В честь торжества облачились в синие клубные пиджаки и белые сорочки с галстуком.
– Будь человеком, приятель, пропусти меня!..– Перед нами на территорию верфи пытался пробиться рыжебородый малый без шапки, в темно-сером велюровом пальто.
– Без пригласительного билета не могу. – Дежурный у входа был неумолим.
– Но вот же у меня корреспондентское удостоверение!
– Может, святой Петр и пропустил бы тебя с ним, но здесь ты не пройдешь!
Рыжебородый выдал что-то неразборчивое. Во всяком случае, не объяснение в любви. Наконец пожал плечами и побрел прочь вдоль ограды. Сумка с фотоаппаратом ритмично била его по бедру.
Хотя мы с Георгом здесь были свои люди, пришлось предъявить пригласительные билеты. Этот страж был из породы героев, беззаветно преданных своему долгу.
На стапельной тележке лежала несравненной красоты лодка – наш претендент.
Яхту озаряли ржаво-красные солнечные лучи, пробившиеся сквозь пыльное слуховое окно эллинга. Нанесенный поверх белой грунтовой краски, искрился темно-зеленый полиуретановый лак.
Я вспомнил шарф, подаренный Моникой, и улыбнулся. Судьба распорядилась, чтобы цвет шарфа совпадал с окраской яхты. Чем не добрая примета.
– Чертовски хороша! – вымолвил Георг.
Оценка справедливая и исчерпывающая, не нуждающаяся в дополнениях.
– Добро пожаловать, господа. – Рядом с нами возникла Анетта Кассель.
По случаю знаменательного события она куталась в серую енотовую шубку, отменно сочетающуюся с цветом глаз и волос. Словом, тоже была чертовски хороша. И тоже нечего добавить, кроме того, что такая красота стоит дорого.
Анетта была вооружена ослепительной улыбкой и двумя бокалами. То и другое предназначалось нам.
Подошел Билл Маккэй, кивком указал на бокалы:
– Отлично, парни, вижу – у вас крепкая опора.
– Уж я стараюсь для наших гостей, – сказала Анетта.
Человек с нормальным музыкальным слухом не мог не уловить особые нотки в ее голосе. Мы с Георгом переглянулись. У него со слухом тоже все было в порядке.
– Будем здоровы, – улыбнулся Георг. Билл и я присоединились к его здравице. Хозяева и впрямь не пожалели усилий, чтобы гости чувствовали себя хорошо. Билл покосился на нас. Он понял, что мы поняли. Впрочем, их отношения с Анеттой были их сугубо личным делом.
Одежда Билла, как обычно, не отличалась пестротой: черный клубный пиджак, черная трикотажная рубашка, черные брюки, черные ботинки. Зато взгляд был светлее обычного – то ли от присутствия Анетты, то ли от свидания с претендентом.
Билл и Анетта оставили нас. Чертов Билл, старый змей.
Я осмотрелся вокруг. В эллинге собралось человек тридцать. В основном знакомые лица. Разумеется, пришел директор Хеннинг, явились также шеф его службы информации Рольф Баклунд, адвокаты Микаэль Леффлер и Томас Марк, мои товарищи Петер Хольм, Мартин Графф, Эрик Турселль, Кронпринц, швея и стряпуха Бритта, все парусные мастера, бригада дядюшки Яльмара, с которой нас сблизил почти год совместных трудов. Кучка седовласых мужчин, стоящих особняком, явно представляла правление Гётеборгского королевского общества парусного спорта.
Но главным действующим лицом был Мона Лиза. Надо ли говорить, что для него это был великий день. В честь такого события его сопровождала жена – маленькая толстушка с добрейшим лицом. Устремленные на мужа глаза ее сияли от радости и гордости. И сам он выглядел почти совсем здоровым.
Билл упруго вскочил на помост и похлопал в ладоши.
– Друзья!.. Все вы знаете, почему мы здесь собрались. Настал час спуска на воду лодки, которая через семь месяцев привезет домой Кубок «Америки»…
Продолжительные аплодисменты перебили его; первым аплодировал Мона Лиза. Затем снова заговорил Билл. Его речь была речью мужчины, ненавидящего проигрыш.
– Не стану благодарить никого в отдельности за то, что завершен столь важный этап. Мы – единая команда. Сегодня эта команда делает еще один шаг вперед. Будем же радоваться этому.
