Поддавшись порыву, он как-то взял из судовой библиотеки книжку со стихами В.Г. Аудена. Глинн не любил поэзию — это занятие он всегда считал непродуктивным. Он выбрал поэму под «Во славу известняка», название которой имело некое, пусть и туманное, отношение к инженерии. Книга обернулась потрясающим открытием. Он понятия не имел о мощи поэзии, о том, сколько чувств, мыслей и даже мудрости можно выразить настолько компактным языком. Ему пришло в голову, что это можно как-нибудь обсудить с Бриттон. В конце концов, именно её цитата из Аудена и привела его к мысли взять книгу.
Все эти мысли пробежали в голове Глинна меньше чем за секунду. Они исчезли при низком сигнале тревоги.
Бриттон заговорила, её голос был отчётлив, но спокоен:
— Военный корабль поймал нас мощным огневым радаром, — она повернулась к Ховеллу. — Тревога.
Ховелл повторил её команду. Раздался звук другой сирены, намного громче.
Глинн слегка придвинулся к своему оператору за компьютером.
— Глушите радар, — пробормотал он.
Он почувствовал на себе взгляд Бриттон.
— Глушить? — Повторила она, и нотка сарказма в её голосе смешивалась с напряжением. — А чем глушить, могу я узнать?
— Широкополосной системой глушения «МакДоннелл-Дуглас» на вашей мачте. Эсминец собирается открыть по нам огонь из орудий, или даже выпустить ракету «Эксоцет». У нас имеются дипольные отражатели и ОСС, так что мы можем позаботиться о любых ракетах.
На этот раз к нему с недоверчивым взглядом повернулся Ховелл.
— Орудийная система сближения? У нас на корабле ничего подобного нет.
— Под передними шпангоутами, — сказал Глинн и кивнул оператору. — Пора сбросить маску.
Мужчина набрал несколько команд, и с передней части корабля донёсся резкий треск. Глинн смотрел, как шпангоуты откреплялись и падали, как и планировалось, в море, выявляя на свет шесть похожих на обрубки стволов орудий «Фалланкс-Гэтлинг». Он знал, что те могут выпускать по приближающейся ракете двадцатимиллиметровые снаряды из обеднённого урана, свыше трёх тысяч снарядов в минуту.
— Боже, — сказал Ховелл. — Это же секретное оружие.
— Именно.
— Дополнительное оборудование безопасности, заявил он как-то, — промолвила Бриттон с намёком на иронию.
Глинн повернулся к ней.
— В тот самый миг, когда мы начнём глушить радар, я советую вам резко повернуть корабль вправо.
— Уйти из-под обстрела? — Спросил Ховелл. — С нашим-то кораблём? Да чтобы его остановить, нужно три мили.
— Мне это хорошо известно. Выполняйте, в любом случае.
— Господин Ховелл, разворачивайте корабль вправо, как можно резче, — сказала Бриттон.
Ховелл повернулся к рулевому.
— Право руля, правый двигатель — полный назад, левый двигатель — полный вперёд!
Бриттон посмотрела на оператора Глинна.
— Используйте все контрмеры. Если он выпустит ракету, развёртывайте дипольные отражатели, при необходимости применяйте ОСС.
После задержки судно содрогнулось и принялось замедляться и поворачивать.
— Это не поможет, — пробормотал Ховелл.
Глинн даже не потрудился ответить. Он знал, что на самом-то деле тактика должна сработать. Даже если электронные контрмеры не принесут результата, Валленар должен целиться в нос судна, высоко над водой — именно так он может нанести максимальный переполох, но минимальные повреждения. Он не будет пытаться потопить «Рольвааг» — пока, во всяком случае, не будет.
Долгие две минуты прошли в полной темноте. Затем на борту эсминца возникла вспышка огней — стреляли четырёхдюймовые орудия. Через несколько напряжённых секунд по левому борту «Рольваага» произошёл взрыв, затем ещё и ещё, невысокие столбы воды поднимались в темноте и разлетались по ветру. Глинн отметил тот ожидаемый факт, что снаряды разлетались широким веером.
Побледневшие офицеры на мостике обменялись шокированными взглядами. Глинн смотрел на них с пониманием и участием. Он знал, что, пусть и в самых благоприятных обстоятельствах, попадание под обстрел в первый раз травмирует.
