Нет, это просто невыносимо! А все из-за Гарриет, из-за дурацких снов! Всю жизнь сестра доставляла ей одно беспокойство. Всю жизнь приходилось ее опекать. Тупая, бестолковая, ни воли, ни характера… Они с Шолто друг друга стоили. Она только тогда вздохнула с облегчением, когда наконец осталась полновластной хозяйкой в Рид-Корте. Казалось, теперь-то можно будет пожить в тишине и покое. И что же? Вместо того, чтобы пренебречь этими снами, хныканьем и жалобами, она проявляет непростительную слабость — ив результате может стать всеобщим посмешищем. Нужно завтра же связаться с поверенным и что-то предпринять. К сожалению ее поверенный мыслит чересчур стандартно и к тому же труслив, как заяц. Придется быть с ним построже — заставить его добиться любыми средствами, чтобы ее ни под каким видом не вздумали привлекать к дознанию. Власти и сами должны понимать, сколь нежелательна подобная огласка для дамы ее положения.
Что до Шубриджей — дан ясный и недвусмысленный ответ, который должен положить конец всем стенаниям Гарриет, хотя, по счастью, в последнее время та перестала ей докучать. Она вновь распоряжалась своим сном и сновидениями. Итак, Эдвард Шубридж отвергает семейство Рейнбердов. Он, видите ли, привык считать своими настоящими родителями Рональда Шубриджа и его жену, хотя давно уже знал правду. Допив херес и сразу налив себе еще, она почувствовала, как в ней закипает негодование. Все это время она жила в уверенности, что, если Эдвард Шубридж найдется, то дальнейшие решения будут зависеть только от нее. Какая вопиющая бестактность! Мог бы, по крайней мере, прийти и объясниться с ней лично! Весь в Гарриет: сразу чувствуется одна кровь! И та же самая манера: все неприятности постарается побыстрее свалить на других. Ну, и на здоровье — если он так решил, значит, это освобождает ее от всякой ответственности. Только любой порядочный человек на его месте все-таки явился бы к ней сам и в чистосердечной беседе изложил свою позицию. Не говоря уже о явной чепухе насчет того, что только Шубриджи достойны звания его родителей, нужно быть полным идиотом, чтобы не пожелать — хотя бы из вежливости — встретиться с ней и узнать, что она может ему предложить. И тогда он, скорее всего, заговорил бы иначе. Она ведь не кто-нибудь, а мисс Рейнберд, владелица Рид-Корта, и согласно последней описи недвижимости и ценных бумаг, ее состояние приближается к миллиону фунтов стерлингов. Конечно, она об этом не распространяется. Но если бы он показался ей заслуживающим доверия, не исключено, что она дала бы ему понять, о каких суммах идет речь. Ведь у него жена и сын — Ламли сказал, лет пятнадцати, — и любой нормальный отец семейства в первую очередь подумал бы об их благополучии. Но не тут-то было! Она получила грубый отказ, причем через посредника. Наглость и больше ничего! Откровенное, самонадеянное хамство!
Она так разволновалась, что рука у нее дрогнула, и херес выплеснулся на парчовую обивку кресла. Эх, попадись он ей в эту минуту, она бы высказала ему все, что думает о его поведении. Может, стоит написать ему и отчитать за грубость? И заодно предупредить: даже если он со временем передумает, обращаться к ней бесполезно. Ее двери закрыты для него навсегда! Нет, писать не стоит. Вообще не надо реагировать. Никак.
Она допила херес и почувствовала легкое головокружение. Ничего страшного — как раз такое, чтобы крепко уснуть, едва коснувшись головой подушки, и спать спокойно, без сновидений. Поднимаясь по лестнице, она вспомнила, как ей приснилась мадам Бланш. Бланш у нее в гостях, как близкая подруга… Смех да и только. А этот мальчик, юноша, молодой человек — тот, с удочкой, кого они видели в кино? Кто это был? Сын Шубриджа? Вряд ли. Ведь его отец ее отверг, отказался от всего, что с ней связано. И слава Богу! На площадке она остановилась и посмотрела вниз, внезапно вспомнив все — мертвецки пьяного Шолто, который свалился с лестницы… Гарриет, которая опозорила их имя…, изводила ее при жизни — и после смерти не оставила в покое… От Шолто она тоже натерпелась — с его вечным распутством и беспробудным пьянством… Они оба отравили ей жизнь, лишили ее возможности выйти замуж, завести семью… Ну да ладно, дело прошлое, потерянного не воротишь. И нечего без толку бередить старые раны.