Он подал руку Анетте, помогая ей подняться на помост. Она сняла шубку и красотой обводов ничуть не уступала новой яхте. Анетта Кассель тоже входила в нашу команду, служа ее украшением.
– А теперь предоставляю слово и дело крестной матери претендента – фрекен Анетте Кассель…
Кронпринц уже поднялся по лестнице на палубу яхты. Освободив подвешенную к носу на желто-синих лентах бутылку шампанского, он качнул ее вперед. Анетта ловко поймала бутылку на лету, поднесла ко рту и прильнула губами к этикетке. Многие пожелали бы в эту секунду быть на месте бутылки…
Короткая пауза. Затем низкий мелодичный голос Анетты:
– Сим нарекаю тебя, гордое судно, именем… «Викинг Леди»!.. Пусть на семи морях тебе сопутствуют счастье и успех!.. И пусть тебе будет дано выиграть Кубок «Америки» для наших парней!..
С этими словами она метнула бутылку в форштевень яхты. В воздухе рассыпались брызги французского виноградного сока. Было видно, что Анетта Кассель вкладывает душу в каждое движение. Как бы воплощаясь в «Викинг Леди». Не скажу, чтобы кто-нибудь из членов наших экипажей отнесся к этому неодобрительно.
По знаку Билла заработали лебедки.
«Викинг Леди» отправилась в свое первое странствие.
Тележка заскользила по рельсам, неся драгоценный груз с мерцающими каплями шампанского на темно-зеленых боках в дальний конец эллинга, где открывался выход в портовый бассейн. На волнах гавани играли солнечные блики.
Я поглядел на Мону Лизу. Он сильно волновался, мне показалось даже, что не брызги шампанского, а слезы окропили его лицо.
Внезапно – непонятная ослепительная вспышка, точно сверкнула молния!
Общее замешательство.
И тут же сверху новая вспышка.
Затем – тяжелый топот по железной крыше над головой, заглушивший поскрипывание лебедок.
Все ясно: кто-то фотографировал через слуховое окно.
Шаги удалялись в ту сторону, где с востока к эллингу примыкали складские помещения. Послышался глухой стук, и шаги стихли.
Билл уже был на полпути к выходу, я – в трех метрах позади него.
В свете солнца я рассмотрел между сараями на огороженной территории верфи темно-серое велюровое пальто.
– К сараям!..– крикнул я Биллу.
Расстояние между нами и беглецом быстро сокращалось, я уже видел рыжую бороду. Вот когда пригодились наши летние тренировки; борода же, наверно, забыл, когда последний раз бегал кросс.
На асфальтовой площадке выше малого слипа Билл догнал беглеца. Круто остановившись, тот повернул на девяносто градусов и выскочил на широкую цементную пристань. Слишком поздно обнаружил он свою ошибку: пристань обрывалась у воды.
Билл сбавил скорость и улыбнулся мне. Я ответил тем же. Когда Билл не торопясь пошел прямо на фотографа, мне вспомнился один из фильмов Яна Линдблада – как удав медленно подползал к оцепеневшему козленку.
Билл вежливо протянул вперед руку:
– Позвольте воспользоваться вашим фотоаппаратом?
Грудь фотографа тяжело вздымалась, точно море после шторма. Он хотел что-то сказать, но ему не хватало воздуха. Все же хватило сил рывком спрятать за спиной свой «роллейфлекс».
Билл приветливо улыбнулся, положил руки на плечи фотографа и развернул его кругом, словно тряпичную куклу.
– Возьми камеру, Морган.
Я забрал камеру и раскрыл ее, доставая кассету. Фотограф наконец отдышался и закричал:
– Не имеешь права!..
Я пренебрег его протестом. Вопросительным жестом указал на море, и Билл кивнул, улыбаясь.
Черная кассета описала в воздухе красивую дугу, сверкнула на солнце, шлепнулась в воду и быстро пошла ко дну.
Тем временем поодаль легла на воду «Викинг Леди», радуя глаз моряка.
Однако фотографа это зрелище явно не радовало. Ослепленный бешенством, он бросился на Билла, подняв кулак для удара.
Ему не следовало это делать. Билл легко отклонился в сторону и выставил ногу, которая изменила направление яростного броска бороды, так что тот, потеряв равновесие, сорвался с пристани в воду.
