Хотя до этого не имели ни малейшего понятия, что такие сигареты вообще существуют.
– Благодарю за исчерпывающую лекцию, – язвительно заметил я. – Но меня интересует конкретный запах.
– Сейчас объясню. Недаром я досконально изучил цирковые фокусы парфюмеров. Ну, так вот, одним из самых дорогих, зато эффективных приемов пользуется японская фирма «Митсуко». Мне рассказывали, что химик, первым открывший этот остроумный способ, получил изрядную сумму…
– Способ состоит в том, что… – уже догадавшись, в чем дело, я собирался было поделиться своей догадкой, но Дэрти попросту не дал мне раскрыть рта.
– На отпечатанный рельефно флакон наносится слой максимально спрессованной ароматизированной пыльцы. Он настолько тонок, что невооруженным глазом почти не воспринимается. Когда читатель журнала прикасается к изображению, на пальцах остается нечто вроде пудры. Специалисты по покупательской психологии утверждают, что устойчивый аромат безотказно действует на подсознание. Оно, в свою очередь, передает импульс сознанию, заставляя таким образом человека покупать соответствующее изделие парфюмерии.
Сейчас была моя очередь смеяться. Увы, над самим собой.
Я вспомнил, какое значение придал этому аромату, когда обнаружил его в доме заклятого врага женского пола Ионатана Крюдешанка. Объяснение оказалось совсем простым. Запах прилип к Крюдешанку, когда он перелистывал принесенный почтальоном журнал. Тот самый, в котором была помещена статья Петерсена. Тот самый, который Ионатан Крюдешанк одолжил своему соседу, так и не прочитав статьи.
Мы оба еще смеялись, когда в дверь энергично постучали.
– Полиция! – Дэрти выпрыгнул из постели.
– Несомненно! – спрятав усмешку, отозвался я, решив в свою очередь разыграть его. – Спрячься! Живее!
– Где? – глаза Дэрти блуждали по комнате в поисках какого-нибудь укрытия.
– Все равно где! В стенном шкафу или, по мне, хоть полезай под кровать.
– Под кровать? – Дэрти неуверенно поглядел на меня, одновременно вслушиваясь в стук, становившийся все громче.
– Спорим, это Хуго Александер, – усмехнулся я, решив, что слишком жестоко продолжать шутку.
– Он, должно быть, пришел за своим журналом! – обрадовался Дэрти, но тут же сердито добавил: – Вот остолоп! Не дает людям уснуть! Разве я не сказал, что в этом треклятом городе живут одни психи.
Схватив журнал, он быстро распахнул дверь.
Я не ошибался: на пороге действительно стоял Хуго Александер.
Но повел он себя еще более диковинно, чем перед этим. Не говоря ни слова, он продолжал стоять в раскрытых дверях. Я уж подумал было, что Дэрти не так уж и неправ в своей характеристике жителей Александрии.
– Берите своего профессора и оставьте нас в конце концов в покое! – накинулся Дэрти на Хуго Александера.
Тот ничего не ответил. Лишь кадык под туго обтянутой кожей судорожно задвигался, а губы слабо шевелились, словно пытаясь выдавить какое-то слово.
– Вы что, язык проглотили? – злился Дэрти.
Не дождавшись ответа, он всунул свернутый журнал Хуго Александеру под мышку.
Немощная, словно парализованная рука владельца мотеля пыталась удержать журнал, но не сумела. Журнал мягко упал на пол.
Только после этого я наконец разобрал слово, которое наш гость пытался выговорить:
– Письма… – и вместе с рыданиями из горла вырвался отчаянный шепот, – украдены!
19
Второй день, проведенный в Александрии, был еще тяжелее предыдущего. Скопленная в голове дополнительная информация – клубок новых, временами противоречивых, подозрительных моментов и вытекающих из этого догадок прямо-таки требовал, чтобы его поскорее размотали. Надо было, по крайней мере, классифицировать эту информацию, исходя из степени достоверности, освобождаясь от заведомо ложных сведений.
Но, честно говоря, я уподобился изрядно выпившему человеку, которого одна-единственная рюмка может сбить с ног. Роль этой последней рюмки и сыграли украденные у Хуго Александера Христовы письма.
