..
Колокольчиков заметно вздрогнул.
— Шучу, — неубедительно сказал майор. — Неудачно шучу... Устал я, брат, как собака. Ничего ведь мы про него не докажем. Сам он никого не убивал, а эти его мордовороты лучше язык себе откусят, чем против него показания давать. И вот что: надо искать Прудникова.
— Прудникова? Так где ж его найдешь? Замочили, наверное, давно.
— Наивняк ты, Колокольчиков. Неужели ты еще не понял, что это именно он всю кашу заварил? Что-то он у Студента украл, где-то он его кинул, вот и решил избавиться.
— А Скворцова?
— А Скворцова, похоже, сфотографировала его в ненужное время и не в том месте. Так мне, во всяком случае, кажется.
— Знаю я, как вам кажется... Когда вам кажется, можно дело закрывать.
— Твои бы слова да Богу в уши... Ладно, хватит трепаться. Квартирой Скворцовой займись сам. Чует мое сердце, должна она туда заявиться...
— Ах, сердце, — многозначительно повторил Колокольчиков, вставая. — Тогда я поехал, а то как бы не опоздать.
Пока Колокольчиков сидел у майора, на улице, оказывается, прошел короткий дождик. Асфальт был влажный, а небо уже успело затянуться облаками — не слишком темными и не слишком низкими, но плотными, без единого просвета.
Колокольчиков вынул из кармана бумажку с адресом, еще раз перечитал, прикинул, где это, и в сердцах плюнул: ехать предстояло к черту на рога, да еще и с тремя пересадками, в битком набитом транспорте. Тяжело вздохнув, он засунул бумажку на место и решительно зашагал в сторону автобусной остановки.
Спустя час с небольшим, встрепанный и помятый, он с трудом выбрался из переполненного троллейбуса в десяти минутах ходьбы от Катиного дома. Сунув руку в карман куртки, он обнаружил, что у него пропали сигареты — то ли выронил он их в давке, то ли залез кто-то. к нему в карман под шумок. Так или иначе, но курить было нечего. Колокольчиков испуганно полез за пазуху и с облегчением вздохнул: бумажник, удостоверение и табельный “Макаров” были на месте. “Хорош бы я был, — криво улыбнувшись, подумал он, озираясь в поисках табачного ларька.
Такового в пределах видимости не обнаружилось, но зато прямо через дорогу Колокольчиков заметил большой гастроном, в котором наверняка можно было не только приобрести сигареты, но и выпить чашечку кофе, а то и сжевать что-нибудь более существенное. Старший лейтенант вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера, и немедленно в желудке что-то с урчанием провернулось — природа брала свое, и даже куча трупов, которую Колокольчиков наблюдал всего лишь пару часов назад, не могла надолго лишить его аппетита.
Перейдя, как и все прочие граждане, дорогу в неположенном месте, Колокольчиков преодолел металлическое ограждение проезжей части, галантно помог перебраться через него полноватой даме в возрасте, у которой никак не получалось перекинуть ногу через низенькую оградку, молчаливо кивнул в ответ на высказанные сквозь сильную одышку слова благодарности и вошел в напоенное сытными запахами тепло гастронома.
Кафетерий здесь был довольно уютный и не слишком дорогой, что вполне устраивало не бравшего взяток старшего лейтенанта Колокольчикова. Отстояв короткую очередь, он получил свои сигареты, большую чашку сильно пахнущего жженым сахаром растворимого кофе и ненормально горячий хот-дог на пластмассовом блюдце. Два хот-дога, конечно, были бы предпочтительнее, но утлое суденышко лейтенантского бюджета свободно могло пойти ко дну, не выдержав такой массированной атаки.
