Этакий дурень, а? Не думаю, что он
обрадуется такому положению.
Клео потеряла дар речи. Ей нечего было сказать. Как ей хотелось исх-
лестать его по щекам, расцарапать лицо, вырвать ему волосы! Клео едва
сдержала прилив бешенства, а Фентон продолжал:
- Мы ведь должны считаться с чувствами твоего мужа, не так ли, любовь
моя? Ты же такая умница, ну просто чертовски умна. Я в полном восхище-
нии. Чтобы запустить свои хорошенькие ручки в огромное состояние, ты
вышла за еще большее! Светлая головка! Высший класс!
И в этот миг позади раздался голос, который мог бы заморозить клоко-
чущие потоки лавы:
- Представь меня своему другу, дорогая.
Потемневшими от ужаса глазами Клео смотрела, как Роберт Фентон поднял
к губам бокал, посылая ей сквозь хрусталь язвительную усмешку.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Клео не помнила, как выпуталась. Сердце бешено колотилось, все внутри
сжалось в холодный комок, однако нужные слова нашлись, и она их познако-
мила. Как завороженная она смотрела на исчезающее в горле Фентона бренди
и чувствовала на себе неотрывный взгляд Джуда.
- Пожалуй, мне пора.
Фентон втиснул пустой бокал в руку Клео и, сверкнув глазами в сторону
Джуда, направился к дверям.
- Я зашел только поздравить. У вас прелестная жена, Мескал. Просто
чудо!
- Я вас провожу.
Игнорируя протесты Фентона, Джуд последовал за ним; из-за дверей пос-
лышался его ровный голос.
Клео прислонилась к стене, все еще сжимая бокал в дрожащей руке. Ког-
да Джуд вошел? Что он слышал? Она панически напрягала память, пытаясь
припомнить, что Фентон наговорил. Кажется, какая она умница, что вышла
замуж за состояние Джуда, получив одновременно и свое! Джуд решит, что
она хвасталась этим - перед Фентоном, перед всеми... Да еще поила Фенто-
на его лучшим бренди!
Она быстро поставила бокал на стол и несколько раз вздохнула, пытаясь
успокоиться. Позади раздались шаги, и в комнату вошел Джуд.
- Вы давно знакомы?
Слишком прямой вопрос не может быть вежливым.
- Около двух лет, - ответила Клео, ища его взгляда, чтобы угадать
настроение. Но не обнаружила ничего, кроме непроницаемой внимательной
холодности, и интонация его голоса была лишь интонацией вопроса:
- И он зашел только затем, чтобы поздравить?
- Ну да, только поздравить.
Она не сомневалась, что он услышал ложь в ее голосе, прочитал ложь в
ее глазах, и, отвернувшись к вазе с тюльпанами, стала поправлять и без
того прекрасно составленный букет. Ее дрожащие пальцы ощущали прохлад-
но-восковое прикосновение лепестков; она ждала осуждения, которое неми-
нуемо должно было обрушиться на нее, если Джуд слышал слова Фентона.
Но Джуд молчал, и когда Клео нашла в себе силы оглянуться, комната
была пуста.
На синем, словно вышедшем из-под кисти художника, небе ярко сияло
солнце, искорками рассыпалось по тончайшему золотому песку, зайчиками
прыгало по белым стенам нескладных рыбацких домиков, сгрудившихся невда-
леке на морском берегу.
Клео потянулась, нежась в жарких солнечных лучах, и услыхала небреж-
ный голос Джуда:
- Перевернись. Ты слишком долго так лежишь, спина может сгореть.
Сердце Клео учащенно забилось, а тело настороженно замерло. Она не
слышала, как он подошел, - песок скрадывает шаги - и решила притво-
риться, что не слышала и голоса. Ведь песок такой мягкий, вот она и зад-
ремала, а шелест и плеск прибоя вполне могли заглушить его слова.
Он заговорил снова, на этот раз громко и резко.
Клео поняла, что это приказ, и повернулась, сбив под собой пляжное
полотенце. Опять Джуд застал ее врасплох! Всего неделю она была замужем
за этим человеком и чувствовала себя в этом браке как на минном поле
среди волнующих, тревожных ожиданий чего-то неведомого.