Чтобы окончательно не запутаться, я принял решение: этот факт, как менее важный, совершенно выбросить из головы, полностью сконцентрировавшись на ограблении банка.
Но сконцентрироваться не удалось. Какие-то обрывки мыслей вяло зашевелились в мозговых извилинах, но тут же стерлись, побежденные сном. Борясь с перенагрузкой, нервная система – этот безошибочный механизм с автоматическим управлением – сама позаботилась о передышке.
Передышка нужна мне была позарез, тем более, что вчера выспаться по-настоящему не довелось. Повинны в том упорные поиски единственно верного решения среди многих загадок, которые мы до поздней ночи перебирали вдвоем с начальником полиции Грегором Абушем.
В мотель я вернулся поздно. И, вероятно, заснул бы крепчайшим сном, если бы не Оливер Дэрти. Он беспокойно метался по кровати, то включал ночник, то опять гасил. Временами вставал, булькал воду из графина в стакан, запивал снотворное. К утру он наконец задремал, но продолжал ворочаться с боку на бок, на что пружинная кровать реагировала соответствующими скрипами и стонами. Сквозь сон Дэрти бормотал отрывочные фразы, иногда можно было уловить имя Альберта.
Этой ночью все было совсем иначе.
Когда я погрузился в сон, он уже храпел вовсю. Сквозь сон я услышал щелчок поворачиваемого в замке ключа. Кажется, в этот момент я проснулся. Увидев, что постель Дэрти пуста, и решив, что он находится в туалете, я снова погрузился в сон.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Единственное окно выходило на двор бензозаправочной станции. Падавший оттуда отсвет фонаря, пробиваясь сквозь затуманенное дождевыми каплями стекло, неяркой полосой пересекал комнату.
В этом неясном свете я увидел темный абрис человека. Сквозь сон мне показалось, что он сначала разделся, а затем потихоньку залез под одеяло.
Так и не поняв, было ли это во сне или наяву, я опять задремал.
Меня разбудил, на сей раз окончательно, резкий телефонный звонок. Некоторое время я вслушивался в трезвон, надеясь, что трубку возьмет Дэрти. Но он в этот момент так яростно захрапел, что я понял – вставать придется мне самому.
Спросонья, я по дороге к телефону опрокинул стул. Даже этот шум никак не подействовал на Дэрти. Он лишь перевернулся на другой бок.
Наконец мне удалось нащупать выключатель. Когда лампа зажглась, я снял трубку и сонно пробурчал: ,
– Латорп слушает.
– Грегор Абуш! – прозвучал на том конце взбудораженный голос начальника полиции.
– Какого черта… – начал было я, но, услышав в трубке тяжелое придыхание, молниеносно сообразил, что произошло нечто чрезвычайно важное. – В чем дело? – спросил я, чувствуя, что возбуждение начальника полиции передается уже и мне.
– Мы нашли труп!
Примерно через пятнадцать минут я, осторожно маневрируя, въехал на своей машине в узкий переулок у Рыночной площади. Улочка была настолько незначительная, что помешанный на греческой мифологии двоюродный дед Хуго Александера в свою бытность мэром не счел нужным переименовать ее. Александрийцы издавна окрестили этот переулок «Капканом».
Надо признать, это наименование полностью отвечало атмосфере нашей встрече с Грегором Абушем.
Его служебная машина, с выключенными фарами и плотно занавешенными стеклами, сквозь которые не пробивалось ни единого луча, стояла, сливаясь с темной стеной соседнего здания. Она как бы являла собой воплощение мрачной таинственности.
Когда за мной захлопнулась дверца, прошла добрая минута, пока я привык к полумраку. Мерцала лишь приборная доска, красноватым пятном горела сигара водителя, блекло посвечивал экран прикрепленного к спинке переднего сидения портативного телевизора.
– Телевизор? – удивился я. – Насколько помню, еще вчера я ничего подобного в вашей служебной машине не видел. Или это другой автомобиль?
