– Я прошу еще раз проверить, это очень важно, – сказал Денисов.
Мужчина вынул из-под стопы домовых книг тетрадь в коленкоровых корках.
– Подождите, я попробую уточнить, – его начальственный бас заполнил помещение.
Денисов поднялся.
Жилищно-эксплуатационная контора № 38 выпускала стенную газету «За культуру быта». Денисов подошел к ней, усилием воли заставил себя читать строчку за строчкой.
«Мы, отвечающие за текущий ремонт, – читал Денисов, – идя на встречу новогоднего праздника, горим желанием не допустить аморальных проявлений ни на работе, так и в быту, и в учебе».
Обладатель командирского баса кому-то звонил, решал одновременно какие-то свои хозяйственные вопросы, шутил, порою оказывался настоятельно строг.
Наконец он сказал:
– Хлопотливое дело – руководить жэком: какие только вопросы решать не приходится: от покуса собаки до сдачи нормы пищевых отходов… Не верите? – У него было изрытое морщинами лицо, серое, как его перешитая из папахи каракулевая шапка. – Моряк действительно приходил в подъезд. Но не вчера – сегодня. В сто пятьдесят восьмую квартиру. У нас он не проживает.
Денисов не знал, как отнестись к этому сообщению.
– Кто живет в сто пятьдесят восьмой?
– Пенсионерка, одинокая женщина… Моряк? К ней? Не знаю… Между прочим, на той же площадке, напротив, живет заместитель начальника милиции Александр Иванович. Хороший мужик, только вы вряд ли его застанете – работа!
2 января, 21 час 30 минут
Капитан Кира Колыхалова отпустила машину в начале улицы и пешком подошла к палатке. Денисов ждал ее.
– Чем могу быть полезной? – ККК откинула прядь выбившихся из-под шапки иссиня-черных волос, – Что произошло? – Капитан Колыхалова держала себя немного примадонной, оттого что была единственной женщиной, старшим инспектором уголовного розыска в управлении…
Рассказав суть своих предположений, Денисов ненадолго вновь почувствовал себя свободно. Он и не стал уточнять, какой ценой он нашел дом, в который приходил неизвестный моряк.
– Пойдем на место, – распорядилась Кира.
– Как дела на вокзале?
– Ждут, когда ты привезешь моряка, – Кирз, была в ударе, – конвой готовят.
Денисов промолчал.
– Я не шучу. Как зовут ее соседа? Александр Иванович?
Заместителя начальника милиции дома не оказалось – Кира решительно позвонила в дверь пенсионерки.
– Добрый вечер. Пришли к вашему соседу, а он опаздывает…
– Двери этой квартиры открыты для друзей Александра Ивановича в любое время суток, – церемонно приветствовала их хозяйка, приглашая в квартиру, – добро пожаловать!
– Как у вас мило! Мы не помешали?
– О чем вы говорите?! Даже неудобно. Если бы вы знали, как надоедает одиночество! Прошу!
Денисов знал за ККК эту особенность – она нравилась другим женщинам и быстро сходилась с людьми. Благодаря Кире им тут же предложили раздеться и пройти в комнату, к столу, покрытому красным торжественным плюшем. К неудовольствию Денисова, из серванта был извлечен кофейный сервиз, мельхиоровые ложечки, лопатка для кекса, какая-то особенная вилка с двумя зубцами.
Посещение затягивалось. Хозяйка – с жесткими волосами и маленькими черными усиками – предложила выпить кофе, перекурить. Своего соседа – Александра Ивановича она безгранично уважала.
«Где я видел это лицо, распадающиеся на две стороны прямые волосы, усики? – вспоминал Денисов, отпивая маленькими глотками кофе. – Может, в старом муровском альбоме, когда показывал его Порываеву?»
Кира нашла в сумочке распечатанную пачку «Мальборо», щелкнула зажигалкой.
Денисов мог быть спокоен: она ничего не упустит. Сквозь наплывавшую дрему до него долетали обрывки разговора:
– …И перемолвиться не с кем. А приведись заболеть?
– ..Моя мама всегда держала квартирантов… Сколько себя помню!
– …Учитель он из Юрюзани. Хочет постоянно прописаться. Если придет, я вас познакомлю.
– Если? Если придет ночевать?
– Вы меня не так поняли… Илья Александрович – мужчина самостоятельный. Без баловства – ни знакомств, ни выпивок. Сессия у них! Засиживается допоздна, а то и ночует в общежитии. Как сейчас трудно стало учиться!
«Где я видел ее?» – думал Денисов, задремать ему так и не удалось.