Она надела солнечные очки, чтобы скрыть хоть какую-то часть своего
тела. Помимо очков, на ней не так много было надето. Изящный черный ку-
пальник открывал почти все, что можно было открыть, и, знай она, что
Джуд вернется с рыбалки так рано, она выбрала бы другой. Онато надея-
лась, что большую часть дня проведет в одиночестве!
- Ты рано вернулся.
Сказано небрежно, нарочито безучастно. Клео гордилась своей способ-
ностью прятать беспокойство, волнение, страх. Он склонился над ней, и
она быстро отвела взгляд. На нем были только черные хлопковые шорты, по-
тертые и выцветшие; его бронзовое тело, оттененное жесткими волосами,
источало бесконечную мужественность, силу, скрытую угрозу. Увидев его
таким, она невольно вздрогнула, охваченная неведомым чувством. Это
страх, сказала она себе, обычный животный страх. Но кроме страха было
еще что-то, имени чему она не знала.
- Не хотел быть обвиненным в недостаточном внимании к жене.
В его голосе слышались язвительные нотки, которых она не замечала за
всю неделю их брака, и почувствовала, что его отношение к ней измени-
лось. Эта едва заметная перемена заставила ее насторожиться.
Это все, что она могла сделать, чтобы держаться в соответствии с его
холодно-вежливым обращением, которое, впрочем, было ей приятно. Четыре
дня, проведенные на острове, явились для нее, как она и предчувствовала,
тяжким испытанием. Он был обходителен, заботился о том, чтобы она всем
была довольна, ни в чем не нуждалась. Что же касается горничной, очевид-
но жившей при вилле, то ее соображения по поводу отдельных спален и не-
зависимого времяпрепровождения супругов Клео совершенно не волновали.
Она испытывала благодарную привязанность к своей уединенной комнате,
своему уголку и напоминала ребенка, считающего и пересчитывающего пос-
ледние бесценные деньки школьных каникул. Она видела, какие взгляды Джуд
бросал на нее порой, и инстинктивно чувствовала, что они означали. Он
нормальный, здоровый мужчина, и, в конце концов, она его жена.
Но если он окажется чересчур настойчивым в своих мужских притязаниях,
а ведь оставалась еще неделя до того рокового дня, когда он мог на пол-
ном основании предъявить свои супружеские права, - она не знала, как вы-
несет это. Не знала, что будет с нею, когда делить с ним постель станет
ее обязанностью. Останется только закрыть глаза и умереть...
- Ай! - взвизгнула она, и все ее мрачные мысли разлетелись от внезап-
ного ощущения чего-то холодного и вязкого. Это был крем для загара, и
сильная теплая рука Джуда принялась втирать его в ее обнаженное тело.
- Я и сама могу! - лепетала она, энергично пытаясь высвободиться или
хотя бы сесть, при этом его рука оказалась зажатой между ее поднятыми
коленями и грудью.
Дымчато-серые глаза широко распахнулись за темными стеклами очков и,
встретив его ответный взгляд, замерли. Непостижимая синева его глаз,
утопающих в черноте ресниц, была подобна целующему берег морю, и в ней,
как в море, роились изумрудные сверкающие искорки. Это были искорки сме-
ха!
Он смеялся, черт бы его побрал, но не в открытую, а тайно. Смеялся
над ее глупой девичьей робостью, и от этого она чувствовала себя ма-
ленькой, неуклюжей, нелепой.
- Я знаю!
Его хрипловатый голос звучал у самого ее уха. Он наклонился, и его
дыхание обдало ее кожу. Он высвободил руку из нежного плена и уложил
Клео на полотенце.
- Но я тоже могу, так почему бы тебе не полежать спокойно? Тебе будет
приятно, - прибавил он, и его слова пронизали все ее существо.
Сопротивляться было бесполезно: при желании он мог побороть ее одной
рукой. Кроме того, подобное поведение было бы низким: он бы решил, что
его жена сущая ведьма. Он заслуживал лучшего.
Клео, сжав зубы, подчинилась. Она закрыла глаза и ядовито напомнила
себе, что пора привыкать к его вольностям, вольностям, откровенность ко-
торых через неделю неизмеримо возрастет!
