета. Его увенчивала гипсовая голова. Промежутки между металлическими ребрами позволяли ознакомиться с содержимым грудной клетки.
Ее заполняли различные, припаянные к ребрам, скрепленные между собой ржавой проволокой предметы. В этом хаотическом скоплении я заметил дуло пистолета, из которого торчал нанизанный на вилку стеклянный глаз, детскую копилку в виде розового поросеночка, вмонтированного в ночной горшок, другие столь же чудаковатые комбинации самых разных вещей.
– Никак не могу сообразить, что означает это шизофреническое произведение, – заметил я.
– Я оценивал ваши дедуктивные способности чуть выше, – засмеялся Грегор Абуш, – Вам следовало самому сообразить, что перед вами последний шедевр нашего Микельанджело – Дина Панчека. Скульптура называется «Современный Прометей».
– Весьма подходящее название для такой работы, – съязвил я.
– У Панчека есть мастерская рядом с его квартирой, – продолжал Грегор Абуш. – Постепенно она стала тесноватой, особенно после того, как заказы посыпались на Панчека как из рога изобилия.
– Я слыхал, что и Винцент Басани оказывает ему покровительство, – заметил я.
– Это уж точно. С тех пор, как Басани решил, что является тонким знатоком авангардистского искусства, он закупил у Панчека три или четыре сравнительно большие композиции… Помещение, которое вы видите на экране, – гараж, снятый им сравнительно недавно для хранения «творческого сырья», как он называет эту рухлядь. Работает он обычно в своей основной мастерской, а сюда приходит подыскивать для очередного творения какую-нибудь деталь. Иногда во время этих поисков его охватывает святое пламя вдохновения. «Современный Прометей», которым вы так восхищаетесь, тоже родился в святую минуту.
– Где находится этот гараж? – быстро спросил я, заметив за сваленным в кучу ломом очертания автомобиля.
– На пустыре, к которому примыкает на задворках дом Альберта Герштейна.
– А также особняк Ионатана Крюдешанка, – дополнил я.
– Гараж этот принадлежит Альберту… Вам следует знать, что до недавних пор ему и не снилась его будущая карьера джазового кумира. Пока Оливер Дэрти не открыл его, Альберт с трудом сводил концы с концами, услаждая по вечерам слух посетителей бара «Прекрасная Елена». Когда Винцент Басани своей дискотекой «Архимед» пресек в корне финансовое благополучие бара, владелец был вынужден отказаться от услуг Альберта. Для Альберта начались трудные дни, тем более, что его дядя Ральф Герштейн и не думал ему помогать. Чтобы как-то продержаться, Альберт продал свою старую машину, между прочим, тоже лендровер, сдал гараж Панчеку, а одну комнату в своем доме – Луису.
– За это время он мог себе купить новую машину, – сказал я. – Оливер Дэрти, разумеется, изрядный скаред, но не верю, что Альберту не удалось выжать из него солидный аванс.
– Правильно. Но Альберт, разбогатев, захотел приобрести такую модель, чтобы у всех александрийцев глаза вылезли из орбит. Нечто вроде сверхшикарных «ролс-ройсов», которые изготовляют по особому заказу арабских нефтяных принцев.
– Если он действительно ограбил банк, для него такой автомобиль то же самое, что для меня спичечная коробка, – пошутил я, затем спросил: – Одного не понимаю. Почему ни мне, ни вам не пришло в голову поискать черный лендровер съемочной группы вблизи дома Альберта Герштейна?
– Ответственность за этот промах целиком ложится на меня, – нехотя пробурчал Грегор Абуш. – С моей стороны, это, конечно, большое упущение. Но я могу привести кое-что в оправдание. Прежде всего следует принять психологические причины. Дин Панчек никогда не запирал гараж, у него даже не было замка. Как я мог догадаться, что кто-то вздумает использовать в качестве тайника помещение, куда может забрести любой прохожий?
– Звучит убедительно, – согласился я. – Кроме того, мы оба не сомневались, что лендровер со всей добычей уже давно находится за пределами Александрии.
– Видите, значит в ваших глазах я уже оправдан. Остается лишь объяснить, в чем главная причина моего промаха. Как раз одновременно с ограблением банка Дин Панчек находился в гараже. Он зашел туда поработать над своим «Прометеем».
– Долго он там находился?
– Панчек полагает, примерно полчаса. Особо принимать на веру это утверждение не следует, поскольку часов у него нет. С тех пор, как он несколько лет назад использовал свои наручные часы для композиции «Теория относительности: время и пространство», он признает циферблаты, стрелки и часовые механизмы лишь в качестве творческого сырья.
– Продолжайте!
– Сегодня поздно вечером Панчек снова забежал в гараж. Человеческая голова из гипса показалась ему слишком вульгарной для тонкого замысла. Он решил заменить ее вырезанным из жести профилем. При этом он наткнулся… Глядите!
На экране, сменяя друг друга, замелькали кадры.
Общим планом – черный лендровер, втиснувшийся между дырявой бочкой из-под бензина и металлической стойкой со сломанной кофеваркой.
Полицейский медленно раскрывает дверцу автомобиля.
Взору предстает заднее сидение. На нем черный балахон с капюшоном и автомат системы «Вестингауз» с коротким дулом и четырехугольным магазином.
Полицейский освещает оружейный приклад переносной лампой. На металлической поверхности четко выделяются пятна крови.
– Та же группа крови, как у банковского охранника Бойля, – комментирует Грегор Абуш. – Автомат заряжен не был, им пользовались, чтобы оглушить охранника и, главное, чтобы держать в страхе его и главного оператора фильма Уолтера Карпентера.
Следующий кадр.
Полицейский распахивает переднюю дверцу.
Виден человек, чья голова в неловкой позе покоится на баранке автомобиля. Скрюченные пальцы обеих рук вцепились в край сиденья. С одного плеча сполз пиджак, на шее и белой сорочке – застывшая тонкая струйка крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45