– Тот самый старый рыдван, – засмеялся Грегор Абуш. – Я просто понял, что сегодняшняя Александрия не может больше оставаться на уровне палеозоя. С опозданием пришел к заключению, что недостатки моего провинциального дедуктивного мышления можно компенсировать современной техникой. Должно быть, я правильно предвидел, что расследование, уже и так изрядно хромающее, натолкнется на новые трудности. Честно говоря, и тут я немного ошибся…
– В чем? – спросил я.
– В том, что не ожидал их так скоро.
– Вы сказали по телефону, что произошло убийство, – напомнил я. – Но так и не информировали меня, кто убит.
– А сами вы не нашли подходящий ответ, – Грегор Абуш ответил не без упрека.
Я раскрыл было рот, но первым заговорил он:
– Если бы вы знали, какие героические усилия пришлось затратить, прежде чем я заполучил этот экран. Я уехал в Новый Виндзор сразу же после того, как мы расстались, и до самого вечера обивал пороги разных начальников. Пришлось заполнить столько документов, столькими подписями заверить, что буду хранить этот телевизор пуще зеницы собственного ока…
Следует признаться, сперва я так и не понял, какой цели служит раздобытый с таким трудом телевизор.
Неподвижное изображение на экране казалось декоративной заставкой между двумя передачами. Но, более внимательно всматриваясь в освещенный невидимым фонарем мокрый булыжник перед каким-то домом, в фрагмент кирпичной стены, в украшенные резьбой по дереву массивные дубовые двери, я понял, что в кадре.
– Дом Ральфа Герштейна! – воскликнул я.
– Угадали! Прямо напротив дверей стоит автофургон с хорошо замаскированной съемочной камерой. Обслуживает ее оператор, которого я, пустив в ход зубы и когти, выцарапал у своих коллег из Нового Виндзора. Со временем, если события будут продолжаться в том же духе, придется завести собственного специалиста. Но опасаюсь, что мне уже недолго сидеть в кресле начальника полиции…
– Вы давно наблюдаете за домом? – поинтересовался я.
– Начал слежку сразу же после того, как позвонил вам.
– А почему не раньше?
– Я недавно вернулся из Нового Виндзора, к тому же после сражения с заупрямившимся начальством почувствовал такую усталость, что ни о чем больше не хотелось думать. Я было решил начать слежку завтра утром, но вдруг… – Грегор Абуш мрачно замолчал.
– Чего вы, собственно говоря, добиваетесь? – продолжал я расспрос. – Хотите фиксировать каждого, кто входит в дом?
– Или же выходит, – дополнил Грегор Абуш. – Раньше или позже мы узнаем, кто гостил в этом доме, узнаем так или иначе, но…
– Так или иначе?
– Ах, да, я, должно быть, не рассказал вам о подслушивающих устройствах, которыми оснастил как дом Ральфа Герштейна, так и квартиру его племянника. К сожалению, это запрещенный прием, результаты которого не принимаются во внимание судом в качестве юридического полноценного доказательства. Во-вторых, и это самое главное, я опасаюсь, как бы не упустить кое-что.
– Кое-что или кое-кого? – уточнил я.
– Кое-кого, – кивнул Грегор Абуш.
– Речь идет о Винценте Басани, не так ли?
– Пока не скажу ни «да», ни «нет», – Грегор Абуш уклонился от прямого ответа. – Мне передали, что вы сегодня встретились с ним в «Архимеде»?
– Информация правильна. Меня познакомил с ним Луис и, по-моему, не случайно.
– Ваше впечатление об этой встрече? – Грегор Абуш казался весьма заинтересованным.
– Оба всячески стремились продемонстрировать, что, кроме шапочного знакомства, ничто их не связывает. Я этому не верю.
– Я тоже! – Грегор Абуш казался довольным тем, что наши мнения в этом вопросе совпадают.
Все это время я сидел как на иголках. Прошел чуть ли не час с той минуты, когда я узнал об убийстве. За исключением этого голого факта, мне, по-прежнему, ничего не было известно. Все-таки я сдерживался, понимая, что начальник полиции по какой-то причине испытывает мое терпение. Но в конце концов оно лопнуло.