Колокольчиков пристроился за столиком в углу. Он любил располагаться лицом к окну, но в кафетерии было полно народу, так что выбирать не приходилось, и он вынужден был глотать еду стоя, невольно изучая в деталях рекламный плакат сигарет “Уинстон”. На плакате был изображен остров Манхэттен, заснятый с высоты птичьего полета. Некоторое время старший лейтенант внимательно изучал ощетинившуюся небоскребами панораму, после чего равнодушно отвел взгляд и стал разглядывать сильно накрашенную девицу в кокетливо сдвинутой шапочке, лихо орудовавшую возле кофейного автомата. Остров Манхэттен Колокольчикова не интересовал — в целях сохранения душевного равновесия тот давно, еще на заре перестройки, решил считать, что никакой Америки на свете не существует. “Впрочем, — мимоходом подумал он, — швали там все равно ничуть не меньше, чем здесь, и тамошним ментам тоже, наверное, приходится несладко”. Занятый своим хот-догом и своими мыслями, развернутый спиной к окну Колокольчиков не увидел, как мимо гастронома неторопливо прошла девушка в кожаной куртке и темных очках, приметы которой полностью совпадали с теми, которые полтора часа назад перечислил ему майор Селиванов. Перед витриной кафетерия она ненадолго остановилась, раздумывая, по всей видимости, не зайти ли на чашечку кофе, но не зашла, поскольку ее бюджет был сейчас гораздо беднее бюджета старшего лейтенанта. Откровенно говоря, она как раз раздумывала, а не наведаться ли ей в “Ингу”. Правда, пистолета у нее больше не было, но она не сомневалась, что теперь сможет вытрясти из сердечного друга Витеньки любую сумму, просто погрозив ему пальцем. Она невесело улыбнулась своим мыслям, подслушав которые, старший лейтенант Колокольчиков наверняка подавился бы хот-догом, отвернулась от витрины и все так же неторопливо двинулась в сторону своего дома.
Колокольчиков жевал неторопливо и вдумчиво, но все равно хот-дог кончился как-то незаметно. Залпом допив отвратительный, слишком сладкий кофе, старший лейтенант со вздохом отвалился от столика и вышел на улицу, на ходу разрывая целлофановую обертку на сигаретной пачке. Вкусовые рецепторы все еще хранили сладостное воспоминание о сосиске с кетчупом и горчицей, что способствовало интенсивному слюноотделению, и Колокольчиков торопливо закурил, чтобы прекратить это безобразие.
Сориентировавшись по номерам домов, он двинулся направо, отставая от Кати на каких-нибудь двести метров. Он шагал неторопливо — в конце концов, он сегодня заслужил если уж не отдых, то хотя бы десять минут такой вот неторопливой прогулки, да и тягостное впечатление, оставшееся от разговора с майором Селивановым, в значительной степени сгладилось, вероятно, под благотворным воздействием все того же хот-дога.
В самом деле, ну мыслимо ли это, чтобы какая-то девчонка устроила такую бойню, вышла один на один с самим Банкиром и все еще была жива после этого? Даже если и так, то кой черт погонит ее сейчас домой? На ее месте старший лейтенант Колокольчиков сунулся бы к себе домой в самую последнюю очередь.
Рассуждая подобным образом, Колокольчиков незаметно преодолел расстояние, отделявшее его от Катиного дома. Как и говорил майор, это оказалась шестнадцатиэтажная панельная махина, средняя в ряду из трех таких же облупленных белых громадин. Место оказалось довольно уютным, несколько портила его только близость ЛТП, бетонный забор которого возвышался справа. К дому пришлось идти по длинному извилистому проходу между этим забором и другим таким же, принадлежавшим, как понял Колокольчиков, какому-то ремонтному заводику. Проход был жутковатый. Колокольчиков представил, каково здесь поздно вечером, и поморщился. Более удобное место для того, чтобы снять с кого-нибудь штаны, можно было бы найти разве что в лесу. В остальном же здесь было вполне уютно и даже тихо. Снова сверившись со своей бумажкой, Колокольчиков вошел в подъезд. Судя по номеру квартиры, ему нужно было на самую верхотуру, аж на шестнадцатый этаж. Лифт мучительно долго громыхал сверху — видимо, кто-то загнал его под самую крышу. “Уж не наша ли девица”, — подумал Колокольчиков и даже улыбнулся этому дикому предположению. Нервишки у него что-то расходились, с того самого момента, как нажал кнопку вызова лифта, он ощущал какой-то мандраж, словно перед первым задержанием. Он припомнил, как стоял тогда с ребятами, прижавшись к исписанной мелом стене подъезда с пистолетом в потной ладони и с холодной жабой в груди... Куртку потом пришлось чистить, с улыбкой вспомнил он, измазался мелом, как первоклассник у доски...