Они заключили договор, и Клео слишком уважала его и себя, чтобы сдать
позиции; поэтому она решила попробовать самовнушение. Особых результатов
она не ждала, но нужно было хоть что-то делать, и Клео повторяла про се-
бя: "Я буду хорошей женой. Я хочу быть ему хорошей женой". Наконец без-
молвное увещевание слилось с мерным шумом прибоя, с нежным прикосновени-
ем сильных рук, втирающих крем в ее длинные стройные ноги.
Но когда его пальцы достигли внутренней стороны ее бедра, воровато
проникая дальше, чем это дозволяла стыдливость, кровь бешено застучала в
ее висках. Она чувствовала, как каждый мускул ее тела сковало инстинк-
тивное неприятие, но разбойничьи пальцы продвигались все дальше,
действуя уже более законно, и теперь массировали ее плоский живот, бед-
ра.
И вдруг Клео испытала неведомое ранее ощущение. Она хотела испугаться
- и не могла. Разум подсказывал ей, что надо сопротивляться, но тело по-
вело себя по-своему, стало податливым, легким. Клео погружалась в ка-
кую-то теплую глубину, погружалась не без боли, ибо легкие сковало так,
что впору было задохнуться, а сердце разрывало грудь... Все мысли о соп-
ротивлении были изгнаны этими мускулистыми умными руками, и Клео поняла,
что если позволит себе хоть на минуту расслабиться, то будет покорена
полностью и окончательно.
Когда его пальцы нашли застежку ее купального лифчика и раздвинули
маленькие чашечки, открыв его взору, его рукам, солнцу ее грудь, она по-
пыталась воспротивиться, сказав ему, что уж там-то она наверняка не сго-
рит, особенно если он оставит в покое ее купальник... Но вместо члено-
раздельных слов с ее губ сорвался глухой стон, стон наслаждения. Она
чувствовала, как налились ее упругие соски, как сладкая, пламенная боль
заполняла ее тело, и поняла, что покорена, что жаркие немые ласки его
рук растопили последнюю преграду... Он был ее мужчина, ее супруг, и она
желала его, как никогда в жизни ничего не желала. Ее тело без всякого
сознательного импульса чувственно изогнулось под его ладонями в откро-
венном призыве, и он сказал:
- Теперь все в порядке.
Короткая безучастная фраза донеслась откуда-то издалека, и лишь нес-
колько секунд спустя Клео осознала, что та сладкая боль, та неизбывная
потребность, пробужденная им, так и останется болью. Горькой болью.
Он поднялся; его гибкое, упругое тело бронзой отливало в сверкающих
лучах греческого солнца. Он стоял, преисполненный чувства абсолютного
превосходства, не обращая внимания на случившееся с ней, потому что с
ним самим явно ничего не случилось. Он начал расстегивать шорты, у Клео
перехватило дыхание, и она закрыла глаза. Джуд мягко сказал:
- Я иду купаться. Пока.
Когда Клео открыла глаза, его уже не было. Она поискала его взглядом
и увидела, как он мощно рассекает глубокую морскую синеву. Клео встала,
дрожащими пальцами застегнула лифчик и принялась беспорядочно заталки-
вать вещи в пляжную сумку. Лицо ее пылало, но не от солнца. Она сгорала
от стыда. Стыда и унижения. Наверняка утомленный своей бессодержательной
ролью в этом странном браке, но связанный обязательством соблюдать пос-
тавленное ею условие, озлобленный уклонением от его легчайшего прикосно-
вения, он воспользовался возможностью продемонстрировать, что ему ничего
не стоит подчинить ее, если он того пожелает.
Именно это он и сделал и, чтобы окончательно добить ее, удалился, да-
вая понять, что ее явное возбуждение совершенно, не тронуло его. Хочу -
возьму, хочу - оставлю - вот откровенная суть его действий.
Этого Клео никогда ему не простит. Никогда. А легкость, с которой он
брал над ней верх, лишь оттолкнет ее еще сильнее.
Клео вернулась на виллу, вбежала в белый одноэтажный домик, налила в
высокий стакан лимонного соку прямо из холодильника и с жадностью выпи-
ла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
обрадуется такому положению.