— Эсминец сдвинулся с места, — сказал Ховелл, бросив взгляд на радар.
— У меня предложение — развернуться ещё дальше и выйти на курс один-восемь-ноль, — мягко сказал Глинн.
Рулевой не стал повторять распоряжение, вместо этого бросив взгляд на капитана.
— Этот курс выведет нас из главного пролива, он ведёт на рифы, — сказал он, и его голос чуть дрогнул. — Их нет на карте…
Глинн жестом подозвал Паппапа.
— Да, дядя?
— Мы идём по краю пролива, здесь полно рифов.
— Не вопрос, — сказал Паппап, подбегая к рулевому и становясь рядом с ним.
Бриттон вздохнула.
— Выполняйте приказ.
Вал мощно ударил в нос, разбрасывая пену по всей палубе. Паппап вглядывался в темноту.
— Так, здесь малость левее.
— Выполняйте, господин Ховелл, — кратко сказала Бриттон.
— Руль пять градусов влево, — сказал Ховелл. — Курс один-семь-пять.
Через несколько мгновений напряжённой тишины голос рулевого произнёс:
— Так точно, сэр, курс один-семь-пять.
Ховелл склонился над радаром.
— Они набирают скорость, теперь уже двадцать узлов против наших восьми, — он холодно посмотрел на Глинна. — Какой у вас план, чёрт побери, а? Вы думаете, мы можем обогнать этого ублюдка? Вы что, совсем сдурели? Через несколько минут он подберётся достаточно близко, чтобы потопить нас четырёхдюймовыми, глушим мы его или нет.
— Господин Ховелл! — Резко воскликнула Бриттон.
Первый помощник умолк. Глинн бросил взгляд на оператора у компьютера.
— Готово? — Спросил он.
Тот кивнул.
— Жди моего сигнала.
Глинн бросил взгляд в окно, на эсминец. Он и сам видел, что тот движется всё быстрее. Даже старое военное судно вроде этого может развить скорость в тридцать четыре узла. Прелестное зрелище, по крайней мере, в темноте: россыпь ярких огней, стремительное преследование жертвы, в воде отражаются нижние части орудийных башень. Глинн подождал ещё немного, позволяя эсминцу подойти ещё ближе.
— Огонь!
Какое удовольствие видеть два внезапных столбика воды, вздымающиеся у кормы эсминца! Наблюдать, как сильный ветер окатывает этой водой обзорную палубу, и — ещё даже с большим удовольствием — слышать звук двойного взрыва лишь несколькими секундами позже. Глинн продолжал смотреть на то, как эсминец разворачивает бортом к волнам.
С двумя сорванными винтами команданте Валленар быстро налетит на рифы. Глинн с отвлечённым интересом думал о том, как именно объяснит Валленар потерю своего корабля. Конечно, если выберется оттуда живым.
С эсминца донёсся выстрел, затем ещё один; снова заговорили четырёхдюймовые орудия. Затем в выстрелы вклинился более высокий звук сорокамиллиметровой пушки. В один миг все орудия корабля палили в яростном жесте беспомощного гнева, россыпь мигающих огней на фоне чёрного бархата моря. Но с бесполезным радаром, без руля, с перекатывающимся с боку на бок судном, и при том, что «Рольвааг» идёт во мраке новым курсом и без света, огонь «Алмиранте Рамиреса», конечно, был направлен куда угодно, но только не в цель.
— Дядя, здесь чуть левее, — сказал Паппап, поглаживая ус и всматриваясь в темноту.
— Руль влево на пять градусов, — сказала Бриттон рулевому, не дожидаясь Ховелла.
Судно почти неощутимо поменяло курс.
Паппап напряжённо всматривался вперёд. Минута шла за минутой. Затем он наклонил голову к Глинну.
— Всё, рифы позади.
Бриттон смотрела, как он возвращается в тень на дальнем конце мостика.
— Так держать, — сказала она. — Полный вперёд.
Громкие звуки выстрелов по-прежнему разносились эхом среди горных пиков и молчаливых ледников, перекатываясь и гудя, постепенно становясь всё слабее. Вскоре «Рольвааг» уже направлялся в открытый океан.
Тридцать минут спустя, к западу от острова Горн, они замедлились ровно настолько, чтобы на ходу подобрать катер.