– По-моему, пора! – сердито напомнил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Благодарю за исчерпывающую лекцию, – язвительно заметил я. – Но меня интересует конкретный запах.
– Сейчас объясню. Недаром я досконально изучил цирковые фокусы парфюмеров. Ну, так вот, одним из самых дорогих, зато эффективных приемов пользуется японская фирма «Митсуко». Мне рассказывали, что химик, первым открывший этот остроумный способ, получил изрядную сумму…
– Способ состоит в том, что… – уже догадавшись, в чем дело, я собирался было поделиться своей догадкой, но Дэрти попросту не дал мне раскрыть рта.
– На отпечатанный рельефно флакон наносится слой максимально спрессованной ароматизированной пыльцы. Он настолько тонок, что невооруженным глазом почти не воспринимается. Когда читатель журнала прикасается к изображению, на пальцах остается нечто вроде пудры. Специалисты по покупательской психологии утверждают, что устойчивый аромат безотказно действует на подсознание. Оно, в свою очередь, передает импульс сознанию, заставляя таким образом человека покупать соответствующее изделие парфюмерии.
Сейчас была моя очередь смеяться. Увы, над самим собой.
Я вспомнил, какое значение придал этому аромату, когда обнаружил его в доме заклятого врага женского пола Ионатана Крюдешанка. Объяснение оказалось совсем простым. Запах прилип к Крюдешанку, когда он перелистывал принесенный почтальоном журнал. Тот самый, в котором была помещена статья Петерсена. Тот самый, который Ионатан Крюдешанк одолжил своему соседу, так и не прочитав статьи.
Мы оба еще смеялись, когда в дверь энергично постучали.
– Полиция! – Дэрти выпрыгнул из постели.
– Несомненно! – спрятав усмешку, отозвался я, решив в свою очередь разыграть его. – Спрячься! Живее!
– Где? – глаза Дэрти блуждали по комнате в поисках какого-нибудь укрытия.
– Все равно где! В стенном шкафу или, по мне, хоть полезай под кровать.
– Под кровать? – Дэрти неуверенно поглядел на меня, одновременно вслушиваясь в стук, становившийся все громче.
– Спорим, это Хуго Александер, – усмехнулся я, решив, что слишком жестоко продолжать шутку.
– Он, должно быть, пришел за своим журналом! – обрадовался Дэрти, но тут же сердито добавил: – Вот остолоп! Не дает людям уснуть! Разве я не сказал, что в этом треклятом городе живут одни психи.
Схватив журнал, он быстро распахнул дверь.
Я не ошибался: на пороге действительно стоял Хуго Александер.
Но повел он себя еще более диковинно, чем перед этим. Не говоря ни слова, он продолжал стоять в раскрытых дверях. Я уж подумал было, что Дэрти не так уж и неправ в своей характеристике жителей Александрии.
– Берите своего профессора и оставьте нас в конце концов в покое! – накинулся Дэрти на Хуго Александера.
Тот ничего не ответил. Лишь кадык под туго обтянутой кожей судорожно задвигался, а губы слабо шевелились, словно пытаясь выдавить какое-то слово.
– Вы что, язык проглотили? – злился Дэрти.
Не дождавшись ответа, он всунул свернутый журнал Хуго Александеру под мышку.
Немощная, словно парализованная рука владельца мотеля пыталась удержать журнал, но не сумела. Журнал мягко упал на пол.
Только после этого я наконец разобрал слово, которое наш гость пытался выговорить:
– Письма… – и вместе с рыданиями из горла вырвался отчаянный шепот, – украдены!
19
Второй день, проведенный в Александрии, был еще тяжелее предыдущего. Скопленная в голове дополнительная информация – клубок новых, временами противоречивых, подозрительных моментов и вытекающих из этого догадок прямо-таки требовал, чтобы его поскорее размотали. Надо было, по крайней мере, классифицировать эту информацию, исходя из степени достоверности, освобождаясь от заведомо ложных сведений.
Но, честно говоря, я уподобился изрядно выпившему человеку, которого одна-единственная рюмка может сбить с ног. Роль этой последней рюмки и сыграли украденные у Хуго Александера Христовы письма.