– …Мы с мамой жили тогда в Севастополе. – Необычной, понятной ему одному интонацией голоса Кира настойчиво пригласила участвовать в разговоре. – Лучших квартирантов, чем моряки, пожалуй, не придумаешь. Любопытный народ, и никаких с ними хлопот – по нескольку месяцев в плавании…
– Люди бывалые, – промямлил Денисов.
– …Последний, помню, капитан дальнего плавания – красавец, весельчак. Как у нас говорили, жовиальный… Настоящий морской волк. Вам приходилось встречаться с такими?
Против потока Кириной доброжелательности было трудно устоять.
– Представьте: как раз сегодня раз говаривала!
– Что вы говорите?!
– Чего он только не знает! В каких морях-океанах не побывал!
«…Выходит, квартирант ни при чем?»
Кира снова вооружилась зажигалкой, пододвинула собеседнице сигареты. В эту минуту она напоминала хирурга в ответственнейший момент операции. Легкая испарина показалась у нее на висках.
Денисов не вмешивался: малейшая психологическая неточность могла все испортить. Найти верный тон для следующего вопроса!
– Кто же он? Капитан? Штурман?
У Денисова отлегло от сердца: так мог спросить только очень вежливый собеседник. Из любопытства. И только!
– У него одна звездочка на погоне. Маленькая.
– Наверное, штурман…
– Возможно. Позвольте еще чашечку…
– И мне, пожалуйста, – сказал Денисов.
Хозяйка поправила волосы.
Денисов вдруг вспомнил, где видел эту прическу, маленькие черные усики – фотоальбом здесь был совсем ни при чем! Кольбер! Министр финансов одного из Людовиков. Учебник по истории государства и права. Курсовая работа.
– Ему, вероятно, сказали, что здесь так мило – он решил снять комнату…
– Совсем не так.
– Какая-нибудь романтическая история.
Женщина с усиками а-ля Кольбер оживилась.
– Он привез Илье Александровичу его пальто. Ничего романтического…
«…И все-таки квартирант!»
– У вашего квартиранта блестящие связи.
– Оказывается, они вчера где-то встретились, и Илья Александрович предложил ему свое пальто. Понимаете, моряк! Все время в форме! В отпуске…
– Не думала, что южане проводят отпуска в Москве!
– Сегодня он уезжает.
– Жаль, что мы не встретились. Правда, Денисов?
– Правда, – с трудом выжал из себя Денисов. – Я только не пойму, как же ваш квартирант? Без пальто, в такой мороз…
– Видимо, взял куртку в общежитии. Моряк ждал его, чтобы поблагодарить, – Илья Александрович так и не приехал.
Кира завела длинный разговор о детстве, о Севастополе, о своем маленьком сыне, – когда они с Денисовым уйдут, только этот последний разговор и останется в памяти хозяйки, если она вздумает пересказать его Илье Александровичу.
В открытую дверь второй комнаты Денисову была видна кинокамера, лежавшая на софе.
– Я могу на нее взглянуть? – спросил Денисов.
Хозяйка, словно впервые заметила его – полную противоположность светской, жизнерадостной Колыхаловой.
– Только осторожно.
Денисов вошел во вторую комнату. На софе, застеленной спальным мешком, кроме кинокамеры, валялись исписанные четвертушки бумаги, запонки, пустая коробочка «Ювелирторга», шахматный учебник. Кинокамера оказалась не новой, с девятизначным номером. Денисову пришлось разделить его на две половины. Семизначный он запоминал целиком.
Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.
Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.
– …Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.
«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль…»
Денисов участия в разговоре не принимал.
Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал – ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.
Наконец Кира решила, что пора прощаться.
– Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.
– Всегда заходите.
На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.
Денисов ждал приговора ККК.
– Совсем забыла, – Кира вынула из сумочки конверт, – тебе у дежурного лежал.
Денисов не глядя сунул конверт в карман – сейчас было не до новогодних поздравлений.
– Где здесь телефонная будка?
Из автомата Кира позвонила начальнику розыска – не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.
– Докладывает капитан Колыхалова… – Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.
Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.
– Пожалуй, это они… Повторите номер кинокамеры… Записал… Как его фамилия?
– Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица…
– Неясны пока обстоятельства обмена одеждой…
Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.
– …Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, – услышал еще Денисов. – Все ясно?
– Ясно, товарищ полковник. – Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.
Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.
2 январи, 22 часа 10 минут
Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.
Илья понял это не сразу – лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова – менялось направление ветра.
С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «…и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море…»
Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт – ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать ?
«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»
Таким образом, все сходилось на одном – срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин… Тогда… Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.
Переезд на дачу он перенес на ночь – больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время – ходить по улицам было рискованно.
Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой – «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» – о битве при Каннах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26