- А что было в Ростове? Колготин говорил, что ты убила трех человек...
- Не трех, а двух. Третьего кипятком обварила.
У Иваненко округлились глаза.
- Ты... ты не шутишь, Юля?! Кто же ты такая?..
- Кто я такая? Решай сам. Котова я спустила на бочке с квасом. Правильно в школе говорили, что это моих рук дело, только доказать никто ничего не смог. В ту ночь, когда ты убе жал, они затащили меня в машину, отвезли подальше и... Навали лись вдвоем, зажали рот, раздели... Дальше рассказывать?
- Не надо, - замотал головой Иваненко.
- Отец в это время с какой-то бабой пьянствовал... Пойти в милицию ты знаешь отца Котова, догадываешься, чем бы это кончилось. И я отомстила сама! Правильно сделала?
- Ты и за меня отомстила, Юлька... - сдавленным голосом сказал Иваненко.
- А потом... ты помнишь, когда приходил ко мне, когда я компотом тебя угощала?
Иваненко, закусив губу, слушал её страшный рассказ. Юля уже кричала, слезы катились по её щекам.
- Я хотела ударить его по спине или по груди, а он пос кользнулся на разбитой тарелке и стал падать! Попала в висок. Я виновата, Саня?! Я разве хотела этого?!
Иваненко промычал что-то непонятное, мотая головой. Когда она стала рассказывать о Рогатулине-младшем, кровь выступила на нижней губе лейтенанта.
- А Машу убили! - кричала Юля. - Вот почему я здесь, вот по чему терпела этого мерзкого Колготина! А что оставалось делать? Куда идти? Где жить?! Но всякому терпению есть предел! Кто я такая? Да просто грязная дрянь! Еще и убийца! Ты хотел это ус лышать? Вот и услышал!
Закрыв лицо, она убежала в комнату.
- Господи, Юля... - пробормотал Иваненко. - Сколько же тебе пришлось пережить... Прости меня, Юля... Юлька!..
Он сорвался с места, побежал в комнату. Юля ничком лежала на кровати поверх грязного одеяла, плечи её тряслись от сдав ленных рыданий. Он сел рядом, приподнял её, прижал к своей гру ди, нежно погладил блестящие каштановые волосы.
- Юля... Юленька... милая моя, хорошая, не надо плакать, пожалуйста, - он уговаривал её, как терпеливая мать капризного ребенка. Ты ни в чем не виновата, слышишь? Мы... мы все вино ваты, все, кто когда-то был рядом с тобой. А ты - нет. Мы долж ны были сделать то, что сделала ты, обязаны были, но... поче му-то не сделали... Прости меня, Юля...
Она понемногу успокаивалась, прижавшись щекой к его груди. Иваненко вытащил из кармана пиджака чистый носовой платок, ос торожно вытер её лицо.
- Если ты не веришь мне, Саня, - всхлипывая, сказала она. - Можешь позвонить Ашоту в ресторан, я дам телефон.
- Я верю тебе, Юля. Теперь - верю. Прости, что сомневался, я ведь почти ничего не знал о тебе. Я с тобой, Юля. Теперь, ес ли кто-то посмотрит не так - скажи мне. Я сам все сделаю.
- Спасибо, Саня, - она смущенно улыбнулась.
- Какая странная комната, - сказал Иваненко, пытаясь отв лечь её от мрачных воспоминаний. - Как будто время остановилось здесь лет тридцать назад. Такие фанерные шифоньеры перестали делать, по-моему, когда Колготин ещё в школу ходил. А такие ди ваны с пружинами - ещё раньше.
- Оно остановилось для него пять лет назад. Ушла жена с дочкой, он стал пить, выгнали с работы. Он с пьяных глаз побил всю мебель. Эту соседи ему отдавали, что самим не нужно было. Можешь представить себе, как он ненавидел женщин...
- Представляю...
- Ох, я совсем забыла, хотела тебе показать и забыла... Она встала, взяла его за руку повела на кухню. Достала из
допотопного фанерного стола сверток, положила на стул перед Иваненко.
- Что это, как ты думаешь? Я тут убиралась и нашла.
- Похоже, простыня... веревка... привязана к утюгу, такому же дореволюционному, как и все здесь... Погоди-ка, - он внима тельно посмотрел на Юлю. - Колготин думал, что у Лаврентьева, действительно, крупная сумма ящике стола?
- Ну да. Я же сказала ему, что видела во-от такую пачку стодолларовых бумажек. Тысяч пятьдесят. Я же тебе вчера говори ла, только все наоборот, не он мне хвастался, а я ему так ска зала.
