– Откуда мне знать. Она не говорила по-английски.
– Тем не менее вы умудрились «найти общий язык».
– Мы пользовались международным языком, понимаешь, о чем я, лапуль? – Он ухмыльнулся, будто говоря: «Почему бы нам было не порезвиться?»
Фостер неловко передвинулся, и Джордан уставился на него провоцирующим взглядом. Глядя на его лицо, Рикмен предположил, что сестра Джордана рассказала ему о своих лихих плясках с сержантом. После минутного колебания Фостер скрестил руки и затих.
– Вам следует высказаться точнее, мистер Джордан, – продолжала Харт. – Каков был характер ваших взаимоотношений с мисс Хабиб?
Следующие несколько вопросов должны стать решающими. Если Харт сошлется на криминальное досье Джордана – в особенности на осуждение его за сутенерство, – это видеодоказательство будет неприемлемым в суде.
– Вы хотите знать, занимались ли мы сексом?
– А вы занимались?
Джордан самодовольно растянул губы в ухмылке:
– Она была девушка нежная. Хотела показать мне свою признательность.
Рикмен почти увидел, как Харт считает до десяти, не отводя взгляда от Джордана.
– Вы подтверждаете, что занимались сексом с мисс Хабиб?
– А вам-то что до этого?
– Нам нужно установить факт.
Джордан взглянул на своего адвоката. Тот поднял брови: «Тебе решать».
– Ну да, я занимался с ней сексом. Ну и что?
– Вы знаете, сколько ей было лет?
Джордан колебался. Он толком не понимал, чем ему может грозить этот вопрос. Харт действовала просто замечательно.
Он прищурился и сказал:
– Девятнадцать, судя по ее словам.
Харт пристально смотрела на него некоторое время, прежде чем начала говорить. Качество видеозаписи было не настолько хорошим, чтобы Рикмен мог разглядеть пот, выступивший на верхней губе Джордана, но он очень выразительно вытер рот тыльной стороной ладони. Парень заволновался.
– Ей было семнадцать, согласно официальным записям.
Джордан облегченно улыбнулся:
– Бабы! Всегда врете про свой возраст.
Харт спешила, пока Джордан расслабился:
– Когда ушла мисс Хабиб?
– В середине месяца, – ответил Джордан.
– Число?
– Я вам не долбаные говорящие часы.
– Почему она ушла?
– Я не знаю. Я уже говорил, она была не больно-то сильна в английском.
– Она жила у вас три недели?
Он пожал плечами:
– Примерно так.
– И она нисколько не преуспела в английском?
Он снова осклабился, показывая свой кривой клык:
– Выучила с десяток слов. То, что можно назвать профессиональной терминологией.
Она упустила момент, и Рикмен выругался от разочарования.
– Итак, вы не знаете, почему она ушла?
– Слушайте, – начал он, раздражаясь от настойчивости вопросов. – Однажды я проснулся, а ее нет. Такое случается – она была взбалмошной, у нее часто менялось настроение.
– Раньше вы сказали, что она была «хорошей девочкой».
– Тинейджер. То золото, а не ребенок, то мегера – не дай бог никому.
– Женщины, тинейджеры… – Харт вздохнула. – Они для вас сплошная головоломка. Да? Мистер Джордан?
Он уставился на нее сквозь полуопущенные веки, затем отвел взгляд, смеясь про себя над какой-то своей шуткой.
– Вы готовили ее к определенному роду деятельности, мистер Джордан? – Его голова дернулась назад, он зло уставился на нее, и Харт продолжила. – Готовили на панель? То есть взяли к себе домой, занимались с ней сексом. Учили ее «профессиональной терминологии»…
– Она его за пояс заткнула, – прошептал Рикмен.
Джордан выпучил глаза. Подался к ней, и Рикмен увидел, как напрягся Фостер, готовый среагировать.
– Вы вовлекли мисс Хабиб в проституцию? – спросила Харт.
Джордан чуть нахмурился, но плечи оставались расслабленными. Рикмен ждал, что сейчас Харт провалит допрос, предъявив его криминальное досье.
– И на кой мне это надо? – спросил он.
– Вот это вы мне и объясните. – Харт откинулась назад. – Я никак не могу понять, почему некоторые мужчины стремятся жить, используя девушек как источник прибыли.