Она смотрела в полутемный холл, и ей на миг почудилось, что там внизу, лежит Шолто — так, как лежал тогда, в нелепой, беспомощной позе. Как по-дурацки распорядился он своей жизнью! Всегда был поглощен только собственной персоной, как и Гарриет… Ни от кого из домашних и вообще ни от кого на свете, подумала вдруг мисс Рейнберд, она никогда не видела ни любви, ни заботы.
***
Буш вошел в кабинет к Грандисону. Было десять утра; всю ночь он провел в отделе. В полночь поступило дополнительное донесение из полиции в Солсбери с информацией о поездке Бланш Тайлер к Шубриджам. Донесение немедленно переправили Грандисону. Внутри у Буша все пело от радости — словно его подхватило и понесло плавное течение широкой, могучей реки. Радость эта на была заработана отделом в тяжких трудах. Это еще впереди. На них сработали время и случай, и Буш внутренне был убежден, что эти силы будут работать на них и дальше.
Он уселся напротив Грандисона. На шефе сегодня добротный твидовый костюм; от монокля тянется зеленый шелковый шнурок — всегда зеленый или красный. Буш интуитивно догадывался, что чередование цветов подчинялось какому-то скрытому ритму, таило в себе некий смысл. Надо будет поразмышлять на досуге — сопоставить с настроением или с погодными условиями. Он непроизвольно улыбнулся. Давно он не испытывал такого блаженного умиротворения. Теперь можно и пофантазировать на посторонние темы.
— Вы сейчас похожи на кота, который добрался до сметаны, того и гляди замурлычете, — заметил Грандисон. Буш пожал плечами.
— Что говорить — теперь он наш. У меня нет сомнений.
— Сомневаться всегда полезно. Но в данном случае я с вами, пожалуй, согласен. Итак, что нового?
— Я связался с Сомерсетом и Солсбери. Пока договорились так: по запросу из Солсбери сомерсетская полиция посылает своих людей к Шубриджу. Те ссылаются на информацию, полученную от Ламли, и берут у Шубриджа письменные показания относительно визита мисс Тайлер. Преступлений за ним не числится, но кое-что о нем знают, а мы тем более. Насчет тайны его рождения, приемных родителей и так далее. Он женат вторым браком, жена — бывший врач. Оставила практику, когда вышла замуж.
— Значит, могла приготовить тиопенталовую смесь?
— Именно. Компьютер его фамилию не выдавал, потому что дом, как считалось, не имеет подвала. Считалось ошибочно. Дом построен на старом фундаменте, а в старом доме подвалы были. И, возможно, сохранились.
— Безусловно, сохранились, если мы на верном пути.
— На верном, на верном — голову даю на отсечение! Эта та самая гиблая карта — помните, вы как-то говорили, — которая должна выиграть — и выиграла. Он помешан на соколиной охоте. Благодаря этому Ламли и откопал его адрес: Старый школьный товарищ вспомнил, что Шубридж состоял членом Британского клуба любителей соколиной охоты.
— Похоже, Ламли сделал за нас всю работу.
— Сам того не ведая. Странные звуки, о которых сообщил Пейкфилд, могла издавать какая-то ловчая птица.
Соколятники часто держат их при себе. Наверно, он включил микрофон, и птица забеспокоилась. Им на ноги привязывают такие бубенчики. Дом стоит на высоком месте, грунтовые воды залегают низко. В прошлую субботу, когда мисс Тайлер заехала к ним в первый раз, ни его, ни жены не было дама, и вернулись они только около половины седьмого.