Клео потеряла дар речи. Ей нечего было сказать. Как ей хотелось исх-
лестать его по щекам, расцарапать лицо, вырвать ему волосы! Клео едва
сдержала прилив бешенства, а Фентон продолжал:
- Мы ведь должны считаться с чувствами твоего мужа, не так ли, любовь
моя? Ты же такая умница, ну просто чертовски умна. Я в полном восхище-
нии. Чтобы запустить свои хорошенькие ручки в огромное состояние, ты
вышла за еще большее! Светлая головка! Высший класс!
И в этот миг позади раздался голос, который мог бы заморозить клоко-
чущие потоки лавы:
- Представь меня своему другу, дорогая.
Потемневшими от ужаса глазами Клео смотрела, как Роберт Фентон поднял
к губам бокал, посылая ей сквозь хрусталь язвительную усмешку.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Клео не помнила, как выпуталась. Сердце бешено колотилось, все внутри
сжалось в холодный комок, однако нужные слова нашлись, и она их познако-
мила. Как завороженная она смотрела на исчезающее в горле Фентона бренди
и чувствовала на себе неотрывный взгляд Джуда.
- Пожалуй, мне пора.
Фентон втиснул пустой бокал в руку Клео и, сверкнув глазами в сторону
Джуда, направился к дверям.
- Я зашел только поздравить. У вас прелестная жена, Мескал. Просто
чудо!
- Я вас провожу.
Игнорируя протесты Фентона, Джуд последовал за ним; из-за дверей пос-
лышался его ровный голос.
Клео прислонилась к стене, все еще сжимая бокал в дрожащей руке. Ког-
да Джуд вошел? Что он слышал? Она панически напрягала память, пытаясь
припомнить, что Фентон наговорил. Кажется, какая она умница, что вышла
замуж за состояние Джуда, получив одновременно и свое! Джуд решит, что
она хвасталась этим - перед Фентоном, перед всеми... Да еще поила Фенто-
на его лучшим бренди!
Она быстро поставила бокал на стол и несколько раз вздохнула, пытаясь
успокоиться. Позади раздались шаги, и в комнату вошел Джуд.
- Вы давно знакомы?
Слишком прямой вопрос не может быть вежливым.
- Около двух лет, - ответила Клео, ища его взгляда, чтобы угадать
настроение. Но не обнаружила ничего, кроме непроницаемой внимательной
холодности, и интонация его голоса была лишь интонацией вопроса:
- И он зашел только затем, чтобы поздравить?
- Ну да, только поздравить.
Она не сомневалась, что он услышал ложь в ее голосе, прочитал ложь в
ее глазах, и, отвернувшись к вазе с тюльпанами, стала поправлять и без
того прекрасно составленный букет. Ее дрожащие пальцы ощущали прохлад-
но-восковое прикосновение лепестков; она ждала осуждения, которое неми-
нуемо должно было обрушиться на нее, если Джуд слышал слова Фентона.
Но Джуд молчал, и когда Клео нашла в себе силы оглянуться, комната
была пуста.
На синем, словно вышедшем из-под кисти художника, небе ярко сияло
солнце, искорками рассыпалось по тончайшему золотому песку, зайчиками
прыгало по белым стенам нескладных рыбацких домиков, сгрудившихся невда-
леке на морском берегу.
Клео потянулась, нежась в жарких солнечных лучах, и услыхала небреж-
ный голос Джуда:
- Перевернись. Ты слишком долго так лежишь, спина может сгореть.
Сердце Клео учащенно забилось, а тело настороженно замерло. Она не
слышала, как он подошел, - песок скрадывает шаги - и решила притво-
риться, что не слышала и голоса. Ведь песок такой мягкий, вот она и зад-
ремала, а шелест и плеск прибоя вполне могли заглушить его слова.
Он заговорил снова, на этот раз громко и резко.
Клео поняла, что это приказ, и повернулась, сбив под собой пляжное
полотенце. Опять Джуд застал ее врасплох! Всего неделю она была замужем
за этим человеком и чувствовала себя в этом браке как на минном поле
среди волнующих, тревожных ожиданий чего-то неведомого.