Чтобы окончательно не запутаться, я принял решение: этот факт, как менее важный, совершенно выбросить из головы, полностью сконцентрировавшись на ограблении банка.
Но сконцентрироваться не удалось. Какие-то обрывки мыслей вяло зашевелились в мозговых извилинах, но тут же стерлись, побежденные сном. Борясь с перенагрузкой, нервная система – этот безошибочный механизм с автоматическим управлением – сама позаботилась о передышке.
Передышка нужна мне была позарез, тем более, что вчера выспаться по-настоящему не довелось. Повинны в том упорные поиски единственно верного решения среди многих загадок, которые мы до поздней ночи перебирали вдвоем с начальником полиции Грегором Абушем.
В мотель я вернулся поздно. И, вероятно, заснул бы крепчайшим сном, если бы не Оливер Дэрти. Он беспокойно метался по кровати, то включал ночник, то опять гасил. Временами вставал, булькал воду из графина в стакан, запивал снотворное. К утру он наконец задремал, но продолжал ворочаться с боку на бок, на что пружинная кровать реагировала соответствующими скрипами и стонами. Сквозь сон Дэрти бормотал отрывочные фразы, иногда можно было уловить имя Альберта.
Этой ночью все было совсем иначе.
Когда я погрузился в сон, он уже храпел вовсю. Сквозь сон я услышал щелчок поворачиваемого в замке ключа. Кажется, в этот момент я проснулся. Увидев, что постель Дэрти пуста, и решив, что он находится в туалете, я снова погрузился в сон.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Единственное окно выходило на двор бензозаправочной станции. Падавший оттуда отсвет фонаря, пробиваясь сквозь затуманенное дождевыми каплями стекло, неяркой полосой пересекал комнату.
В этом неясном свете я увидел темный абрис человека. Сквозь сон мне показалось, что он сначала разделся, а затем потихоньку залез под одеяло.
Так и не поняв, было ли это во сне или наяву, я опять задремал.
Меня разбудил, на сей раз окончательно, резкий телефонный звонок. Некоторое время я вслушивался в трезвон, надеясь, что трубку возьмет Дэрти. Но он в этот момент так яростно захрапел, что я понял – вставать придется мне самому.
Спросонья, я по дороге к телефону опрокинул стул. Даже этот шум никак не подействовал на Дэрти. Он лишь перевернулся на другой бок.
Наконец мне удалось нащупать выключатель. Когда лампа зажглась, я снял трубку и сонно пробурчал: ,
– Латорп слушает.
– Грегор Абуш! – прозвучал на том конце взбудораженный голос начальника полиции.
– Какого черта… – начал было я, но, услышав в трубке тяжелое придыхание, молниеносно сообразил, что произошло нечто чрезвычайно важное. – В чем дело? – спросил я, чувствуя, что возбуждение начальника полиции передается уже и мне.
– Мы нашли труп!
Примерно через пятнадцать минут я, осторожно маневрируя, въехал на своей машине в узкий переулок у Рыночной площади. Улочка была настолько незначительная, что помешанный на греческой мифологии двоюродный дед Хуго Александера в свою бытность мэром не счел нужным переименовать ее. Александрийцы издавна окрестили этот переулок «Капканом».
Надо признать, это наименование полностью отвечало атмосфере нашей встрече с Грегором Абушем.
Его служебная машина, с выключенными фарами и плотно занавешенными стеклами, сквозь которые не пробивалось ни единого луча, стояла, сливаясь с темной стеной соседнего здания. Она как бы являла собой воплощение мрачной таинственности.
Когда за мной захлопнулась дверца, прошла добрая минута, пока я привык к полумраку. Мерцала лишь приборная доска, красноватым пятном горела сигара водителя, блекло посвечивал экран прикрепленного к спинке переднего сидения портативного телевизора.
– Телевизор? – удивился я. – Насколько помню, еще вчера я ничего подобного в вашей служебной машине не видел. Или это другой автомобиль?