Рикмен подался вперед. На этот раз она, пожалуй, не сдержится.
– А я не могу понять, почему вы обо мне такое подумали.
– Потому, мистер Джордан…
«Не делай этого, Наоми. Замолчи! Не говори присяжным, что он известен как сутенер», – взмолился про себя Джефф.
Но Наоми оказалась хитрее.
– Мисс Хабиб находилась под вашим покровительством около месяца, – сказала Харт. – Она жила у вас, делила с вами постель. Затем она покидает ваш кров и спустя несколько дней начинает работать проституткой. Вывод напрашивается сам собой.
Рикмен выдохнул, широко улыбаясь. Ай да Харт!
Сбитый с толку, Джордан повернулся к адвокату:
– Ты не хочешь перевести это на английский?
– Здесь, в Ливерпуле, вы были единственным близким человеком мисс Хабиб. Очевидно, она принимала решения, в известной мере подсказанные вами, – пояснил тот.
Джордан снова повернулся к Харт:
– Да вы, я вижу, и не догадываетесь, кто ей был действительно близким человеком! Насколько я знаю, один из старших офицеров был отстранен от расследования.
Харт с минуту колебалась:
– У вас неверная информация. Но поскольку мы заговорили…
Он фыркнул:
– Собираетесь приняться за Дженни, да? Даже и не дергайтесь. – И выпалил одним духом, разложив все по полочкам: – Ей не предъявлено обвинение и никогда не будет, потому что вы побоитесь представить его начальству. А почему? Да потому что это недоношенное дело завернут вам взад.
– Кровь, пропавшая из донорской партии, которую отбирала ваша сестра Дженни, оказалась на блузке в квартире, снимаемой мисс Хабиб. И вы мне говорите, этот факт и то, что у вас были интимные отношения с мисс Хабиб, – просто совпадение?
– Любой мог спереть эту кровь. – Он слегка повернулся и посмотрел в видеокамеру на стене. – Любой, имеющий доступ к улике, мог ее подделать.
Рикмен напрягся, но Харт сохраняла невозмутимость.
– Я считаю, вы попросили вашу сестру выкрасть кровь. Я считаю, что затем вы использовали ее, чтобы попытаться инкриминировать преступление офицеру полиции, – отчеканила она.
– И зачем? С какой целью?
– Отвлечь внимание от себя.
– И что, получилось?
– Нет, – медленно и четко произнесла Харт. – Не получилось.
Они еще с полчаса ходили кругами, ведя «бой с тенью». Джордан стоял на том, что он знает порядки, знает, сколько дозволяется допрашивать, – он знает все что нужно. Поэтому, как только истекло двадцать четыре часа его пребывания под арестом, они были вынуждены отпустить его, не дожидаясь лабораторных результатов анализов проб ДНК, взятых в доме Джордана.
Вечер был морозным. Огоньки сигнализации мигали в заиндевевших лобовых стеклах машин, припаркованных за зданием на огражденной стенами стоянке. По ту сторону ослепительного света фонарей Рикмен уловил легкое движение и повернулся, вглядываясь в сгусток тени, которой не должно было быть у внешней стены.
Внезапно в темноте вспыхнула и разгорелась сигарета, и Рикмен, весь напрягшись, направился туда. Постепенно из темноты проступили очертания человеческой фигуры. Мужчина. Он сделал последнюю затяжку и швырнул окурок к ногам инспектора. Рикмен остановился, оказавшись лицом к лицу с Лексом Джорданом. Оба были одного роста, только Джордан тяжелее на несколько стоунов.
– Понравилось видео? – спросил он.
– Прямо кино, – ответил Рикмен. – Даже захотелось попкорна купить.
Они стояли в слепом пятне камер наблюдения. Джордан должен был прождать в этом месте, не шевелясь, на жутком холоде, больше часа, стараясь не привлечь внимания, только ради возможности переговорить с Рикменом. А это означало, что Джордан нервничал.
– Ну, – сказал Рикмен. – Это, конечно, мило с твоей стороны – слоняться здесь поблизости, просто чтобы узнать мое мнение, но сейчас ведь начинается твой рабочий день, так? Мне не хотелось бы тебя задерживать.
– Ты выглядишь не слишком-то радостным для легавого, только что увильнувшего от служебного расследования, – заметил Джордан.