— То есть она явилась к ним в самый неподходящий момент? И могла увидеть архиепископа?
— Вот именно. Так что им пришлось ее убрать. Судя по всему выдержка у них железная. Сначала появляется она, потом этот Ламли — и с обоими они, не моргнув глазом, справляются. Ламли сказал в полиции, что Шубридж симпатичный малый. Вообще они ему оба понравились; всячески старались помочь, сами вызвались прийти на дознание.
— Вот это лишнее. Я позвоню в Солсбери, объясню им как действовать. От Шубриджа достаточно будет письменного объяснения, заверенного сомерсетской полицией. Ламли — другое дело, его можно вызвать. Остается мисс Рейнберд — по-моему, ее тоже не следует привлекать. Пусть снимут с нее показания, и довольно. Нужно все сделать тихо, без шума. Я объясню кому надо в Солсбери, что от них требуется. Они поймут. Если Шубридж тот, кого мы ищем, тогда главное — не спугнуть. Дознание должно пройти гладко: причины для самоубийства веские — беременность, крах надежд, связанных с Шубриджем, отягощенная наследственность — самоубийцы в роду…, что еще нужно? После чего так же гладко проводим операцию по возвращению архиепископа. В газетах ни звука. Правду будут знать немногие — и им придется помалкивать. Никаких новых проверок, никакой слежки за Шубриджами. Пусть живут спокойно.
— До воскресенья. А потом? Грандисон улыбнулся.
— А потом наш отдел предпримет нечто, ради чего он и задуман — если вина Шубриджей подтвердится. — Грандисон поднялся. — Видите, нашей заслуги тут нет. Нам просто повезло. И если Шубриджи действительно преступники, нам предстоит только подчистить кое-что напоследок. Пошлите нашего сотрудника в Блэгдон. Надо, чтобы в ночь с субботы на воскресенье он был там. К полуночи уже поедут возвращать архиепископа. Наш человек должен подождать, пока они вернутся домой, и дать нам знать.
— А вдруг они не вернутся? Нужно предупредить все посты в портах и на аэровокзалах.
— Если это они, то они не сбегут. Не бросят дом. Там же птицы. И в подвале нужно убрать все следы. Нет, они, конечно, вернутся и какое-то время будут жить как жили. Я подозреваю, они еще даже не продали те алмазы, которые получили раньше.
— Что у них за цель? Деньги? Красивая жизнь?
— С божьей помощью мы сможем задать этот вопрос непосредственно Шубриджу. Но я предвижу, что он скажет.
— Красивая жизнь?
— Да, в его понимании. Буш тоже встал.
— Скорей бы покончить с этим раз и навсегда. Грандисон покачал головой.
— Ни с чем нельзя покончить раз и навсегда. Все имеет тенденцию повторяться. Снова и снова — и так без конца.
***
На дознание Джордж приехал вместе с матерью Бланш. Ни Шубридж, ни мисс Рейнберд не присутствовали, но от них имелись письменные заявления. Все закончилось очень быстро. Официальное заключение гласило: самоубийство, совершенное в момент утраты душевного равновесия. На следующий день, в субботу, они с матерью Бланш поехали в крематорий. Было много венков, главным образом от клиентов Бланш, включая мисс Рейнберд. (Поскольку ее имя фигурировало на дознании, от мысли послать анонимный венок мисс Рейнберд отказалась). По дороге домой мать Бланш всплакнула, а потом они с Джорджем долго сидели в кухне и пили чай, подливая в него виски. Миссис Тайлер решила в память о Бланш посадить в колумбарии розовый куст. Она даже слегка оживилась, когда они принялись обсуждать, какой сорт лучше выбрать, и Джордж, как новоявленный садовод, обещал снабдить ее соответствующими каталогами. По правде говоря, ни розу, ни урну с прахом он с Бланш никак не связывал. Когда гроб, стоявший на мраморном постаменте, начал медленно опускаться вниз и исчез, он подумал, что вот так же тонет в воде бревно во время ледохода, но осознать, что это имеет отношение к Бланш, он не мог. Для него Бланш умерла уже много дней назад. Она давно уже по ту