Плеск от его приводнения намного превзошел плеск от падения кассеты.
Восемнадцатого марта температура воды в Марстрандском фьорде отнюдь не благоприятствует купанию. В чем рыжебородый смог тотчас убедиться. Он поспешно подплыл к лестнице и не стал отвергать нашу помощь, когда мы протянули ему руки. Мне было его искренне жаль. Однако Билл явно не разделял моего сочувствия. Когда фотограф шагнул в сторону, спеша уйти, он задержал его.
– Минутку, молодой человек…
– Я замерзну тут, черт бы вас подрал.
С велюрового пальто стекала вода. Щеки, которые только что украшала роскошная борода, были словно густо вымазаны суриком. Хорошо еще, что «роллейфлекс» оставался у меня в руках, пока владелец купался в море. Я протянул ему камеру.
– Что ты делаешь здесь? – спросил Билл.
– Работаю, – пробурчал фотограф.
– Для кого?
– Тебе какое дело.
– На кого работаешь? – Голос Билла звучал так же, как на яхте, когда он командовал «поворот оверштаг».
В таких случаях надлежало подчиняться. И рыжебородый понял это.
– На одного мужика в городе… – негромко произнес он.
– Кто такой?
– Я не знаю его…
Глаза Билла дали ему понять, что такой ответ не проходит.
– Одно американское агентство, – добавил фотограф. – Обещал тысячу крон за хороший снимок чертовой яхты.
Похоже было, что теперь он говорит правду, и мы с Биллом поверили.
– У тебя в машине есть во что переодеться? – Билл вдруг заговорил точно заботливый отец. – А то можем одолжить тебе комбинезон.
– Есть.
– Тогда уматывай отсюда ко всем чертям, дружок!.. И больше не показывайся.
Борода – образец послушания – ринулся прочь от нас по пристани, не попрощавшись. Мокрая дорожка на цементе красноречиво свидетельствовала, что велюровое пальто – не самый подходящий купальник.
– Ну что, Морган, пошли обратно к нашим гостям… – сказал Билл.
Мы направились к эллингу, но перед входом Билл придержал меня за руку.
– Не нравится мне это… Похоже, янки добираются до нас.
– Янки?.. Кого ты подразумеваешь? Он помешкал с ответом.
– Ну-у… Тех, которые не хотят, чтобы мы выиграли Кубок «Америки».
– Синдикат? Нью-Йоркский яхт-клуб? Он пожал плечами.
– Многие предпочли бы, чтобы мы проиграли.
В эту минуту я был близок к тому, чтобы рассказать о своих злоключениях. Избиение, счета, японский нож… Но я промолчал. Почему? В глубине душе я знал ответ. Мне снова вспомнилась картина: Билл, беседующий на набережной с Учтивым господином.
– Не хватало, чтобы янки уже сейчас заполучили снимок нашей конструкции… – задумчиво продолжал Билл, глядя на портовый бассейн, где только что окрещенная «Викинг Леди» знакомилась с волнами и солнцем.
– Ты говоришь о форме днища? Билл кивнул: разумеется.
Впервые за все время нашего знакомства я увидел на его лице признаки тревоги. Сильной тревоги.
– Пойдем-ка, Морган, выпьем по стаканчику виски.
Наша с Георгом работа над парусами близилась к завершению.
Кронпринц и его товарищи основательно потрудились в холодном курзале, негнущимися пальцами ухитрились пошить все паруса по нашим чертежам. В кладовке, где хранилось вооружение «Интрепида» и «Конни», теперь лежал также комплект для «Викинг Леди». Два грота, шесть генуэзских стакселей и пять спинакеров. Для полноты соревновательного гардероба недоставало еще одного грота, двух стакселей и трех спинакеров. Над этими парусами как раз сейчас стрекотали швейные машинки в курзале. Когда управимся с ликовкой, можно считать, что черновая работа закончена.
– На верфи уже завершают оснащение «Леди» рангоутом и стоячим такелажем… – сообщил однажды Георг.
Сидя в его мастерской, мы готовили ликтросы для последних парусов «Викинг Леди».
– Как-то она пойдет под нашими парусами, – сказал я.
Георг придумал особый способ заваривать синтетические тросы. К обычной зажигалке он приделал кольцо конической формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39