Лифт наконец прибыл, с лязгом распахнув тускло освещенное нутро.. Колокольчиков шагнул в опасно просевшую под его весом кабину, нажал кнопку шестнадцатого этажа и, тихо насвистывая “Наша служба и опасна, и трудна”, поехал наверх. Он все еще насвистывал, когда кабина поднялась на шестнадцатый этаж и двери неохотно разъехались в стороны. Он продолжал насвистывать, сворачивая за угол коридора и отыскивая глазами табличку с номером Катиной квартиры. И вдруг свист резко оборвался, и старший лейтенант Колокольчиков застыл на месте, расширившимися зрачками вглядываясь в полумрак коридора, слабо разжиженный желтушным светом сорокаваттной лампочки.
С двери Катиной квартиры были сорваны печати.
Более того, дверь была приоткрыта, и сквозь узкую щель на лестничную площадку проливался тоненький ручеек негромкой музыки. Насколько мог определить никогда особенно не увлекавшийся музыкой Колокольчиков, пел Луи Армстронг.
Колокольчиков тихо выпустил из легких воздух — оказывается, он стоял, затаив дыхание, — вынул из наплечной кобуры пистолет и, стараясь не производить ни единого звука, крадучись двинулся вперед — туда, где пел Луи Армстронг и откуда тянуло слабым ароматом хорошего вирджинского табака.
Стоя в неосвещенной ванной с молотком в заранее занесенной для удара руке, Катя вдруг почувствовала себя усталой и одинокой.
Это чувство накатило с такой внезапностью и остротой, что она едва не всхлипнула. Одинокая слеза проложила себе дорогу из-под век и скатилась до середины щеки, рука с молотком непроизвольно расслабилась и наполовину опустилась. Катя стиснула зубы и снова занесла молоток над головой.
В комнате тихо играл Луи Армстронг, недокуренная сигарета дымилась на столе в кухне, и уже бормотал, собираясь вот-вот закипеть, Катин любимый чайник со свистком. В прихожей осторожно хрустел битым стеклом тот самый здоровяк, которого Катя заметила из окна, когда он стоял перед подъездом и озирался по сторонам, держа в руке какую-то бумажку. Судя по тому, что он насвистывал, выходя из лифта, это был мент. Катю подмывало нагнуться и посмотреть в пробитую Костиковой пулей дырку, но она сдерживалась — ее могли услышать.
“Устала, — подумала она. — До чего же я устала! Трое суток спать, не раздеваясь, мотаться по холодному городу с руками по локоть в крови, шарахаться от каждого встречного, за версту обходить милицейские патрули, прятаться от них в заплеванных подъездах и воняющих аммиаком подворотнях, ночи напролет ерзать на жестких вокзальных скамейках, пытаясь устроиться так, чтобы поменьше дуло, питаться пережаренными пирожками с капустой и страдать потом от изжоги, часами выискивать общественные туалеты... Он пришел за мной. Селиванов, наконец, допер, что я замешана в этом деле гораздо сильнее, чем можно было предположить, и прислал этого быка посмотреть, не забрела ли я погреться. И до чего же вовремя! Ну, вот что мне теперь с ним делать?
Интересно, а много ли они знают? Много, наверное. Селиванов хитрец и умница, да и потом, они ведь взяли тех четверых на кладбище. Серого не стоило убивать, — поняла она. — Все равно Селиванов все понял, и этот мент в коридоре наверняка держит в руке готовую к бою пушку...
Эх, Серый, и угораздило же тебя подвернуться под пулю! Мне так нужен был напарник... нет, будем честными и не станем врать без особой необходимости: Серый нужен был в роли подставного, чтобы на какое-то время отвлечь на себя телохранителей... А что теперь? Снова одна, Банкир недосягаем, оружия нет, в прихожей сопит и топчется по битому стеклу мордатый опер... Даже чаю не дал попить, скотина. Соблазнить его, что ли? — Катя с трудом сдержала истерический смешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Колокольчиков заметно вздрогнул.