сторону бытия, в компании со своим Генри, и Джордж искренне надеялся, что ей там хорошо, что она нашла там все, о чем мечтала. Хотя навряд ли. Наши ожидания редко оправдываюся. Выйдя от миссис Тайлер, Джордж отправился в «Красный лев» и помянул Бланш тремя-четырьмя порциями виски, а чтобы Альберт не чувствовал себя обиженным — хотя Бланш его всегда недолюбливала, — купил ему на ужин два пирога с мясом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Что до Шубриджей — дан ясный и недвусмысленный ответ, который должен положить конец всем стенаниям Гарриет, хотя, по счастью, в последнее время та перестала ей докучать. Она вновь распоряжалась своим сном и сновидениями. Итак, Эдвард Шубридж отвергает семейство Рейнбердов. Он, видите ли, привык считать своими настоящими родителями Рональда Шубриджа и его жену, хотя давно уже знал правду. Допив херес и сразу налив себе еще, она почувствовала, как в ней закипает негодование. Все это время она жила в уверенности, что, если Эдвард Шубридж найдется, то дальнейшие решения будут зависеть только от нее. Какая вопиющая бестактность! Мог бы, по крайней мере, прийти и объясниться с ней лично! Весь в Гарриет: сразу чувствуется одна кровь! И та же самая манера: все неприятности постарается побыстрее свалить на других. Ну, и на здоровье — если он так решил, значит, это освобождает ее от всякой ответственности. Только любой порядочный человек на его месте все-таки явился бы к ней сам и в чистосердечной беседе изложил свою позицию. Не говоря уже о явной чепухе насчет того, что только Шубриджи достойны звания его родителей, нужно быть полным идиотом, чтобы не пожелать — хотя бы из вежливости — встретиться с ней и узнать, что она может ему предложить. И тогда он, скорее всего, заговорил бы иначе. Она ведь не кто-нибудь, а мисс Рейнберд, владелица Рид-Корта, и согласно последней описи недвижимости и ценных бумаг, ее состояние приближается к миллиону фунтов стерлингов. Конечно, она об этом не распространяется. Но если бы он показался ей заслуживающим доверия, не исключено, что она дала бы ему понять, о каких суммах идет речь. Ведь у него жена и сын — Ламли сказал, лет пятнадцати, — и любой нормальный отец семейства в первую очередь подумал бы об их благополучии. Но не тут-то было! Она получила грубый отказ, причем через посредника. Наглость и больше ничего! Откровенное, самонадеянное хамство!
Она так разволновалась, что рука у нее дрогнула, и херес выплеснулся на парчовую обивку кресла. Эх, попадись он ей в эту минуту, она бы высказала ему все, что думает о его поведении. Может, стоит написать ему и отчитать за грубость? И заодно предупредить: даже если он со временем передумает, обращаться к ней бесполезно. Ее двери закрыты для него навсегда! Нет, писать не стоит. Вообще не надо реагировать. Никак.
Она допила херес и почувствовала легкое головокружение. Ничего страшного — как раз такое, чтобы крепко уснуть, едва коснувшись головой подушки, и спать спокойно, без сновидений. Поднимаясь по лестнице, она вспомнила, как ей приснилась мадам Бланш. Бланш у нее в гостях, как близкая подруга… Смех да и только. А этот мальчик, юноша, молодой человек — тот, с удочкой, кого они видели в кино? Кто это был? Сын Шубриджа? Вряд ли. Ведь его отец ее отверг, отказался от всего, что с ней связано. И слава Богу! На площадке она остановилась и посмотрела вниз, внезапно вспомнив все — мертвецки пьяного Шолто, который свалился с лестницы… Гарриет, которая опозорила их имя…, изводила ее при жизни — и после смерти не оставила в покое… От Шолто она тоже натерпелась — с его вечным распутством и беспробудным пьянством… Они оба отравили ей жизнь, лишили ее возможности выйти замуж, завести семью… Ну да ладно, дело прошлое, потерянного не воротишь. И нечего без толку бередить старые раны.