– Тот самый старый рыдван, – засмеялся Грегор Абуш. – Я просто понял, что сегодняшняя Александрия не может больше оставаться на уровне палеозоя. С опозданием пришел к заключению, что недостатки моего провинциального дедуктивного мышления можно компенсировать современной техникой. Должно быть, я правильно предвидел, что расследование, уже и так изрядно хромающее, натолкнется на новые трудности. Честно говоря, и тут я немного ошибся…
– В чем? – спросил я.
– В том, что не ожидал их так скоро.
– Вы сказали по телефону, что произошло убийство, – напомнил я. – Но так и не информировали меня, кто убит.
– А сами вы не нашли подходящий ответ, – Грегор Абуш ответил не без упрека.
Я раскрыл было рот, но первым заговорил он:
– Если бы вы знали, какие героические усилия пришлось затратить, прежде чем я заполучил этот экран. Я уехал в Новый Виндзор сразу же после того, как мы расстались, и до самого вечера обивал пороги разных начальников. Пришлось заполнить столько документов, столькими подписями заверить, что буду хранить этот телевизор пуще зеницы собственного ока…
Следует признаться, сперва я так и не понял, какой цели служит раздобытый с таким трудом телевизор.
Неподвижное изображение на экране казалось декоративной заставкой между двумя передачами. Но, более внимательно всматриваясь в освещенный невидимым фонарем мокрый булыжник перед каким-то домом, в фрагмент кирпичной стены, в украшенные резьбой по дереву массивные дубовые двери, я понял, что в кадре.
– Дом Ральфа Герштейна! – воскликнул я.
– Угадали! Прямо напротив дверей стоит автофургон с хорошо замаскированной съемочной камерой. Обслуживает ее оператор, которого я, пустив в ход зубы и когти, выцарапал у своих коллег из Нового Виндзора. Со временем, если события будут продолжаться в том же духе, придется завести собственного специалиста. Но опасаюсь, что мне уже недолго сидеть в кресле начальника полиции…
– Вы давно наблюдаете за домом? – поинтересовался я.
– Начал слежку сразу же после того, как позвонил вам.
– А почему не раньше?
– Я недавно вернулся из Нового Виндзора, к тому же после сражения с заупрямившимся начальством почувствовал такую усталость, что ни о чем больше не хотелось думать. Я было решил начать слежку завтра утром, но вдруг… – Грегор Абуш мрачно замолчал.
– Чего вы, собственно говоря, добиваетесь? – продолжал я расспрос. – Хотите фиксировать каждого, кто входит в дом?
– Или же выходит, – дополнил Грегор Абуш. – Раньше или позже мы узнаем, кто гостил в этом доме, узнаем так или иначе, но…
– Так или иначе?
– Ах, да, я, должно быть, не рассказал вам о подслушивающих устройствах, которыми оснастил как дом Ральфа Герштейна, так и квартиру его племянника. К сожалению, это запрещенный прием, результаты которого не принимаются во внимание судом в качестве юридического полноценного доказательства. Во-вторых, и это самое главное, я опасаюсь, как бы не упустить кое-что.
– Кое-что или кое-кого? – уточнил я.
– Кое-кого, – кивнул Грегор Абуш.
– Речь идет о Винценте Басани, не так ли?
– Пока не скажу ни «да», ни «нет», – Грегор Абуш уклонился от прямого ответа. – Мне передали, что вы сегодня встретились с ним в «Архимеде»?
– Информация правильна. Меня познакомил с ним Луис и, по-моему, не случайно.
– Ваше впечатление об этой встрече? – Грегор Абуш казался весьма заинтересованным.
– Оба всячески стремились продемонстрировать, что, кроме шапочного знакомства, ничто их не связывает. Я этому не верю.
– Я тоже! – Грегор Абуш казался довольным тем, что наши мнения в этом вопросе совпадают.
Все это время я сидел как на иголках. Прошел чуть ли не час с той минуты, когда я узнал об убийстве. За исключением этого голого факта, мне, по-прежнему, ничего не было известно. Все-таки я сдерживался, понимая, что начальник полиции по какой-то причине испытывает мое терпение. Но в конце концов оно лопнуло.
– По-моему, пора! – сердито напомнил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45