— Шучу, — неубедительно сказал майор. — Неудачно шучу... Устал я, брат, как собака. Ничего ведь мы про него не докажем. Сам он никого не убивал, а эти его мордовороты лучше язык себе откусят, чем против него показания давать. И вот что: надо искать Прудникова.
— Прудникова? Так где ж его найдешь? Замочили, наверное, давно.
— Наивняк ты, Колокольчиков. Неужели ты еще не понял, что это именно он всю кашу заварил? Что-то он у Студента украл, где-то он его кинул, вот и решил избавиться.
— А Скворцова?
— А Скворцова, похоже, сфотографировала его в ненужное время и не в том месте. Так мне, во всяком случае, кажется.
— Знаю я, как вам кажется... Когда вам кажется, можно дело закрывать.
— Твои бы слова да Богу в уши... Ладно, хватит трепаться. Квартирой Скворцовой займись сам. Чует мое сердце, должна она туда заявиться...
— Ах, сердце, — многозначительно повторил Колокольчиков, вставая. — Тогда я поехал, а то как бы не опоздать.
Пока Колокольчиков сидел у майора, на улице, оказывается, прошел короткий дождик. Асфальт был влажный, а небо уже успело затянуться облаками — не слишком темными и не слишком низкими, но плотными, без единого просвета.
Колокольчиков вынул из кармана бумажку с адресом, еще раз перечитал, прикинул, где это, и в сердцах плюнул: ехать предстояло к черту на рога, да еще и с тремя пересадками, в битком набитом транспорте. Тяжело вздохнув, он засунул бумажку на место и решительно зашагал в сторону автобусной остановки.
Спустя час с небольшим, встрепанный и помятый, он с трудом выбрался из переполненного троллейбуса в десяти минутах ходьбы от Катиного дома. Сунув руку в карман куртки, он обнаружил, что у него пропали сигареты — то ли выронил он их в давке, то ли залез кто-то. к нему в карман под шумок. Так или иначе, но курить было нечего. Колокольчиков испуганно полез за пазуху и с облегчением вздохнул: бумажник, удостоверение и табельный “Макаров” были на месте. “Хорош бы я был, — криво улыбнувшись, подумал он, озираясь в поисках табачного ларька.
Такового в пределах видимости не обнаружилось, но зато прямо через дорогу Колокольчиков заметил большой гастроном, в котором наверняка можно было не только приобрести сигареты, но и выпить чашечку кофе, а то и сжевать что-нибудь более существенное. Старший лейтенант вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера, и немедленно в желудке что-то с урчанием провернулось — природа брала свое, и даже куча трупов, которую Колокольчиков наблюдал всего лишь пару часов назад, не могла надолго лишить его аппетита.
Перейдя, как и все прочие граждане, дорогу в неположенном месте, Колокольчиков преодолел металлическое ограждение проезжей части, галантно помог перебраться через него полноватой даме в возрасте, у которой никак не получалось перекинуть ногу через низенькую оградку, молчаливо кивнул в ответ на высказанные сквозь сильную одышку слова благодарности и вошел в напоенное сытными запахами тепло гастронома.
Кафетерий здесь был довольно уютный и не слишком дорогой, что вполне устраивало не бравшего взяток старшего лейтенанта Колокольчикова. Отстояв короткую очередь, он получил свои сигареты, большую чашку сильно пахнущего жженым сахаром растворимого кофе и ненормально горячий хот-дог на пластмассовом блюдце. Два хот-дога, конечно, были бы предпочтительнее, но утлое суденышко лейтенантского бюджета свободно могло пойти ко дну, не выдержав такой массированной атаки.