Она смотрела в полутемный холл, и ей на миг почудилось, что там внизу, лежит Шолто — так, как лежал тогда, в нелепой, беспомощной позе. Как по-дурацки распорядился он своей жизнью! Всегда был поглощен только собственной персоной, как и Гарриет… Ни от кого из домашних и вообще ни от кого на свете, подумала вдруг мисс Рейнберд, она никогда не видела ни любви, ни заботы.
***
Буш вошел в кабинет к Грандисону. Было десять утра; всю ночь он провел в отделе. В полночь поступило дополнительное донесение из полиции в Солсбери с информацией о поездке Бланш Тайлер к Шубриджам. Донесение немедленно переправили Грандисону. Внутри у Буша все пело от радости — словно его подхватило и понесло плавное течение широкой, могучей реки. Радость эта на была заработана отделом в тяжких трудах. Это еще впереди. На них сработали время и случай, и Буш внутренне был убежден, что эти силы будут работать на них и дальше.
Он уселся напротив Грандисона. На шефе сегодня добротный твидовый костюм; от монокля тянется зеленый шелковый шнурок — всегда зеленый или красный. Буш интуитивно догадывался, что чередование цветов подчинялось какому-то скрытому ритму, таило в себе некий смысл. Надо будет поразмышлять на досуге — сопоставить с настроением или с погодными условиями. Он непроизвольно улыбнулся. Давно он не испытывал такого блаженного умиротворения. Теперь можно и пофантазировать на посторонние темы.
— Вы сейчас похожи на кота, который добрался до сметаны, того и гляди замурлычете, — заметил Грандисон. Буш пожал плечами.
— Что говорить — теперь он наш. У меня нет сомнений.
— Сомневаться всегда полезно. Но в данном случае я с вами, пожалуй, согласен. Итак, что нового?
— Я связался с Сомерсетом и Солсбери. Пока договорились так: по запросу из Солсбери сомерсетская полиция посылает своих людей к Шубриджу. Те ссылаются на информацию, полученную от Ламли, и берут у Шубриджа письменные показания относительно визита мисс Тайлер. Преступлений за ним не числится, но кое-что о нем знают, а мы тем более. Насчет тайны его рождения, приемных родителей и так далее. Он женат вторым браком, жена — бывший врач. Оставила практику, когда вышла замуж.
— Значит, могла приготовить тиопенталовую смесь?
— Именно. Компьютер его фамилию не выдавал, потому что дом, как считалось, не имеет подвала. Считалось ошибочно. Дом построен на старом фундаменте, а в старом доме подвалы были. И, возможно, сохранились.
— Безусловно, сохранились, если мы на верном пути.
— На верном, на верном — голову даю на отсечение! Эта та самая гиблая карта — помните, вы как-то говорили, — которая должна выиграть — и выиграла. Он помешан на соколиной охоте. Благодаря этому Ламли и откопал его адрес: Старый школьный товарищ вспомнил, что Шубридж состоял членом Британского клуба любителей соколиной охоты.
— Похоже, Ламли сделал за нас всю работу.
— Сам того не ведая. Странные звуки, о которых сообщил Пейкфилд, могла издавать какая-то ловчая птица.
Соколятники часто держат их при себе. Наверно, он включил микрофон, и птица забеспокоилась. Им на ноги привязывают такие бубенчики. Дом стоит на высоком месте, грунтовые воды залегают низко. В прошлую субботу, когда мисс Тайлер заехала к ним в первый раз, ни его, ни жены не было дама, и вернулись они только около половины седьмого.
— То есть она явилась к ним в самый неподходящий момент? И могла увидеть архиепископа?
— Вот именно. Так что им пришлось ее убрать. Судя по всему выдержка у них железная. Сначала появляется она, потом этот Ламли — и с обоими они, не моргнув глазом, справляются. Ламли сказал в полиции, что Шубридж симпатичный малый. Вообще они ему оба понравились; всячески старались помочь, сами вызвались прийти на дознание.