- Он собирался их делить? - быстро спросил Иваненко.
- Пополам. Я ещё торговалась. Так что это?
- Простыня - чтобы завернуть труп, веревка - замотать, а утюг - чтобы не всплыл. Это он для тебя приготовил, Юля.
Она в ужасе отстранилась.
- Не может быть, Саня! Я знала, что он думает, как бы все заграбастать, но... не таким же образом.
- Ох, Юлька! - он обнял её, покачал головой. - С тобой не соскучишься. Ну и что мы будем дальше делать?
- Не знаю... - сказала она, прижимаясь к нему всем телом. - Ты же собирался меня защищать, правда?
- Конечно.
- Ну тогда... оставайся здесь. Со мной.
- Ты... ты серьезно? Ты не шутишь, Юля? - заволновался Ива ненко.
- Нет, не шучу. Только я тебе честно скажу: я не знаю, что будет дальше. Может быть, мы будем вместе, а может и нет.
- Если ты хочешь просто отблагодарить меня таким образом, то лучше не надо, Юля. Я.. я слишком серьезно к тебе отношусь. Мой долг - помочь тебе... просто так, я же говорил об этом.
- Да ну тебя, Саня! Я вовсе не тащу тебя в свою постель, можешь лечь на кровати Колготина. Я сплю на диване. Мне страшно оставаться здесь одной, понимаешь?
- А мне, думаешь, не страшно будет видеть, как ты спишь совсем рядом, а подойти, поцеловать самую красивую в мире дев чонку - нельзя? пробормотал Иваненко, опускаясь на колени.
Он нежно прикоснулся губами к её сухой ладошке.
- Не забывай, у меня нога раненая, - напомнила Юля. - Ее нельзя тревожить.
- Я буду сидеть на полу рядом с диваном и смотреть, как ты спишь. Юля, если бы ты знала, как долго я мечтал об этом...
Ее ладонь ласково скользнула по его коротким русым воло сам. Иваненко встал с колен, принялся жадно целовать её губы, щеки, шею, мочки ушей... Юля прижалась к нему, задумчиво глядя на желтое пятно над кроватью.
Она уже знала, что сидеть на полу у дивана он не станет. Но это было все-таки лучше, чем остаться одной в квартире
Колготина...
"Классная телка, Стас!.. Дай и мне, хоть чуть-чуть, а?..." "Хочется сделать что-то невероятное..."
"Не надо, Саня, ничего не надо делать..."
"Я люблю тебя, Юля!"
"Я за руль, а ты трусы ей будешь натягивать, да?"
"Зайди с той стороны, держи её сверху, а я посмотрю, что та снизу делается..."
"Кла-ас!"
"Я люблю тебя, Юля! Ты слышишь?"
"Не надо ничего делать, Саня, не надо..."
Она стонала, скрипела зубами, исступленно мотала головой. И терпела. Изо всех сил терпела. А он думал, что доставляет ей удовольствие.
30
Симпатичная блондинка в короткой юбочке (грех скрывать длинные, стройные ноги, тем более, когда ежедневно общаешься с богатыми людьми!) с восторгом разглядывала забинтованную голову Лаврентьева.
- Ой, Вадим Павлович, вы так здорово выглядите с этой по вязкой, пропела она, похоже, не сомневаясь, что ранение он по лучил в жестокой схватке с мафией, которая конечно же, была по беждена.
Офис компании "Колея" занимал второй этаж старого дома в Плотниковом переулке. Двери кабинетов Чернова и Лаврентьева смотрели друг на друга, а между ними была комната секретарши Нади. Чернов обедал, и Надя, обрадованная неожиданным приездом генерального менеджера, лично проводила Лаврентьева до рабочего стола.
- Надо почаще разбивать голову, ты это хотела сказать, На дюша? усмехнулся Лаврентьев.
Секретарша поняла, что сказала не то.
- Ну что вы, Вадим Павлович! А почему вы так быстро вышли на работу? У нас тут все в порядке, могли бы отдохнуть, подле читься, как следует. Ой, мы все так переживали за вас, особенно я, честное слово!
- Я знаю, Надюша, спасибо, - сказал Лаврентьев, усаживаясь в кресло. - Значит, говоришь, идет мне эта повязка? Тебе тоже идут всякие повязочки: белые, голубенькие... Не на голове, ра зумеется. Какая сегодня? Можно взглянуть?
- Можно, - смело сказала девушка и, грациозно покачивая бедрами, подошла к Лаврентьеву, встала рядом с его креслом.