Колокольчиков пристроился за столиком в углу. Он любил располагаться лицом к окну, но в кафетерии было полно народу, так что выбирать не приходилось, и он вынужден был глотать еду стоя, невольно изучая в деталях рекламный плакат сигарет “Уинстон”. На плакате был изображен остров Манхэттен, заснятый с высоты птичьего полета. Некоторое время старший лейтенант внимательно изучал ощетинившуюся небоскребами панораму, после чего равнодушно отвел взгляд и стал разглядывать сильно накрашенную девицу в кокетливо сдвинутой шапочке, лихо орудовавшую возле кофейного автомата. Остров Манхэттен Колокольчикова не интересовал — в целях сохранения душевного равновесия тот давно, еще на заре перестройки, решил считать, что никакой Америки на свете не существует. “Впрочем, — мимоходом подумал он, — швали там все равно ничуть не меньше, чем здесь, и тамошним ментам тоже, наверное, приходится несладко”. Занятый своим хот-догом и своими мыслями, развернутый спиной к окну Колокольчиков не увидел, как мимо гастронома неторопливо прошла девушка в кожаной куртке и темных очках, приметы которой полностью совпадали с теми, которые полтора часа назад перечислил ему майор Селиванов. Перед витриной кафетерия она ненадолго остановилась, раздумывая, по всей видимости, не зайти ли на чашечку кофе, но не зашла, поскольку ее бюджет был сейчас гораздо беднее бюджета старшего лейтенанта. Откровенно говоря, она как раз раздумывала, а не наведаться ли ей в “Ингу”. Правда, пистолета у нее больше не было, но она не сомневалась, что теперь сможет вытрясти из сердечного друга Витеньки любую сумму, просто погрозив ему пальцем. Она невесело улыбнулась своим мыслям, подслушав которые, старший лейтенант Колокольчиков наверняка подавился бы хот-догом, отвернулась от витрины и все так же неторопливо двинулась в сторону своего дома.
Колокольчиков жевал неторопливо и вдумчиво, но все равно хот-дог кончился как-то незаметно. Залпом допив отвратительный, слишком сладкий кофе, старший лейтенант со вздохом отвалился от столика и вышел на улицу, на ходу разрывая целлофановую обертку на сигаретной пачке. Вкусовые рецепторы все еще хранили сладостное воспоминание о сосиске с кетчупом и горчицей, что способствовало интенсивному слюноотделению, и Колокольчиков торопливо закурил, чтобы прекратить это безобразие.
Сориентировавшись по номерам домов, он двинулся направо, отставая от Кати на каких-нибудь двести метров. Он шагал неторопливо — в конце концов, он сегодня заслужил если уж не отдых, то хотя бы десять минут такой вот неторопливой прогулки, да и тягостное впечатление, оставшееся от разговора с майором Селивановым, в значительной степени сгладилось, вероятно, под благотворным воздействием все того же хот-дога.
В самом деле, ну мыслимо ли это, чтобы какая-то девчонка устроила такую бойню, вышла один на один с самим Банкиром и все еще была жива после этого? Даже если и так, то кой черт погонит ее сейчас домой? На ее месте старший лейтенант Колокольчиков сунулся бы к себе домой в самую последнюю очередь.
Рассуждая подобным образом, Колокольчиков незаметно преодолел расстояние, отделявшее его от Катиного дома. Как и говорил майор, это оказалась шестнадцатиэтажная панельная махина, средняя в ряду из трех таких же облупленных белых громадин. Место оказалось довольно уютным, несколько портила его только близость ЛТП, бетонный забор которого возвышался справа. К дому пришлось идти по длинному извилистому проходу между этим забором и другим таким же, принадлежавшим, как понял Колокольчиков, какому-то ремонтному заводику. Проход был жутковатый. Колокольчиков представил, каково здесь поздно вечером, и поморщился. Более удобное место для того, чтобы снять с кого-нибудь штаны, можно было бы найти разве что в лесу. В остальном же здесь было вполне уютно и даже тихо. Снова сверившись со своей бумажкой, Колокольчиков вошел в подъезд. Судя по номеру квартиры, ему нужно было на самую верхотуру, аж на шестнадцатый этаж. Лифт мучительно долго громыхал сверху — видимо, кто-то загнал его под самую крышу. “Уж не наша ли девица”, — подумал Колокольчиков и даже улыбнулся этому дикому предположению. Нервишки у него что-то расходились, с того самого момента, как нажал кнопку вызова лифта, он ощущал какой-то мандраж, словно перед первым задержанием. Он припомнил, как стоял тогда с ребятами, прижавшись к исписанной мелом стене подъезда с пистолетом в потной ладони и с холодной жабой в груди... Куртку потом пришлось чистить, с улыбкой вспомнил он, измазался мелом, как первоклассник у доски...