Она надела солнечные очки, чтобы скрыть хоть какую-то часть своего
тела. Помимо очков, на ней не так много было надето. Изящный черный ку-
пальник открывал почти все, что можно было открыть, и, знай она, что
Джуд вернется с рыбалки так рано, она выбрала бы другой. Онато надея-
лась, что большую часть дня проведет в одиночестве!
- Ты рано вернулся.
Сказано небрежно, нарочито безучастно. Клео гордилась своей способ-
ностью прятать беспокойство, волнение, страх. Он склонился над ней, и
она быстро отвела взгляд. На нем были только черные хлопковые шорты, по-
тертые и выцветшие; его бронзовое тело, оттененное жесткими волосами,
источало бесконечную мужественность, силу, скрытую угрозу. Увидев его
таким, она невольно вздрогнула, охваченная неведомым чувством. Это
страх, сказала она себе, обычный животный страх. Но кроме страха было
еще что-то, имени чему она не знала.
- Не хотел быть обвиненным в недостаточном внимании к жене.
В его голосе слышались язвительные нотки, которых она не замечала за
всю неделю их брака, и почувствовала, что его отношение к ней измени-
лось. Эта едва заметная перемена заставила ее насторожиться.
Это все, что она могла сделать, чтобы держаться в соответствии с его
холодно-вежливым обращением, которое, впрочем, было ей приятно. Четыре
дня, проведенные на острове, явились для нее, как она и предчувствовала,
тяжким испытанием. Он был обходителен, заботился о том, чтобы она всем
была довольна, ни в чем не нуждалась. Что же касается горничной, очевид-
но жившей при вилле, то ее соображения по поводу отдельных спален и не-
зависимого времяпрепровождения супругов Клео совершенно не волновали.
Она испытывала благодарную привязанность к своей уединенной комнате,
своему уголку и напоминала ребенка, считающего и пересчитывающего пос-
ледние бесценные деньки школьных каникул. Она видела, какие взгляды Джуд
бросал на нее порой, и инстинктивно чувствовала, что они означали. Он
нормальный, здоровый мужчина, и, в конце концов, она его жена.
Но если он окажется чересчур настойчивым в своих мужских притязаниях,
а ведь оставалась еще неделя до того рокового дня, когда он мог на пол-
ном основании предъявить свои супружеские права, - она не знала, как вы-
несет это. Не знала, что будет с нею, когда делить с ним постель станет
ее обязанностью. Останется только закрыть глаза и умереть...
- Ай! - взвизгнула она, и все ее мрачные мысли разлетелись от внезап-
ного ощущения чего-то холодного и вязкого. Это был крем для загара, и
сильная теплая рука Джуда принялась втирать его в ее обнаженное тело.
- Я и сама могу! - лепетала она, энергично пытаясь высвободиться или
хотя бы сесть, при этом его рука оказалась зажатой между ее поднятыми
коленями и грудью.
Дымчато-серые глаза широко распахнулись за темными стеклами очков и,
встретив его ответный взгляд, замерли. Непостижимая синева его глаз,
утопающих в черноте ресниц, была подобна целующему берег морю, и в ней,
как в море, роились изумрудные сверкающие искорки. Это были искорки сме-
ха!
Он смеялся, черт бы его побрал, но не в открытую, а тайно. Смеялся
над ее глупой девичьей робостью, и от этого она чувствовала себя ма-
ленькой, неуклюжей, нелепой.
- Я знаю!
Его хрипловатый голос звучал у самого ее уха. Он наклонился, и его
дыхание обдало ее кожу. Он высвободил руку из нежного плена и уложил
Клео на полотенце.
- Но я тоже могу, так почему бы тебе не полежать спокойно? Тебе будет
приятно, - прибавил он, и его слова пронизали все ее существо.
Сопротивляться было бесполезно: при желании он мог побороть ее одной
рукой. Кроме того, подобное поведение было бы низким: он бы решил, что
его жена сущая ведьма. Он заслуживал лучшего.
Клео, сжав зубы, подчинилась. Она закрыла глаза и ядовито напомнила
себе, что пора привыкать к его вольностям, вольностям, откровенность ко-
торых через неделю неизмеримо возрастет!