— Вот это лишнее. Я позвоню в Солсбери, объясню им как действовать. От Шубриджа достаточно будет письменного объяснения, заверенного сомерсетской полицией. Ламли — другое дело, его можно вызвать. Остается мисс Рейнберд — по-моему, ее тоже не следует привлекать. Пусть снимут с нее показания, и довольно. Нужно все сделать тихо, без шума. Я объясню кому надо в Солсбери, что от них требуется. Они поймут. Если Шубридж тот, кого мы ищем, тогда главное — не спугнуть. Дознание должно пройти гладко: причины для самоубийства веские — беременность, крах надежд, связанных с Шубриджем, отягощенная наследственность — самоубийцы в роду…, что еще нужно? После чего так же гладко проводим операцию по возвращению архиепископа. В газетах ни звука. Правду будут знать немногие — и им придется помалкивать. Никаких новых проверок, никакой слежки за Шубриджами. Пусть живут спокойно.
— До воскресенья. А потом? Грандисон улыбнулся.
— А потом наш отдел предпримет нечто, ради чего он и задуман — если вина Шубриджей подтвердится. — Грандисон поднялся. — Видите, нашей заслуги тут нет. Нам просто повезло. И если Шубриджи действительно преступники, нам предстоит только подчистить кое-что напоследок. Пошлите нашего сотрудника в Блэгдон. Надо, чтобы в ночь с субботы на воскресенье он был там. К полуночи уже поедут возвращать архиепископа. Наш человек должен подождать, пока они вернутся домой, и дать нам знать.
— А вдруг они не вернутся? Нужно предупредить все посты в портах и на аэровокзалах.
— Если это они, то они не сбегут. Не бросят дом. Там же птицы. И в подвале нужно убрать все следы. Нет, они, конечно, вернутся и какое-то время будут жить как жили. Я подозреваю, они еще даже не продали те алмазы, которые получили раньше.
— Что у них за цель? Деньги? Красивая жизнь?
— С божьей помощью мы сможем задать этот вопрос непосредственно Шубриджу. Но я предвижу, что он скажет.
— Красивая жизнь?
— Да, в его понимании. Буш тоже встал.
— Скорей бы покончить с этим раз и навсегда. Грандисон покачал головой.
— Ни с чем нельзя покончить раз и навсегда. Все имеет тенденцию повторяться. Снова и снова — и так без конца.
***
На дознание Джордж приехал вместе с матерью Бланш. Ни Шубридж, ни мисс Рейнберд не присутствовали, но от них имелись письменные заявления. Все закончилось очень быстро. Официальное заключение гласило: самоубийство, совершенное в момент утраты душевного равновесия. На следующий день, в субботу, они с матерью Бланш поехали в крематорий. Было много венков, главным образом от клиентов Бланш, включая мисс Рейнберд. (Поскольку ее имя фигурировало на дознании, от мысли послать анонимный венок мисс Рейнберд отказалась). По дороге домой мать Бланш всплакнула, а потом они с Джорджем долго сидели в кухне и пили чай, подливая в него виски. Миссис Тайлер решила в память о Бланш посадить в колумбарии розовый куст. Она даже слегка оживилась, когда они принялись обсуждать, какой сорт лучше выбрать, и Джордж, как новоявленный садовод, обещал снабдить ее соответствующими каталогами. По правде говоря, ни розу, ни урну с прахом он с Бланш никак не связывал. Когда гроб, стоявший на мраморном постаменте, начал медленно опускаться вниз и исчез, он подумал, что вот так же тонет в воде бревно во время ледохода, но осознать, что это имеет отношение к Бланш, он не мог. Для него Бланш умерла уже много дней назад. Она давно уже по ту сторону бытия, в компании со своим Генри, и Джордж искренне надеялся, что ей там хорошо, что она нашла там все, о чем мечтала. Хотя навряд ли. Наши ожидания редко оправдываюся. Выйдя от миссис Тайлер, Джордж отправился в «Красный лев» и помянул Бланш тремя-четырьмя порциями виски, а чтобы Альберт не чувствовал себя обиженным — хотя Бланш его всегда недолюбливала, — купил ему на ужин два пирога с мясом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39