Затем Бриттон сказала:
— Огибайте мыс Горн, господин Ховелл.
Неясно нарисовался Cabo de Hornos, и звуки выстрелов, в конце концов, смолкли, проглоченные завыванием ветра и грохотом моря о корпус. Всё завершилось. Глинн ни разу не обернулся на остров Одиночества, чтобы глянуть на яркие огни работ, на машины, которые по-прежнему яростно трудились над своим воображаемым заданием. Сейчас, когда операция завершилась, он чувствовал, как убыстряется дыхание, и снова учащается стук сердца.
— Господин Глинн?
То была Бриттон. Он смотрела на него глазами, светящимися и полными чувств.
— Да?
— Как вы собираетесь объяснить, что мы потопили иностранный военный корабль?
— Они первыми открыли огонь. Мы лишь защищались. К тому же, наши заряды только лишили их управления. Их потопит panteonero .
— Это не поможет. Нам чертовски повезёт, если остаток своих дней мы проведём не в тюрьме.
— Я уважаю вашу точку зрения, капитан, но не согласен с ней. Всё, что мы делали, было законным. Всё. Мы легально проводили горные работы. Мы добыли предмет, состоящий из руды, метеорит — ну, бывает — который подпадает под действие нашего договора с Чили. С самого начала нам не давали работать, вымогали взятку и угрожали. Они убили одного из наших людей. В конце концов, когда мы отчалили, по нам открыл огонь какой-то пиратский эсминец. К тому же, в течение всего времени нам не поступило ни единого предупреждения от правительства Чили, мы вообще не получили какого бы то ни было официального заявления. Уверяю вас, как только вернёмся, мы собираемся заявить через Госдепартамент самый решительный протест. С нами обращались просто оскорбительно, — он сделал паузу, затем еле заметно улыбнулся. — Неужто вы полагаете, что наше правительство примет какую-либо другую точку зрения, а?
В течение, казалось, довольно долгого времени Бриттон продолжала смотреть на него дивными зелёными глазами. Затем она подошла ближе и заговорила ему прямо в ухо.
— Знаете что? — Прошептала она. — Думаю, вы просто ненормальный.
И Глинну показалось, что в её голосе он различил нотку восхищения.
«Рольвааг», 04:00
Палмер Ллойд сидел у себя в каюте, глубоко утонув в одиноком кресле, широкой спиной к двери. Его сделанные на заказ английские туфли, уже сухие, потеснили к краю небольшого стола бесполезные телефон и ноутбук. За рядом окон слабая фосфоресценция пролегала по фиолетовой поверхности океана, отбрасывая на тёмные стены каюты рваные блики зелёного, создавая впечатление, что комната лежит на самом дне морском.
Ллойд, не шевелясь, продолжал глазеть на этот тусклый свет. Он сидел без движения, пока всё происходило: орудийный огонь, краткая гонка с чилийским эсминцем, взрывы, обход мыса Горн.
С мягким щелчком в каюте зажглись огни, в мгновение ока погрузив во тьму бурное море за окном. В гостиной заработала стена телевизоров, внезапно заполнившись дюжинами немых говорящих голов. Где-то дальше, в офисах, зазвонил телефон, затем ещё один, и ещё. Но Палмер Ллойд всё не шевелился.
Даже он сам не мог бы сказать точно, что творилось у него в голове. В ночные часы, конечно, преобладал гнев. Были расстройство, унижение, отречённость. Все эти чувства он понимал. Глинн бесцеремонно убрал его с мостика, связал ему крылья, оставил беспомощным. Такого с ним прежде не случалось. Но что он не мог до конца понять — что он не мог объяснить — так это пьянящее чувство радости, которое прорывалось сквозь все прочие чувства, заливая их подобно солнечному свету через стекло. Погрузка камня, вывод из строя чилийского корабля оказались воистину колоссальной работой.
В неожиданной вспышке самоанализа Ллойд осознал, что Глинн оказался прав, выставив его за дверь. Его собственный метод слона в посудной лавке разрушил бы тщательно взвешенную схему, привёл бы к катастрофе. И вот свет зажёгся вновь. Послание Глинна недвусмысленно — яснее некуда.
Ллойд по-прежнему не шевелился, островок неподвижности среди моря бурной деятельности, он сидел и думал о своих прошлых успехах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71