Они заключили договор, и Клео слишком уважала его и себя, чтобы сдать
позиции; поэтому она решила попробовать самовнушение. Особых результатов
она не ждала, но нужно было хоть что-то делать, и Клео повторяла про се-
бя: "Я буду хорошей женой. Я хочу быть ему хорошей женой". Наконец без-
молвное увещевание слилось с мерным шумом прибоя, с нежным прикосновени-
ем сильных рук, втирающих крем в ее длинные стройные ноги.
Но когда его пальцы достигли внутренней стороны ее бедра, воровато
проникая дальше, чем это дозволяла стыдливость, кровь бешено застучала в
ее висках. Она чувствовала, как каждый мускул ее тела сковало инстинк-
тивное неприятие, но разбойничьи пальцы продвигались все дальше,
действуя уже более законно, и теперь массировали ее плоский живот, бед-
ра.
И вдруг Клео испытала неведомое ранее ощущение. Она хотела испугаться
- и не могла. Разум подсказывал ей, что надо сопротивляться, но тело по-
вело себя по-своему, стало податливым, легким. Клео погружалась в ка-
кую-то теплую глубину, погружалась не без боли, ибо легкие сковало так,
что впору было задохнуться, а сердце разрывало грудь... Все мысли о соп-
ротивлении были изгнаны этими мускулистыми умными руками, и Клео поняла,
что если позволит себе хоть на минуту расслабиться, то будет покорена
полностью и окончательно.
Когда его пальцы нашли застежку ее купального лифчика и раздвинули
маленькие чашечки, открыв его взору, его рукам, солнцу ее грудь, она по-
пыталась воспротивиться, сказав ему, что уж там-то она наверняка не сго-
рит, особенно если он оставит в покое ее купальник... Но вместо члено-
раздельных слов с ее губ сорвался глухой стон, стон наслаждения. Она
чувствовала, как налились ее упругие соски, как сладкая, пламенная боль
заполняла ее тело, и поняла, что покорена, что жаркие немые ласки его
рук растопили последнюю преграду... Он был ее мужчина, ее супруг, и она
желала его, как никогда в жизни ничего не желала. Ее тело без всякого
сознательного импульса чувственно изогнулось под его ладонями в откро-
венном призыве, и он сказал:
- Теперь все в порядке.
Короткая безучастная фраза донеслась откуда-то издалека, и лишь нес-
колько секунд спустя Клео осознала, что та сладкая боль, та неизбывная
потребность, пробужденная им, так и останется болью. Горькой болью.
Он поднялся; его гибкое, упругое тело бронзой отливало в сверкающих
лучах греческого солнца. Он стоял, преисполненный чувства абсолютного
превосходства, не обращая внимания на случившееся с ней, потому что с
ним самим явно ничего не случилось. Он начал расстегивать шорты, у Клео
перехватило дыхание, и она закрыла глаза. Джуд мягко сказал:
- Я иду купаться. Пока.
Когда Клео открыла глаза, его уже не было. Она поискала его взглядом
и увидела, как он мощно рассекает глубокую морскую синеву. Клео встала,
дрожащими пальцами застегнула лифчик и принялась беспорядочно заталки-
вать вещи в пляжную сумку. Лицо ее пылало, но не от солнца. Она сгорала
от стыда. Стыда и унижения. Наверняка утомленный своей бессодержательной
ролью в этом странном браке, но связанный обязательством соблюдать пос-
тавленное ею условие, озлобленный уклонением от его легчайшего прикосно-
вения, он воспользовался возможностью продемонстрировать, что ему ничего
не стоит подчинить ее, если он того пожелает.
Именно это он и сделал и, чтобы окончательно добить ее, удалился, да-
вая понять, что ее явное возбуждение совершенно, не тронуло его. Хочу -
возьму, хочу - оставлю - вот откровенная суть его действий.
Этого Клео никогда ему не простит. Никогда. А легкость, с которой он
брал над ней верх, лишь оттолкнет ее еще сильнее.
Клео вернулась на виллу, вбежала в белый одноэтажный домик, налила в
высокий стакан лимонного соку прямо из холодильника и с жадностью выпи-
ла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26