Кровь. Крики. Дрожащая всхлипывающая девушка, умоляющая остановиться, – вспомнил Рикмен и почувствовал обжигающий стыд.
– Что стряслось? – спросил Джордан, разглядывая лицо Рикмена. – Подружка не дает?
Рикмену пришлось обуздать мощный позыв заехать Джордану в пасть. Джордан, должно быть, понял это, потому что заметно напрягся, но продолжил поддразнивать:
– Я мог бы подослать тебе одну из моих телок на пару часиков. Глядишь, и узнал бы, что такое настоящая мочалка.
Рикмен засунул руки в карманы пальто, прижав локти к бокам.
– Рубцы, смотрю, затянулись, – отметил он.
Джордан улыбнулся:
– Вы мне угрожаете, мистер Рикмен?
В этот момент Рикмен понял, что не станет драться с Джорданом, что бы тот ни сказал. С мальчишеских лет он жил по правилу, что к насилию прибегают лишь те, кто не способен добиться своего при помощи доводов рассудка. В тех случаях, когда он был все же вынужден прибегнуть к насилию, использовал свою силу по минимуму. Его девиз был «обуздать и укротить». Перед глазами промелькнул стоп-кадром эпизод того вечера: разбухшая морда Джордана вся в крови, глаза почернели, руки подняты в слабой попытке закрыться, и его затошнило от тогдашней своей ярости.
– Что ты здесь делаешь, Джордан?
Джордан улыбнулся:
– Всего лишь возобновляю старое знакомство.
– Ты убил ее, Джордан, и я это докажу.
Джордан резко подался вперед. Рикмен даже не вздрогнул.
– Очнись, Рикмен. Ты ничего не докажешь и знаешь почему? Я ни в чем не собираюсь сознаваться. Признание – для недоделков, считающих, что этим они очистят свою совесть. Это миф, который придумали попы да копы. «Признание облегчает душу», – твердят они тебе. И что? В девяти случаях из десяти ты просто вляпался в дерьмо.
Джордан, вероятно, битый час готовил эту речь, но Рикмен не мог не согласиться в душе, что доводы Лекса убедительны. Он снова увидел кровь, изувеченную плоть и услышал крики. Он, конечно, может во всем откровенно признаться Хинчклифу, чтобы «облегчить душу», но разве это поможет доказать вину таких, как Джордан? Зато он, Рикмен, может сразу распроститься со своим продвижением по службе. И при первой же возможности его турнут из полиции.
Глава 27
По дороге домой он купил готовый ужин. Грейс смотрела видеофильм, сидя по-турецки на сброшенных на пол диванных подушках перед их крошечным портативным телевизором.
– Стрельба и гонки? – удивился Рикмен. – Необычный для вас выбор вечернего просмотра, доктор Чэндлер. Выдался тяжелый рабочий день?
Она улыбнулась, протянула руку и усадила его рядом с собой на подушки.
– Новый лосьон после бритья? – спросила она. – Ты обычно так вкусно не пахнешь.
– Китайский банкет, – сказал он, не отвечая на ее вопрос. – Здесь на двоих, хочешь?
– Поесть? Конечно.
Они ели прямо из картонок, пока Грейс досматривала фильм.
– Что это? – спросил Рикмен, когда очередная бомба разорвалась на рыночной площади.
– Фильм Майкла Уинтерботтома «Добро пожаловать в Сараево», – пояснила Грейс.
– Тебе на работе ужасов не хватает?
– У меня, конечно, нелегкая работа, но нас, как ни странно, не бомбят.
Он подцепил последний фаршированный блинчик.
– Остроумие – не самое твое соблазнительное качество.
– А жадность – не твое, – улыбнулась Грейс, как хищная чайка стаскивая остаток блинчика с его китайских палочек. – Она помолчала. – Я хочу… понять, что же пережила Наталья.
– Почему бы ее не спросить?
Грейс положила надкусанный блинчик назад в картонку:
– Потому что она не желает об этом говорить. Да и как объяснить тому, кто там не был? – Она кивнула в сторону телевизора.
В кадре – открытый участок местности. День. Многие здания разрушены до основания. Те, что остались, изрыты рубцами и ямками, как лица переболевших оспой. Траншеи соединяют части города, и по ним бежит мужчина, нагруженный огромными флягами с водой, подвешенными ремнями к коромыслу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55