Лифт наконец прибыл, с лязгом распахнув тускло освещенное нутро.. Колокольчиков шагнул в опасно просевшую под его весом кабину, нажал кнопку шестнадцатого этажа и, тихо насвистывая “Наша служба и опасна, и трудна”, поехал наверх. Он все еще насвистывал, когда кабина поднялась на шестнадцатый этаж и двери неохотно разъехались в стороны. Он продолжал насвистывать, сворачивая за угол коридора и отыскивая глазами табличку с номером Катиной квартиры. И вдруг свист резко оборвался, и старший лейтенант Колокольчиков застыл на месте, расширившимися зрачками вглядываясь в полумрак коридора, слабо разжиженный желтушным светом сорокаваттной лампочки.
С двери Катиной квартиры были сорваны печати.
Более того, дверь была приоткрыта, и сквозь узкую щель на лестничную площадку проливался тоненький ручеек негромкой музыки. Насколько мог определить никогда особенно не увлекавшийся музыкой Колокольчиков, пел Луи Армстронг.
Колокольчиков тихо выпустил из легких воздух — оказывается, он стоял, затаив дыхание, — вынул из наплечной кобуры пистолет и, стараясь не производить ни единого звука, крадучись двинулся вперед — туда, где пел Луи Армстронг и откуда тянуло слабым ароматом хорошего вирджинского табака.
Стоя в неосвещенной ванной с молотком в заранее занесенной для удара руке, Катя вдруг почувствовала себя усталой и одинокой.
Это чувство накатило с такой внезапностью и остротой, что она едва не всхлипнула. Одинокая слеза проложила себе дорогу из-под век и скатилась до середины щеки, рука с молотком непроизвольно расслабилась и наполовину опустилась. Катя стиснула зубы и снова занесла молоток над головой.
В комнате тихо играл Луи Армстронг, недокуренная сигарета дымилась на столе в кухне, и уже бормотал, собираясь вот-вот закипеть, Катин любимый чайник со свистком. В прихожей осторожно хрустел битым стеклом тот самый здоровяк, которого Катя заметила из окна, когда он стоял перед подъездом и озирался по сторонам, держа в руке какую-то бумажку. Судя по тому, что он насвистывал, выходя из лифта, это был мент. Катю подмывало нагнуться и посмотреть в пробитую Костиковой пулей дырку, но она сдерживалась — ее могли услышать.
“Устала, — подумала она. — До чего же я устала! Трое суток спать, не раздеваясь, мотаться по холодному городу с руками по локоть в крови, шарахаться от каждого встречного, за версту обходить милицейские патрули, прятаться от них в заплеванных подъездах и воняющих аммиаком подворотнях, ночи напролет ерзать на жестких вокзальных скамейках, пытаясь устроиться так, чтобы поменьше дуло, питаться пережаренными пирожками с капустой и страдать потом от изжоги, часами выискивать общественные туалеты... Он пришел за мной. Селиванов, наконец, допер, что я замешана в этом деле гораздо сильнее, чем можно было предположить, и прислал этого быка посмотреть, не забрела ли я погреться. И до чего же вовремя! Ну, вот что мне теперь с ним делать?
Интересно, а много ли они знают? Много, наверное. Селиванов хитрец и умница, да и потом, они ведь взяли тех четверых на кладбище. Серого не стоило убивать, — поняла она. — Все равно Селиванов все понял, и этот мент в коридоре наверняка держит в руке готовую к бою пушку...
Эх, Серый, и угораздило же тебя подвернуться под пулю! Мне так нужен был напарник... нет, будем честными и не станем врать без особой необходимости: Серый нужен был в роли подставного, чтобы на какое-то время отвлечь на себя телохранителей... А что теперь? Снова одна, Банкир недосягаем, оружия нет, в прихожей сопит и топчется по битому стеклу мордатый опер... Даже чаю не дал попить, скотина. Соблазнить его, что ли? — Катя с трудом сдержала истерический смешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54