Лаврентьев погладил длинную ногу, сдвигая вверх край юбоч ки. Совсем немного, чтобы увидеть голубые трусики под черными колготками. Он частенько это делал, просто так, чтобы улучшить настроение, снять усталость, почувствовать прилив сил. Здорово помогало. Иногда заводился так, что приходилось срочно запирать дверь. Чернов поступал так же и называл это "сексотерапией".
Но сейчас Лаврентьев ничего не почувствовал.
- Вот теперь я не сомневаюсь, что ты выглядишь куда лучше, чем я, со вздохом сказал он и опустил руку. - Твоя повязка просто с ума сводит. Но мне, к сожалению, противопоказано не только сумасшествие, но всякое волнение.
К подобным "проверкам" Надя относилась вполне спокойно - такая работа. Любая девушка, устраиваясь секретаршей в частную фирму, должна предупредить руководство, что не поощряет "ин тим". Шансы получить вакантное место при этом значительно сни жаются, зато все честно. А если такого разговора не было, тогда все ясно. Так считала Надя, не сомневаясь, что это правильно и очень современно.
К тому же, внимание Лаврентьева ей было особенно приятно. Два раза бывала у него в гостях, там они общались на "ты" и На де это очень понравилось. Она была бы не прочь снова навестить его, глядишь, и пригласит летом в круиз "Похищение Европы". А после него... Все может быть, если она постарается.
- Вас не так-то просто свести с ума, Вадим Павлович - ко кетливо улыбнулась Надя. - Но очень хочется... не теперь, а поз же, когда вы совсем поправитесь. Вам чай принести или кофе?
Вадим вспомнил, что совсем недавно об этом же спрашивала Юля у него на кухне. Те же слова, но звучали они по-другому.
- Спасибо, Надюша, я подумаю о том, что мне хочется, - он улыбнулся и добавил. - И о том, что тебе хочется...
- Мне всегда хочется того же, что и вам, - заверила его де вушка и, наклонившись к уху Лаврентьева, торопливо зашептала. - Вчера на совете директоров Чернов говорил о том, как правильно он поступил, что сделал ставку на новые разработки "Форс"! На них сейчас огромный спрос, прямо ажиотаж развернулся. Всю пар тию, которая должна поступить в марте, уже продали, и есть за казы на следующую. Он ещё хвалил себя за то, что получил у "Форс" эксклюзивное право представлять в СНГ последние версии. А я-то помню, что это ваша идея. Он все рвался взять за бесце нок 386-е процессоры и материнские платы, говорил, что прибыль окажется громадной, у нас ещё долго будет хороший спрос на не дорогие 386-е компьютеры. А вы были категорически против. Те перь, когда ясно, что 386-е совсем не идут, присваивает себе ваши идеи!
Вадим усмехнулся. На ухо и шепотом здесь говорят не интим ные вещи, а осуждают начальника - не дай Бог, услышит! И такие сообщения свидетельство самой глубочайшей преданности. Ведь если Лаврентьев случайно скажет об этом Чернову, она останется без работы! Похоже, девчонке очень хочется...
- Я благодарен тебе за доверие, Надюша, - с улыбкой сказал он и шлепнул девушку по упругой попке. - Принеси мне сводку вче рашних достижений магазинов и, если можно, копии договоров, ко торые Чернов подписывал без меня.
- Конечно, Вадим Павлович. Сейчас.
Как она качала бедрами, выходя из кабинета! Действительно, хочется девчонке. Склонив голову на ладонь, Лаврентьев долго смотрел на дверь, обитую черной кожей. Потом ещё раз, теперь уже мрачно, усмехнулся.
Ей хочется, а ему - нет. Стройные ноги в черных колготках и то, что он видел под юбкой, не возбудили его, не отвлекли от невеселых мыслей.
Другая девушка хозяйничала в его воображении: то появля лась, то исчезала, то улыбалась, раскинув длинные ноги с неж ной, смуглой кожей на белой простыне и разметав по подушке тем ные волосы, то смотрела, как обиженный ребенок перед тем, как заплакать...
Ночью, в больничной палате, он понял, что нужно встретить ся и поговорить с Юлей. И даже придумал, как он будет разгова ривать с нею, чтобы не особенно показывать свои чувства, и в то же время как бы извиниться. Она должна понимать, что вчера он плохо себя чувствовал, плохо соображал. Поэтому и говорил с нею... может быть, излишне резко. К тому же, и она виновата в том, что случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56